понедельник, 10 августа 2015 г.

НА ВСЕХ НЕ УГОДИШЬ


"Да, из Англии Маршак вернулся не один. Он привез с собой целую компанию гениев: Шекспира, Бернса, Киплинга, Блейка. Кроме кампании борьбы с космополитизмом бушевала еще борьба с "низкопоклонством перед Западом". И в самый ее разгар Маршак с непостижимой смелостью переводит сонеты Шекспира. "Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж / Достоинство, что просит подаянья, / Над простотой глумящуюся ложь, / Ничтожество в роскошном одеянье..." Появились разносные статьи: Маршак-де, не зная русского языка (намек на происхождение), перевел Шекспира коряво, исказив его смысл. Как вдруг опять неожиданность — Сталину сонеты понравились. Тиран заботился о своей посмертной славе и вообще любил неожиданные концовки. И сразу посыпались награды и поздравления, издания и переиздания. Впрочем, как только Сталин умер, брюзжание возобновилось".
 Вот один из образцов от Юрия Карабчиевского:
"66-й сонет В. Шекспира, как самый известный и наиболее читаемый. И есть прекрасный перевод Пастернака, простой, мужественный:

Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется палачу[1],
И доверять, и попадать впросак.
……………………………………………………….
Измучась всем, не стал бы жить и дня.
Да другу трудно будет без меня.
   Проще бы разве что промолчать. Маршак же сказал следующее:

Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянье,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеяньи,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор…

   И еще столько же пустопорожних, не очень грамотных строчек…

   И совершенству ложный приговор. Что значит ложный — несправедливый, что ли? Но разве может быть справедливый приговор совершенству?
   И неуместной почести позор. Надо очень хотеть, чтобы откопать смысл этой строчки, кроме прочего еще и безграмотной (мастерство, мастерство, техника, техника!), потому что родительный падеж здесь звучит как винительный: неуместный позор почести.
   Безликость, бесчувственность, безударность, пустое формальное стихосложение — вот что такое мастерство Маршака. У Пастернака даже рифмы — только мужские, подчеркивающие простоту и скупость (в оригинале, кстати, тоже мужские). А у Маршака — хоть через одну, да женские, все-таки и тут побольше расплывчатости. Он часто жаловался на краткость английской строки по сравнению с русской. (С какой русской? С какой-то аналогичной.) Этим он оправдывал свое многосложие, растягивание строки в переводе. Так, женская рифма — а точнее, бесполая — сыграла не последнюю роль в уничтожении ритма блэйковского «Тигра».
   И еще 66-й сонет. Последние две строки. Прелесть какое двустишие:


Все мерзостно, что вижу я вокруг.
Но жаль тебя покинуть, милый друг.

   Это уже оперетта. Просто явственно слышишь мелодию и видишь картавого старичка («мегзостно») во фрачке, делающего ручкой. Там дальше мелодия ускоряется и идет каскад, он и она, причем он так потешно выбрасывает коленки в стороны… Но, конечно, это вышло у Маршака нечаянно, от безвкусицы и бесчувствия. Опереточные куплеты — вещь непростая, требующая если не таланта, то лихости, думаю, специально бы он не смог…

   Человек этот, исписавший кучу страниц, слывший мэтром не только официально, но и среди приличных и одаренных людей, не написал ни одного живого слова. Он ни разу не вскрикнул, не заплакал, не выругался — ни в переводах, ни в оригинальных стихах. Читать его — утомительнейшее занятие, выматываешься от придумывания смыслов и чувств, от подстановки собственных ударений в эту аморфную и безударную массу. Кстати, читать его стихи монотонно, как обычно — и правильно! — читают поэты, просто невозможно по существу. Маршак не доверяет ритму стиха, и слово у него не сцеплено с ритмом, не усваивает его и не преодолевает, а существует само по себе. И приходится, чтобы выявить хоть какую-то иерархию, задавать принудительные интонации, какое-то место искусственно смазывать, какое-то подчеркивать, так же искусственно, то есть читать, как читают стихи актеры или учителя на диктантах. Собственной поэтической интонации стих Маршака не содержит".
 Карабчевский учит Маршака грамоте. Большой поэтический талант Твардовского считает, что Самуил Маршак сам может научить русской грамоте кого угодно:

"Маршак освобождает своих биографов и исследователей от необходимости неизбежных в других случаях пространных толкований путей и перепутий его развития или особо сложных, притемненных мест его поэзии. Если бы и нашлись места, требующие известной читательской сосредоточенности, то это относилось бы к Шекспиру, Блейку, Китсу или кому другому, с кем знакомит русского читателя Маршак-переводчик, которому заказаны приемы упрощения или "облегчения" оригинала. Но при всей видимой ясности, традиционности и как бы незамысловатости приемов и средств Маршака, он, мастер, много думавший об искусстве поэзии, заставляет всматриваться и думать о себе не менее, чем любой из его литературных сверстников, и куда более, чем иные сложные и пересложные "виртуозы стиха"."
 Кому верить? Себе и только себя. Гений Свифта ненавидел гениального Даниэля Дефо, Толстой Лев отказывал в таланте тому же Шекспиру... Примеров подобных множество. Еще в молодости приучил себя не следовать за чужим мнением. Радуйтесь тому, что вас радует, верьте тому, во что верится. По мне переводы Шекспира Маршака на голову выше переводов Пастернака ( здесь я согласен с вождем народов), хотя поэзия Бориса Леонидовича  значительней, глубже поэзии Самуила Яковлевича. Каждый из них работал на своём "огороде" и урожай снимал замечательный. Так что, оставим классиков в мире между собой и с нами. Это и будет самым правильным.

Комментариев нет:

Отправить комментарий