Две аналогии свободы.
Борис Гулько
Часть первая. Второй закон
термодинамики для обыденной жизни.
Парадокс жизни: худший кошмар,
который человек может себе вообразить –
это потеря им свободы – рабство, тюремное заключение, неудачный брак. В Израиле
существует частная организация,
пытающаяся помочь вырваться дурёхам, связавшимся с мусульманами и попавшим в
качестве жён в арабские селения.
В то же время, если назвать
самую разрушительную идею за время существования цивилизации, то нужно сказать
– это идея свободы. В борьбе за свободу за все века погибло неисчислимое
количество героев и посторонних. Кондратий
Рылеев, вдохновитель декабрьского восстания в Петербурге 1825 года, погубившего
только самих декабристов, писал: «Но где, скажи, когда была без жертв искуплена
свобода?» Так всю историю свободу жертвами и искупают.
Народное восстание 1303 -1307
годов на севере Италии под руководством «апостольского брата» Дольчино имело
программой братскую любовь и бедность, отказ от частной собственности, включая
обобществление жён. Захватывая новые города, восставшие убивали там всех евреев
– их идея свободы подразумевала это. До того, как Дольчино сожгли, он успел
одержать немало военных побед. Даже крестовый поход, организованный против него
Папой Климентом V, поначалу провалился.
Национально-освободительная
война под водительством Хмельницкого 1748-1754 годов освободила восточную
Украину от подчинения Польше и, по решению Переяславской Рады 1754 года,
присоединила её к России. По мнению историка Льва Гумилёва, в этом процессе
«первостепенное значение имела единая суперэтническая принадлежность России и
Украины». Что случилось с этой «суперэтнической принадлежностью» ныне –
аналитикам ещё разбираться, но Украина определённо желает вернуться к Польше, в
Европу. Может быть, ей стоило бы аннулировать решение Переяславской Рады? За
время освобождения казаки Хмельницкого вырезали, по разным оценкам, от 40 до
150 тысяч евреев.
На Руси борьба народа за
свободу произвела восстания Степана Разина (1670-1671 годы), Емельяна Пугачёва
(1773-1775 годы). Свободы народ не получил, но людей было перебито много.
Подвиг Разина, зачем-то утопившего персидскую княжну, воспет в популярной протяжной
народной песне, под которую хорошо засыпала моя старшая внучка, а также отражён
в лирических стихах Марины Цветаевой и Анны Ахматовой.
Борьба за свободу определяла
судьбу народов Российской империи со времён реформ Александра Второго
Освободителя. Сначала эту борьбу вели террористы, убившие в предреволюционные
годы, по оценке историка Анны Гейфман, около 17 тысяч сограждан, потом
большевики. Те пели «в царство свободы дорогу грудью проложим себе», а позже
шлягер «я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек», но их
свобода оказалась тиранией, уничтожившей десятки миллионов людей. И сейчас
часть россиян всё ещё мечтает о свободе.
За свободу боролись и в других
странах. Так в Китае в 1850-1864 годах
при восстании тайпиотов – крестьян-китайцев против маньчжурской династии
Цин – погибло более 20 миллионов человек, в Дунганском восстании 1862 года
мусульманских племён против той же династии Цин число жертв было между 8 и 12
миллионами. Эти восстания закончились поражениями. Успешное же восстание под
водительством Мао и его коммунистическое правление оказались ещё ужаснее. Они
унесли жизни, полагают, более 100 миллионов. По соседству Пол Пот, освобождая
камбоджийский народ, погубил там треть населения страны.
Не менее кровава борьба за
свободу в Африке и Латинской Америке, и при этом тоже неизменно приводит к
увеличению тирании. Особенно в случае успеха. То есть, борьба за свободу ведёт,
во-первых, к разрушению общества, а во-вторых – к тирании. Недавно я услышал
две естественно-научные аналогии, логично объясняющие оба эти феномена.
Учёный-химик Лёня Маргулис
уподобил свободу в общественной жизни процессу энтропии. Увеличение уровня
свободы является увеличением энтропии общества, что, по второму закону
термодинамики, необратимо рассеивает энергию и увеличивает меру
неупорядоченности системы. То есть увеличение свободы ведёт к потере обществом
энергии и к его разрушению.
Ярко проявилось свойство
свободы как энтропии в двух квази-государствах, реализовавших анархистскую идею
полной свободы человека в обществе: в Крестьянской республике героя Гражданской
войны Нестора Махно – он за свои подвиги был удостоен ордена Красного Знамени
за номером 4, и в автономной Каталонской республике, в которой тоже верховодили
анархисты.
Эти правили на 20 лет позже
Махно, в период гражданской войны в Испании.
Илья Эренбург в своих мемуарах описывал, как это выглядело: «Тюрем
анархисты не признавали, говорили, что нельзя лишать человека свободы; нужно
его убедить; но они не были ни толстовцами, ни пацифистами и, видя, что человек
не поддается убеждению, порой его расстреливали. В одном селе расстреляли
крестьянина, который менял талоны для парикмахерской на кофе или сахар. Я
возмутился, но один анархист мне серьезно ответил: «Ты что думаешь? Мы его
пытались переубедить, три месяца с ним разговаривали…».
Свобода-энтропия в обоих
случаях быстро рассеяла энергию обеих республик анархистов и привела их к исчезновению.
Другие политические
образования, построенные на идее свободы – а таких было немного в истории – в
результате энтропии также быстро иссякали. Выдохлись и скатились к деспотии
демократии в античных Афинах, Риме, Франции периода Великой французской
революции. Сейчас выдыхается и приближается к распаду совсем молодой
Европейский Союз.
История России последних
полутора веков также хорошо иллюстрирует этот процесс. Четырежды в России
возрастал уровень свободы – в результате реформ Александра Второго, Февральской
революции, хрущёвской оттепели и горбачёвской «перестройки» – и каждый раз
система быстро теряла энергию и процесс выдыхался. В трёх из названных четырёх
попыток вся система разрушалась.
Наши мудрецы понимали
пагубность традиционно понимаемой свободы для народов. Раби Ханина в «Поучениях
отцов» (3:2) рекомендовал евреям остерегаться участвовать в борьбе за
политическую свободу в странах их рассеяния: «Молитесь о благополучии
правителей: ведь если бы не страх перед ними, люди живьём заглатывали бы друг
друга». Многие евреи в России не послушали этого совета, ушли в революцию, и в
1937 году узнали, что значит свобода, которая энтропия – разрушение.
Понятие свободы, существующее в
иудаизме, имеет природу, отличную от светской свободы-энтропии. Самый радостный
праздник еврейского календаря – пэсах – праздник освобождения от египетского
рабства. Но в этом празднике есть известное лукавство. Свободными в обычном
смысле евреи были ровно 49 дней – от перехода посуху Красного моря до
Синайского откровения. Принятые нами у горы Синай заповеди ограничили нашу
жизнь куда строже, чем она была ограничена в Египте. Запреты коснулись не
только того, что мы не должны делать (не укради; не прелюбодействуй), но и
наших мыслей (не возжелай), и даже законов нашего отдыха (чти день субботний).
То, что уход из Египта был не обретением свободы, а ограничением её,
подчёркивает фиксированная форма празднования пэсаха, зовущаяся «седер» –
порядок: «открываем мацу – закрываем мацу; наливаем бокал; выпиваем бокал».
Празднуем не свободу-энтропию, а свободу от энтропии – свободу-закон.
Фактически то, что мы зовём
обретением свободы от Египта, явилось сменой нашего владельца – фараона на
Всевышнего. Мы стали зваться рабами Всевышнего. Вместо кнута надсмотрщика мы
приобрели структуру закона, защищающего народ от энтропии. Последний
любавичский Ребе в беседе выразил это так: «Нет и не может быть подлинной
свободы …без чёткого свода законов справедливости и праведности». Ребе имел в
виду под законами, очевидно, 613 заповедей, данных иудеям. Учёный физик любавич
Александр Полторак в
своём эссе о празднике Шавуот определил понятие свободы в духе классической
механики как свободу выбора между альтернативными возможностями: приняв на
себя 613 заповедей Торы мы приобрели 613 степеней свободы. Это многим больше
свободы, чем в 10-ти заповедях, принятых на себя христианами и в 7-ми для
сыновей Ноаха.
Лёня Маргулис представил такую
аналогию: разрушительная энтропия может быть компенсирована только энергией,
привнесённой в систему извне. Такой энергией для еврейского общества и стал
закон, данный нам на Синае. Более 33 столетий он хранит нас. Это беспрецедентно
долгий срок для человеческой общности.
Принятие на себя библейских
заповедей – это освобождение от энтропии-исчезновения, то есть это освобождение
от свободы. Евреи, уходящие от иудаизма, от его законов, выбирая традиционную
свободу, оказываются во власти энтропии, быстро выдыхаются как евреи,
ассимилируются и исчезают.
Единственным успешным
построением государства на принципах свободы оказались Соединённые Штаты,
созданные религиозными переселенцами из Европы во второй половине 18 века. Социолог
Давид Голдман описал это так: «Американская исключительность – это вера, что
Америка, имитируя библейский Израиль, может быть лучшим типом государства, чем
этноцентричные нации Европы. Таким был импульс отцов-основателей, рождённый,
как показал профессор Гарвардского университета Эрик Нельсон в книге «Еврейская
республика», из попытки английской революции построить политику на библейских
принципах».
Отцы-основатели США создавали
общество, в котором гражданские свободы находились бы в соответствии с библейской
свободой от энтропии. История США последних десятилетий – это история отхода от
этой концепции – постепенного, а в последнее время стремительного расширения
свободы – энтропии. Происходит это по мере ослабления веры в библейские
принципы, на которых страна создавалась. Об этом – во второй части эссе.
Комментариев нет:
Отправить комментарий