За кулисами военных событий
К семидесятилетию окончания войны
Памятные исторические даты нередко как бы сгущаются во времени. Россия давно готовится к 70-й годовщине подписания акта о капитуляции Германии. Это было важнейшим событием середины XX века, хотя строго говоря окончанием 2-й мировой войны более точно следовало бы считать сентябрь того же года, когда подписанием на палубе линкора «Миссури» акта о капитуляции Японии в чреде военных действий в этой войне была поставлена окончательная точка.
На фоне подготовки к юбилейным мероприятиям незаметно подкрался и другой юбилей — столетие начала 1-й мировой войны. За несколько недель перед этой датой ушёл из жизни последний участник боевых действий этой войны.
Уходит из жизни и поколение тех, кто принимал участие в военных действиях Второй мировой войны. Хотя в нашей стране их ещё много, практически все они уже отошли от активной деятельности. Мы, авторы этой статьи, в 1941 году были ещё школьниками младших или средних классов. Война задела и наше поколение: эвакуация, пребывание на оккупированных территориях, гибель или инвалидность многих родных и близких, а также многие другие тяготы — всё это в полной мере было в жизни большинства из нас. Это не участие в боевых действиях, но тем не менее, военные события мы воспринимали уже осознано.
Наше поколение тоже стремительно исчезает. Поэтому воспоминания поколения «детей войны» об этом периоде, несмотря на их ограниченность, всё же дают возможность узнать некоторые новые факты об этом трудном времени. Именно поэтому мы и решились написать эти строки. Мы хотим писать не о себе, а о том, какое участие принимали в войне наши родители.
Скажем прямо — нам повезло. Мы кончали школу один в 1948, другая в 1950 годах. Среди наших соучеников почти не было детей, у которых бы кто-нибудь не вернулся с войны. Полным-полно было сирот. Наши отцы, дяди, старшие двоюродные братья тоже воевали. Были и раненые, и контуженые. Тем не менее домой, хотя и с подорванным здоровьем, что проявилось в отдалённых последствиях, вернулись все наши родные.
В первую мировую и гражданскую войну было иначе. Дядя одного из нас, единственный брат отца, погиб в 1915 году. Были и смерти от тифа и первый голод в Поволжье в 1921 году. А вот вторую мировую наши семьи всё-таки умудрились пройти без потерь. Один двоюродный брат был ранен, а затем отморозил почки при зимней переправе через Волгу под Сталинградом. Однако, он остался жив, хотя начал воевать ещё зимой 1939-40 годов в Финляндии. Наши отцы начали Отечественную войну буквально с первого дня.
В том, что они остались живы, было вне всякого сомнения везение. Однако при этом имелись и некоторые объективные обстоятельства, которые помогли им уцелеть. Эти обстоятельства были связаны с их военными специальностями. Тут тоже были свои трудности и опасности, но всё же условия их военной деятельности в личном плане были намного более безопасными по сравнению с условиями, к которых воевали те, кто принимал непосредственное участие в боестолкновениях.
История, литература, кино и телевидение традиционно почти не затрагивают сюжеты не связанные с передовой или разведкой. Мы, конечно, не можем в этой краткой публикации провести даже поверхностное исследование соответствующих проблем. Наша цель более скромна: на основе личных воспоминаний, оставшихся документов и рассказов отразить те аспекты прошедшей войны, которые обойдены вниманием широкой публики. В силу этого этот очерк поневоле носит биографический оттенок.
С давних времён хорошо известно, что любая армия и в мирное, и особенно в военное время не может действовать без систем обеспечения. В обеспечение входят и еда, и уход за раненными и больными, и ремонт вооружений, и многое иное. Эти проблемы во все времена выглядели по-разному, хотя основы были общими.
Начиная с древности в течение многих веков простейшим обеспечением питания армии были элементарные поборы с мирного населения. Особенно это проявлялось в тех случаях, когда военные действия происходили на чужой территории. Говоря о раненных мы просто сошлёмся на «Войну и мир» — там описано, как тяжело раненных оставляли при отступлении на милость населения и армии противника.
Со временем службы обеспечения разрастались, их деятельность совершенствовалась и дифференцировалась. Далеко не все могут представить себе эту деятельность в полном объеме. Здесь однако, важно понять иное. Практически всегда деятельность по обеспечению военных действий привлекает к себе широкое внимание только тогда, когда она плохо организована или же из-за каких-то других обстоятельств не может успешно решать свои задачи.
Для простоты сошлёмся на события 1941-1945 годов. Начальный период войны в нашей памяти связан с отсутствием транспорта, плохим подвозов боеприпасов и многим иными событиями этого плана. Причин тут было много, но просчёты и ошибки в деятельности по обеспечению чисто военных действий часто выходили на первый план. В последний период войны это не привлекало такого широкого внимания. В то же время обеспечение, скажем Берлинской операции, требовало огромной организационной деятельности по подвозу боеприпасов, горючего, резервов, по транспортировке раненых, оказанию им первой помощи рядом или на поле боя. Можно не сомневаться, что и в это время в организации обеспечения боевой службы были какие-то ошибки и недостатки. Однако в целом, вспомогательная деятельность была отлажена и очень серьёзных сбоев, как было во время начального периода военных действий, уже не возникало. Поэтому, несмотря на огромное напряжение в этой работе, а также несмотря на её колоссальный объем, большого внимания не специалистов эти вопросы не привлекали. Тут просматривается своеобразный психологический закон: во многих ситуациях, при этом не только военных, работа по жизнеобеспечению и другим видам организации и поддержанию основной деятельности больших людских сообществ привлекает внимание к себе только в случае исключительных обстоятельств и плохой организации. Чем лучше налажена эта работа, тем меньше о ней говорят. Упрощённо: в такой работе чем лучше трудится специалист, чем более он квалифицирован, тем меньше его деятельность привлекает внимание широких масс.
Наши отцы к началу войны имели высшее образование и учёные степени в тех сферах деятельности, которые имеют непосредственное отношение к организации процессов функционирования армии. Один из отцов — Василий Иванович Никитин был специалистом в области применения электрической тяги и автоматизации на железных дорогах. Железнодорожный транспорт, особенно в такой стране как СССР, где шоссейных дорог с приличным качеством было мало, был и даже до сих пор остаётся важнейшим средством обеспечения деятельности армии. Поэтому уже в довоенные годы Василия Ивановича призывали в армию. Он долго служил на Дальнем Востоке. Затем он был демобилизован и оказался в Свердловске. Неожиданно он был призван на военные сборы с отрывом от места жительства и работы. Ожидалось, что эшелон должен был отправляться где-то вечером 22 июня 1941 года. В связи с началом боевых действий отправление эшелона уже не задерживали. Так уже в самом начале войны Василий Иванович оказался на фронте. При этом он попал на самое острие немецкого удара на Москву. Его встретили бомбёжки станций, ему пришлось решать вопросы быстрого разрушения и восстановления железнодорожных путей и мостов.
Многие работавшие над решением этих задач погибали. Так при осмотре путей Василий Иванович однажды чуть не попал на захваченную немцами территорию. В критические моменты перевозка резервов техники и боеприпасов решала почти всё. Контроль и ответственность здесь были колоссальными. Начальник и многолетний друг Василия Ивановича, впоследствии генерал-майор в Г. С. Мирошниченко в этих условиях трижды попадал под расследование, грозившее расстрелом. Всякий раз его оправдывали, но специфические сложности и проблемы деятельности по обеспечению военных сообщений здесь налицо. Деятельность органов военных сообщений была важна. Она была направлена на обеспечение работы сложного механизма. При правильной организации такая деятельность сохраняла жизнь огромному количеству людей. Тем не менее в процентном отношении жертв среди среднего командирского состава военных железнодорожников было намного меньше, чем непосредственно в боевых частях. Поэтому Василий Иванович и уцелел.
Деятельность Василия Ивановича в довоенный период и в первые годы войны описана в книге «Дневник военного железнодорожника» (Изд. «Норма», СПб.: 2004). В 1943 году началось общее наступление и понадобилось восстанавливать дороги и готовиться к перешивке европейской колеи после перехода границы. Тут выяснилось, что специалистов нужного профиля среди военных железнодорожников категорически не хватает. Поэтому Василия Ивановича срочно отозвали в Алма-Ату для подготовки новых кадров. Так он и остался в армии до самой кончины в 1987 году. Будь у него другая гражданская специальность вероятность того, что он живым и невредимым вернётся домой была бы намного меньше. Брат его жены — Михаил Петрович Пугач окончил строительный техникум. Он тоже попал в армию до войны. В предвоенные годы он трудился в Монголии. Так он и застрял на военных стройках в Сибири до конца жизни. Он продолжал оставаться в армии и в послевоенные годы, кончив службу в звании подполковника. Его работа — это опять же обеспечение армейской деятельности. Армию он, как и Василий Иванович, не выбирал. Она сама нашла его. От передовой он не бегал, делал нужное дело, но волей случая, оказался там, где его жизнь серьёзной опасности не подвергалась.
Гражданская специальность повлияла и на военную судьбу второй пары наших родителей. Они были врачами. Женщина врач — это тоже военная специальность. В те годы специалисты с высшим образованием, в частности врачи, имели воинские звания относящиеся к старшему командному составу. При призыве в армию они носили в петлицах одну шпалу, что соответствовало званию капитана. Лица со средним образованием относились к среднему комсоставу и носили в петлицах от одного до трёх кубиков. Все наши родители к началу войны имели одну шпалу. У родителей-медиков это было звание «Военврач III ранга». Мы пишем об этом потому, что сейчас врач, попадающий в армию после ВУЗа имеет звание лейтенанта.
Отец одного из нас — Романенко Николай Николаевич, основной герой этого краткого рассказа, ещё до революции окончил Херсонское военно-фельдшерское училище и начал службу в армии вольноопределяющимся. Это уже не младший командный состав, но и не офицер — нечто среднее. Очень краткое время нечто подобное было и в Советской армии в послевоенные годы. В те времена это называлось: «Офицер без звания». Николай Николаевич начал службу в Ташкентском военном госпитале и почти сразу же в 1911 году отправился в Персию для борьбы с эпидемией чумы, которая вспыхнула в районах, примыкавших к границам Российской империи.
Экспедиция была тяжёлая и опасная. Подавляющее большинство членов экспедиции не вернулась обратно. Все они погибли, заболев чумой. Во время экспедиции были и столкновения с местным населением. Санитарному отряду во избежание заражения местности и распространения эпидемии приходилось уничтожать имущество заболевших. Необразованные крестьяне этого не понимали. Из-за одного такого недоразумения пострадал и Николай Николаевич — ему ударом палки проломили голову. В итоге из отряда в 40 человек не заразилось и вернулось живыми обратно всего шестеро, в том числе и Николай Николаевич.
Далее он принимал участие в гражданской войне. Он принимал участие в событиях, которые описаны в ныне основательно забытом романе А.С. Серафимовича «Железный поток». Воевал он и под Изюмом (Харьковская область). В конце концов Николай Николаевич очутился в Киеве, где параллельно со службой окончил первый курс Киевского университета, специализируясь в биологии. Далее - заболевание тифом, и затем снова участие в военных действиях в качестве фельдшера. В конце концов он оказывается в Самаре, где в 1921 году переносит первый голод. Только после этого Николай Николаевич демобилизовывается и поступает в Государственный институт медицинских знаний (ГИМЗ) в Ленинграде.
Непростая жизнь, участие в противочумной экспедиции, собственное заболевание тифом и смерть от тифа его отца и мачехи формируют интерес Николая Николаевича к эпидемиологии. Выбор этой специальности определил всю его дальнейшую жизнь. Имея одновременно большой интерес к теоретической биологии Николай Николаевич начинает заниматься лабораторными исследованиями в области микробиологии. Такое сочетание интересов, и вдобавок хорошее знание медицинской статистики определили то обстоятельство, что практически всю жизнь он органически совмещал лабораторные исследования с работой эпидемиолога-практика.
Такое сочетание профессиональных умений всегда ценилось очень высоко. Николай Николаевич практически всю жизнь совмещал работу в исследовательской лаборатории с практической деятельностью в учреждениях здравоохранения. Это были эпидемиологические подразделения городских и областных отделов здравоохранения. В то же самое время такой, если так можно выразиться, универсализм имел и отрицательную сторону. Николая Николаевича часто на длительное время отвлекали для длительных поездок на практическую борьбу с эпидемиями. Это давало ценный опыт, но сами командировки практически никогда не прекращались. Вся его довоенная жизнь в Ленинграде — это цепь многомесячных отъездов в самые разные места Северо-Запада. Это надолго отрывало его от лабораторных исследований.
Надо сказать, что его работа в лаборатории была успешной. Несмотря на то, что с тех пор прошло много лет и большинство исследований и деятелей того времени основательно забыты, на сайте института им. Пастера в Петербурге до сих пор можно найти сведения о работе Николая Николаевича в этот период. Вероятно, в его многочисленных поездках сыграла свою роль его чёткая исполнительность, привитая ему ещё во времена учёбы в военно-фельдшерской школе. Надо сказать, что учитывая его биографию и квалификацию, его не раз приглашали на работу в Военно-медицинскую академию. Он же считая, что в армии он пробыл достаточно долго, всегда от этих приглашений отказывался.
Осенью 1937 года прошли большие аресты в Иркутском институте эпидемиологии — бывшем во многом аналогом Ленинградского института, где работал Николай Николаевич. По рассказам родителей дошло до того, что в институте вообще не осталось людей с высшим медицинским образованием и некоторое время по совместительству обязанности директора института временно исполнял начальник одного из местных отделений милиции. Поэтому из Ленинграда срочно откомандировали трёх специалистов для организации работы в Иркутском институте. Одним из них был Никифор Павлович Иванов. В Иркутске он работал директором института. Вторым был некто Павлов, сведений о котором у нас почти не сохранилось. Третьим был Николай Николаевич. Он возглавил одну из лабораторий института и, если так можно сказать, по традиции, работал в облздравотделе. Семья наша осталась в Ленинграде, но дважды летом мы приезжали в отпускное время в Иркутск.
Весьма вероятно, что при отборе кандидатур на эту поездку выбор на Николая Николаевича пал в связи с тем, что арестованный и погибший директор Иркутского института был крупным специалистом по эпидемиологии тифа, то есть работал по той же тематике, что и ленинградская лаборатория Николая Николаевича. Это только наша догадка. Никаких прямых свидетельств того, как отбирались кандидатуры для этой почти что трёхлетней командировки сейчас не сохранилось.
Стиль работы Николая Николаевича во время иркутской командировки был тот же, что и в Ленингаде. Это была одновременная работа в лаборатории и облздраве, а также длительные, до нескольких месяцев отлучки: Бодайбо, Тулун и другие места, о которых теперь уже не вспомнить. Насколько помнится, он был только одним из троих приехавших ленинградцев, много ездившим тогда по различным местам Сибири. С транспортом во время этих поездок было много трудностей. На железных дорогах были часты аварии и крушения. Дорог во многие места просто не было. Приходилось летать на маленьком самолётике, будущем знаменитом У-2. По реке Лене ему однажды довелось сплавляться на плотах.
Эпидемиологическая обстановка в этих местах было сложной. Огромное количество лагерей с заключёнными, множество невольных переселенцев. Более того, командировка по времени совпала с событиями на Хасане и Халхин-голе. Детская память сохранила огромное количество госпиталей с ранеными в самом Иркутске. Угроза вспышки эпидемий в таких условиях была очень велика. Возможно, массовые заболевания где-нибудь и вспыхивали, но их удавалось локализовать.
Такие локальные быстро подавляемые вспышки серьёзных болезней хорошо известны. Они возникали и в СССР, и во многих других странах. Специалисты о них, конечно, знали. Более того, описания многих случаев всегда можно было отыскать в специальной литературе. Однако широкая публика об этих событиях почти ничего не знала. Этот факт говорит об успешной работе соответствующих медицинских служб. Естественно врачи, боровшиеся со вспышками эпидемий и погруженные в конкретные дела, далеко не всегда задумывались о том, как их опыт может пригодиться в случае войны.
Николай Николаевич проработал в Сибири чуть более двух лет. Ему предлагали навсегда остаться в Иркутске, но он рвался в Ленинград, в свой родной институт. Домой он приехал в новогоднюю ночь 1940 года. Это был разгар войны с Финляндией. В городе было затемнение, многие здания, в частности ряд школ, были забраны под госпитали. В чем-то эта картина напоминала лето в Иркутске во время Хасанских событий, хотя напряжение было намного большим.
Возможно именно потому, что Николай Николаевич отсутствовал в Ленинграде в начале финской войны, в действующую армию он не попал — нужные специалисты уже были призваны ранее. В институте старую лабораторию Николаю Николаевичу не возвратили. Он начал организацию новой лаборатории с новой тематикой. Как ни странно, полтора года между возвращением из Сибири и началом Отечественной войны были одним из самых спокойных периодов его жизни. Новая тематика лаборатории требовала его постоянного присутствия на месте. В этот короткий промежуток времени командировки на вспышки эпидемий прекратились. Этому способствовало и то обстоятельство, что за время его более чем двухгодичного отсутствия в институте были подобраны новые кадры для выездов в срочных случаях.
Несмотря на то, что разговоры о грядущей войне велись всё время, её начало было неожиданным. Ни Николай Николаевич, ни его жена Рахиль Михайловна, также бывшая военврачом запаса, мобилизации не подлежали. Причины этого были разные. Николай Николаевич был нужен эпидемиологической службе города и поэтому имел бронь. Тем не менее, он ни капли не задумываясь практически сразу же добровольно ушёл на фронт. Ему понадобилось несколько дней на оформление документов и решение ряда личных дел. С 7 июля 1941 года он был уже в армии. Николай Николаевич был назначен армейским эпидемиологом 23-й армии.
Вначале эта армия воевала с финнами на Карельском перешейке, и в районе Петрозаводска. После начала блокады, части армии оказались разрозненными и армия была разделена. Номер 23 закрепился за той частью этой армии, которая осталась на северных подступах к Ленинграду. Линия фронта здесь фактически совпадала со старой (до осени 1939 года) границей с Финляндией. Николай Николаевич после начала блокады оказался именно в этой армии. После начала войны финские войска подойдя к старой границе остановились. Поэтому до 1944 года, когда началось советское наступление в направлении Выборга, на этом направлении было затишье.
Восстановить задним числом соображения руководства Ленинградского фронта об организации эпидемиологической защиты войск практически невозможно. Если же говорить о фактической стороне дела, то Николая Николаевича очень быстро перевели на должность армейского эпидемиолога в бóльшую по численности 55-ю армию. Эта армия воевала на южных окраинах города. С этого же направления в город пришла часть окрестного населения. Активные действия на участке 55-й армии фактически не прекращались всё время. Во время блокады часть войск и различные управленческие структуры 55-й армии располагались в черте города. По этой причине эпидемиологическая ситуация в армии и в городе были тесно переплетены. Практически уже начиная с сентября 1941 года Николай Николаевич работал в тесном контакте с соответствующими управлениями Горздравотдела. Если отвлечься от административных тонкостей, то оставаясь в армии, он по существу был неким внештатным сотрудником городской санитарной службы. Эта ситуация легко прослеживается при чтении сохранившихся кратких дневниковых записей Николая Николаевича. Они были опубликованы нами в 2004 году в книге: «Сочетать несочетаемое» (СПб.: «Норма»»). Непосредственная военная деятельность Николая Николаевича во время блокады описана в одном из очерков книги «Товарищ военврач» («Лениздат», Л.: 1987). Сама жизнь Николая Николаевича и его жены Рахиль Михайловны описаны нами в трёх книгах, изданных в разные годы. В них затрагивается и военное время. По этой причине на описании чисто биографической стороны военной деятельности Николая Николаевича мы детально останавливаться не будем.
С тем, чтобы можно было перейти к освещению особенностей эпидемиологической деятельности Николая Николаевича во время войны, мы должны сделать небольшое историческое отступление.
Уже в древности силовые столкновения, а впоследствии и массовые войны всегда были связаны не только со смертью или пленом, но и с огромным количеством всякого рода ранений. Поэтому с незапамятных времён медицина была тесно связана с войной. Как и всегда, ранения и различные травмы встречались и в быту, в особенности на охоте. Поэтому то, что делали разного рода лекари в военное время, не было чем-то изолированным от обычной жизни. Во все времена раненых надо было выхаживать. В ситуациях, когда армия наступала или отступала, раненых надо было или брать с собой, или же оставлять мирному населению. В некоторых случаях их можно было концентрировать в специальных местах. Только что сказанное лежит можно сказать на поверхности. Разные варианты развития событий многократно описаны. Мы уже ссылались на «Войну и мир», где раненого князя Болконского после Аустерлица оставляют для лечения и выздоровления мирным жителям. Конечно, далеко не всех раненых выхаживали так, как командиров. Тем не менее, существо проблемы очевидно.
С годами войны приобретали всё более массовый характер, а ранения становились намного более сложными. Раненных, в особенности солдат, начали собирать в специальных лазаретах (госпиталях) и различного рода лагерях.
Представления о гигиене, раневых инфекциях, обезболивании до начала Нового времени были в зачаточном состоянии. XIX век ознаменовался серьёзным прогрессом в этой области. С одной стороны операции типа извлечения осколков и пуль, ампутаций и т. п. действий начинают выполняться под наркозом. Хорошо известно, что знаменитый хирург Пирогов, введший в практику русской армии эфирный наркоз, принимал участие в обороне Севастополя во время Крымской войны. Русскоязычный читатель пожилого возраста может вспомнить по этому поводу художественный фильм «Пирогов».
Однако даже те, кто был успешно прооперирован, массово погибали в госпиталях от раневых инфекций, плохого ухода и других причин, которые были связаны с непониманием того, что сейчас является азбучными гигиеническими истинами. Смертность раненных в госпиталях была огромной. Попасть даже после лёгкого ранения в госпиталь обычно с огромной вероятностью означало к смертельный исход. Именно во время той же Крымской войны середины XIX века в английских госпиталях, расположенных в частности в Турции, появилась знаменитая Флоренс Найтингел. Эта женщина аристократического происхождения добровольно отправилась в качестве медсестры с английской армией. Именно ей принадлежит честь осознать роль правильного ухода и основных правил госпитальной гигиены. В результате её деятельности смертность в военных госпиталях резко понизилась. Можно сказать что итогом работы Флоренс Найтингел было возникновение современных представлений об уходе за раненными. Фактически это свидетельствовало о возникновении нового раздела медицины. Поэтому именно период середины позапрошлого века можно выбрать за начальную точку отсчёта при разговоре о современной военной медицине, а значит о медицине периода обеих мировых войн XX столетия. Заслуги Флоренс Найтингел отмечены специальной медалью её имени. Этой престижной международной медалью награждают за заслуги в той области деятельности, которую можно просто назвать человеколюбием. Медаль эту хорошо знают, хотя сама деятельность Флоренс Найтингел даже в самом общем виде известна слабо. Именно здесь чётко проявляется то обстоятельство, о котором мы уже упоминали: успешная работа в области обеспечения правильного гигиенического режима, сберегающего человеческие жизни, известна плохо. Повторим ещё один раз: об этой деятельности вспоминают только тогда, когда соответствующие службы начинают давать сбои в своей работе. Связанная в нашем изложении с именем Флоренс Найтингел гигиеническая деятельность в госпиталях и просто в местах проживания и лечения огромного количества людей отражает только один аспект военно-эпидемиологической работы. Это аспект более или менее известен читателю. Мы же сосредоточим наше внимание на вопросе о массовых инфекционных заболеваниях, которые часто сопровождают собою военные действия.
Военные действия даже небольшого масштаба всегда связаны с концентрацией сил, то есть со скоплениями людей. Эти скопления по своим масштабам обычно превышают обыденную жизнь. Кроме того, война — это беженцы и прочие перемещения населения. В местах повышенного скопления людей резко возрастает угроза массовых вспышек инфекционных заболеваний. Этом способствуют нарушения в сфере водоснабжения, санитарии, организации питания и т. п.
Скажем так, практически во всех школьных программах всегда изучают двадцатисемилетнюю Пелопонесскую войну (431-404 годы до н.э.). Во время первого периода войны, называемого Архидамовой войной, сухопутные войска спартанцев и их союзников совершали набеги на Аттику. Сельские жители спасались в Афинах, где возникла высочайшая скученность населения. У многих беженцев не было даже крыши над головой. Вне всякого сомнения в городе царила антисанитария. В результате уже в 430 году до н.э. в городе вспыхнула тяжелейшая эпидемия. Древние историки обычно называли её чумой, хотя судя по описаниям это скорее всего была вспышка брюшного тифа. Современные исследования ДНК эмали зубов в эксгумированных скелетах афинян показали отсутствие следов возбудителя чумы и сыпного тифа. Так что термин чума для этого случая имеет, конечно, только историческое значение. Эпидемия с небольшими перерывами продолжалась несколько лет. За период 430 - 426 годы до н.э. погибло около четверти населения Афин, то есть около 30 тыс. человек. Эпидемией оказались охвачены и военные силы афинян. Опасаясь за свои войска спартанцы отступили. От болезни погиб и вождь афинян Перикл. Конечно, эта эпидемия сказалась и на ходе самой войны.
Другой, если так можно выразиться классический, но менее известный широкой публике пример — так называемая «Юстинианова чума». Это первая хорошо зарегистрированная и описанная всемирная эпидемия, то есть пандемия, этого заболевания. Началась она в 540-541 году. Максимум заболеваний был зарегистрирован в 544 году, а вспышки болезни продолжались в разных странах почти 200 лет — до 750 года. В наиболее острый период в Константинополе ежедневно умирало до 5.000 человек. В некоторые же дни смертность в этом городе приближалась к 10.000. Естественно все эти цифры не очень точны. Для нашей темы важно однако то, как возникла и распространилась эта эпидемия.
Юстиниан I был умелым и удачливым правителем. Византия при нём успешно решила многие внутренние и внешние проблемы. В результате этого правитель поставил пред собой задачу восстановить старую Римскую империю в её традиционных границах. Иными словами, нужно было заново присоединить к Византии земли, которые при разделе Римской империи на две части отошли к её Западной части. Военный потенциал Византии был в общем достаточен доля того, чтобы попытаться реализовать эту задачу.
Поначалу война шла успешно для Византии. Однако, когда военные действия перекинулись на территорию Северной Африки, войска заразились чумой. Вероятно, эта эпидемия пришла из Египта и Эфиопии. Концентрация людей в войсках Юстиниана I была огромной. Большие массы людей скопились и в Византийских городах. Всё это создавало условия для распространения эпидемии. Зараза распространялась по торговым путям. Эти пути были очень важны для снабжения питанием и армии, и метрополии.
В то же время силы противников Византии в огромной массе состояли из небольших подвижных отрядов варваров. Поэтому, если какой-нибудь из них страдал от заражения, то серьёзного распространения эпидемии не происходило. Такая вспышка заболевания оставалась локальной. Не вдаваясь в детали скажем только, что эпидемия была грозным фактором, разрушившим все честолюбивые замыслы Юстиниана I.
Сказанное выше наглядно подтверждает факт тесной связи военных действий и вероятности возникновения массовых инфекционных заболеваний. Конечно, не всякая война вызывала вспышки эпидемий, но опасность всегда бывала да и в наше время она часто остаётся очень высокой. Естественно, возникновению эпидемий способствуют и другие катаклизмы в общественной жизни: землетрясения, засухи, массовые волнения и т. д. Понимание этих обстоятельств возникло достаточно давно. Однако методика борьбы с эпидемиями стала отрабатываться только на грани XIX-XX веков. Мировая медицина достигла в этой области серьёзных успехов. Тем не менее и в нынешние дни периодически появляются сообщения о вероятности возникновения вспышек инфекционных заболеваниях в различных сложных ситуациях. Особенно серьёзными продолжают оставаться потенциальные угрозы эпидемий в политически нестабильных странах третьего мира.
Интуитивное понимание связи людской скученности и прочих социальных факторов с возникновением и протеканием массовых эпидемий начало формироваться очень давно. Постепенно стали вырабатываться первые приёмы борьбы с эпидемиями. Прежде всего это были различные карантины. Методы изоляции, а часто и уничтожение заражённого имущества, всегда были непростыми, хотя и нужными приёмами. Обычные люди часто не были настолько культурными, чтобы правильно относится к мероприятиям подобного рода.
История полна случаев убийств врачей, поисков жертв «виновных в заражении» и других драматических эксцессов. Мы пишем эти строки в августе 2014 г. В африканских странах в эти дни бушует эпидемия лихорадки Эбола. И вот буквально на днях в средствах массовой информации появились сообщения о том, что в одной из стран, затронутых эпидемией, начались волнения и люди в профилактических целях изолированные для того, чтобы остановить распространение инфекции, вырвались на волю. И это в начале XXI века!
Желающих представить то, с какими проблемами приходилось сталкиваться в прошедшие века, можно отослать к художественной и исторической литературе. Материалов на эту тему имеется более чем достаточно. Мы позволим себе напомнить читателю, что с подобным агрессивным восприятием противоэпидемических мероприятий Николай Николаевич столкнулся во время своей поездки в Персию почти что сто лет тому назад.
К началу XX века и понимание, и методы борьбы с эпидемиями во время военных действий в своей основе были отработаны. Считается, что основным достижением санитарии того времени было понимание роли профилактических прививок и осознание проблемы чистой питьевой воды. Реализация этих мероприятий существенно улучшила ситуацию в целом. Конечно локальные вспышки эпидемических заболеваний разной природы были и в это время. Тем не менее таких массовых заболеваний как в предшествующие периоды, когда во время военных действий от эпидемических заболеваний гибло намного больше людей, чем от оружия, уже не было.
Обычно принято говорить, что большие успехи этого плана во время 1-й мировой войны были на Западном фронте. На самом деле это не вполне корректное утверждение, так как в России мировая война быстро перешла в гражданскую. В результате качество санитарной работы резко ухудшилось. Относительно эпидемий в период до начала гражданской войны можно сослаться на «Повесть о жизни» К. Паустовского. В ней описана вспышка оспы в районе боевых действий царской армии. Тем не менее чёткого разделения жертв заболеваний по периодам достичь не очень просто. Во всяком случае хорошо известно, что на территории бывшей Российской империи во время гражданской войны бушевала эпидемия сыпного тифа. Она описана и во многих воспоминаниях, и в художественной литературе. Мы уже писали, что от заражения тифом погибли в 1918 году отец и мачеха Николая Николаевича. Он сам переболел тифом в Киеве. Мы не затрагиваем здесь вопрос о пандемии испанки, то есть пандемии гриппа, начавшейся в мае 1918 года. Эта эпидемия впервые была зафиксирована не в воюющей стране. Поэтому прямая связь с военными действиями здесь не столь однозначна. Однако быстрому распространению этого заболевания вне всякого сомнения способствовали возросшая интенсивность перемещения людей и конечно же большие их скопления в воюющих странах. Вероятно, свою роль сыграли и проблемы с недоеданием на территории воюющих стран. Тем не менее, как только что было сказано, во время 1-й мировой войны серьёзных эпидемий на Западном фронте не было. Во всяком случае после окончания этой войны можно было утверждать, что сама война и эпидемии уже не так неразрывно связаны друг с другом, как в предыдущие времена.
К началу 2-й мировой войны и у медиков, и у правительственных организаций было ясное понимание угрозы возникновения эпидемий во военное время. Были отработаны основные приёмы профилактических мероприятий для предотвращения массовых эпидемий как вообще, так и в особенности во время военных действий. Тем не менее вспышек эпидемических заболеваний во время войны 1939-1945 годов не удалось избежать никому. Эти вспышки были не столь грозными, как в былые времена, но они всё же были.
В воюющих армиях профилактика и инфекционных заболеваний и купирование случайных вспышек инфекций ложились на специальные службы. Все материалы относящиеся к этому вопросу доступны любому желающему. Однако во время событий этой войны серьёзного влияния эпидемий на ход военных действий проследить не удаётся. Вероятно именно по этой причине особого внимания неспециалистов эта тема не привлекает.
Единственное, что понятно любому человеку — это то, что качество работы санитарны-эпидемиологических армейских служб определялось именно отсутствием массовых вспышек заразных заболеваний. Как это часто бывало и бывает, чем более успешно работают такие профилактические службы, тем менее они заметны. Повторим ещё один раз: это обстоятельство также можно считать одной из причин того, почему особенности их работы, организационные трудности и прочие стороны деятельности почти никогда не привлекали к себе внимания широкой публики. Однако нужно понимать, что массовая неосведомленность и даже насторожённость по отношению к работе армейских санитарных служб отнюдь не является свидетельством ненужности их работы. Такая приземлённость, как мы уже написали, является особенностью всех армейских служб обеспечения.
В то же самое время хорошо известно выражение «Раненные выиграли войну». Действительно в советской армии в строй после ранений вернулось 18 млн. человек. В эту цифру включены и те, кто получал по несколько ранений. В то же самое время на фронте одновременно было задействовано приблизительно от почти 4-х млн человек в конце 1942 года до более чем 6,7 млн. к концу войны. Это косвенно говорит о том, что возвращённые в строй военнослужащие составляли огромную часть действующей армии. В строй возвращались и люди, вылеченные от заразных болезней. В литературе имеются сведения о том, что во время Отечественной войны в строй вернулось свыше 72% раненных и более 90,5% больных. Всё это свидетельствует о качестве работы медицинских служб. Большим успехом военной медицины было и то, что в районах боевых действия ни в самой армии, ни среди мирного населения не было серьёзных вспышек эпидемий. Тем не менее, локальные вспышки эпидемий конечно были. Так по имеющимся в литературе сведениям во время Сталинградской битвы эпидемическая ситуация в районе боевых действий была весьма напряжённой. В одном из районов была вспышка эпидемии сыпного тифа, в другом месте была вспышка туляремии, в третьем начиналась холера. Как пишут исследовавшие историю этого вопроса специалисты, весной 1942 года приходилось даже создавать чрезвычайную комиссию для интенсификации борьбы со вспышкой холеры. Тем не менее, в целом катастрофических ситуаций в масштабе всей действующей армии не наблюдалось. Это вне всякого сомнения заслуга огромного количества специалистов, обеспечивающих эпидемическую защиту и армии, и полосы военных действий в целом.
Военные события 1941 года застали армейскую санитарную службу Красной армии в период реорганизации. Финская война 1939-1940 годов выявила много недостатков, которые были связаны с умением вывозить раненых, бороться с обморожениями и множеством других обстоятельств. Ленинград располагался рядом с зоной военных действий. В городе была расположена знаменитая Военно-медицинская академия. Личный состав академии не только привлекался к помощи медикам действующей армии, но и принимал активное участие в обсуждении возникающих проблем. Специалисты академии принимали также участие в работе по реорганизации санитарной службы армии в целом. Это всё, также как и соответствующие рекомендации по устранению недостатков, а также и сами практические мероприятия, достаточно хорошо известны.
Здесь важно отметить только то, что в 1941 году на разных фронтах состояние санитарных служб было разным. Уверенно можно говорить о том, что опыт финской войны и тесная связь с коллективом Военно-медицинской академии несомненно способствовали более высокому уровню понимания принципов организации противоэпидемических мероприятий в войсках Ленинградского фронта. Сотрудники Ленгорздрава, в том числе и Николай Николаевич, были достаточно хорошо осведомлены в главных вопросах этого плана. Более того, они имели уже некоторый практический опыт, связанный в частности, с тем что во время финской войны в городе было расположено множество госпиталей, а также различных служб армейской медицины.
На Ленинградском фронте тоже были локальные вспышки эпидемий дизентерии и сыпного тифа. Считается, что ситуация сыпным тифом в советской армии была лучше, чем в немецкой. Однако в отличие от других фронтов голод в блокированном городе и связанной с ним армии создавал дополнительную угрозу возникновения эпидемических заболеваний. В первую блокадную зиму голодающий город не отапливался, не работали водопровод и канализация. Весной 1942 года угроза возникновения эпидемий была очень велика. То, как и с какими усилиями проходила уборка города той весной, описано не один раз. Как хорошо известно, катастрофических вспышек эпидемий в городе и на фронте не произошло. Это может считаться основным и самым убедительным свидетельством качества работы соответствующих служб.
В 1944 году началось активное движение советских войск в западном направлении. Особенностью Ленинградского фронта было то, что после относительно кратковременных военных действий на Карельском перешейке летом 1944 года большие вооружённые силы там стали не нужны. Войска, находившиеся в блокаду на южных оконечностях города, также были реорганизованы с образованием новых фронтов. Поэтому в медицинских службах бывшего Ленинградского фронта начались большие перестановки. Мы описали эти события в повести «Память друга» (Изд. «Норма», Спб.: 2014) и возвращаться к ним не будем. Говоря о личной судьбе Николая Николаевича мы хотим обратить внимание на особые обстоятельства, которые были характерны именно для Ленинграда и Ленинградской области.
Хорошо известно, что при наступлении войска входят в места, где санитарные службы часто просто отсутствуют. Местное население и пленные могут стать источником новых очагов эпидемических заболеваний. По этой причине наступающая армия должна хотя бы временно обеспечить надлежащие противоэпидемические мероприятия на новых территориях и помочь в организации гражданских санитарных служб. Это очень серьёзные вопросы. На заключительном этапе войны они остро стояли перед всеми наступающими фронтами. Особенностью Ленинграда было то, что Карельский перешеек был практически пуст. Создавать там временную администрацию и санитарные службы приходилось с помощью армии. С южной стороны города, где происходило преобразование армейской структуры, вероятная помощь армии в создании санитарных служб в силу этого была ослабленной. В большой город сначала тоненьким ручейком, а потом и более широким потоком потянулись возвращающиеся специалисты, демобилизованные и раненные. Местных же специалистов-эпидемиологов было явно недостаточно для выполнения возникших задач. Городу не только были нужны хорошие специалисты. Нужны были люди, которые хорошо бы знали реальную обстановку в городе и области. В то же время армия и город были очень тесно связаны между собой в блокадное время.
Можно только догадываться о том, как реально происходили события. Одно несомненно — летом 1944 года Николай Николаевич был вызван в Москву и ему предложили выбор: или перейти на ту же должность в войска воевавшие на юге, или же в исключительном порядке демобилизоваться и продолжать работу по защите от эпидемий в городе и области в рамках Ленгорздрава. Одновременно ему предлагалось организовать новую лабораторию в возвращавшемся в город институте им. Пастера. В деталях эти события нам не известны. Известен только их окончательный итог: в последних числах августа 1944 года Николай Николаевич был неожиданно демобилизован и на последнем этапе войны дальнейшая его деятельность происходила уже на гражданской службе. Кроме работы по организации противогриппозной лаборатории Николай Николаевич занял должность заместителя начальника эпидемиологического отдела Ленгорздрава. В его обязанности входила, в частности, работа по организации контроля за приезжающими в город людьми, организация санитарной обработки приезжих, контроль за их бельём, работой бань. Кроме того, он занимался созданием эпидслужб в окрестностях города, отладкой санитарных мероприятий в больницах, школах, детских садах. В этот период, а затем и в первые послевоенные годы, он много разъезжал по области, занимаясь, в частности, приспособлением бесхозных домов на Карельском перешейке, для оздоровительных детских лагерей. Это деятельность была сродни его военной деятельности не только по содержанию, но и по тому, что её эффективность оценивалась отсутствием заболеваний, то есть чем успешнее была работа, тем меньше о ней говорили.
События 1944 года потребовали возвращения в Ленинград и других специалистов-медиков. Среди них была и жена Николая Николаевича: Рахиль Михайловна. То, что её вызов в Ленинград совпал с демобилизацией Николая Николаевича не был следствием случайного совпадения, не взывает сомнения. Можно предположить, что здесь сыграло свою роль желание руководства комплексно и с меньшими затратами усилий, решать сложные вопросы. Так это или не так, сейчас, через 70 лет после упоминаемых событий, ответить невозможно. Для того чтобы понять зачем Рахиль Михайловна потребовалась городу, надо разобраться в том, как её деятельность в эти годы была связана с войной. В 1941 году Рахиль Михайловна, как медик с высшим образованием, была военврачом III ранга запаса. Однако в отличие от Николая Николаевича в силу наличия у неё врождённого порока сердца она имела так называемый «белый билет». Иными словами призыву в армию в военное время она не подлежала. Тем не менее в июне 1941 года она стремилаcь в армию. Судьба тем временем рассудила иначе. Её сын, то есть один из авторов этой публикации, был отправлен в эвакуацию в группе детей работников Ленгоздрава. Там в скором времени он заболел возвратным тифом. Детский дом находился в Ярославской области. Туда же вывозили и больных детей той клиники, где работала Рахиль Михайловна. Она поехала сопровождать соответствующий эшелон и забрала сына из детского дома. По замыслу они должны были вернуться в Ленинград, где сына можно было оставить на попечение старушки, его воспитавшей. Но в тот момент, когда намечалось возвращение — это был конец августа 1941 года, железнодорожное сообщение с Ленинградом было прервано. Надо было что-то предпринимать. Пришло приглашение-вызов из Иркутска, где хорошо помнили Николая Николаевича и стремились помочь его родным. Не пересказывая всех перипетий этих дней отметим только, что в конечном итоге семья оказалась в городе Пенза. Там спустя некоторое время итоге Рахиль Михайловна начала работать в городской поликлинике № 2. И вот здесь Рахиль Михайловна неожиданно очень быстро была привлечена к работе в областном военном комиссариате.
По специальности Рахиль Михайловна была детский невропатолог. В поликлинике ей, естественно пришлось заниматься взрослыми. В городе специалистов этого плана было мало. Уже с осени 1941 года появились первые демобилизованные вследствие контузии. Лечение таких больных, если даже оно приносит хорошие результаты, бывает длительным. Многие из них попадали на лечение к Рахиль Михайловне. Вызывали её и для консультаций в военные госпитали. Понять то, что у человек есть серьёзное поражение нервной системы очень сложно. Поставить в этих случаях точный диагноз дело не простое. Поэтому очень быстро Рахиль Михайловну параллельно с её работой в поликлинике начали привлекать к работе в различных комиссиях, прежде всего в призывной. Вопросы, находившиеся в её ведении, были очень сложны. Так внешне человек может выглядеть крепышом, а у него припадки, головные боли и т. п. Трудности постановки диагноза часто порождают желание симулировать болезнь.
Однако самое сложное — это мнение окружающих. Не очень здоровый с виду человек оказывается здоровым. В то же самое время внешне очень крепкий на вид мужчина на самом деле может оказаться больным. В результате куча жалоб, доносов и прочих безрадостных явлений, которых всегда очень много в дни всенародных тягот. Особенно тяжело было работать местным врачам, которых во многих случаях считали покровителями своих знакомых. Да и самих специалистов этого плана было мало. Поэтому сотрудникам облвоенкомата идея привлечь к работе в комиссии стороннего человек показалась перспективной.
Работа эта была не из лёгких. После рабочего дня в поликлинике надо было периодически отправляться на вечернюю работу в комиссии. Обратно приходилось возвращаться поздно вечером по затемнённому городу. Это было не безопасно — были и грабежи, и нападения на членов призывной комиссии. Двенадцатилетнему сыну не раз приходилось встречать Рахиль Михайловну с топором в руках на пути к дому.
Консультации и работа в областной призывной комиссии были признаны хорошими. В результате Рахиль Михайловну начали привлекать к этой работе в выездных комиссиях, которые работали в разных городах Пензенской области. В 1943 и начале 1944 года она непрерывно выезжала в различные города и посёлки в округе. Поскольку во многих из них врачей-невропатологов не было, она после работы комиссий принимала большое количество находящихся на излечении раненых и просто больных. В результате, когда в последних числах августа 1944 года ей пришёл вызов для возвращения на работу в Ленинград, именно военные начальство города не хотело её отпускать. Только счастливая случайность помогла решить эту проблему. Таким образом и эта чисто гражданская по форме работа вносила свою небольшую, малозаметную толику в обеспечение нужд армии.
По возвращении в Ленинград Рахиль Михайловне ещё долгое время пришлось работать с раненными и инвалидами, хотя после окончания войны она вернулась к своей основной работе в детском институте, который со временем был преобразован в Государственный институт детских инфекций — ГНИДИ. Надо сказать, что в первые послевоенные годы во многих детских медицинских учреждениях были открыты специальные палаты для детей, которые подрывались на минах или же при попытках разрядить найденные боеприпасы. Эта ситуация была характерна не только для Ленинграда. На Украине мальчик, наш дальний родственник, погиб при попытках разобрать найденный орудийный снаряд. Многие из раненых детей попадали для лечения к Рахиль Михайловне. Это эхо, или же хвост войны, продолжалось в течение нескольких лет после её окончания и только потом незаметно сошло на нет. Также постепенно сошла на нет и работа Николая Николаевича, относящаяся к последствиям военных действий. Установить точный срок, когда у них обоих закончились эти заботы, трудно. Да, вероятно, это и не очень важно. Оба они постепенно переходили к обычной мирной жизни. В ряде случаев они работали вместе. Так было при борьбе с эпидемией полиомиэлита на западе нашей страны. За эту работу они оба получили правительственные награды.
Здоровье Николая Николаевича, подорванное во время голода 1921 года в Поволжье и второго голода во время Лениградской блокады дало о себе знать. Ровно 60 лет тому назад в августе 1954 года он скончался от инфаркта на своем рабочем месте в институте им. Пастера. Ему было всего неполных 59 лет. Рахиль Михайловна работала практически до самого последнего дня, который наступил в сентябре 1979 года.
Василий Иванович Никитин после войны остался в армии. Он был одно время деканом, а затем заместителем начальника военной кафедры Ленинградского института путей сообщения. Выйдя на пенсию в звании полковника, он ещё долгое продолжал работать в этом институте на кафедре техники безопасности. Он ушел из жизни вскоре после своего восьмидесятилетия зимой 1987 года.
Таким образом жизнь троих из наших родителей в годы войны, а также частично до неё и после её окончания, была непосредственно связана с обеспечением деятельности армии.
Об этой малоизвестной широкому читателю, но очень нужной деятельности мы и решили кратко рассказать
Комментариев нет:
Отправить комментарий