воскресенье, 5 апреля 2015 г.

ХРИСТОФОР КОЛУМБ И МАЯКОВСКИЙ


Есть множество доказательств еврейского происхождения Христофора Колумба, есть нимало домогательств противного. Большой юдофил Владимир Маяковский был уверен, что Америку мог открыть только еврей. Маяковский был, бесспорно, "Колумбом" в поэзии. Толк в первенстве он знал. Знал и  всю степень сопротивления таланту и мужеству.
ХРИСТОФОР КОЛОМБ


Христофор Колумб был
Христофор Коломб —
испанский еврей.
Из журналов.

1

Вижу, как сейчас, 
объедки да бутылки… 
В портишке, 
известном 
лишь кабачком, 
Коломб Христофор 
и другие забулдыги 
сидят, 
нахлобучив 
10  шляпы бочком. 
Христофора злят, 
пристают к Христофору: 
«Что вы за нация? 
Один Сион[1]
Любой португалишка 
даст тебе фору!» 
Вконец извели Христофора — 
и он 
покрыл 
20  дисканточком 
щелканье пробок 
(задели 
в еврее 
больную струну): 
«Что вы лезете: 
Европа да Европа! 
Возьму 
и открою другую 
страну». 
Дивятся приятели: 
30  "Что с Коломбом? 
Вина не пьет, 
не ходит гулять. 
Надо смотреть — 
не вывихнул ум бы. 
Всю ночь сидит, 
раздвигает циркуля». 

2

Мертвая хватка в молодом еврее;
думает, 
не ест, 
40  не досыпает ночей. 
Лакеев 
оттягивает 
за фалды ливреи, 
лезет 
аж в спальни 
королей и богачей. 
"Кораллами торгуете?! 
Дешевле редиски. 
Сам 
50  наловит 
каждый мальчуган. 
То ли дело 
материк индийский: 
не барахло — 
бирюза, 
жемчуга! 
Дело верное: 
вот вам карта. 
Это океан, 
60  а это — 
мы. 
Пунктиром путь — 
и бриллиантов караты 
на каждый полтинник, 
данный взаймы». 
Тесно торгашам. 
Томятся непоседы. 
По̀ суху 
и в год 
70  не обернется караван. 
И закапали 
флорины и пезеты[2] 
Христофору 
в продырявленный карман. 

3

Идут, 
посвистывая, 
отчаянные из отчаянных. 
Сзади тюрьма. 
Впереди — 
80  ни рубля. 
Арабы, 
французы, 
испанцы 
и датчане 
лезли 
по трапам 
Коломбова корабля. 
«Кто здесь Коломб? 
До Индии? 
90  В ночку! 
(Чего не откроешь, 
если в пузе орга́н!) 
Выкатывай на палубу 
белого бочку, 
а там 
вези 
хоть к черту на рога!» 
Прощанье — что надо. 
Не отъезд — а помпа: 
100 день 
не просыхали 
капли на усах. 
Время 
меряли, 
вперяясь в компас. 
Спьяна 
путали штаны и паруса. 
Чуть не сшибли 
маяк зажженный. 
110 Палубные 
не держатся на полу, 
и вот, 
быть может, отсюда, 
с Жижона[3] 
на всех парусах 
рванулся Коломб. 

4

Единая мысль мне сегодня люба,
что эти вот волны 
Коломба лапили, 
120 что в эту же воду 
с Коломбова лба 
стекали 
пота 
усталые капли. 
Что это небо 
землей обмеля́, 
на это вот облако, 
вставшее с юга, — 
— «На мачты, братва! 
130  глядите — 
земля!» — 
орал 
рассудок теряющий юнга. 
И вновь 
океан 
с простора раскосого 
вбивал 
в небеса 
громыхающий клин, 
140 а после 
братался 
с волной сарагоссовой, 
и вместе 
пучки травы волокли.[4] 
Он 
этой же бури слушал лады. 
Когда ж 
затихает бури задор, 
мерещатся 
150  в водах 
Коломба следы, 
ведущие 
на Сан-Сальвадор[5]

5

Вырастают дни 
в бородатые месяцы. 
Луны 
мрут 
у мачты на колу. 
Надоело океану, 
160  Атлантический бесится. 
Взбешен Христофор, 
извелся Коломб. 
С тысячной волны трехпарусник 
съехал. 
На тысячу первую взбираться 
надо. 
Видели Атлантический? 
Тут не до смеха! 
Команда ярится — 
170  устала команда. 
Шепчутся: 
«Черту ввязались в попутчики. 
Дома плохо? 
И стол и кровать. 
Знаем мы 
эти 
жидовские штучки — 
разные 
Америки 
180  закрывать и открывать!» 
За капитаном ходят по пятам.
«Вернись! — говорят, 
играют мушкой. — 
Какой ты ни есть 
капитан-раскапитан, 
а мы тебе тоже 
не фунт с осьмушкой». 
Лазит Коломб 
на бра́мсель с фо̀ка, 
190 глаза аж навыкате, 
исхудал лицом; 
пустился во-всю: 
придумал фокус 
со знаменитым 
Колумбовым яйцом.[6] 
Что́ яйцо? — 
игрушка на̀ день. 
И день 
не оттянешь 
200  у жизни-воровки. 
Галдит команда, 
на Коломба глядя: 
«Крепка 
петля 
из генуэзской веревки. 
Кончай, 
Христофор, 
собачий век!..» 
И кортики 
210  воздух 
во тьме секут. 
— «Земля!» — 
Горизонт в туманной 
кайме. 
Как я вот 
в растущую Мексику 
и в розовый 
этот 
песок на заре, 
220 вглазелись. 
Не смеют надеяться: 
с кольцом экватора 
в медной ноздре 
вставал 
материк индейцев. 

6

Года прошли. 
В старика 
шипуна 
смельчал Атлантический, 
230  гордый смолоду. 
С бортов «Мажести́ков»[7] 
любая шпана 
плюет 
в твою 
седоусую морду. 
Коломб! 
твое пропало наследство! 
В вонючих трюмах 
твои потомки 
240 с машинным адом 
в горящем соседстве 
лежат, 
под щеку 
подложивши котомки. 
А сверху, 
в цветах первоклассных розеток, 
катаясь пузом 
от танцев 
до пьянки, 
250 в уюте читален, 
кино 
и клозетов 
катаются донны, 
сеньоры 
и янки. 
Ты балда, Коломб, — 
скажу по чести. 
Что касается меня, 
то я бы 
260  лично — 
я б Америку закрыл, 
слегка почистил, 
а потом 
опять открыл — 
вторично. 

1925


Комментариев нет:

Отправить комментарий