МАДАМ КЛИНТОН И ЛИБЕРАЛЬНЫЙ ФАШИЗМ

Леонид Фишман Дж. Голдберг. Либеральный фашизм Перевод с английского:  94259) « ‹ – › »

Сами вы фашисты!

Дж. Голдберг. Либеральный фашизм. Перевод с английского: Дж. Голдберг. — М.: Рид Групп (Серия “Политическое животное”), 2012.

Книга Джоны Голдберга “Либеральный фашизм” появилась в 2008 году, в разгар президентской предвыборной кампании в США. Теперь эта книга переведена у нас, и мы можем оценить ее, хотя бы в небольшой степени абстрагируясь от контекста политической борьбы, в котором она увидела свет.

Когда левые и либералы обвиняют правых да и прочих своих оппонентов в тайной приверженности фашизму, это совсем неудивительно и даже привычно. Также левые могут упрекать либералов в скрытом фашизме, находя многочисленные намеки на фашизм в современном глобализме, неолиберализме и т.д. Но когда консерватор начинает уличать в таком же тайном фашизме левых и либералов — это что-то относительно новое и непривычное. Именно этим и занимается в своей книге американский консерватор Джона Голдберг.

Аргументация Голдберга во многом сводится к тому, что фашизм — в не меньшей степени, если не в большей, левое движение, чем правое. Он вырос преимущественно из левой и либеральной политической философии. Голдберг находит многочисленные свидетельства в пользу сходства фашистов и современных им прогрессивистов и либералов. Американский консерватор сопоставляет идеи и практики фашистов и прогрессивистов по принципу “найди десять отличий” и находит их лишь в оттенках и степени завершенности практических действий, предпринятых теми и другими. Так, прогрессивисты, правившие Америкой во времена Вудро Вильсона, “были настоящими “социальными дарвинистами” в современном смысле этого термина, хотя сами они так называли своих врагов. Они верили в евгенику. Они были империалистами. Они были убеждены, что посредством планирования рождаемости и давления на население государство может создать чистую расу, общество новых людей. Они не скрывали своего враждебного отношения к индивидуализму и гордились этим. Религия была политическим инструментом, а политика была самой настоящей религией. Прогрессивисты считали традиционную систему конституционных сдержек и противовесов устаревшей и препятствующей прогрессу, поскольку такие древние институты ограничивали их собственные амбиции. Догматическая привязанность к конституции, демократической практике и устаревшим законам тормозила прогресс в понимании как фашистов, так и погрессивистов. Более того, фашисты и прогрессивисты превозносили одних и тех же героев и цитировали тех же самых философов”.

Голдберг также приводит многисленные примеры симпатий либералов и левых к фашизму. Так, например, мы узнаем, что Б. Шоу в разное время боготворил Сталина, Муссолини и Гитлера, что Г. Уэллс писал почти откровенно фашистские книги и вообще хотел “видеть либеральных фашистов, просвещенных нацистов”, которым одним под силу установить новый мировой порядок и разрешить многочисленные проблемы, тяготящие европейские общества, что во времена Рузвельта сходство его курса с фашистским вызывало отнюдь не только порицание, но, скорее, одобрение среди соратников, и т.д. и т.п.

Автор доводит свою интеллектуальную историю до наших дней, делая вывод, что либеральный мягкий фашизм сегодня в Америке еще как возможен, более того, он уже во многом осуществлен.

Мы сказали — “интеллектуальную историю”, но историю чего? Так называемого “фашистского момента” — ключевого понятия в рассуждениях Голдберга. Голдберг пишет его интеллектуальную и практическую историю в Европе и в США. Среди этих моментов, не считая привычных фашистской Италии и Германии, обнаруживаются и Французская революция, и вильсоновский прогрессивизм, и “Новый курс” Рузвельта, и культурная революция 1960-х, и т.д., вплоть до мягкого фашизма Кеннеди, Джонсона, Билла и Хиллари Клинтон и, конечно, Обамы.

Так что же такое “фашистский момент”? Его можно определить как конгломерат идей и практик, среди которых наиболее характерны следующие. Прежде всего это упор на полезный миф в сорелевском духе. Идея может быть ненаучной и вообще далекой от истины, но если она полезна, она обладает творческой силой и меняет историю. Для фашистского момента характерен прагматизм, в свете которого истинно то, что работает. Далее следует отметить склонность не к теоретизированию, построению четкой программы и идеологии, а к динамике, действию ради действия и оценке политиков, исходя из их намерений и благих пожеланий. Особенно важен этатизм, вера в государство, в его способность решить все проблемы и в то, что государство тебя любит. Не последнее место занимают вождизм и культ личности. Большое значение имеет война как средство мобилизации общества для решения каких-либо задач. Если войны нет, то необходим ее “моральный эквивалент”, провоцирование кризисов, которые можно решить напряжением всех сил (например, война с наркотиками, за чистоту окружающей среды и т.д.) Понятно, что ряд этих признаков Голдберг с легкостью находит не только у правых, но и у левых, особенно у “новых левых”.

Надо отметить, что у подобного рода анализа нетрудно обнаружить обширную интеллектуальную историю, некоторые элементы которой неочевидны, но имеют исключительное значение. Так, например, уже давно радикальные сторонники капитализма и свободного рынка вроде Фридриха Хайека и Айн Рэнд ставили на одну доску левых и фашистов за их этатизм и тому подобные грехи. В связи с этим вспоминается, конечно, и концепция тоталитаризма Ханны Арендт. Но трудно отделаться от впечатления, что больше всего в данном направлении сделали мыслители, чьи воззрения легли в основу взглядов как “новых левых”, так и современных левых и либералов. Еще Т. Адорно и др. исследовали американское общество на предмет поиска в нем потенциально фашистских индивидов, которые не объявляют себя фашистами и не принадлежат к известным фашистским организациям, но охотно приняли бы фашизм, если ему удалось превратиться в достаточно сильное и уважаемое движение. Философы франкфуртской школы и все те, на кого они оказали влияние, описывали западное общество как пронизанное репрессивными практиками, подавляющими волю человека и его способность к самореализации. Со времен 60-х они убедили множество западных интеллектуалов, что западное общество пронизано скрытым фашизмом.

Похоже, Голдберг и сам принимает все это за аксиому. Он всего лишь пошел чуть дальше — туда, куда левые обычно не заходят. Как говорил классик, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Почему, если общество пронизано фашизмом, для левых и либералов должно быть сделано исключение? Если в истории Запада время от времени проявляется “фашистский момент”, то он касается всех, не только консерваторов (это Голдберг тоже признает!), но и левых. Словом, Голдберг, если так можно выразиться, вслед за своими леволиберальными оппонентами “размазал” фашизм по обществу, но мазки у него получились еще более широкие.

Разумеется, Голдберг нередко передергивает, и поэтому его легко обвинить в конъюнктурности, в том, что книга написана на злобу дня, чтобы свалить Хиллари Клинтон, как это делают Константин Аршин и Александр Павлов: “Таким вот образом весь 400-страничный талмуд Голдберга на поверку оказался не более чем агиткой “консервативного фашиста”, призванной не дать Хиллари Клинтон победить на выборах”. (“ОХОТА НА ВЕДЬМ” ОТ ДЖОНЫ ГОЛДБЕРГА Константин Аршин, Александр Павлов — http://www.intelros.ru/pdf/Rus_journal_12_2008/22.pdf) Тем не менее, значение книги Голдберга в другом. Нередко приходится слышать о либеральных корнях фашизма, о том, что фашизм — такое же порождение европейской культуры, как и многое другое. Книга Голдберга как раз и показывает, что фашизм как явление европейской и американской политической культуры не был чем-то преходящим и случайным, что он зародился в том же идейном и культурном бульоне, что и ряд идеологий и утопий, а также лозунгов и практик, к которым мы относимся с гораздо большим одобрением или хотя бы не с таким порицанием. Небезынтересны последние главы книги, в которых Голдберг утверждает и иллюстрирует это примерами, что ряд данных лозунгов и практик, которые мы теперь привычно относим к левому и либеральному спектру, был характерен и для фашизма: современные либералы и левые ведут “войны за культуру”, содействуют упадку традиционных христианских церквей и проповедуют языческие культы, сводят все зло к порокам определенной расы (“белый мужчина — это еврей либерального фашизма”), оправдывают сожжение книг, разрушают традиционную семью. У современных левых либералов обнаруживается расизм, только развернутый в другую сторону. Разделяемая левыми и либералами мультикультуралистская парадигма, придающая главное значение не универсальным, а культурным и расовым критериям при оценке человека, также, с точки зрения Голдберга, является типично фашистской. Левых, либералов и нацистов роднит общее представление о том, что с некоторых пор цивилизация пошла по какому-то ошибочному пути. В частности, поэтому взятие на вооружение левыми и либералами лозунгов защиты окружающей среды — тоже нацистское наследие: “Природоохранное движение предшествовало нацизму и использовалось для расширения базы его поддержки. Нацисты среди первых сделали борьбу с загрязнением воздуха, создание заповедников и экологически рационального лесного хозяйства центральными пунктами своей политической платформы”. Кроме того, вегетарианство, общественное здоровье и права животных, с точки зрения Голдберга, были “просто разными гранями одержимости органическим порядком, господствовавшим в немецко-фашистском сознании того времени и характерным для сегодняшнего либерально-фашистского сознания”. В то время как сегодняшние американцы одержимы всем “натуральным”, в свое время Гиммлер “надеялся перевести СС полностью на натуральные продукты питания и намеревался осуществить такой переход для всей Германии после войны”.

Словом, бульон идей и практик, в котором зародился когда-то фашизм, все еще кипит, а “фашистский момент” никуда не исчез и, похоже, исчезнуть не может. Поэтому, считает Голдберг, “не требуется особого мужества и ума для того, чтобы указывать на то, что вам не нравится и не считается популярным, и кричать: “Фашизм!”. Настоящее мужество требуется для того, чтобы заглянуть внутрь себя, посмотреть на свои убеждения и спросить себя, не может ли что-нибудь из того, что вам нравится, привести к фашизму или иной разновидности тоталитаризма под другим именем”.

Конечно, поскольку книга была написана в запале политической борьбы, ее легко воспринять как ответ, брошенный “напросившимся” на него либералам и левым: “Сами вы фашисты!”. Но правильнее дух книги отражает название последней главы: “Новая эра: все мы теперь фашисты”.

Леонид Фишман