НОВЕЛЛЫ СВЕТЛАНЫ КРЮЧКОВОЙ

. 

... Юра был особым человеком. Замечательный

                        оператор, еврей, не

имевший высшего образования, стал в советское

                        время заслуженным

деятелем искусств, лауреатом Государственной

                        премии. Он родился в 1940

году,

пять

раз поступал во ВГИК, но в конце пятидесятых

                        никаких евреев в

государственный институт культуры, как вы

                        понимаете, не принимали.

Самое смешное, что он делал работы за других

                        ребят-абитуриентов, они

благополучно поступили, а Юре приемная комиссия

                        объяснила, что он

недостаточно подготовлен... Слава Богу, его

                        папа, Аркадий Векслер,

работавший с прославленным Энеем, был художником

                        кино. Куда устраивают

работать детей? К себе...

    В детстве Юра был очень смешной. Его сестра

                        Лиана росла девушкой

небесной

красоты. Она играла на скрипке,

танцевала, в нее были влюблены все поголовно.

                        Глазунов сходил от нее с

ума, торчал под дверьми с букетами - сумасшедший

                        дом! Представьте себе

Настю Вертинскую в молодости - особая красота,

                        которую не портит ни

старость, ни что другое. Лиана даже снималась в

                        каких-то советских

фильмах, все говорили: "Из Лианочки выйдет

                        человек". А маленький Юра

забивался в угол и четыре часа делал так:

                        "Др-др-др-др-др-др-др..."

    У него спрашивали: "Юрочка, что ты делаешь?"

                        - "Я еду". - "Куда

ты едешь?" И он

подробно рассказывал маршрут, а также то, что

                        заметил

по дороге. У него было невероятно богатое

                        воображение, а у взрослых

создавалось впечатление, что он - дегенерат. От

                        него никто ничего

хорошего не ждал. Семья получала ленг-лизовские

                        посылки - Юра был

вывезен в свое время вместе с блокадными детьми

                        по "дороге жизни", его

откармливали там, как всех детей-дистрофиков,

                        вареной морковкой и

киселем, на которые он не мог смотреть всю

                        последующую жизнь... Рос он

в послевоенном Ленинграде в Поварском переулке -

                        там

клубилось ворье.

    Мальчик Юрочка, голубоглазый, рыжий, с

                        завиточками, хороший

еврейский ребенок, в беретике с помпончиком, в

                        кюлотах (штанишки,

которые под

коленками застегиваются), в белых гольфиках с

                        кисточками, - этот

мальчик был наводчиком у ворья. Он звонил в

                        двери, если открывали -

вежливо спрашивал какую-нибудь тетю. Если не

                        открывали - сообщал

ворам,

что дома никого нет. Он свободно ботал по фене,

                        знал все блатные песни

и меня научил. Все пел: "А не ходите поперед

                        тюрьмой..." Он был такой

странный еврей

- советский, послевоенный... В их жилье в

                        Поварском

переулке помещалось чуть ли не девять человек в

                        одной комнате. Кто-то

спал на раскладушке, задвинутой под стол...

    Потом, когда построили ленфильмовский дом,

                        папе дали прямо за

забором Ленфильма квартиру. И папа устроил

                        Юрочку на работу. Сначала

он был учеником фотографа, потом фотографом,

                        ассистентом оператора

комбинированных съемок, затем стал оператором

                        комбинированных съемок,

ассистентом оператора-постановщика, потом вторым

                        оператором и,

наконец,

дослужился до должности оператора-постановщика

                        высшей

категории. Заметь, без ВГИКовской

бумажки. Он всегда повторял: "Оператор -

                        профессия гу-ма-ни-тар-ная".

    Его очень любили актеры: Вася Ливанов,

                        Виталик Соломин, Юра

Богатырев, который постоянно бывал у нас в доме,

                        Олег Даль обожал

его...

    Как бывало на съемках? Режиссер говорил, что

                        делать, но каждый

актер подходил и спрашивал: "Юра, ну как?"

    Я никогда в кино так не играю, как в театре:

                        в театре я сильнее

значительно. Театр - моя профессия,

мое дело; там место для мощнейшей

энергетики, которой, слава Богу, я обладаю, но

                        кино ее не передает:

экран как бы закрывает, опускает занавес между

                        зрителем и актером. И

потом, актер не владеет смыслом того, что

                        происходит на экране... Но

все мои главные киноработы связаны с Юрой.

                        "Старший сын" был

замечательным фильмом еще и потому, что привел к

                        четырем свадьбам. Все

намертво влюбились.

    Я была насмерть влюблена в Векслера - так,

                        что во время съемок

"Старшего сына" бросила Москву, МХАТ и поехала к

                        нему. Я не

имела

никакого приглашения в театр, мы даже не были

                        расписаны... Коля

Караченцов на этой же картине женился на Люде

                        Поргиной, Миша Боярский

- на Лариске Лупиян, Коля Никольский тоже

                        женился - не знаю, на ком.

Мы все были молодые, здоровые,

влюбленные; и, мне кажется, эта картина несет

                        эту ауру, эти наши чувства.

    Потом был фильм "Женитьба", который Юра снял

                        просто грандиозно. На

"Оскара", я считаю, снят этот фильм. Любой кадр

                        можно вырезать,

переносить на полотно и вешать в любую картинную

                        галерею:

Третьяковку,

Эрмитаж, Лувр... Успех моей роли, конечно,

                        определил Юра.

    И еще одна замечательная работа - "Царская

                        охота", где я играла

Екатерину Вторую, за которую получила массу

                        призов. Кстати, именно

Векслер подсказал, что

Екатерина всю жизнь говорила с акцентом, и я

                        полгода утром и вечером,

как молитву, слушала текст, который немка

                        записала на русском языке (я

вообще - ученица в этой жизни. Постоянно

                        чему-нибудь учусь. Вот и

сегодня выучила несколько слов на иврите: "ма

                        питом?", "бокер тов",

лайла тов",

"тода раба", "ахава", "бесэдер гамур", "нахон

                        меод", "кама

зе оле?" *). Очень многие, посмотрев фильм,

                        считали, что меня озвучил

кто-то другой. Получился именно немецкий акцент

                        - не польский, не

английский, не другой. Я не люблю пародийности,

                        а люблю, опять-таки,

профессионализм: полгода занималась изо дня в

                        день. Закон перехода

количества в качество - мой любимый закон. Я -

                        Рак, люблю глубину. И

верхом ездила для роли Екатерины, занималась с

                        тренером нашей

олимпийской сборной - то есть, шла серьезная

                        работа...

    Юра был

человеком потрясающим. Несмотря на отсутствие

                        высшего

образования, он очень много знал. Закончил

                        среднюю художественную

школу, известную в

Петербурге, замечательно рисовал, прекрасно

                        разбирался в живописи.

Сказать, что он был для меня мужем, мало: он был

                        для меня отцом. У

каждой женщины должен был духовный отец -

                        человек, формирующий душу.

Мне повезло. Переехав в Ленинград, я была такая

                        легкомысленная, у меня

свистел такой ветер в голове - по-моему, всем

                        слышен был этот свист.

    Помню, спросила я как-то Влада

Заманского: "Почему ты не

приходишь ко мне в гости?" Он ответил: "Боюсь".

                        |Я поразилась: "Чего?"

- "Боюсь прийти и увидеть тебя с книжкой", -

                        сказал он. А теперь я

дожила до того момент, как Рязанов сказал: "Я

                        понял, что, по сравнению

с тобой,

ничего в поэзии не знаю", - Эльдар

                        Александрович, конечно,

преувеличил... Именно Юра определил мое

                        отношение к миру: я его

глазами стала смотреть на то, что происходит в

                        кино, в театре, в

жизни. Он был для меня всем. Вновь запинаюсь на

                        слове муж: он сегодня

может быть, завтра может не быть.

Но существует нечто большее -

человек родной по крови. Это родство, которое

                        никогда не прекращается.

Живут ли люди вместе, не живут ли, - они родные.

                        Юра для меня был

именно таким

человеком... К сожалению, за полтора года до его

                        ухода из жизни мы

разошлись. Часто думаю: если бы я была рядом, он

                        бы остался жить...

    Почему разошлись? Я не люблю об это

                        говорить, но раз уже зашла

речь... Все женщины делятся на жен и матерей.

                        Одни мужа любят больше,

чем ребенка, другие становятся сумасшедшими

                        матерям. Я

была

сумасшедшей

женой до тех пор, пока ни появился Митя. Но

                        когда он появился, сразу

стало ясно, что на первом месте - сын. Юра очень

                        тяжело перенес мой

выбор. Постепенно в доме возникла такая

                        ситуация, что стало ясно: эти

двое не могут сосуществовать в одной квартире.

                        Мне нужно было

оставаться с кем-то одним - и я осталась с более

                        слабым: с ребенком.

    Могу честно сказать одно (я никогда не

                        говорю неправды, поэтому у

меня очень много врагов). Никогда мы не знаем,

                        чья смерть на нас как

подействует. Иногда

кажется, что человека очень любишь, а он уходит

                        -

и

ты его забываешь. А порой недооцениваешь

                        человека, есть он - ну и

есть, а уйдет - и тебе его не достает постоянно.

                        Так получилось у

меня. Каждое утро и каждый вечер, как

                        нормальный, никому ничего не

демонстрирующий человек (у нас-то с тобой

                        разговор задушевный,

обнаженная ведь натура), я читаю молитву. И дети

                        мои это делают. Дня

нет, чтобы утром и вечером я не вспомнила Юру,

                        нет такой церкви, в

которую зашла бы - и не поставила свечку за

                        упокой. И здесь, в

Израиле,

поставила. До сих пор смотрю на мир его глазами

                        - очень его

мне не хватает. Все мне напоминает о Юре: круг,

                        в который он меня

ввел, интересы, домашний интерьер, библиотека,

                        которую он начал

собирать для Мити, город, который меня

                        удерживает странным образом.

    Меня зовут в Москву - не могу уехать из

                        Петербурга, где все

связано с Юрой. И родственников его воспринимаю

                        как своих

собственных...

НОВЕЛЛА ВТОРАЯ. РОДСТВЕННИКИ.

...Двоюродные сестры Юры, племянницы, их мужья -

                        Нина, Бася, Изя,

Сеня, Мишка, Сашка - все

тут. Вот ты предъявляешь претензии: звонила

до поздней ночи в гостиницу, а меня не застала.

                        А почему не застала?

По

одной простой причине. Я ехала сюда и знала, что

                        в Израиле у меня -

только Юрины родственники. Но, честное слово, я

                        не успела дойти до

гостиничного номера. Как только вошла в

                        гостиницу, портье окликнул:

"Крючкова? Вас к телефону!" Я взяла трубку и

                        услышала: "Светка?" -

позвонили девочки, которые выросли со мной в

                        одном дворе. В нашем

кишеневском дворе было восемь еврейских семей,

                        две русские,

одна

украинская. Слева от нас жили тетя Бетя и дядя

                        Изя, справа - тетя

Полька Бликштейн, которую мы звали "селедкой". В

                        ее племянника,

Владика, который к нам в Кишинев, приезжал из

                        Москвы, из столицы, мы

все были безумно влюблены: такой красавец! Я его

                        вчера увидела и

обалдела: такой же красивый, только седой стал.

    Говорю: "Владик, помню, как я на тебя

                        смотрела завороженными

глазами, а ты толкнул скамейку, я

села мимо, - и эта обида осталась у меня на всю

                        жизнь. Я была в тебя

влюблена, а ты выбил из-под меня

скамейку..." Он ведь, оказывается, и

не знал о моей любви... А вчера я была у

                        девочек, ночевала у них,

Лили-Сюзанны-Дорины; они накрыли замечательный

                        стол: готовились. И

мужья у них чудесные, дети дивные, все друга

                        друга любят. Когда мы

сели за этот стол, бывший москвич Владик поднял

                        бокал и сказал первый

тост:

    "За наше кишеневское детство, за улицу

                        Усющева, 37". Такого

второго двора, как у нас в Кишиневе, не было. Мы

                        организовали

собственный театр, устраивали представления,

                        собирали взрослых и детей

со всех

дворов. Зрители рассаживались, мы открывали

                        занавес... У нас

была своя футбольная команда, мы играли в

                        пионерский лагерь, моя

старшая сестра считалась вожатой - мы полностью

                        были на

"самоокупаемости".

    Наш двор считался самым интересным, около

                        него клубились

остальные, вся жизнь концентрировалась вокруг.

                        Тетя Поля, "селедка",

которая умерла здесь, в

Израиле, не имела собственных детей... Я вчера

                        ночевала у Доринки,

утром проснулась - пахнет тетей Полей: она

                        всегда пекла, и Дорина с

утра затеяла пирожок. Я

спрашиваю: "Дука, ты помнишь, как тетя Поля

пекла пирожок?" А для кого? Она раздавала его

                        соседским детям. А у

дяди Буки на окне стоял телевизор, повернутый

                        экраном в сторону двора.

Мы, дети, рассаживались снаружи на стульях и

                        смотрели этот телевизор.

Дядя

Бука купил стол для пинг-понга. Для нас - мы все

                        играли. Сколько было

приколов!.. Дука выходила с утра, картавя,

                        кричала "Кар-р"р!" - весь

двор просыпался.

      Именно с тех пор я запомнила, что любой

                        ребенок - "любочка",

"рыбочка", "мамочка, съешь уже хлебочка с

маслицем!". А в России -

что? "Куда пошел, зараза? Заткнись" Надоел -

                        отойди". Мой муж всегда

спрашивает: "Что ты со всеми так долго

                        разговариваешь?" Отвечаю:

"Саша, я же - с юга". Он говорит, что у меня

                        вкус - как у мексиканской

проститутки. Он прав: мне нравится все яркое,

                        блестящее; я люблю

разговаривать с людьми, люблю огоньки горящие,

                        музыку зажигательную...

    Почему мне в Израиле хорошо? Конечно, страна

                        неисчерпаема, каждый

раз открываешь что-то для себя новое, но сейчас

                        говорю не об этом. На

каждом спектакле меня

ждет сюрприз. К тому, что у меня были сюрпризы в

прошлый раз, я уже привыкла. Думала, они уже

                        кончились. Но не тут-то было.

    Вдруг ко мне в Хайфе подходит женщина:

                        "Света, ты меня не

узнаешь?" Я смотрю - до боли знакомое лицо:

                        "Ради Бога, извините, не

узнаю". Тут она достает фотографию, где мы

                        втроем. Три подружки, стоим

в лесу в городе Кишиневе. Я, Фанька Бейнер,

                        которая здесь живет уже

тридцать шесть лет, и Галя, которая живет в

                        Ленинграде. Смешно, но я

не узнала Фаню Бейнер, с которой мы учились, с

                        которой мы жили

рядом -

сумасшедший дом какой-то! И вот я увидела себя

                        на снимке - уже забыла,

какой я была...

    Учительница здесь живет моя - преподаватель

                        русской

литературы и языка Раиса Моисеевна. Тоже пришла

                        на спектакль. Я,

кстати, была у нее хорошей ученицей.

    Раиса Моисеевна предрекала: "Светка, ты

                        будешь артисткой". Я

этого не помню, Фанька мне напомнила.

Жаль, но я забыла, какой была в детстве. Как

                        отрезало: не могу

приехать в Кишинев, потому что там все чужое,

                        как у

Ахматовой: "люди, вещи, стены".Нас никто не

знает, мы не туда попали,

Боже мой! Приезжаю в Израиль - и попадаю в

                        Кишинев моего детства,

понимаешь? Здесь - все, что считала забытым,

                        куда-то ушедшим. Но

встречаются друзья, а ведь общая биография - и

                        есть наша жизнь.

    Близкие люди вдруг стали мне рассказывать

                        про меня, Я узнала, что

к Сюзанке, замечательному доктору по прозвищу

                        "Стена плача", весь

квартал бесцеремонно ходит лечиться. Она ведь

                        работает, приезжайте к

ней в больницу, в поликлинику, - нет: они

                        предпочитают идти домой. А

самое главное, что еще жива

тетя Ниночка - Сюзанина мама. Она говорит:

"Светка, я помню, как заплетала тебе косички. Ты

                        была такая

маленькая..." А сейчас я обнимаю тетю Нину - ее

                        голова мне только до

груди доходит...

    У меня умерла мама, бабушка - я

                        родоначальник своей

семьи, за моей спиной никто не стоит. У меня

                        никого нет: я держу на

руках всю свою семью. А здесь, у вас, я вновь

                        чувствую себя маленькой

девочкой, меня называют "Светкой", а не

                        "Светланой Николаевной".

    Конечно, мне в Израиле хорошо. И всякий раз,

                        когда уезжаю, со

мной

случается истерика. В прошлый раз уехала, рыдая,

                        и чувствую, что

сейчас будет то же самое...

    Сюзанка у нас была золотая медалистка,

                        поступила

без всякого блата в медицинский институт. На

                        вступительном экзамене

написала обо мне сочинение под названием

                        "Солнышко" - я тогда,

пятнадцатилетняя, впервые постриглась - и была

                        рыжая-рыжая... Такой у

нас был уникальный двор. Вчера, когда я пришла

                        на этот званный обед,

собрались с соседних улиц... Кишинева.

    Они как-то умудрились сохранить дружбу.

                        Какие дивные

у них дети!

Сколько добра в их домах, тепла!..

Даже собаки добрые - члены семьи. Дука постоянно

                        своей собаке Пицце

говорит: "Ма питом? Бои-бои!" Есть же люди

                        светлые, добрые, которым

все удается. Дука мне вчера сказала: "Я

                        встретила Алика в восемнадцать

лет

- и больше уже никогда никого не видела вокруг".

    Тридцать лет вместе прожили, дети выросли...

                        А какие у них в саду

растут лимоны с грейпфрутами! Хорошо: это -

                        настоящая жизнь, которой

должен радоваться

человек. Я выхожу утром из спальни, где спала в

                        Яночкиной

комнате, а

Дука идет навстречу, обнимает меня, целует:

                        "Доброе утро, мамочка!"

"Ласточка", "солнышко" - только на юге так

                        говорят, понимаешь? Мне

очень важно, чтобы меня приласкали, обняли,

                        улыбнулись мне.

  В Израиле всюду продаются магнитики: две точки

                        и улыбка от уха до

уха - вот вам мое лицо. Я привезла сыну такой

                        магнитик, там улыбка,

кипа и надпись:

"Don-t worry, be Jewish" (-Не печалься, будь

                        евреем-). И Митька у себя

в комнате повесил эту прелесть, эту суть

                        израильского народа...

НОВЕЛЛА ТРЕТЬЯ. САША.

...Хемингуэй

говорил, что у мужчины должны быть четыре жены:

                        в

процессе взросления человек меняется, и на

                        каждом новом этапе ему

нужны разные спутницы. О том, сколько мужей

                        должно быть у женщины,

Хемингуэй

умолчал. Но у меня пока все идет закономерно:

                        Юра был старше меня,

Саша - младше на двенадцать лет. Мы с Сашей

                        родились в один день, 22

июня, и оба - в год Тигра. Надо сказать, что всю

                        жизнь я мечтала об

одном: увидеть любящий взгляд моего мужчины,

                        обращенный на детей, - и

никогда этого не случалось ни с Юрой, ни с

                        Сашей.

Юра говорил: "Я люблю тебя больше, чем Митю".

                        Саша говорит: "Я

буду любить тебя, а ты люби своих

детей". Но мне важно, что делает мужчина, а не

                        то, что он говорит. Уж

чего только я в жизни не слышала...

    Один режиссер восклицал: "Хотите, я стану на

                        колени?" - "Станьте,

вы будете сотый. Можете руки целовать,

ноги - у меня это все было, мне всё целовали,

                        включая песок, по

которому я ходила". Слова меня не впечатляют,

                        меня впечатляет только

дело. Так вот, Саша занимается делом. Порой,

                        даже слишком активно, в

такие минуты

говорю: "Вынь из одного места зонт и закрой

                        его". А с

другой стороны, муж - оптимист. Сейчас,

                        например, он бесстрашно взялся

за реконструкцию грязного страшного чердака, по

                        которому ползали

бомжи.

    В пятиэтажном доме, который входит в

                        архитектурный ансамбль

города, поднял на полтора метра конек, сделал

                        крышу в двести метров,

сто из них взял для нас двоих. И увлеченно

                        занимается стройкой нашего

собственного

жилья. В России очень трудно обеспечить по

                        квартире каждому ребенку и

себе элементарное пространство

оставить. Пока что мы с Сашей живем в

одной комнате: тут и книги, и компьютер, и

                        постель. А наш младший сын

гордо заявляет: "Я живу в гардеробной". Но

                        сейчас все налаживается:

Саша буквально с нуля отстроил ему квартиру в

                        центре города, я, как

последняя мещанка, своими ручками шила

                        занавесочки, ламбрекены делала,

косой беечкой подшивала. По этому поводу Саша

                        даже купил мне к Новому

году швейную машину (по-французски - "машина

                        кудр". А "машина лаве" -

стиральная).

    А к нашему будущему жилью муж подходит

основательно: хочет, чтобы

сауна у меня была, кабинет. К сожалению, окна у

                        нас будут выходить в

небо, иначе бы они портили фасад... У Саши масса

                        специальностей. По

образованию - музыкант, работал в оркестре

                        барабанщиком. Если кто-то

считает, что барабанщик - не музыкант, этот

                        кто-то не прав. Еще Саша

немножко играет на гитаре. Он ездит за мной на

                        выступления - звук

делает, свет выставляет, декорации. Кем он еще

                        работал? Посадчиком

металла в горячем цеху, матросом рыболовецкого

                        флота, реставратором

музыкальных духовных

инструментов. Да, чуть не забыла: Саша работал

барменом в ресторане - там, собственно, мы с ним

                        и

познакомились.

    Мы с Ларисой Гузеевой снялись в картине

                        Хотиненко "Спальный вагон"

и заработали по тем временам чуть ли не на

                        машину. Возвращаюсь как-то

домой - опять ребенок, опять плита... Звоню

                        Лариске: "Гузеева, что

будем делать? Деньги есть, а счастья нет". Как

                        говорит мой сын,

счастье

есть, оно не может не есть... Гузеева отвечает:

                        "Пойдем в ресторан.

Как артистки оденемся, почувствуем себя людьми!"

                        Я позвонила

в

замечательный закрытый ресторан - охотничий

                        клуб, им владел один

чудный

еврей, который потом уехал в Америку. В зале

                        было очень красиво, свечи

зажигали, кого попало, не пускали. В общем,

                        заявились мы туда с

Гузеевой и Митей. Чтобы ребенок нас не отвлекал,

                        я по дикому блату

купила ему какую-то английскую мозаику. И вот мы

                        сидим с Ларисой и

говорим про наше, про девичье. Ребенку надоело

                        все это слушать, он

отправился гулять по ресторану. Я слежу за ним,

                        как подсолнух за

солнышком: куда Митя - туда и моя голова.

                        Смотрю,

разговаривает с

каким-то мужчиной, тот с ним возится, чучела со

                        стен снимает. Потом

вдруг Митя подводит его к нам: "Мама,

                        познакомься, это - дядя Саша". Я

вообще всего боюсь, к незнакомым людям отношусь

                        подозрительно, а тут

как-то так получилось: крышу враз снесло. Пришел

                        Саша, не ушел, и

сразу

резко стали мы с ним жить. Для меня, как ты

                        понимаешь, самым главным

было то, как он отнесся к Мите. Чучела снимал -

                        ладно. Но у Мити были

проблемы со здоровьем, и Саша к ребенку

                        относился идеально, без тени

раздражения. А потом я

обнаружила, что беременна, а Саша был женат. Я

решила так: "Почему бы мне такому любимому Мите

                        не родить брата? Я же

уйду рано или поздно. Не должен быть человек

                        один на земле, это

неправильно". И я из-за Мити оставила ребенка. А

                        потом все сложилось

замечательно. Сашу от жены я не уводила: они уже

                        были практически

разведены, только штамп оставалось поставить.

                        Всю беременность я

провалялась, прокололась гормонами, на сорок

                        килограммов поправилась.

    Саша занимался Митей, они оба меня очень

                        опекали. Помню,

стояла

зима, мои мужчины нарядили елку, на ней день и

                        ночь горели гирлянды, а

Саша кому-то чинил виброфон - музыкальный

                        инструмент, издающий нежный

сказочный звон.

    По утрам они в куртках (мне не хватало

                        воздуха, окно было открыто

настежь) входили ко мне в комнату, целовали пузо

                        и говорили: "Веди

себя хорошо, не мешай мамочке отдыхать", - и

                        уходили по своим мужским

делам. Когда родился мальчик, я предоставила

                        мужу право

назвать малыша. Саша сказал: "Саша!" Мне всегда

                        нравилось это имя,

даже Митьку хотела Сашей

назвать... Чтобы не возникала путаница, Сашу

маленького зовем Алексом, и это имя мне тоже

                        очень нравится...

НОВЕЛЛА ЧЕТВЕРТАЯ. АЛЕКС.

...Мои сыновья - от разных мужей, но оба они

                        рыжие. На Ленфильме ходит

замечательная шутка: "Если Крючкова родит от

                        негра, у нее будет рыжий,

голубоглазый мальчик".

    Дети удивительно похожи друг на друга.

                        Когда-то давно в городе

Ленинграде Сергей Юрьевич Юрский познакомил меня

                        с замечательным

детским психиатром Сашей Гольбиным, который

                        сейчас живет в Чикаго.

Тогда у меня

не было детей, я очень хотела родить, но врачи

не разрешали. Наконец, решилась, забеременела

                        Митей, и Гольбин,

уезжая, сказал: "Света, ты родишь ребенка того

                        пола и того типа,

какого хочешь, потому что у женщин с сильной

                        волей получается именно

так". Он уезжал

19 мая 1981 года, Юра в этот день попал с

                        редынфарктным состоянием в

больницу. А в августе я родила Митю. Мне

                        предрекали девочку, а я

знала, что будет рыжий мальчик.

    Я родила, врачи его поднесли и спросили:

                        "Это

кто?" Я ответила: "Это Митя!" И в эту секунду

раздался телефонный

звонок. Слышу, говорят: "У вас сын родился, но

                        мы его еще не измеряли

и не взвешивали", - Юра звонил. Я повернула

                        голову - на часах было

18.30... А маленький тоже рождался сложно, и

                        жизнь у нас была сложная.

    Когда малышу исполнилось три месяца, я с

                        поездом "Комсомольской

правды" уехала зарабатывать деньги на Дальний

                        Восток. Саша остался с

грудным ребенком. Они с Митей его кормили,

                        поили, пеленали. А дальше

события

развивались драматично: 22 января 1991 года Митя

                        попал на операцию в

больницу - наши

великие врачи девять лет не могли поставить

                        диагноз,

после его операции я поседела... За Митей нужно

                        было ухаживать, я

решила маленького на неделю отдать свекрови,

                        Сашиной маме. Мы

возвращались от свекрови в гололед, Саша сидел

                        за рулем, на скорости в

90 километров мы влетели в столб и машина

                        разбилась вдребезги.

    Пострадала одна я... Надолго попала в

                        больницу, таким образом,

ребенок на три с половиной года оказался в чужих

                        руках. Назад я

получила такое, что поняла: это я не люблю.

                        Представляешь, не люблю

своего

сына! Смотрю

на него - стоит чужой мне человек. Чужой, не

                        мой! Дурак с каким-то

тупым взглядом. У свекрови ребенок получал по

                        затылку, его били

тапком, ремнем, веником...

    Я с тех пор их с мужем к себе на порог не

                        пускаю, а Саша вообще

говорит, что его мама умерла. Она плохой человек

                        - несет зло детям...

Итак, получив то, что получила, я закатала

                        рукава - и началась работа.

Во- первых, ребенок не выговаривал ни одной

                        буквы - я

стала заниматься с ним как логопед.

    Когда мы с Митей учили с ним предлоги, это

                        был

настоящий цирк! Мы

ему объясняли, что такое "около",

"под". Учу ребенка трех с половиной лет:

                        "Сашенька, есть "под" и

"над". Посмотри: над столом - абажур. Он - над

                        столом". Становлюсь на

четвереньки, лезу под стол: "А мамочка где?" Он

                        отвечает: "Внизу", - и

так полчаса.

    Говорил: "ковната", "транвай", ругался

                        матом, стучал

кулаком по столу: "А подать мне стопку водки!".

                        Это было нечто...

Сейчас он, конечно, совсем другой ребенок.

                        Правда, тогда он был

здоровее. Телом, но не душой... Алекс - безумно

                        интересный

мальчик.

Обладает абсолютным слухом, учится играть на

                        пианино, но - не гаммы

пиликает, а регтаймы подбирает. Прекрасно

                        соображает в компьютере, у

каждого из моих детей есть свой электронный

                        адрес. Пишет не очень

грамотно, зато - философские тетради. Читать

                        дает только мне: "Я все

думаю, зачем человек живет? Наверное, все-таки,

                        - для любви. Ведь,

если бы не было любви, вся наша земля была бы

                        одна большая, черная и

грустная планета", - это в девять лет. Еще он

                        пишет о том, что у него

есть друзья, но они только так называются.

На самом деле, он одинок. И

дальше: "Когда сидишь один в комнате, твое

                        сердце разрывается от

холода и боли". Конечно, он мальчик тонкий. От

                        осинки апельсинки не

родятся: как бы его ни коверкала среда, он,

                        все-таки, мой сын. Услышав

однажды

любую песню, тут же воспроизводит ее - нота в

                        ноту.

    Великолепно успевает по английскому языку, у

                        Митьки схватывает на

лету. Прошлым летом у меня полетели гастроли и

                        сорвался круиз. Вместо

того чтобы огорчиться, я так обрадовалась! Целый

                        месяц провела с

ребенком.