Мальчишки играют в футбол в ста
метрах от дороги. Носятся по каменистому, грязному пустырю от одного края до
другого. Обычно их не меньше пятидесяти человек. Так играют: 25 на 25. Дикий
футбол получается. Вместо штанг для ворот – столбики камней. Они играют, строго
соблюдая правила. Толкаются редко и никогда не бьют по ногам, потому что падать
на пустыре, на камни, очень больно. Камней много, стоит только нагнуться – и
камень в твоей руке.
В маленькой ручонке камень,
иногда он лежит на совсем крошечной ладошке. Арабские дети играют без
возрастных ограничений: мальчишки лет шести в одной компании с тринадцатилетними
лбами.
Сыну моему было жалко этих
футболистов, когда он увидел их впервые. Он понимал, что по тому пустырю и ходить-то было не в
радость, а тут дети носятся за мечом… Тогда, в первый раз, он был уверен, что
мальчишки бегут навстречу каравану лишь затем, чтобы приветствовать его, по
обыкновению всех мальчишек мира. Его и раньше предупреждали, что в этом месте
израильтян встречают неласково, но сын не связал это предупреждение с детским
футболом. И потому крайне удивился, когда увидел взмахи детских ручонок, после
чего по железу машины застучали камни… Все пятьдесят мальчишек успевали
швырнуть по камню, а некоторые даже по два… Да, они несомненно, были детьми
своего вождя с похотливо оттопыренной губой. Это он научил их игре в ненависть.
И по сей день в школах Газы преподают одно лишь искусство швыряния камней в
евреев. И главный этот урок происходит на заднем дворе школы, перед глухой,
грязной стеной, на которой изображен джип с шестиконечной звездой на борту.
Дети дружно швыряют камни в звезду Давида, а учитель ставит им оценки в
зависимости от меткости и силы броска.
Что там бедный универсам в Москве
со звероподобной мамашей. Оказывается, подлинная школа ненависти была не там, а
здесь, в стране, куда я привез свою семью, чтобы жить в любви и покое…
Мой сын сказал тогда своему
командиру, что нельзя давать мальчишкам шанс играть в такие страшные игры, что
всем еврейским солдатам и поселенцам нужно уйти из Газы. Тогда дети станут
играть только в футбол и забудут о необходимости бежать к перекрестку, сжимая в
потном кулачке "оружие пролетариата".
Командир только пожал плечами.
Потом он сказал, что его прадедов убили нацисты, хотя не были они солдатами или
поселенцами, а работали в сапожной мастерской. Убитые не носили оружие и форму,
да и жили не в Германии, а в Литве.
-
Нам некуда уйти, - сказал
командир. – Они найдут нас везде. А здесь, в Израиле, и долго искать не
придется.
-
Что же делать? – в растерянности
спросил мой сын.
-
Ездить в бронированном джипе и с
автоматом, - ответил, не раздумывая, командир. – Иного выхода я не вижу.
Опыт последних лет доказывает,
что он был не прав. Автомат нужно было пускать в ход сразу же, не позволять
"милым деткам" тешиться, швыряя камни в людей. Тогда, может быть,
и жертв впоследствии было бы гораздо
меньше – и среди евреев, и среди арабов. И сердце мое продолжало бы биться
спокойно, и мозг, мятущийся в хаосе отчаяния, перестал страшиться прихода
завтрашнего дня.
Останавливаю сам себя. Не так все
просто. Я понимаю, если позади тысячелетия битвы со злом; глупо надеяться на тихую заводь в будущем.
1998 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий