"РУССКАЯ" В ИЗРАИЛЕ рассказ

  Школьники в Дании с гордостью говорят: « Мы – датчане!»

 Дети в классе китайской школы гордятся тем, что они китайцы. 

 Чада англичан счастливы принадлежать  британской короне.

 Дети Израиля горды тем, что они евреи…. И так далее.

 Детям самой природой предписано гордится тем, что они принадлежат большинству. Это потом, в юности, им начинает казаться, что быть избранным, не похожим на остальных, почетно и выгодно. Юноша стремится быть личностью, и, тем самым, принадлежать к меньшинству. 

 Тоска по таланту – типичный пример стремления мужского пола встать над толпой. 

 А кто из девиц не сожалел, что не выпал им счастливый жребий  родиться в семье миллиардера или премьер-министра. 

 Катю привезли в Израиль, когда ей только что исполнилось 12 лет. Так получилось, что в школе города К. не было ульпана, и девочке сразу пришлось идти в нормальный 5 класс – «хей». 

 Оба родителя Кати были евреи, но девочка, как и мама, мало походила на дочерей  семитского племени. Глаза у Кати были голубые, волосы русые, нос курносый, а скулы широкими. Сами можете догадаться, как встретили новенькую в классе. Ей бы в слезы, в жалобы, в истерику, а она выбрала позицию гордого и сильного человека, хотя росточка была крошечного и физической силой не отличалась. 

-          Русская, русская!! – завопил класс, как только учительница представила всем им Катю. 

Но Катя ничего не имела против такой клички. Она приехала в Израиль недавно и еще не поняла, что принадлежать к меньшинству стыдно и плохо. В России ее никто не обижал, как еврейку. Это и в голову не приходило одноклассникам, по причине ярко выраженной славянской внешности девочки. У нее не было привычки к обиде, а характер девочке достался в наследство крепкий. 

 Брань, как известно, на вороту не виснет, но на первой же перемене новенькой дали почувствовать, что она чужая. Ее толкали – случайно и нарочно. Ей плевали в спину, и демонстративно отказывали в знакомстве и дружбе. На самом деле, школьники этого, вполне нормального класса, приглядывались к новенькой, проверяли ее на «вшивость»

 Катя вела себя, с точки зрения ребят, вызывающе. Сначала гордо терпела обиды, потом стала давать сдачу. Дело дошло до драки. Особенно обидели Катю шутки одного увальня по имени Амит - большой. В классе был еще один Амит – маленький, но тот вел себя прилично, и на девочку из России внимания не обращал. 

 За тезку отыгрался Амит большой. На перемене он вертелся вокруг Кати и делал ей всякие изощренные гадости. Где-то, например, нашел паука и засунул мерзкое насекомое за шиворот девочке, а потом в класс пробрался на перемене и склеил жвачкой все письменные принадлежности в ее пенале. Вот было смеху потом, когда урок начался.

 Семья Амита принадлежала к выходцам из Марокко. Его отец, шофер большегрузной машины, новоприбывших не жаловал, и часто, за столом, ругал «русских» всякими обидными и грубыми словами. Маме Амита - большого это не нравилось. Она считала, что любая алия нужна Израиля, потому что другого пути защитить Еврейское государство -  нет, и не будет. 

  Сын держал сторону отца. Отец был большим и сильным. Он ездил на огромном грузовике по всему Израилю, а мама Амита вечно торчала на кухне или ходила по магазинам и базару, покупая продукты. 

 Отец никогда ни о чем не просил своих четверых детей. Матери вечно нужна была помощь. Особенно приставала она с разными просьбами и поручениями к старшему сыну – Амиту. А еще мама этого увольня была занудой. Она старалась воспитать своих детей в еврейских традициях, при полном равнодушии к ним главы семьи. 

  Каждый день этот паршивец придумывал новое мучение для Кати. Он прятал ее учебники. Он каждый раз начинал хохотать, когда девочка пробовала говорить на иврите, он запирал ее в классе… Однажды Амит -  большой купил специально наручники для детской игры и насильно приковал к себе девочку. 

 Дома Катя ни на что не жаловалась. Она видела: родителям и без того трудно. Первый, щадящий год прошел быстро. Отец Кати долго искал работу по специальности, но не нашел ее и был вынужден зарабатывать деньги там, где он никогда бы, в других обстоятельствах, не стал этого делать.

 Мама Кати приехала в Израиль на пятом месяце беременности. Брат девочки родился беспокойным, часто болел, плакал по ночам. Мама не высыпалась, вечно ходила хмурая, и, как казалось Кате, совсем забыла о ней.

 Одиночество в детстве гораздо мучительней, чем в зрелом возрасте. Катина гордость не позволяла ей искать друзей самостоятельно. В  классе были «русские», но все они прибыли в Израиль раньше, прекрасно говорили на иврите и совсем не хотели принимать в свои ряды белокурую парию.

 Одна тихая, неприметная девочка попробовала протянуть Кате руку дружбы, но сделала она это как-то неуклюже, и новенькая не отозвалась на приглашение разорвать вместе круг одиночества.

 И в следующем классе Амит продолжал  «доставать»  Катю своими наглыми и подлыми выходками. Он был так находчив в этом, что другие дети оставили Катю в покое, будто признали за своим изобретательным другом право на первенство в деле травли бедной девочки.

 Катя держалась. Она приняла вызов, и в этом сражении за честь и достоинство не хотела уступать никому. Тем более, этому гнусному толстяку с толстыми губами и курчавой, «проволочной» шевелюрой. На грубое слово она научилась отвечать руганью. На удар – ударом. Только однажды удалось Амиту довести бедную Катю до слез.

 Были они всем классом в походе зимнем - по Негеву. Ночь предстояло провести в палатках. Койки с железной сеткой, сверху поролоновый матрас, ну и мешок, конечно, спальный. Вот на чем и во всем этом  предстояло спать.

 Амит ловко и незаметно стащил  матрас Кати, и спрятал его в кустах. Запасных матрасов не было. Девочке предстояло провести ночь на голой сетке. Всем на мягком, а ей, хоть и в спальном мешке, но прямо на железных пружинах. Было холодно, хотелось есть, темень наступила за стенами палатки…. И здесь Катя не выдержала. Она сидела на мерзком железе своей койки и плакала три ручья.

 У большинства в этом мире все было хорошо. Всем, или почти всем на этой земле, предстояло провести ночь, лежа на мягком матрасе. Только ей, как и прежде, надлежало принадлежать к униженному и жалкому меньшинству. И не было у Кати больше сил переносить эту чудовищную несправедливость.

 Одноклассники удивленно уставились на рыдающую «русскую». Они и не подозревали, что эта голубоглазая девчонка умеет плакать. Амит тоже не подозревал. Он с ужасом смотрел на Катю и слушал ее жалобные всхлипы, потом Амит вышел из палатки и через минуту вернулся с матрасом девочки. Он сам постелил его, сделав это быстро и аккуратно.

-          Порядок, - сказал Амит, - ложись и спи! 

Но Катя вытерла слезы кулаками и, не разжимая пальцы, бросилась на Амита  большого. Она молча колотила его по груди. А Амит покорно стоял, принимая наказание, не шевелясь, и не поднимая рук.

 Все верно. Вы, конечно, догадываетесь, что с этими двумя произошло дальше. На следующий день после истории с матрасом один из мальчишек случайно толкнул Катю. Амит заметил это и толкнувший, трогая у зеркала в умывальне синяк под глазом, поклялся больше никогда даже близко не подходить к девочке из России.

  Пришло время триумфа. Никто, даже словом, не смел задеть Катю. Каждый возможный обидчик знал, что он рискует вызвать гнев Амита - большого. Гнева этого, не без оснований, все боялись. 

 Амит упрямо ходил за «русской» все последующие годы. Он редко заговаривал с девочкой, потом и девушкой, но всегда был рядом. Он провожал ее домой, взгромоздив за спину два ранца. Он делал это молча и покорно, как верблюд в пустыне. Однажды, кажется в классе десятом, Амит взял за руку Катю, но тут же ее отдернул и убежал в панике. Амиту тогда показалось, что его ударило током. 

 Он и в самом деле жил отныне под высоким напряжением любви. Многое изменилось в жизни Амита. Он стал внимательней относиться к матери, и теперь уже не встречал ее просьбы глухим ворчанием, а помогал ей охотно.

 Отец продолжал, при всяком удобном случае, ругать новоприбывших. Однажды, он позволил себе грубо пошутить над увлечением сына. Амит к тому  времени возмужал и перерос своего папашу. Он глянул на него искоса и произнес негромко и спокойно:

-          Еще раз так скажешь, и я тебя убью.

Отец Амита- большого глуп не был, он понял, что рискует потерять не жизнь, а сына. И шутить на тему его любви перестал.

 Пришло время мести для Кати. Травмированная ее душа, не спеша, привыкала к новому положению вещей, к своему иному состоянию в этом сложном мире. Катя по-прежнему была невелика ростом, но всем остальным удалась в свою красавицу-маму. Ее гордая, неприступная сдержанность надежней стальной цепи приковывала к ней влюбленного Амита.

 Катя позволила ему робко поцеловать себя только в одиннадцатом классе. Ни о чем другом Амит и не смел помыслить, несмотря на то, что большая половина их  школьного коллектива уже узнала все прелести плотской любви.

  Вижу эту парочку часто.  Катя помыкает Амитом с небрежной легкостью хозяйки положения. Она вышла победителем величайшего сражения в нашей жизни. Сражения за саму себя. . И хорошо понимает это.

  Вам может показаться, что автор стремится завершить свой рассказ веселой, оптимистической нотой. Пусть так, но, тем не менее, прошу Вас учесть, что Амит- большой принадлежит в финале нашей истории к меньшинству безнадежно  влюбленных, а Катя к большинству людей со спокойным сердцем.