Никто ныне, как мне кажется, не читает эту занимательную книжицу, сочиненную Александром Радищевым под названием «Путешествие из Петербурга в Москву».
Не знаю, входит ли повесть эта в нынешние хрестоматии и школьные программы России. В мое время входила. Нас заставляли читать скучнейшие, написанные архаичным языком, тексты и отвечать на казенные вопросы, утвержденные Минпросом.
Была в этом насилии и своя характерная сторона. Школьникам СССР активно прививали ненависть к программной литературе. А это, даже в случае с «борцом против самодержавия» - масоном Радищевым – прискорбно.
Сочинение этого вольнодумца полезнее читать в зрелом возрасте, чем в 15 лет. Вот я и прочел, причем без всякого усилия над собой. Отличная, скажу Вам, книжка! Весьма поучительная.
Вполне возможно, помешал массовому распространению «Путешествий» в наши дни этот самый архаичный слог речи. Надо бы перевести сочинение Радищева на современный русский язык, основанный гением Александра Пушкина, и тогда книга могла бы стать популярным и удивительным документом своей эпохи, да и не только своей.
Остановлюсь только на «революционной» ее части, имеющей непосредственное отношение к кровавому конфликту Израиля с арабами. Для большей ясности, попытаюсь сделать «перевод» цитат, хотя и понимаю, что при этом текст Радищева потеряет значительную часть своей «первобытной» прелести.
Итак, впереди революция во Франции террор, тоталитарная власть Бонапарта и, как следствие, кровопролитная, имперская война в Европе начала 19 века за передел территорий.
Но прежде идеологи, интеллектуалы «цивилизованного человечества» должны были придумать саму систему оправдания убийства, как такового. Активно работало в этом направлении французское просвещение. Вот и Радищев последовал за своими учителями.
Но обратимся к тексту.
Александр Николаевич пишет о достаточно типичном случае убийства русскими крестьянами своих господ.
Предыстория этого убийства не так интересна. Все началось с произвола барского, разрушившего сердечный союз крепостного парня и девушки.
Парень в отчаянии сделал попытку похитить невесту. Тут все и началось: «Жених, видя, что его настигают, выхватил жердь из забора и стал защищаться. Между тем, шум привлек других крестьян и дворовых, давно озлобленных на своих господ. Встали крестьяне на защиту обиженного. Увидев это, помещик с руганью подбежал к толпе, и первого, кого встретил, огрел тростью так, что тот потерял сознание. Сие стало сигналом к общему наступлению. Крестьяне окружили господ и, коротко сказать, убили их до смерти на том же месте».
Власти арестовали виновников и приговорили их з а у б и й с т в о к наказанию кнутом и вечной каторге. Радищев противник смертной казни, за что мы его приветствуем. Но противником он был несколько странным, открыто заявив в своей книге: «Рассматривая сие дело, я не находил достаточной и убедительной причины к обвинению преступников. Крестьяне, убившие господина своего, были смертоубийцы. Но смертоубийство сие не было ли принужденно? Не причиной ли оного сам убитый помещик?»
Заметьте, писатель (либерал и гуманист) вдруг забыл, что крестьяне убили не одного помещика, а «четверых господ». То есть, и того, кто ударил тростью и тех, кто никакого насилия в данном эпизоде не совершил.
Передернул писатель и это характерно. Ну, не соврал, так утаил правду. Он не только хотел оправдать убийц, но и, в глубине души, был уверен, что и массовые убийства могут быть оправданы. Надо думать, во имя революционной идеи, милой его сердцу.
Радищев писал о характерном русском бунте «бессмысленном и беспощадном» - прообразе того кошмара, который случится с империей в начале века двадцатого.
В 1790 году он невольно оправдал то, что произойдет в годы кровавой бойни, устроенной большевиками.
Допрашивал Радищева в застенке смертельно уставший от тяжкой жизни следователя по особо важным делам – старик Степан Шешковский. Низшее сословие пытали в его присутствие. Писатель – дворянин избежал злой участи. Шешковский, надо думать, страдая от невозможности приложиться каленым железом к коже подследственного, спрашивал, читая книгу: « Вы ли, сударь, написали сии слова: «Невинность убийц была для меня математически ясна. Если нападет на меня злодей с кинжалом, чтобы меня убить, стану ли я убийцей в глазах правосудия, если первым прикончу нападающего?». «Сударь, - надо думать, пожевывая и скучая, продолжал допрос Шешковский. – Помещик и не думал покушаться смертью на своего крепостного. Сами пишите, просто огрел тростью крестьянина. Не было никакого кинжала. Почто друзья обиженного порешили все семейство обидчика. Да и читали ли вы, сударь, Ветхий Завет Господа нашего, в коем сказано: «Не убий»?
Тут, надо думать, Радищев вновь стал рассказывать старику о злодействах этой помещичьей семейки. Чистую правду, между прочим, стал рассказывать: о вздорности дворянской, о насилии, о произволе…
Шешковский терпеливо внял всему сказанному. Возможно, даже кивал дробно в ответ на горячую речь подследственного. Помнил он хорошо еще один призыв из книги писателя – бунтаря: «Страшись, помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение».
Вполне возможно, не стал пыточных дел мастер спорить с Радищевым. Только подумал, что исправить натуру человеческую никак невозможно. Один владелец душ человеческих зол и жесток, другой – мягок, добросердечен. Злого, при том, нельзя убивать ни при каких условиях. Стоит только начать со злого, и непременно, следом, начнут падать на землю головы добрых. Да и сами убийцы начнут резать друг друга. В горячке мести, по началу, пострадает источник зла, а затем уйдет злой от первого гнева народного и сам станет палачом. Так, на памяти Шешковского, началась и продолжилась кровавая эпопея Емельки Пугачева.
Промолчит, замученный лихой должностью, старик еще и потому, что видел он перед собой человека, хоть и опасного, но разумного. Сам с собой спорил Радищев на страницах своей книги. Догадывался писатель, что станется с Россией, если пойдет она по пути права на убийства. Сам изложил позицию своих противников: «Если убийц признают невинными, мир превратится в хаос, придет конец гражданскому миру. Земледелие умрет, орудия его сокрушаться, нива запустеет и бесплодным порастет злаком; поселяне, не имея над собой власти, скитаться будут в лености, тунеядстве и разбредутся по всему свету».
Эх, оживить бы Александра Николаевича и показать сочинителю все муки российские, поразившие империю в 20 веке.
Несовершенен мир человеческий, но невозможно исправить его правом на убийство. Давно было сказано это народу Исхода у горы Синай. Давно было сказано это всему человечеству, будто знал Всевышний, куда может привести род людской это право.
Самого Александра Николаевича Радищева Екатерина 11 пожалела, сослав в Сибирь на десять лет. Книгу уничтожить не смогла. Рукописи, как известно, не горят. И пошло - поехало: «просвещенцы», сострадатели горю народному, разбудили Марата с Робеспьером, за ними декабристов, Герцена, народовольцев, эсеров, большевиков, нацистов, исламистов…
Армия террора крепла и набиралась сил. Все эти люди, вслед за своими учителями, проповедовали право на убийство. Наследники Радищева и Великой Французской Революции по старой привычке, ставят лошадь позади телеги.
Убил – значит, тебя угнетали, лишали прав и так далее. И правильно убил. Имел на это святое право.
Либералы, социалисты Европы взрастили исламский террор, готовый прекратить эксперимент с мыслящей материей. Сделали они это в крепкой спайке с фанатиками исламского фашизма. Либерализм всегда и во все времена, легко переходил в свою противоположность.
Нынешняя антиизраильская компания на Западе имеет глубокие корни. Дело здесь не только в природной юдофобии ряда народов Европы, но и в чудовищных пережитках либеральных доктрин. Доктрины эти сегодня крайне противоречивы: с одной стороны отрицается право государств на смертную казнь преступника, с другой - либералы и социалисты Запада признают за «угнетенными народами» право на убийство, но убийство это стыдливо именуют «борьбой угнетенных народов за свои права».
Как и в конце 18 века, когда жил и работал Радищев, сегодня эта красивая фраза смертельно опасна. Те крестьяне порешили семейство злого помещика орудиями допотопными: дубинами да кольями. Сегодня «борцы за справедливость» могут с легкостью отправить в преисподнюю все человечество: добрых и злых, детей и стариков, мужчин и женщин.
Шахиды в домах Шхема или Дженина ничего не знают о русском писателе Радищеве, но они его дети. Террористы от ислама в Москве или городах Западной Европы никогда не читали «Путешествие из Петербурга в Москву», но и они живут по рецептам этого либерала и провозвестника социалистических идей.
В начале добрых дел не может лежать дело злое, дело смерти. Убийца Каин проклят навеки и нет ему оправдания, как и всем тем, чей лоб изуродован «каиновой печатью».
Старик Шешковский мог пробурчать, отделываясь от подследственного, участь которого была предрешена: « Вина твоя, Александр Николаевич, стократ увеличена тем, что сам ты знаешь, к чему могут привести державу твои проповеди. Сам же писал: «Города придут в разрушение без крепости народной. Чуждо станет гражданам ремесло, рукоделие скончает свое прилежание и расточительность, торговля иссякнет в источнике своем, богатство уступит место скаредной нищете, великолепнейшие здания обветшают, законы затмятся… Придет конец всему обществу».
- То говорят враги мои! – воскликнет в ответ писатель.
- Ты сам себе враг, - устало отмахнется пыточных дел мастер.
Умница Екатерина 11 поняла, что А.Н. Радищев «бунтовщик хуже Пугачева».
Помню, слова эти подавались нам, школьникам, как прямое доказательство величия этого человека. Кстати, ему первому большевики поставили памятник. И как не поставить, ибо с этого писателя и началось на Руси самое опасное, интеллектуальное оправдание убийства.
Сегодня этим интеллектуальным оправданием заняты западные и израильские, интеллектуалы из левого лагеря, убежденные в том, что на один «удар тростью» арабы Иудеи, Самарии и Газы имеют полное право ответить убийством миллионов людей, виновных только в том, что они родились евреями.
Комментариев нет:
Отправить комментарий