СТАРЬЕВЩИК.
Арабы кричат на идише : « Альте захен! Альте захен!». Им нужны старые вещи по закону сообщающихся сосудов. Ненужное богатство должно перетекать в резервуары вечной нищеты.
Арабы кричат на идише : « Альте захен! Альте захен!». Им нужны старые вещи по закону сообщающихся сосудов. Ненужное богатство должно перетекать в резервуары вечной нищеты.
Видел, как сгорбленный старик тащил в Газу разбитый унитаз, а другой, рядом с ним, волок на спине мешок тряпья. Черная дыра территорий поглощает нашу материю, ставшую ненужной.
Скупщики старых вещей должны уметь громко, мелодично кричать и торговаться. У моего знакомого прекрасный голос. Он молод, зовут его Зура. Первый раз встречаю такое имя. Мы дружим, потому что однажды позвал этого парня к себе, под крышу и предложил вполне исправную электрическую печь. Зура дал за нее 10 шекелей. Я просил 100. Он начал торговаться и сделал это так красиво, учтиво и настойчиво, что отдал я ему ту печь даром. За улыбку отдал и талант.
Как ни странно, понимали мы друг друга неплохо. Наш иврит был примерно на одном уровне. Я почему-то решил, что этот араб сможет как-то раскрыть для меня тот мир, который существует рядом с нами во многом, как «тера инкогнито».
Заманил белозубого старьевщика к себе еще один раз. Напоил кофе, угостил печеньем. Парень вальяжно устроился в мягком кресле.
- Зура, - спросил я. – Вот ты только тем и живешь, что рядом с твоим домом есть богатый Израиль. Почему вы, арабы, хотите нас уничтожить, выгнать отсюда. Чем тогда будут жить многие, и ты в том числе.
- Вашего богатства хватит надолго, - сказал Зура. – Все с собой не заберете. Останутся дома, дороги, обработанная земля. Да много чего останется.
- А ты думаешь, что это хорошо брать чужое.
- Очень плохо. Это нельзя делать, - убежденно сказал Зура и перестал улыбаться. – Но то, что сделали евреи, принадлежит нам, потому что вы сделали это на нашей земле. Мой дед рассказывал, что у него был большой дом в Ашкелоне. Потом туда пришли израильские солдаты, и ему пришлось уйти в Газу. Все, что построено в Ашкелоне на том месте, где жил мой дед, по праву мне принадлежит. Ну, если я не доживу, то моим детям.
- Скажи, Зура, - спросил я. – Что принадлежит мне. Вот я приехал в Израиль из Москвы, а родился в Ленинграде. Один мой дед арендовал сторожку в лесу. Это было в Латвии. Другой владел крупорушкой в Белоруссии. Ты думаешь, что мне принадлежит земля в Белоруссии, Литве или России?
- Конечно, - сказал Зура. – Ты должен вернуться туда и взять свое. Ты должен бороться за свою собственность там.
- Как? – спросил я. – Устроить антифаду, взрывать автобусы и подкладывать бомбы в детские сады? /
- Это твои проблемы, - сказал Зура. – Каждый человек должен жить там, где он родился.
- Стоп, - обрадовался я. – Ты родился не в Ашкелоне, а в Газе. Вот и живи там.
Рано обрадовался.
- В Иерусалиме я родился, - сказал Зура. – И буду там жить.
Он поднялся, давая понять, что скучный этот разговор окончен. Ровно через минуту под моими окнами вновь раздался пронзительный крик: « Альте захен!» По привычке выглянул снова в окно, и старьевщик вовсе не показался мне, на этот раз, симпатичным парнем.
Подумал, что мой мир он видит, как временное явление. Он сам тоже, временно приспособившись, занимается унизительной и мелочной работой. Я же временно даю ему эту работу. Но скоро все встанет на свои места. Наступит день, в этом Зура убежден, и я, если выживу, отправлюсь отвоевывать земли Москвы или Латвии, а он поселится в моем доме, и станет пользовать новыми, а не старыми вещами, до тех пор, пока и эти вещи не превратятся в старье. Дороги изуродуют ямы и трещины, прохудится крыша на обветшалых домах, и зарастут сорняками, превратятся в болота, пашни. И тогда заживет Зура своей привычной, спокойной и ленивой жизнью человека, которому, если честно, не нужны новые вещи точно также как и старые. Он заживет счастливой жизнью человека без вещей.
А то, что будет со мной, его не волнует. И почему Зару должно волновать это. Я – чужой человек, пришедший из чужого мира. Как пришел, так и уйду. Помните, как герой Бабеля переживал, что судьба расселила евреев среди русских, а не в Швейцарии. Этот человек не знал, и не мог знать, с каким народом нам придется жить в будущем. Впрочем, и насчет покоя среди швейцарцев он сильно ошибался.
ПРОДАВЕЦ КОВРОВ.
За дверью что-то учтиво прошуршало. Пришлось дверь открыть. На пороге стоял широкоплечий, небольшого роста человек, с незначительной бороденкой и в кипе. На плече он держал ковер.
За дверью что-то учтиво прошуршало. Пришлось дверь открыть. На пороге стоял широкоплечий, небольшого роста человек, с незначительной бороденкой и в кипе. На плече он держал ковер.
- Спасибо, - сказал я. – Нам ковер не нужен.
Гость меня не слышал. Он молился, прикрыв глаза и чуть покачиваясь. Отмолившись, шагнул за порог, прикоснувшись к мезузе, и поцеловав освященные пальцы.
В холле нашей квартиры он сразу стал зрячим. Он все увидел, оценил шансы на успех торговли, и мои финансовые возможности.
- Ты приехал в Израиль, - сказал он на плохом русском языке. – Зачем ты приехал в Израиль?
- Нам ковер не нужен, - повторил я.
Он меня не слышал, не хотел слышать.
- Ты приехал, чтобы жить, как человек, - сказал он, стоя посреди холла, и покачивая головой. – Ты приехал на Святую землю. К могилам твоих предков. И хочешь жить здесь, как жалкий нищий? Без ковра? Ты знаешь, что такое ковер? /
- Знаю, - сказал я. – И он нам не нужен. /
- Я тебе сейчас покажу, что такое ковер, - сказал он и ловким движением развернул свой тяжелый свиток. – Идет зима. Ты хочешь, чтобы твои дети ступали по холодному камню. Ты хочешь, чтобы твои дети сидели на этой страшной плитке голым задом? /
- Мои дети взрослые, - сказал я. – И ходят в штанах. /
- Но у тебя будут внуки, - и он решительно устроился на своем ковре. – И ты будешь смотреть на них без слез, когда несчастные дети простудят все свои внутренности. /
- Вот родятся, - сказал я. – И мы ковер купим. /
- Купим! – закричал он, резво поднявшись на ноги. – Кто говорит о деньгах, когда видит перед собой будущих внуков. Это не ковер – это подарок. /
- Спасибо, - сказал я. – Подарки мы любим. /
- Это подарок, - повторил он. – Совсем подарок. Всего семьсот шекелей. /
- До свидания, - сказал я. – Ничем не могу вам помочь. /
- Ты себе ничем не можешь помочь, - загрустил гость. – Ты посмотри на эту вещь. Это не вещь. Это зеленая поляна, покрытая мягкой и нежной травой. Ты погляди на эти вечные цветы. Их цвет никогда не померкнет. Без ковра нет тепла и света в доме еврея. Ты – еврей? – спросил он, нахмурившись. /
- Еврей, - сказал я. – Но ковер нам не нужен. /
- Даже за шестьсот шекелей? – ужаснулся он. /
- Даже за шестьсот. /
- И за пятьсот. /
Я кивнул. /
- Хорошо, назови свою цену за это чудо у меня под ногами. /
- Сто, - сказал я, в полной убежденности, что этот шумный человек оставит меня в покое. /
- Наличными или чек? - деловито спросил он, устраиваясь за столом. /
Деваться было некуда. Пришлось чек выписать. Он нежно поцеловал бумажку и даже, как будто, прошептал над ней слова благодарственной молитвы. Потом, раскланявшись, он ушел, премного довольный своей торговой операцией. /
Честно говоря, я был убежден, что ковер этот расползется на молекулы через месяц. Но вот уже прошло четыре года, а он все лежит, как новенький, на полу нашей квартиры. Смотрю я на этот ковер, и каждый раз думаю, что за 100 шекелей продал нам тот человек в кипе не только свой товар, но и себя в придачу. Свое явление, свой голос, свои молитвы. … Короче, себя самого вместе с ковром. /
Он сам, небось, давно забыл и меня и тот ковер, проданный за 100 шекелей. У него, наверняка, таких проданных ковров было множество, и квартир, похожих на нашу, тоже не пересчитать. Это у нас всего один ковер на полу в холле терпеливо ждет моих внуков.
ПРОДАВЕЦ ВОЗДУХА.
Звонок решительный и смелый. Открываю дверь. За дверью радостная улыбка симпатичной и молодой женщины. Такую улыбку нельзя оставить за порогом.
Звонок решительный и смелый. Открываю дверь. За дверью радостная улыбка симпатичной и молодой женщины. Такую улыбку нельзя оставить за порогом.
- Мы проводим экологический опрос, - выставив перед собой папку с бумагами, говорит гостья. – Разрешите. /
- Прошу. Садитесь. Хотите водички? Сладкой? Простой?
- Минеральной, если можно. /
- Пожалуйста. /
- Я никогда не пью воду из крана, - осушив с удовольствием стакан, говорит женщина. – Разрешите представиться, меня зовут Иннесой. Фамилия – Кучер. Иннеса Кучер. /
Называю свое имя, ломая голову над тем, что же хочет продать мне эта симпатичная Иннеса. Она, тем временем, переходит к делу, раскрыв на круглых коленках свою папку. /
- Вас устраивает экология Израиля? /
- В общем и целом – да. Есть, правда, существенные недостатки. Грязные реки, свалки мусора. Да и на улицах, во дворах, далеко не всегда должная чистота. А так – жить можно. /
- Вы – оптимист. Видимо, не заметили рядом с вашим домом промышленную зону? /
- Заметил, но она нас не очень тревожит. /
- А машины? Ваши окна выходят на оживленную улицу. Движение здесь адское. /
- Это мешает, конечно. Но что делать. Мы квартиру снимаем, и устраивались по цене. /
- Давайте поговорим о том, что бесценно.
Вот тут я напрягся, но, как оказалось, преждевременно./
- Как вы относитесь к свежему воздуху? – продолжила гостья. /
- Фанатично, - сказал я. – Мне ничего в жизни не нужно, кроме свежего воздуха. /
- Отлично, - одобрила она. – Замечательно, что вы это понимаете. Все болезни, все микробы и бациллы мы ловим из грязного, отвратительного воздуха наших городов. /
- Что правда, то правда, - согласился я, мучаясь в догадках, спросил осторожно. – Вы мне чем-то хотите помочь. /
- Я хочу вас спасти, - улыбнулась гостья. – И вас, и ваших родных, и даже гостей вашего дома. Я хочу вам подарить удивительный климат в доме. /
- Мазган мне не нужен, - обрадовался я. – Вот переберусь в свою квартиру, тогда поставлю. Пока что вентиляторов хватает. /
- Я не торгую кондиционерами, - обиделась гостья. – Это дешевка и глупость. Знаете, как я называю воздух от мазгана? Воздухом морга – вот как. Эти дурацкие установки давно устарели. Они не чистят окружающую среду, не фильтруют и оздоровляют воздух. Они способны дать нам комфорт, но не могут избавить от болезней. Это пустая трата денег. Вы знаете, что такое озон? /
- Слышал. /
- Вы хотите жить, вдыхая постоянно чистый и здоровый воздух леса?/
- Спрашиваете. /
- Вы будете так жить! /
Жестом фокусника моя симпатичная гостья достала из сумочки свой «оренж», нажала кнопки. /
- Витек, - строго произнесла она. – Образец! /
Ровно через минуту явился, лениво кивнув, мрачный Витек с внушительной коробкой. Из коробки он достал прибор, похожий на отопительный элемент. И остановился рядом с ним, скрестив руки на груди. /
- Разрешите включить? – спросила Иннеса Кучер. /
- Разрешаю, - кивнул я. /
Витя включил прибор в сеть. Он симпатично зажужжал, сразу же направив на меня струю охлажденного воздуха. /
- Спасибо, - сказал я. – Вентиляторы у нас есть. /
- О, Боже! – воскликнула Иннеса. – Что вы говорите!? Это озонатор – последнее изобретение научной мысли Запада. Сегодня почти все семьи американских миллиардеров дышат особым, озонированным воздухом. Этот прибор выпускается в Канаде. Скоро он завоюет мир. Он продлит жизнь человечества на много лет. Он спасет нас от многих болезней. /
- К сожалению, - сказал я. – К великому сожалению, мы не сидите в доме миллиардера. /
- И вы пожалеете на свое здоровье 4 тысячи шекелей? /
- Пожалею, - сказал я. /
- Витек, что мы можем сделать для этого симпатичного господина? /
- Три восемьсот на год. Первый чек – шестьсот. Прибор доставлен. Гарантия в коробке, - брезгливо глядя мимо меня, отрапортовал мрачный Витек. /
- Условия фантастические, - воскликнула Иннеса. /
- Нет, - сказал я, обидевшись на тон этого Вити. – Мне не нужен ваш озонатор. /
- Вы подвергаете свое здоровье смертельному риску! – вздохнула Иннеса. /
- Я сделал это, родившись, - сказал я. – Теперь уже поздно жаловаться. /
Была сделана робкая попытка торговли, но ничем она не кончилась. Так и живу я без озонатора, завидуя американским миллиардерам, и вдыхая обычный городской воздух. Живу, мечтая о скромном домике в лесу, где – нибудь в горах Галилеи, куда никто не додумается тащить какие-то дурацкие приборы, спасающие меня и мою семью от преждевременной смерти от удушья и злых миазмов в нашей отравленной атмосфере. /
Если честно, я обиделся не на грубого продавца прибора, а на сам прибор. Технический гений человека обеспечил наше движение по земле, взял на себя наши личные контакты на расстоянии, информацией пропитал весь мир, компьютеры делают за нас работу нашего мозга. А скоро и дышать мы не сможем без технического обеспечения какой-нибудь «Дженерал моторс». Грустно это.
1999 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий