"Утром 3 мая 2013 г. сотрудники сил безопасности снесли форпост "Мицпе Эвьятар" около КПП "Тапуах" (к югу от Шхема), созданный в память об отце пяти детей Эвьятаре Боровски, убитом террористом 30 апреля". Из СМИ.
О «политике размежевания», как об очередной преступной глупости, нынче стараются забыть. Кому-то это удается, кому-то – нет. Помнят о ней, прежде всего те, кого изгнали из своих домов, только потому, что люди власти слишком часто забывают о принципах, о морали, о здравом смысле во имя своих интересов. И, главное, забывают о том, что далеко не на каждой карте мира можно увидеть территорию, принадлежащую Израилю. Название страны есть - моря рядом хватает. Политика: "Территории в обмен на мир" - не только глупа и преступна. Она АБСУРДНА.
Моше Кац редко смотрел телевизор. Он говорил так: "Двигаться надо, пока двигаешься, живешь. Как только сел, потом и лег, а там и могила". Но тогда Моше будто прилип к телевизору. Глаз не мог оторвать. Правда, репортаж этот он смотрел стоя. Глаза Каца, за сильными линзами очков, слезились. Впрочем, такое случалось всегда, когда он перед обычной, вечерней прогулкой, невольно останавливался перед экраном.
В тот день близкие люди поняли, почему старик не решается переступить порог. И я однажды слышал рассказ Моше о том, как он, почти семьдесят лет назад, основывал поселения в Галелее.
Тогда подумал, что такая операция, в середине тридцатых годов прошлого века, похожа на кино-процесс. Длинный подготовительный период – и стремительный "бросок" съемок.
Кац говорил, что готовились они к штурму одной ночи не меньше месяца. Нужно было все подготовить для поселения "стена и башня" заранее. Предстояло поставить эту стену, два барака и башню всего за несколько, ночных часов. И генератор поселенцы отлаживали так, что могли собрать и запустить его, не опуская на землю.
На дорогах стояли английские патрули, а там, где не было патрулей, совершали свои набеги бандиты – бедуины. Идти приходилось в обход, по горным тропам.
"Ослов было у нас немного, - рассказывал старик – Кац. – Все приходилось тащить на себе. В ту зимнюю ночь погода была неплохой, но за два или три километра от цели поднялся ветер и пошел мокрый снег…. Я не помню, как мы назвали то поселение, много их у меня потом было, а колючий ветер в лицо помню. Такой боли никогда не прежде не испытывал, а выдержал эту муку, как я теперь думаю, только потому, что мне было 16 лет, и я понимал отчетливо: если остановлюсь, сброшу поклажу, спрячусь, - остановится и даже может умереть мой народ. Так я тогда думал.
Мы вышли на плато с опозданием, а потому пришлось без отдыха начать строительство. Сначала запустили генератор и в свете прожектора собрали и поставили башню, затем возвели стены и сколотили бараки. Помню точно, что поставил последнюю дверь…. Но главным делом была крыша. По тогдашним правилам английской администрации только крыша обеспечивала еврейскому дому неприкосновенность.
Дежурный с берданкой занял пост на башне, а мы легли прямо на пол барака, и сразу заснули, не раздеваясь, закутавшись в одеяла. Парни и девушки вповалку, все вместе.
Мы могли спать сколько угодно. Дежурные сменяли друг друга на вышке, а остальные были готовы спать хоть сутки. Мы сделали дело, мы имели право на сон, пусть на полу и на редких раскладушках, но под крышей своего дома.
Под утро раздался только один выстрел. Потом стрелявший рассказал, что пальнул он для острастки, увидев всадника – бедуина. Этот всадник, наверно, и донес о новом поселении англичанам.
В полдень подкатили грузовики с солдатами. Мы проснулись от шума моторов. Мы вышли из бараков и попытались объяснить офицеру, что поселение существует давно, и стали показывать на крыши бараков.
Офицер усмехнулся и сказал, что вчера он проезжал мимо, и никакого поселения здесь не было. Он сказал, что ему знакомы эти "еврейские штучки", но на этот раз мы промазали, потому что место это заселению не подлежит, и мы должны убраться отсюда, как можно быстрей.
Тогда мы все, все семьдесят человек, легли на землю. Английский офицер снова усмехнулся и позвал своих солдат. Я больше никогда в жизни не передвигался таким образом. Во мне тогда и весу было килограммов сорок, не больше, а меня несли к грузовику двое солдат: один за руки держал, другой за ноги. Солдаты спокойно и привычно делали эту работу. У здоровенных, рыжих парней из Глазго или Ливерпуля был приказ очистить территорию от евреев. Они это приказ и должны были исполнить: нравилось им это или нет.
Кто-то из наших сопротивлялся, дергался, кричал, пробовал выпрыгнуть из крытого кузова грузовика, но солдат было слишком много, а потом они сразу же пустили на нашу вышку, стены и бараки - бульдозер.
Нас увезли, как только всех побросали в кузов, и мы не увидели конец разрушительной работы англичан, но мы твердо знали, что через некоторое время на это место у города Цфата придут другие поселенцы, чтобы за несколько ночных часов построить новый поселок".
Так рассказывал старик, а теперь он не мог оторваться от экрана телевизора, потому что на нем еврейские солдаты были заняты ликвидацией еврейского поселения. Их было много - солдат. Парнишка - поселенец лет шестнадцати кричал, пробовал вырваться, но его крепко держали за руки и ноги ребята в форме. Кто знает, может быть, эти солдаты, выполняющие приказ, выросли в том самом поселении у Цфата, о котором так любил рассказывать старик – Кац. Их родиной вполне мог быть тот форпост, разрушенный и возрожденный, вновь разрушенный и снова возрожденный, как казалось их отцам и дедам, – возрожденный навсегда.
Сегодня политики молчат о ликвидации поселений. Что будет завтра?
Комментариев нет:
Отправить комментарий