ИЗРАИЛЬ 1948

---

Это часть материала, собранного замечательными ребятами, для документального фильма «Вчера и позавчера». Материал я использовал для сценария и ряда очерков по истории Израиля.

  

В этих заметках вы прочтете о том, что не встретишь в учебниках истории и мемуарах политиков и полководцев. Итак...

   В 1948 году жители Иерусалима старались без особой нужды из дома не выходить. Еврейский Иерусалим простреливался насквозь, но пить-то хочется. И вот появляется в блокадном городе новая и опаснейшая профессия - водовоз. У цистерны выстраивались длиннющие очереди горожан с ведрами и канистрами. Не раз такую очередь накрывало иорданским снарядом...

  

   В тот год январь в Иерусалиме выдался особенно холодным. Вот отрывок из письма той поры Ципи Порат, еврейки из Америки: "Сегодня пришлось простоять два часа в очереди за керосином. Теперь можно будет согреться. Пока не достала керосин, бегала по друзьям, но только к тем, где топили печку. Бегала в гости так: дождешься перерыва между обстрелами, выскочишь из холодной комнаты на улицу - и стремглав вперед. Главное - добежать "до печки", пока не начался новый обстрел".

  

   На месте иерусалимского кафе "Момент", которое взорвал террорист в 2002 году, в 1948-м была другая точка общепита, под названием "Рехавия", но "точка" эта была известна своей сравнительной безопасностью. Газета пишет, что в кафе "Рехавия" сидят и фронтовики, и красивые женщины, и те, у кого в столь тревожное время была возможность сидеть за столиками. С патефонной пластинки пела Яффа Яркони. Кофе подавали суррогатный, спиртного не было, лакомились лимонадом. Газета сетовала, что газировка с разными наполнителями, обычными в Тель-Авиве, в осажденный город не попадает. Удивительное создание человек: полчища арабов вот-вот захватят еврейский город, а журналиста волнует отсутствие в Иерусалиме газировки.

  

   Дорога из Иерусалима в Тель-Авив была настоящим военным приключением. Не каждый решался покинуть фронтовой город. Было стыдно, что заподозрят в трусости, но порой обстоятельства вынуждали. И пассажир бросался в бой за место в бронированном автобусе. Надо было еще доказать, что ты не дезертир и не подлежишь военному призыву. Газеты описывают забавный случай: одна девушка отказалась от поездки, так как не хотела публично признаваться, что ей больше 25 лет. До 25-ти девушки служили в армии.

  

   Личного автотранспорта практически не было. Моторизованными средствами передвижения владела армия, причем у военных права никто не спрашивал. Умеешь крутить баранку - держи ключи. В газетах отмечалось, что после войны командиры выдавали шоферской братии клочок бумаги с надписью: "машину водит". По этой записочке на гражданке можно было получить водительские права.

  

   В тот год, в марте, британский парламент принял закон о прекращении мандата на Палестину, но англичане покинули страну только в мае. 30 лет они правили страной. Их встречали объятиями как освободителей от турецкого ига, но со временем стали ненавидеть как захватчиков Эрец-Исраэль, оккупантов, не пускавших в страну чудом оставшихся в живых жертв Холокоста. Тем не менее, завидовали цивилизованности и культуре островитян, приглашали на торжества и гордились дружбой с британцами, но при этом убивали солдат империи из засады и грабили британские банки.

  

   За любовный роман с оккупантом еврейских девушек отлавливали и брили наголо. В старых газетах есть любопытное сообщение о сестре бойца ПАЛМАХа Рехаваама Зеэви (спустя годы он прославится под прозвищем Ганди). Так вот, родная сестра Ганди вышла замуж за британского офицера. Она не попала в руки экстремистов, но семья прокляла бедную девушку и объявила по ней траур, как по усопшей. Ганди порвал с сестрой отношения. Он так и не увидел ее до самой своей трагической гибели от пули террориста.

  

   Страна воевала. Газета "Маарив" только начала выходить и в первых номерах стала печатать материалы, которые смело можно назвать "Пособие для чайников". Подробно, с картинками, рассказывалось, как пользоваться пистолетом-автоматом "стэн", как правильно вырыть окоп и построить дзот, даже как следует вести отступление силами одной роты. Рисунки, вроде комиксов: это - "верный отход на заранее подготовленные позиции", а это - неправильный.

  

   После войны Игаль Ядин лаконично и точно сформулировал характер отношений между гражданским населением и армией: "Гражданин - это солдат, отпущенный в одиннадцатимесячный отпуск". В 1948 году отпуск этот был гораздо короче.

  

   ПАЛМАХ - зерно, из которого вырос ЦАХАЛ. Всего несколько тысяч человек на январь 1948 года, но именно этот небольшой отряд задал тон и определил облик всей страны. Образ жизни пальмахников, их песни, юмор стали основой израильского национального характера, если, конечно, о таком можно говорить. В ПАЛМАХе не было командиров - одни друзья, но приказы выполнялись безоговорочно из уважения к первому среди равных. Самое большое наказание - бойкот на 10 дней. Никто на тебя не обращал внимания, на вопросы не отвечали. Ты будто становился невидимкой. Жуть! Высшая мера - изгнание из рядов.

  

   Моральный кодекс предписывал бойцу ПАЛМАХа не пить, не курить и случайных связей избегать. Всякое было, если верить газетам: курили в рукав, подруг постоянных заводили, но пили только пиво - как напиток простой, пролетарский.

  

   Буденовок пальмахники не носили, но буржуев терпеть не могли, а мещанскую культуру презирали. Культуру эту они понимали своеобразно. Пришел, например, парень, желающий стать пальмахником. Смотрят, а он в габардиновых штанах - значит, мещанин и буржуй. Значит - от ворот поворот, иди куда угодно: в ЛЕХИ, ЭЦЕЛ, только не к нам. Танго, кстати, считалось танцем мещанским.

  

   Газеты за март 1948-го сообщают, что Иерусалим на грани голода. Евреи в осаде собирают хубезу - корень съедобный, хотя и дикорастущий, - варят из него суп. Есть сообщение о некоем Мофшовиче, придумавшем способ, как одной курицей целую неделю кормить большую семью. Описываются все способы утилизации. Ничего не попишешь, большая часть рецептов еврейской кухни - от бедности.

  

   Рынок Махане-Иегуда был совсем крошечным: полпереулка занимал, но при каждом торговце был свой зазывала. Громкий и красивый голос был способен прокормить любого бедняка. Но самый талантливый зазывала не мог уговорить хозяйку купить мясо. Этот продукт ели только настоящие богатеи.

  

   Тем не менее, черный рынок существовал и тогда. У спекулянтов можно было приобрести и яйца, и молоко, даже растворимый кофе.

  

   Что дарили друг другу? Вот одна из зарисовок из газеты. Солдат получил отпуск и принес в подарок любимой девушке два яблока и банку растворимого кофе. А девушка своими руками сшила солдату вышитую русскую рубаху - писк тогдашней моды.

  

   Где могли развлечься парочки в тот год? Первое дело - в кино. Знаменитый кинотеатр "Цион" располагался на пересечении улиц Яффо и Бен-Иегуда. Рядом со входом всегда стоял эфиоп огромного роста и продавал пакетики с арахисом. Началась блокада, кино закрыли, эфиоп исчез. В июне "Цион" вновь распахнул свои двери, но эфиоп с пакетиками арахиса так и не появился.

  

   В мае отцы-основатели объявили о создании государства Израиль, и тут вспыхнула настоящая война. Газеты сообщали, что египетские самолеты несколько раз сбрасывали бомбы на Тель-Авив, но горожан, судя по всему, это пугало меньше, чем позднее, в 91-м году, иракские "скады".

  

   Отважный Тель-Авив, как и положено, веселился. Самым модным местом было кафе "Штрох" на Алленби. Меню и официантов в "Штрохе" не было. Хозяин просто сообщал клиентам, чем их может порадовать его кухня. Самым изысканным блюдом считался омлет с зеленым салатом и бутылка пива. На десерт денежного клиента могли побаловать баночкой сметаны. Газеты пишут, что фронтовикам была положена скидка, и кредит считался делом обычным. Бойцы ЛЕХИ утверждали, что их кормят в "Штрохе" вообще бесплатно. В кафе назначали свидания, оставляли друг другу записки - ведь телефонов в те времена почти не было.

  

   Нормальные граждане в Израиле 1948 года спиртное не жаловали. Поэты - другое дело. Газеты пишут, что два живых классика поэзии на иврите - Шлёнский и Альтерман - поддавали каждый божий день. Последний вел еженедельную рубрику в газете "Давар" и, как настоящий акын, откликался в рифму на все, что видел.

   В газетах подробно излагался режим дня поэтов: утро они начинали с "маленькой" на берегу моря, а дальше муза вела их от заведения к заведению. К полуночи они оседали в каком-нибудь кафе, набирались до нужной кондиции и только тогда начинали вести умные разговоры про жизнь и искусство. Молодежь за соседними столиками почтительно внимала классикам. То был высший шик в богемной среде Тель-Авива 1948 года: привести подругу в кафе, где беседовали Шлёнский с Альтерманом.

  

   Иорданский легион захватывает старый город. Сотни израильских бойцов попадают в плен. Вот они - на фото в арабской газете. Если приглядеться, большинство "бравых солдат" - дети. Это "Гадна" - молодежная дружина. По уставу в "Гадну" принимали с 17 лет. Как же туда попали мальчишки не старше 13? Все просто: Шауль Тауль, школьный учитель и член "Хаганы", получил задание набрать отряд молодежи. Задание он не только выполнил, но и перевыполнил: собрал не отряд, а целую роту. Брал всех, не спрашивая метрик.

   Еврейские дети того страшного года получили право убивать... И быть убитыми.

  

   Вот еще одна удивительная судьба, рассказанная в газетах.

   Сорок первый год. Наоми Тульман 13 лет, но ее приводят к присяге для вступления в подпольные отряды еврейской самообороны. Будущего командира Наоми не видит, только его тень на белой простыне. Одну руку она держит на Торе, другую - на парабеллуме.

   "Я, Наоми, дочь Авраама, клянусь до последнего дня жизни хранить верность "Хагане" и выполнять все приказы командиров. Обязуюсь хранить тайны "Хаганы" и не выдавать их никому, даже самым близким людям. И если я, не дай Б-г, проговорюсь, то понесу за это заслуженную кару".

   - А умереть за родину ты готова? - спрашивает тень на простыне.

   Но тут девочка расплакалась.

   - Нет, - прошептала она. - Я хочу жить.

   И все-таки в "Хагану" ее взяли. В сорок восьмом году Наоми сопровождает колонну в осажденный Иерусалим. И вот однажды майским утром она... проспала. Мать, тоже член "Хаганы", будит Наоми и, схватив такси (Бальфур уже занимался в Тель-Авиве извозом), девушка мчится на сборный пункт. В последнюю минуту занимает свое место...

   Через три дня мать Наоми получает известие о гибели дочери... Если бы она разбудила ее на три минуты позже, сокрушается она, если бы...

   Но Наоми не погибла. В бою за Гуш-Эцион девушка попала в плен к иорданцам, и ее увезли в тот самый лагерь, где сидел учитель Тауль и дети его роты.

   С пленными иорданцы обращались сносно. В лагере было что-то вроде самоуправления. Наоми пробыла в плену месяц. Наверное, и сегодня она может отчеканить координаты того лагеря: "Умм эль-Джамаль, в 120 километрах на север от Аммана, на главном шоссе, ведущем к Багдаду". Перед освобождением ее заставили зазубрить адрес для передачи израильтянам.

   У Наоми был друг. Не любовник - друг. Его звали Эльдад Пэн. Они родились в один день - 1 апреля, и им было по 20 лет, когда началась война.

   Эльдад и Наоми часто говорили о смерти и дали клятву, что тот из них, кто выживет, будет в свой день рождения отмечать и день рождения другого, а когда его первенцу исполнится 20 лет - устроить в честь погибшего грандиозную гулянку... Эльдад Пэн погиб в битве за Гуш-Эцион.

  

   Сегодня в ЦАХАЛе внимательно относятся к правилам кашрута, а в 1948 году в новоиспеченной Армии обороны Израиля кашрут не соблюдался. Ну, кто хотел, тот соблюдал заветы предков, но было это довольно сложно, так как все боевые пайки не были кошерными.

  

   В конце войны вышел приказ, согласно которому каждой бригаде необходимо было завести своего раввина. В бригаду "Негев" прислали сверху какого-то лейтенантика. Чужак никому не понравился, смотрели на него косо и отправили обратно, а на должность раввина выдвинули своего человека: маленького, лопоухого репатрианта из Франции, с трудом понимавшего иврит. Нынешний известный историк Меир Паиль служил офицером в этой бригаде. Он был убежденным атеистом, но когда-то учился в религиозной школе, а потому именно Паилю и поручили проэкзаменовать "француза". Паиль остался доволен знаниями лопоухого и назначил его главным полковым раввином, а чужаку-лейтенанту пришлось вернуться обратно в Тель-Авив. Лейтенанта звали Гад Навон. В будущем он станет главным раввином ЦАХАЛа.

  

   В июле бойцы ЛЕХИ взяли Лод. Официально они уже не ЛЕХИ, а часть ЦАХАЛа, восьмой полк Армии обороны Израиля. Атаковавшим Лод дали первые танки: старую французскую бронетехнику. Две машины. Кто-то из бойцов говорит: "А давайте, как русская пехота", и лезет на броню. (Советские фильмы о войне с фашизмом пользовались тогда огромной популярностью.) Притронувшись к броне, еврейский солдат сразу же отдергивает руку от раскаленного солнцем железа. Красивая затея проваливается. Израиль - не Россия.

   Хотя, если верить тогдашним газетам, иной раз Еврейское государство очень походит на Россию. Песни поют советские, в школе проходят Толстого и Достоевского. Сталина многие почитают "солнцем народов". В каждом доме имеется раскладушка, точно такая же, какой до недавнего времени пользовалось население СССР.

  

   Много места пресса новорожденного государства посвящала военно-патриотическому воспитанию. Собственно, другого тогда и не было. И в воспитании этом удивительным образом сочеталась любовь к Торе, двухтысячелетняя мечта о возвращении в Эрец-Исраэль и книга "Двадцать восемь панфиловцев". Повесть эту читал весь Израиль. Ну, во всяком случае, первую ее часть - "Волоколамское шоссе". Наиболее "продвинутая" публика знала почти наизусть "Безногого летчика", так называлась на иврите "Повесть о настоящем человеке".

  

   Июнь 1948 года. Трагедия "Альталены".

   С Ципи Порат, еврейкой из Америки, мы расстались в феврале, в начале этих исторических заметок, когда она мерзла, бегала по друзьям и стояла в очередях за керосином. К лету она успела пройти фельдшерские курсы, была на фронте, отличилась в бою и получила кратковременный отпуск: отдых в тель-авивской приморской гостинице.

   И вот сидит она счастливая в кафе на берегу моря, попивает лимонад, и вдруг, совсем рядом, раздаются выстрелы и взрывы.

   "Мое ухо привыкло к этим звукам, - пишет в одном из своих писем Ципи. - Поначалу я не придала им никакого значения. Но вижу: все вокруг застыли, как вкопанные. Потом я вспомнила, что нахожусь не на передовой, а в Тель-Авиве, городе тыловом... Вместе со всеми бегу на выстрелы и вижу, как на моих глазах Война за независимость превращается в гражданскую. Евреи - солдаты и офицеры Бен-Гуриона - в упор расстреливают судно с оружием для еврейских отрядов Менахема Бегина".

   К счастью, этим кровавым и постыдным эпизодом гражданская война в Эрец-Исраэль и окончилась. Впрочем, мы можем вспомнить еще один ее эпизод: убийство евреем Ицхака Рабина.

  

   Но вернемся в год 1948-й. Молодежь воевала. Они были солдатами, и шутки их были солдафонскими. Но таким благородством и аристократизмом духа не могло похвастать потом ни одно поколение. Ребят сорок восьмого года назвали поколением ПАЛМАХа. А следующее за ним, послевоенное - поколением эспрессо. Чувствуете разницу?

  

   Солдаты Войны за независимость шли учиться в университет, но хотели овладеть лишь гуманитарными профессиями и математикой. На юрфак не шли, презирали адвокатскую профессию как мещанскую. Сегодня нам это кажется смешным, но тогда... Ребята сорок восьмого года говорили так: "Нехорошо защищать любую правду любой ценой".

  

   Война и цензура - понятия совместные. В августе газеты сообщают, что создана Комиссия по критике, цензуре и кино. Комиссия даром хлеб свой не ест: первым делом запрещает английский фильм "Оливер Твист" - как антисемитский. В фильме этом, как и в романе Диккенса, еврей Феджин выглядел мерзко.

  

   В тот год возникло новое понятие: "австрийское кино". Немецкие фильмы цензура не пропускала, и кинопрокатчики стали выдавать немецкие ленты за австрийские. Ну, в крайнем случае, ссылались на совместное производство.

  

   Израиль гордится новым, прекрасным терминалом аэропорта им.Бен-Гуриона, а первая израильская авиакомпания "Эль-Аль" появилась в ноябре 1948-го. Пассажир первого рейса - Хаим Вейцман, будущий президент Израиля.

   Газеты публикуют запись, которую сделал Вейцман в книге пассажиров: "Большая честь проехать впервые в израильском аэроплане в сопровождении хороших людей". Хорошие люди - это министр Моше Черток (Шарет). Кстати, под неусыпной заботой Бен-Гуриона именно с 1948 года "ивритизация" фамилий станет не просто модой в среде государственных чиновников, а "обязаловкой".

  

   Завершился год сорок восьмой. В огне страшной, самой кровопролитной войны за всю историю страны родилось Еврейское государство, но при этом не стоит забывать о главной цене за независимость Израиля: о шести миллионах евреев, сгоревших в огне Холокоста.