пятница, 6 декабря 2013 г.

ДВА ШИМОНА ПЕРЕСА


Нет нужды доказывать, что Давид Бен-Гурион и Шимон Перес сделали Израиль ядерной державой, преодолев сопротивление не только мирового сообщества, но и переиграв оппозицию внутри Еврейского государства. 
 Например, семь из восьми из восьми членов Комиссии по ядерной энергии Израиля подали в отставку в знак несогласия с разработкой программы сверхвооружений. Из доводы : слишком дорого и дипломатический опасно. Случилось это аж в 1957 году. /
 Однако, старик и Перес настояли на своем. Помог Социнтерн. В те годы к власти во Франции пришли социалисты, и социалисту Пересу удалось, буквально, на «красном флажке» получить ядерный реактор – силы, достаточной для производство оружейного плутония. 
 Создание Центра в Димоне стало еще одним чудом, подаренным миру молодым Еврейским государством. 
 Цель ядерного вооружения Израиля точно обозначил в одном из своих выступлений автор знаменитой книги « Альтернатива Самсона» американский журналист Сеймон Гирш. Он сказал: « Если бы я был израильским премьер-министром, то сделал бы то же, что совершил Бен-Гурион. В борьбе за выживание, которую приходиться вести Еврейскому государству, Израиль может полагаться лишь на самого себя». 
 Моше Даян тоже надеялся лишь на «бомбу», убежденный, что СССР будет всеми силами стремиться вернуть Израиль к границам 1967 года, а США не станут из-за Израиля ввязываться в ядерный конфликт. Тогда, на фоне межгосударственной конфронтации, и «левые» и «правые» Еврейского государства даже не помышляли о «мирном процессе». 
 Надо, думать молодой Перес тоже разделял подобные взгляды. Иначе, к чему было затевать производство ядерного оружия. Тратить на это огромные средства. Ставить под удар международных санкций и без того окруженное врагами государство. 
 Тем не менее, бомбу Израиль сделал в начале 1968 г., но ни в одной из двух последующих за тем войн не применил.  Да и не мог применить.  Для такого маленького государства, как наше, это был бы шаг самоубийственный и совсем не еврейский по своему духу. 
 Тем не менее, страны ислама, используя жупел возможной ядерной атаки со стороны Израиля, успешно развивают  у себя ядерные технологии. И, вполне возможно, уже получили в свои арсеналы оружие чудовищной силы. Глядишь, и обычные террористы скоро прибегнут к ядерному шантажу. /
 Программа ядерного щита Израиля потеряла всякий смысл. Впрочем, она его и не имела, как не могут иметь успехи любые технократические решения проблемы войны и мира. Идея, собственно, и была затеяна ради самой идеи. Во многом детской, наивной, лобовой, основанной на примитивном, арифметическом расчете, а не стратегическом мышлении. /
 Сегодня Шимон Перес выступает, как один из авторов другой идеи - диаметрально противоположной своего плана в молодые годы. Ныне он убежден, что дорога к миру лежит не на путях конфронтации с нашими соседями. Не сила должна примирить страны Ближнего Востока, и образумить врага, а добрая воля государств в обмен на уход Израиля к тем, пресловутым границам 1967 года./
 Не мое дело взвешивать на весах дела Шимона Переса, его заслуги   перед нашим государством и ошибки. Доверю это В. Фромеру, автору обширного очерка об этом человеке: « Фальшивая нота часто дребезжала и в публичных выступлениях Переса. Этот блестящий интеллектуал и технократ не понимал психологии толпы, старался польстить ей, подладиться под ее настроение. И толпа, обычно ощетинивалась колючками недоверия и враждебности. Неприятие Переса широкими массами, вопреки всем его усилиям, даже вопреки логики и здравому смыслу, фатально обрекало его на роль неудачника». /
 Верный анализ. Я бы только ввел в него два уточнения. Во-первых, толпа вполне охотно воспринимает фальш, в которой упрекнул Фромер Переса, а во-вторых, трудно назвать неудачником человека 15 лет возглавлявшего партию Труда и познавшего, пусть ненадолго, вкус высшей власти. /
 Дело не в удачах и неудачах. Дело в фальши, отмеченной Фромером и фатальной, как мне кажется, увлеченности красивыми идеями наперекор здравому смыслу. /
 Ядерная программа в самое тяжкое время заставила израильтян потуже затянуть пояса. И только. Программа «мира в обмен на землю» вот уже долгие годы построена на человеческом жертвоприношении. /
 «Израильтянам не на кого надеяться, кроме как на самих себя» – считал молодой Перес. /
 « Израилю ничего не остается, кроме надежды на добрую волю соседей и мировое общественное мнение» – так думает Перес в наши дни. /
 Ядерная бомба не спасла нас от самой кровопролитной войны 1973 года. Жертв «мирного процесса» тоже предостаточно. /
 На чем же основана убежденность Переса в правоте его второй идеи. Обратимся к одному из последних интервью этого человека, данному журналу «Ньюсуик» /
 Журналист спрашивает о террористических взрывах в Иерусалиме. Ответ Переса: /
 « Мы знаем, что эти акты  производились не по указанию Арафата. Исламская группировка Джихад заинтересована в срыве мирного урегулирования…. Тем не менее, мы получили информацию, что Арафат начал отдавать приказы своим войскам прекратить насилие»/
 Здесь мало что можно понять. Что толку от приказов «своим войскам», если Арафат не контролирует, по утверждению самого Пересе, исламские группировки на своей, собственной территории. И как можно вести переговоры о мире без фальши с таким человеком ? /
 Но нет, читаем дальше. Журналист спрашивает: « На переговорах в Кемп-Дэвиде в июле Барак предлагал палестинцам достаточно выгодные условия, однако они тогда ушли от мирного урегулирования, а затем начали действовать путем насилия. /
 Перес: « С нашей точки зрения это было щедрое предложение. С позиции палестинцев, отказаться от всех будущих притязаний означало бы, что их принуждают принять крайне невыгодные условия мира. Они считают: то, что им предлагалось – это минимум из того, что им причитается, особенно по вопросу Иерусалима». /
 Перес не может не знать о «максимуме» Арафата. Он лучше других знает, что из проклятий этого человека в адрес евреев, сионистов и Израиля можно составить многотомное собрание сочинений. А его кровавых дел хватит на пять десятков смертных приговоров. Арафат благоразумно помалкивает сегодня, но за него говорят о «максимуме» приближенные. Например, главнокомандующий его армией «Танзим» Маруан Баргути. Этот человек громогласно объявил на одном из похорон убитых террористов: « Ни о каком примирении речи быть не может…. Мы должны ожесточить борьбу в рамках интифады до полного освобождения арабской Палестины от израильской оккупации и возвращения всех беженцев на их родину».  Перес знает, что этот «максимум» означает конец Еврейского государства, и ни о чем другом Арафат не помышляет. Но знает он также и то, кто выпустил этого злого джина из «бутылки» тунисского изгнания. И знает, что банкротство его последней идеи  подведет решительную черту под биографией этого выдающегося, слов нет, политика. /
 Журналист спросил Переса: « Что вы можете сказать тем, кто считает, что встреча Барака и Арафата в Кемп-Дэвиде была ошибкой?» /
 Перес ответил: « А что могут предложить эти люди? Кровь? Мы не можем постоянно находиться в процессе вооруженных столкновений». /
 Когда-то ястреб Перес предлагал отстоять Израиль ценой чудовищной крови в ходе ядерной атаки. Нынче он – голубь и не заикается о противостоянии врагу силой оружия. Перес ныне либерал, гуманист, один из председателей Социнтерна . И идеи его соответствуют установкам этой организации. Наивным установкам на мир во всем мире. Кто знает, может быть даже ценой  исчезновения Еврейского государства.  /
 Но Израиль – это мы с вами. У нас нет вилл в Швейцарии и счетов в банках Европы. Нет международной организации, которая, в случае чего, обеспечит нам новую, благополучную, а не унизительную жизнь. Нет никаких гарантий, наконец, что жизнь эту нам удастся сохранить. У каждого человека свои геополитические интересы. А потому, как это ни горько, нам ничего не остается, кроме «процесса вооруженных столкновений». Будем надеяться, что до поры, до времени. /
 Мужество и не боязнь драки обеспечили нашему государству рост и силу. Таким отчаянным борцом считался в молодости и Шимон Перес.  /
  Ничего не поделаешь, «ястреб» был обречен на бездействие, но бессмыслен и полет «голубя», обрекающий нас на полную капитуляцию и новую Катастрофу. И что обидно, случится это - в поединке с врагом, вооруженным, по преимуществу, камнями и рогатками. /
 Не весь ответ на вопрос о терактах в Иерусалиме я привел. Вот как завершил Перес свой ответ:
 « Мы не отреагировали на взрыв. Правительственная оппозиция считает, что недостаток действия свидетельствует о слабости. Я же считаю, что это свидетельствует о силе и контроле ситуации». 
 В очерке Вл. Фромера о Пересе есть один характерный эпизод: /
 « … Шимона поколачивали. Это было развлечение не только приятное, но и безопасное, ибо он никогда не давал сдачи. /
-          Почему ты позволяешь себя бить? – кричала мать, прикладывая примочки к его синякам. /
-          Мама, - отвечал Шимон. – Я им ничего не сделал. Почему они не любят меня?
Риторический этот вопрос не терял с годами своей актуальности».
 Фромер, завершая этот эпизод, имел в виду политических врагов Переса внутри Еврейского государства. Но проблема не только в них. Ничего не поделаешь, одни евреи умели давать сдачи. Другие, в галуте, а их было большинство, утешали себя недоуменными вопросами. Поколачивание без сдачи завершилось, как известно, Катастрофой. /
 Судьба человека, его идеи – результат характера, полученного в наследство и сформированного средой. Пусть Арафат оставляет на теле нашего государства «синяки», пусть пытается забить нас всех до смерти, детский вопрос малыша - Переса живет в наших душах: « За что? Мы так хотим мира. Почему вы не любите нас?»

                                                                           2000 г.

ПУРИМ И "ЛЕТЯЩИЕ КАЧЕЛИ"

 Пурим. Веселый, хмельной праздник. Эти ребята, Божьи дети в Израиле, покинули Россию детьми или подростками. Вот и поют то, что пели когда-то. И как поют!

ЕВРЕЙСКАЯ НАЦИЯ



 Эта статья была написана задолго до книги марксиста – израильтянина - профессора Шломо Занда, «доказавшего», что нет на свете никаких евреев.

 Станислав Ежи Лец заметил однажды: «Организм человека не в состоянии вместить одновременно и алкоголь, и антисемитизм: стоит ввести в него немного алкоголя, и юдофобия тут же вылезает наружу».
 Знаменитый острослов вывел нечто, вроде закона. Прочел этот закон, и сразу вспомнил одну типичную историю на тему.
 Пришлось однажды сидеть за одним столом с человеком, который никогда прежде в юдофобии замечен не был. Имел этот человек ученую степень кандидата исторических наук, написал несколько книг по истории древней Руси, годков ему было не меньше шестидесяти. Вот, пожалуй, и все, что я знал о нем в тот момент, когда подливал кандидату коньячок в опустевшую рюмку.
 До третьей этой рюмки он говорил о безобразиях в проведении последних реформ в Российской Федерации. Говорил громко, но без агрессии, в рамках, так сказать, приличия. После четвертой кандидат вдруг и резко повернулся ко мне и произнес, четко выговаривая слова: « Вас нет, вы – миф. Не существует еврейской нации – в этом вся проблема. Народа без своего языка, культуры, Бога, и, главное, государственности и территории существовать не может».
 Почему он вдруг заговорил об этом, было не совсем понятно. Впрочем, согласно закону Станислава Ежи Леца, просто перебрал слегка – и полезло.
 Помню, как кто-то из присутствующих, решил евреев защитить, и закричал с другого конца стола:
-     А цыгане?
-     Э, - помотал пальцем перед носом кандидат. - Эти за свою народность когтями держатся. Цыгана всегда узнаешь. Цыгане – нация. А свое государство им не нужно. Для них вся земля - родина.
 Грешен, не понимал тогда, что спорить с юдофобом бесполезно. Хроническое заболевание не вылечишь словами, кои и слышать-то не хотят. Собрался уже рот открыть, напомнить о Еврейском государстве, но здесь сам историк избавил меня от этой пустейшей необходимости.
 Он все это время в упор смотрел на мой нос с каким-то тупым, растерянным изумлением и вдруг проговорил почти шепотом: «Еврейской нации нет, а евреи есть…. Вот загадка?»
 Все, больше на эту тему, в тот вечер,  никто не выступал. Помню только, что больше не подливал собственноручно кандидату коньяк. Он сам с этим справлялся.
 Прошло лет двадцать пять с той поры, и уже здесь, в Израиле, пришлось убедиться, что вопрос того юдофоба и по сей день актуален.      
  Израиль – это, конечно, замечательно, но только в Еврейском государстве я понял, что народом евреев делают не общепризнанные признаки. Мы и здесь оригинальны. Евреи выжили и прошли через тысячелетия, как нация, помнящая родство, народ истории, народ особого интеллекта и Бога.
 Прошу терпения, не упрекайте меня в банальности, в попытке доказать очевидное. Я затеял эти заметки, как отклик на вполне злободневные, политические проблемы нашего государства.
 Восемь лет назад вышла в Иерусалиме небольшая книжка воспоминаний С.Ф. Добкина: «Л. С. Выготский: начало пути». Книга эта об одном из самых значительных психологов, мировой величине, вышла, как у нас водится, мизерным тиражом, но даже этот тираж задержался на полках магазинов.
 Так вот, привожу цитату из этой интереснейшей книги, к которой я, наверняка, буду обращаться еще не раз: «Лев Семенович считал, что нацию образует общность исторического прошлого. Мне кажется, что это мысль очень глубокая. Историческая общность судеб – вот что превращает людей в нацию».
 В эту книгу, опубликованную и прекрасно отредактированную И.М. Фейгенбергом, вошли и ранние статьи Выготского. В одной из них, написанной после Февральской революции, отменившей расовую сегрегацию евреев,  читаю: «Есть своя законная сфера господства у политики и у позитивного национализма: в учредительное собрание и в свод законов нельзя идти не с чем иным, как с позитивным и рационалистическим. Освобождение и исход сулят восполнить круг народной жизни сектором политики. Но даже позитивный национализм формулирует: « нация есть историческое в нас».
 В эти дни освобождения, озаренные отблеском великого Исхода, когда творится живая  а г а д а, - в эти дни, больше чем когда-либо, мы знаем, что проблема народной воли есть в то же время проблема народного сознания. Глубокий декаданс, пережитый еврейством, должен смениться ренессансом народного сознания: только тогда оживет народная воля».
 Выгодский умер в «классическом» возрасте для людей такого таланта - в 37 лет, в 1934 году. Он не стал свидетелем появления Еврейского государства и не смог оценить проблемы национального сознания, связанные именно с ним.
 Кому-то могли показаться случайными слова Шимона Переса: « У нас нет истории», но это не так. Слова эти далеко не случайны. Напротив, они закономерны.
  Социалистический Израиль возник на пафосе отказа, и не только от языков диаспоры, но и ее культуры, традиций и, что самое опасное, Бога, вера в которого была напрямую связана с великой Летописью нашего народа – с Торой.
 Якобинцы во Франции или большевики в России, решили некогда, что с их приходом во власть начинается новая эра в истории: с новым календарем, новыми праздниками, новой орфографией и традициями, новым идолом, наконец. Мечта о новом народе – общее для всех социалистов. А новому народу не нужна старая история. Ему не нужна история вообще.
 Первые лейбористские лидеры Израиля, по факту рождения и воспитания, все-таки относились с некоторым уважением к истории и религии еврейского народа. Моше Даян издает книгу «Жизнь с Торой». Микаэль Бар-Зохар пишет о Бен-Гурионе: « Господство национальных и политических целей над идеями социализма и партии станет той неколебимой основой, на которой Бен-Гурион будет строить свою политику».
 В этом, пожалуй, весь секрет замечательных побед Израиля в ту пору: национальные интересы стояли выше партийных. Нынешний политический и военный кризис, когда гораздо более слабый враг, чем прежде, заставляет наше государство переживать тяжелейшие дни, во многом можно объяснить наступлением новых левых Израиля, для которых интернациональные, партийные интересы выше национальных.
 Мы – народ, нация Книги – и только. Не будем спорить, так это или не так. Другого объяснения существования еврейского народа на протяжении 3,5 тысячелетий нет и быть не может.
 Мы стали «жертвой» великого эксперимента. Наш народ закрепили на карте человеческой цивилизации не по географическому признаку, не общим пристрастием к охоте, земледелию или скотоводству, не простыми обычаями, сформированными особенностями родоплеменной жизни. Нас заставили быть народом во имя знаний и интеллекта. Нам была дарована история нашего народа, как единственная гарантия жизненности нации, единственная его защита.
 Считается, что сотни тысяч мужчин стали свидетелями дарования Торы рабам, вышедшим из Египта вслед за Моше. В этом видят секрет веры человечества  в подлинность текста нашей книги. Не думаю, что так все просто.
 Тора – акт творчества гениальной силы. Тора – предельно честная Книга, другой она бы не могла быть. В ней всего один «положительный герой» – Бог, да и то не всегда Он решителен и последователен. Все остальные герои Торы, включая царей и пророков, - живые люди: свет и мрак в их душе, талант и заурядность.
 Художественная сила Торы и дала возможность  Книге стать летописью всего человечества. История наших предков – это история всего мира, суд над его пороками и ключ к решению насущных проблем.
 И только  история, записанная в Книге,  делает нас народом, нацией. Это всегда понимали властные юдофобы в диаспоре, пытаясь лишить евреев языка, имен, культуры и традиций. Это прекрасно понимают новые левые в Израиле, без устали атакуя религиозный и национальный лагерь.
 Мой друг здесь, в Еврейском государстве, дал мне когда-то шофар и попросил извлечь из него звуки. В пионерском детстве я успешно трубил в горн, но здесь, сколько не старался, шофар, поднесенный к губам, молчал.
 Это эпизод стал еще одним, серьезным уроком в моей попытке возвращения к своим корням: далеко не все так просто, как многим, и мне в том числе, кажется. И уход от своих корней для наших отцов, дедов и прадедов был мучителен, и возвращение полно тяжелейших проблем.
 Вот тут к репатриантам и подступают наши новые социалисты. «Не нужно стараться, - заявляют они. – Не нужны вам история, обычаи, не нужен и Бог вашего народа. Мы живем совсем в другом измерении, где скоро всеобщая глобализация позволит построить мир «без эллина и иудея». Живите отныне без проблем, с тем «багажом», с которым прибыли в страну предков. И все будет замечательно».
 Бояться истории наши новлы ( так, для краткости можно назвать наших новый левых). Бояться, потому что в Летописях наших подробно описано, к чему вели прежде подобные попытки оторвать еврейский народ от его судьбы. Да и не только в Книге описаны трагические последствия нашей ассимиляции. Новейшая история говорит о том же. Вот почему новлы любили вспоминать о Холокосте, когда  память эта приносила существенные материальные плоды, а нынче всякие разговоры о Катастрофе считает «спекуляциями на костях».        
 Что греха таить, мне ближе к сердцу и понятней звуки скрипки, чем грубый голос шофара, но я убежден, что этот голос во мне. Он генетически заложен в мою сущность, просто потому, что далекий мой предок, стоя у горы Сион, слышал трубный голос, извлеченный из рога, и я сегодня готов свидетельствовать, что так оно и было: « И вышел Моше с народом навстречу Всевышнему, и остановились у подножья горы …. А весь народ видел голоса, и огни, и звук шофара, и гору в дыму».
 Есть в этих строчках из Торы одна удивительная вещь. Я проверил текст на иврите. Там тоже сказано: « ….видел…. звук шофара». Видел, а не слышал. И это, на удивление точно, звук был настолько силен и Божественен, что его можно было увидеть, стать свидетелем этого звука, передавая правду о нем от отца к сыну.
 Народ стал нацией, когда  у в и д е л  звуки шофара. И это  в и д е н и е  запротоколировано в Книге, которой верит половина мира. Вот, пожалуй, и весь секрет  удивительной, фантастической стойкости жестоковыйного народа.
 Для того, чтобы  в и д е т ь  звук шофара не нужна своя земля, свое государство, свои денежные знаки. Нужна только Книга, нужна история  народа.

 Политические спекулянты успешно играют на атеизме людей, прибывших из СССР и СНГ, но это игра с огнем. Народ Торы – богоборец. Само по себе неверие в Бога – явление вполне заурядное и объяснимое. Богоборцами, все подвергающими  сомнению, были евреи с незапамятных времен. Это верно, но потомки Иакова мгновенно утрачивают силу нации и начинает двигаться к новой Катастрофе, как только уходят от элементарного уважения к своей Книге и следом, что закономерно, к своей истории. Этот уход история не прощала евреям никогда.             

ДВОЕ ОДИНОЧЕК Рассказ




 Долгие годы был «закатан» в консервную банку автомобиля. А что можно рассмотреть толком из низкого окошка да на скорости? Светофоры, разметку, знаки…. А человека увидеть трудно. Да и темень вечная. Подарив России бесконечные просторы, Творец не позаботился об освещении. Езда по тамошним  дорогам похожа на кровавую корриду. Или, если угодно, гонку на выживание с охотой на пешехода. Скучно и страшно стало ездить задолго до переезда в Страну обетованную. Так что, избавившись от необходимости от необходимости толкать ногами педали и постоянно возиться с ремонтом ржавого монстра, почувствовал радостное облегчение.
 Впрочем, и в Израиле убедился, что смерть собирает богатую жатву с отлично освещенных автобанов страны. Автотранспорт – везде кровожадный Молох, требующий бесконечных жертв.
 В Израиле я – пешеход, и это мне нравится. Будто в юность заглянул, вернул себя в неспешный и спокойный мир паузы. Ну, а света под здешним небом предостаточно. Иной раз, к сожалению, слишком уж горячего света, но не бывает худа без добра, да и добра без худа.
 Ездить в автобусе – совсем другое дело. Сидишь, как в танке, среди разной, суетливой мелюзги. Высоко сидишь – и все вокруг далеко видно.
 Верно, это присказка, а сказка будет впереди.
 Автобус на повороте замедляет ход – и вижу на скамеечке, в сквере с детскими  аттракционами, странную пару: старика и старушку. Сидят они в полуметре друг от друга, неподвижно сидят, как чужие. И, судя по всему, в молчании. Похоже, в ссоре люди. Езжу часто и вижу – месяц в ссоре, второй…. Удивительно.
 Однажды звонит незнакомый человек, и, представившись Кимом Семеновичем, начинает разговор чопорно и длинно:
-         Извините, - говорит, - что отрываю от ваших плодотворных трудов на ниве русскоязычной прессы, но займу всего лишь минуту вашего драгоценного времени. Дело в том, что я осмелился составить кое-какие заметки. Затрудняюсь утверждать, что они представляют бесспорный интерес, но убедительно просил бы прочесть и высказать мнение ….-  Ким Семенович с силой выдыхает воздух, будто вступительную речь эту он готовил долго, упорно заучивая каждое слово.
-         Приносите, - говорю. – Большие заметки?
-         Десять страничек школьной тетради, - торопливо отвечает автор. – Я бы не осмелился затруднить Вас большим объемом…. Только, если позволите, я по почте.
-         Как вам удобней.
 Прощаемся. Погружаюсь в очередные «плодотворные труды», но звонок тот вежливый никак забыть не могу и жду школьную тетрадь с нетерпением. А пакета все нет и нет. Только через неделю нахожу его на полу у входной двери.
 К «заметкам» приложена записка, в которой Ким Семенович просит извинить за задержку по причине «некоторых дополнительных и необходимейших исправлений в тексте».
 Сам же «текст», против ожиданий, написан без «виньеточек и оборочек», чопорности и кокетства – просто и ясно – замечательным, четким, и каким-то даже радостным, почерком.
 Новизны, к сожалению, в написанном мало. Ким Семенович считает библейского Моисея египтянином по имени Мозес и относит его к поклонникам монотеизма Эхнатона. Доказательства тоже не отличаются новизной.
 Ровно через семь дней звонит автор.
-         Простите, что отвлекаю…. – и так далее.
-         Ким Семенович, прочел ваши заметки. Скажите, вы кто по профессии?
-         По снабжению работал.
-         Читали Фрейда?  
-         Что именно?
-         Работу о Моисее.
-         Нет.
-         Вы в этом уверены?
-         Совершенно…. Видите ли в чем дело, я, упомянутого Вами автора, вообще не читал. А что, есть совпадения?
-         Есть, - говорю. - И много.
-         Скажите, а кто такой Фрейд?
-         Великий ученый.
 Тут происходит невероятное. Он рад без меры. Он кричит в трубку, что это замечательно, что он даже предположить не мог такое совпадение, целиком и полностью подтверждающее его догадку. Он благодарит так горячо, будто это я, а не великий венский психиатр, сочинил историю о Мозесе – Моше….
 Редкий получается случай «изобретения велосипеда». Но если Ким Семенович САМ все это придумал, значит, он ГЕНИЙ никак не меньший, чем старик Зигмунд.
 Мы договариваемся о встрече. Приглашаю автора к себе, но он деликатно отказывается, предлагая свидание на нейтральной территории.
 К скверу иду пешочком. Это та самая детская площадка, где сидят «мои» старики. Они и сейчас там, а Кима Семеновича нет как будто. Странно, мне показалось, что он не из тех, кто опаздывает.
-         Добрый день!
Оборачиваюсь – передо мной тот самый старик. Его спутница одна остается на скамейке.
 - Это вы? – не могу скрыть удивление.
-         Да, а что?
-         Ничего особенного, просто мы с вами давно знакомы.
-         Извините, не припомню.
-         Вы часто отдыхаете в этом сквере, а я проезжаю мимо на автобусе.
-         Да, да, - торопливо кивает тот, кого я заподозрил в гениальности – обычный оле из провинции, поменявший тридцатидолларовую пенсию на пособие в 600 баксов…. Глаза вот только у Кима Семеновича необыкновенные – огромные глаза, и блеск в глазах этих совсем не старческий.
 Отдаю «заметки», прибавив несколько комплиментов. Выслушивает старик похвалу равнодушно, даже обидно становится, но «изобретатель велосипеда» торопится перейти к делу. Лекция получается длинной и вдохновенной. Старик говорит о священном писании египтян – «Книге мертвых», о пирамидах – памятниках смерти, о культе этой самой смерти, погубившей, как он считает, народ египетский: фантастическое племя краснокожих. Он говорит, что исход евреев из Египта был не просто спасением от рабства, а бегством от смерти к жизни….
 Юные потомки тех, давних рабов,  вопят, скатываясь с горки и карабкаясь по каким-то лабиринтам над землей, а старик ничего не замечает вокруг. Бедный агент по снабжению – всю свою жизнь он покорно рыскал по стране дефицита, доставая невозможное и обнаруживая немыслимое, произносил бесчисленное количество суетных слов, и помалкивал о самом главном в его жизни: о фараонах и некрофилии язычества….
 Тут я замечаю, что старушка на скамейке следит за нами неотрывно и с явным беспокойством. Ей, как будто, не нравится многоречивость Кима Семеновича.
-         Это очень интересно, - говорю я, прервав старика. – Только, уважаемый автор, дайте и мне рот раскрыть.
-         Слушаю Вас, - и смотрит  на меня  так, будто он и в самом деле доктор Фрейд, а я – тяжелобольной на приеме.
-         Вы, - говорю. – Нервничаете так, словно я с вами спорю, а я не спорю. Я только слушаю.
-         Извините, - говорит. – Наверно, я сам с собой дискутирую. Но вы согласны, что 10 казней египетских могли в равной мере обрушиться и на евреев? И  уходили они не только от рабства, но и от смерти – физической и духовной, к свободе жить.
 Под пальмой, но в солнечном пятне, сидит прямо на траве пожилой, чернокожий господин в драповом, российского покроя, пальто и под меховой, собачьей шапкой. Сейчас, не меньше 25 градусов по Цельсию, но господину зябко….
-         Вам это неинтересно? – помолчав, тихо спрашивает Ким Семенович.
-         Нет, почему же? Только учтите, и после Исхода евреев народ египетский просуществовал не меньше двух тысяч лет. Не все так просто, как кажется…. И вообще, как утверждал Монтень, «философствовать – это готовиться к смерти». Ну их к черту, все философии! 
-         Да, да, - торопливо кивает старик. – Философствовать…. Может быть…. Прошлое – бездонный колодец. Заглядывать туда так интересно, но иногда от этого кружится голова…. Прощайте и большое спасибо, что прочли и выслушали.
 Очень уж обидчивым и нервным оказался «изобретатель велосипеда». Невеселым получился у нас разговор. Долго после этой встречи было не по себе, будто обидел старика, не то сказал, не так прочел его труд, и слишком легкомысленно выслушал автора.
 Каждый раз, проезжая мимо сквера и провожая глазами неразлучную парочку, думал об этом, но вновь подойти к «доктору Фрейду» так не решился.
  Однажды утром в дверь нашей квартиры звонят. Открываю – и вижу на пороге спутницу Кима Семеновича.
-         Извините, - говорит. - За ранний визит, но я сказала ему, что иду в поликлинику, а там прием с утра…. Он не любит оставаться один …. Надолго.
 Комплекс вины срабатывает. Радушно приглашаю старушку. Зову к завтраку. Отказывается, соглашаясь лишь на чашку чая без сахара. Сразу и решительно приступает к делу.
 Берта Абрамовна – так зовут гостью – углубляется в историю недавнюю. В Израиль они перебрались по настоятельной просьбе детей, оставленных в городе Александрове. Дети стоят на ногах еще не твердо, а потому помогать родителям не в состоянии. Раньше, в России, пенсии им вполне хватало, но теперь ….. Нет, она поддерживает демократические реформы, но ей непонятно, почему за все и всегда должны расплачиваться дети и старики…. Впрочем, дело не в этом. Она и Ким Семенович – супруги. Однако, по настоятельному совету знакомых, приехали в Израиль, как двое одиночек, чтобы получить заметно большую «корзину абсорбции». Они прожили вместе сорок лет и никогда не нарушали закон. « Вы сами понимаете, как должен был жить в России еврей, занятый в сфере снабжения. Киму Семеновичу неоднократно предлагали взятки, но Ким Семенович всегда был неподкупен и не видел в своей честности никакой доблести». Она же, работая бухгалтером на ткацкой фабрике, считала и считает честность – первейшей заповедью этой профессии. Они и детей воспитали таким образом, понимая, конечно, что жить им будет трудновато. Это понимание и послужило одним из мотивов переезда в Израиль.
 Так вот, здесь старики не спят ночами, переживая свой обман. Она еще как-то держится, но Ким Семенович раскис совершенно. Он постоянно говорит об этом. Он говорит, что жить обманом, извлекая из этого корысть, просто подло. Он не может себе простить, что подался уговорам знакомых. Он изводит себя и Берту Абрамовну самым чудовищным образом…. И она совершенно не знает, как им жить дальше… Старики тоскуют по детям и внукам, а тут еще и это…. На полуслове гостья вдруг спохватывается, и вдруг начинает говорить, что ее муж совершенно здоровый психически человек, а его увлечение историей, как раз, чрезвычайно полезно, и отвлекает от дурных мыслей.
  - Знаете, - продолжает она, забыв о чае. – Мне кажется, что здесь многие живут подобным образом, и государство знает это и закрывает глаза на нашу копеечную выгоду, потому как понимает, что «семейная пара» – это полная нищета, а «двое одиночек» – все-таки, полегче…. И все же…
 Охотно соглашаюсь с ней и говорю какие-то пустые слова, и комок стоит в горле, и я не знаю, как помочь этим двумя людям, не способным вступить в обыденную сделку со своей собственной совестью. Научить этому невозможно.
 Не к тому человеку пришла Берта Абрамовна за советом. Я всегда жил, сознавая относительность прегрешений, жил без особых крайностей и этических излишеств. Жил, как все …. Вот в этом и признаюсь гостье честно. Потом говорю, что ее муж, несомненно, человек необыкновенный, и я буду рад продолжению нашего знакомства.
 Старушка кивает отстраненно, смотрит на часы. Она повторяет, что не любит оставлять Кима  Семеновича в одиночестве надолго, и еще раз извиняется за причиненное беспокойство.
 Проходит несколько дней. Еду мимо сквера. Сидят мои старики, но рядышком сидят и весело разговаривают друг с другом. На первой остановке выхожу из автобуса. Возвращаюсь… Мы рады друг другу. Ким Семенович начинает «с места в карьер».
-         Подумайте, - громко говорит он, сияя своими молодыми глазищами - Пирамида и еврей – это совершенно несовместимо. Наши предки бежали от памятников смерти. И надо же, какой- то еврей строит нынче пирамиды в Подмосковье, и уверяет, что они несут жизнь и обновление материи. Полный бред! Афера! Вы согласны?
 Киваю охотно, совсем не хочется спорить. Берта Абрамовна хитро на меня косится, понимая, что другая история меня интересует гораздо больше.
-         Мы были ТАМ, - говорит она. – Мы сказали, что женаты сорок лет и не думали разводиться. ТАМ решили, что мы сошли с ума, но попросили «свидетельство о браке». Мы сказали, что документ оставили дома, в России. Тогда нам порекомендовали жить, как живем, и не морочить голову занятым людям, а мы сказали, что не хотим жить, как живем, а хотим жить в законном браке…. И тогда нам посоветовали вступить в него вновь или получить из России документ, но предупредили, что мы понесем ответственность за обман государства.
-         Но мы сказали, что не боимся ответственности, - вмешался Ким Семенович. – Позвонили детям и теперь ждем наши бумаги. Скоро должны прислать, но все это глупости и суета, а дело в том, что евреи, всегда понимали культ смерти как несвободу, как вызов жизни. Потому и придумали райский сад, но идея мук ада – не еврейская идея. Великая революция Эхнатона не могла остаться без последствий. Мозес – Моше любил солнце, а солнце – это жизнь.

                                                                    1998 г.

ДВОРЕЦ В ПУСТЫНЕ


 Так я опешил, все это увидев посреди мертвой пустыни, под высоким небом, что от растерянности закрыл объектив фотоаппарата пальцем. Таким странным и получился первый снимок того дворца в пустыне.
 Всего за час до этого фантастического зрелища, более похожего на мираж, кто-то из моих друзей в киббуце Яхель заговорил о сумасшедших, основавших новое поселение в пустыне лет десять назад. Пришли, мол, они на голое место и стразу стали строить культурный центр своими руками, а еще сказали, что телевизоров в том поселении нет совершенно,  и почему-то молчат его основатели во время еды.
 Сразу заныло под ложечкой от предчувствия «добычи». Прежде я дважды приезжал в Яхель, но никто раньше об этих чудиках без телевизора мне не рассказывал.
-         Едем! – заорал я. – Такие люди! И радио они тоже не слушают?
-         Нет, как будто.
-         И газет не читают.
-         По-моему только книги, - сказал знаток быта тех странных поселенцев. – Вообще-то они люди ученые, выпускники университета в Иерусалиме.
-         Ехать – то далеко?
-         Минут тридцать.
 Прикинул, до рейсового автобуса из Эйлата  еще три часа. Времени в обрез, но должны были успеть. Практика «набега» для такого интересного места не годится, но, решил я, буду считать эту поездку разведкой.
 По серпантину узкой дороги мы поднялись к широкому плато. За одним из поворотов чуть не сшибли горного козла. Он, не спеша, чуть покосившись на вонючее чудище нашего автомобиля, по – хозяйски переходил дорогу. Минут через десять увидели шакалов. Шакалы сверху, со скалы, с любопытством наблюдали за движением на дороге.
 Удивительно, но в предельно заселенной стране, встречаются животные на свободе, и вокруг них, на десятки километров, ни одной, живой, человеческой души.
  Мираж дворца удивляет меня больше, чем дикие звери. Я смотрю на чудо, посреди полной пустоты, выпучив глаза, и нажимаю кнопку моей «мыльницы».
 Потом мы стоим у обыкновенных ворот, запертых на два амбарных замка. Но к замкам этим приделано переговорное устройство. Жмем на кнопку, просим пустить на территорию  поселения….
 Вот черти,  думаю я, телевизора - радио у них нет, а переговорник действует.
 Мы ждем минут десять. Наконец, подкатывает на фургоне к воротам бородач лет тридцати пяти, достает связку ключей, возится с замками.
 Глаза у бородача умные,  улыбчивые, но сразу видно, что к разговору он не расположен. Распахнув створки ворот, пропускает нас, сразу же ворота запирает, садится в свою машину и по тряской, каменистой дороге уезжает к близким вагончикам, окруженным невысокими деревьями.
 Если честно, и я не настаивал на разговоре. Дворец притягивал к себе, как магнит. И вот мы рядом с ним.
 Посреди грандиозного, волшебной красоты сооружения высится уродливая башня, будто безумный архитектор решил соединить легкость сказочных, даже вычурных форм с машинерией Центра Пампиду в Париже.
-         А  это еще зачем? – только и смог пробормотать.
Мне объяснили, что труба  – каркас будущего кондиционера, теплообменника – остроумной и дешевой машины, которая погонит охлажденный воздух во все залы и комнаты дворца. И обещали, что, со временем, уродство это украсят, распишут во все цвета радуги, и стальная башня не будет бросаться в глаза.
 По случаю шабата на стройке никого, но было видно, что работали здесь люди совсем недавно. Причем работали спокойно, обстоятельно, для себя лично, а не для дяди. Безукоризненное качество работ сразу бросалось в глаза.
 Мраморные, мозаичные полы ( во всех залах разный рисунок). Мрамор на ступенях лестниц. Балконы за ажурными решетками, неожиданные переходы, веселая, радостная раскраска лепнины стен, и каждое окно со своим витражом оригинального рисунка.
 То, что я увидел, было настоящим произведением искусства. Строители даже для дверей использовали настоящее дерево, а рука, привыкшая к стандартной обыденности наших запоров, как-то легко, но бережно ложилась на тяжелую, «музейную» бронзу дверных ручек.
-         Деньги, деньги откуда? – забормотал я, как только пришел в себя от увиденного.
-         «Керен каемет» поддерживает, - объяснили мне. – Этот фонд, распоряжающийся заповедными землями, и сдал в аренду поселенцам большой участок пустыни. Есть у них и овощные плантации и большая козья ферма, есть и «теплица», где поселенцы успешно занимаются наукой. Налоги, как ты понимаешь, пустяшные, и всю прибыль здесь тратят на строительство. Учти, что и фонда заработной платы у них нет. Все строят своими руками.
 Тут я стал спорить. Сказал, что нужны для такого, уникального строительства профессионалы высокой пробы. Мои спутники только пожимали плечами и объяснили, что самострой – принцип жизни поселенцев, точно такой же, как отсутствие в Неот смадаре ( название этого удивительного поселения) радио и телевидения.
-         Подожди, - сказали мне. –Это еще не все.
Дворец покидать совсем не хотелось. Казалось, что за каждыми дверями таится что-то необыкновенное. Тут я сообразил, что о предназначении этого удивительного сооружения в пустыне  ничего и не узнал толком.
 Вопрос задал дурацкий: « К чему, зачем это все?» Мне растолковали, что  дворец должен заменить поселенцам стандартные, новейшие развлечения цивилизованного мира. В его залах поселяться музыкальные инструменты, мольберты для школы живописи, книги библиотеки, спортивный инвентарь, и, как я догадываюсь, многое  другое, о чем не могли знать мои спутники.
 Красота форма, в которую поселенцы были готовы поместить свой культурный мир, сама по себе отрицала возможность банального, привычного подхода к его основам.
 В этом «дворце Алладина» и мир этот обещал быть царским, особенным в своей интеллектуальной роскоши.
  Потом я узнал, что дети поселенцев учатся дома, и подумал, что ребятня этих удивительных робинзонов должна проявить особые способности в науке и искусстве. И, вполне возможно, задумано это поселение с удивительной и оригинальной, воспитательной целью.
 Время, проклятое время! Вечно его не хватает, и, как правило, на самое любопытное и существенное.


 Меня буквально оттаскивают от дворца. Неподалеку отстраивается жилая зона: два десятка  домиков, выкрашенных голубой краской, под узорчатой, черепичной крышей.
 Двери в одну из «хижин» открыты. Мы увидели просторные комнаты, холл, кухню. Туалеты и ванные комнаты были оснащены новейшей, современной сантехникой.
 Обычное, комфортабельное жилище, но революционный дух основателей поселения и здесь одержал победу. Строители оснастили свои будущие дома естественной, простой и эффективной вентиляцией: под крышей мы увидели свободное пространство, организованное хитрым, «сквознячным» образом, а в помещения, вниз, вели вентиляционные трубы.
 Так замечательно, в скором времени, будут жить поселенцы, но пока ютятся они в тесных вагончиках. Почти десять лет ютятся в предвкушении того момента, когда смогут переселиться в рай, отстроенный своими собственными руками.
 Представил себе, каким веселым получится праздник. Судя по всему, день заселения жилой зоны и открытия дворца уже близко. Наверняка события эти состоятся одновременно.


-         Теперь к озеру, – вновь поторопили меня.
 Ушам своим не поверил. Дворец – это еще куда ни шло, но озеро в дикой, каменистой, совершенно безводной пустыне? Нет, быть этого не может.
 Но вот это озеро передо мной, да еще в торжественный момент пуска воды. Огромное ложе, метров четыреста в диаметре, готовое принять и сохранить драгоценную воду пустыни, а посреди озера остров с пальмами.
 В тот момент я был готов ко всему. Скажи мне мои спутники, что поселенцы строят неподалеку аэродром для реактивных лайнеров, я бы и этому поверил.
-         Вода, вода откуда? – только увидев озеро, залопотал я о главном.
-         Скважина у них есть, оттуда качают, - объяснили мне. - Воды под нами много, целый океан. Для питья она не очень годится, необходимо опреснение, а для полива садов и плантаций, и озера с лебедями и рыбой - в самый раз.
   На моих глазах рождалось озеро неподалеку от дворца. На моих глазах возникал странный, ни на что не похожий мир, созданный небольшой группой людей ( население Неот Смадара не достигает и сотни душ).
 Но каких душ! Сколько нужно терпения, любви друг к другу и доброты, чтобы ужиться вместе, в изоляции от мира, и построить все, что мы увидели в тот день.


 Мы шли к нашей машине мимо белоснежного корпуса будущего детского сада, и я думал о том, что совершенно случайно стал свидетелем очередного и удивительного эксперимента человечества над своей, собственной природой.
 Думал, что впереди у веселых и мудрых отшельников самое главное испытание: жить в том и с тем, что им удалось построить. Сам процесс обычно увлекает, манит надеждой и предчувствием нового, только твоего мира, но как только человек начинает пользоваться плодами рук своих – приходит и усталость и разочарование.
  В тот день мне так хотелось думать, что ничего этого не случится с поселенцами в пустыне, и смогут они жить долго в отрыве от всего того, что считают суетным и порочным; состариться в этом удивительном месте, воспитать детей особых душевных и физических качеств.
 Сегодня Неот смадар – это еще и попытка спасти то лучшее, что было в кибуцах Израиля, неизбежная реакция на полное перерождение наших колхозов.
 Прежде, в годы бедности, поселенцы Эрец-Исраэль были вынуждены начинать с необходимого. Отшельники нашего времени задумали жить в лишнем. Они решили, что красота и роскошь – и есть то необходимое, что не даст умереть их мечте об особом, своем и прекрасном мире.

 Мы медленно пробирались вниз, по серпантину горной дороги, светило яркое солнце, но я почему-то подумал о том моменте, когда на пустыню Арава опуститься ночь, все погрузится во тьму, тишина ночи охватит безграничное пространство пустыни, исчезнет мираж дворца и будет слышен только шелест воды, наполняющей озеро, озеро жизни….  

ЧУДЕСА ПУСТЫНИ из давних странствий



 РАКУШКА.
 Ракушка на моей ладони. Подобрал ее в пустыне Негев. Когда-то и на этом месте был океан, первооснова всякой жизни на земле. Морские чудовища проплывали когда-то мимо этих камней, невиданные растения рождались в волнах, под лучами солнца, будущее безостановочно творилось в реторте океана.
 Что осталось? В сотне километров отсюда, на восток, во впадине, тяжелая вода Мертвого моря, на запад, еще ближе, веселые волны Средиземного моря – колыбели всей современной цивилизации.
 Когда же жил здесь океан. Сотни тысяч лет назад, миллионы. Столько же, сколько этой легкой, совсем невесомой ракушке – форме живого. Я держу на своей ладони само время. 
 Живое давно исчезло. Век всего живого недолог. Форма продолжает жить, потеряв за целую вечность только большую часть своего веса.  Человеческий век, до обидного короток, но дома наши живут  долго, а наш общий дом, наша планета, существует в тысячелетиях точно также, как эта ракушка на моей ладони.
 Да что там Земля. Наш дом – вселенная. Я любуюсь прекрасной и совершенной формой ракушки – формой спирали. Но и Вселенная наша – спираль. Весь мир Божий закручен так же, как эта ракушка.
 Тишина и неподвижность пустыни так и не превратила ее невесомость в песок. Пустыня бережно хранит все, что оставляет ей на память время. 
 Тишина, неподвижность и солнце. На наших широтах его называют беспощадным. А ракушку эту, конструкцию нежнейшую, солнце пощадило.
 Мы добирались сюда на трех джипах по бездорожью. Шли друг за другом. Стоило только последней машине исчезнуть из виду, как две передние останавливались, поджидая товарища. 
 Одиночество гибельно в пустыне, солнце беспощадно к человеку, как человек беспощаден вот к этим ракушкам, просуществовавшим вечность. Колеса джипа превращали их в ничто. И мы мчались вперед, даже не замечая причиненного ущерба времени и вечности. 
 Сэфи, хранитель этих мест, не хотел, чтобы уносили мы из той пустыни кремни, носящие следы деятельности первобытного человека. Мы находили скребки, рубила, топорики. Мы любовались своими находками, и оставляли найденное на месте. 
 Но мы прибыли сюда на колесах, мы шли по пустыне, мы поднимались на гору. Мы ступали по ракушкам, по незаметным следам прежней жизни. Достаточно веса человека, чтобы уничтожить то, что природа хранила сотни тысяч лет.
 Беспощаден человек, а не солнце. 
 В Торе сказано: « Дух Всесильного парил над водою». Автор великой Книги знал, что было в начале - начал, еще до сотворения мира. Какие еще доказательства нужны, чтобы поверить в Силу, запустившую механизм нашей жизни. 
 Он знал, что на том месте пустыни, где я стою сегодня, жил океан, знал и то, что вода отступит, оставив на камнях вот эту ракушку, лежащую на моей ладони. Он знает и то, что будет, когда последний, хрупкий домик улитки в этих местах раздавит колесо джипа или нога человека. 
 Ничто не исчезает бесследно, даже океан. Мираж в пустыне – это душа воды, душа океана. Пробовал оставить мираж на пленке. Ничего из этого не вышло. Объектив беспомощен. Только живой глаз человека способен увидеть душу живого. 
 Там, у горизонта,  явственно увидел озеро, струи воды – душу давно ушедшего океана. Раньше я думал, что только изнемогающий от жажды способен увидеть такое. Ерунда! Мне совсем не хотелось пить, в руках была бутыль, полная воды, но я видел мираж, и все те, кто был со мной рядом, видели. 
 Знаю, знаю, ученые люди сразу все объяснят передвижением струй нагретого воздуха. Наша страсть находить всему простое объяснение необорима. Скучно все это. А то, что скучно, не нужно человеку. Убежден в этом. 
 И не надо мне объяснять, почему я оказался в тот день и в тот час посреди пустыни Негев, увидел душу океана, его призрак, потом нагнулся, подобрал ракушку, дом улитки, погибшей миллионы лет назад, унес его с собой, а теперь держу на ладони, любуясь совершенной красотой ее формы. Ну, какие здесь могут быть объяснения. 

 МЕЛАХИМ. 
 Пустыня фантастически скупа. Каждый миллиграмм воды она пробует спасти, сохранить. Редкие дожди зимой приносят в эти места небесную влагу, и сразу же начинается невиданная работа по воссозданию живого. 
 Сразу после хорошего ливня несутся по пустыне ручьи и реки, сохраняя и углубляя прежние русла. Водные потоки существуют совсем недолго. Как правило, часы и даже минуты, но этого времени хватает, что укрыть воду от солнца в природных резервуарах. Там, где каменистое дно, не дает влаге уйти вглубь пустыни. 
 Так оживают вади. Так появляется на свет зелень в пустыне. Живое, необходимое для жизни варана, насекомых, птиц, верблюдов и…. человека. 
 Можно открывать для себя материки и океаны, страны и народы, новые учения и звезды в Космосе. А можно, оказывается, открыть, что листья совсем неприметного куста в мертвой пустыне вкусны необыкновенно. 
 Наш поводырь, знаток Негева, долго объяснял, почему так происходит. Он даже привел химический состав этих листьев: всех солей и протеина. Он разрешил нам рвать листья и жевать их сколько угодно. 
 Я жевал с удовольствием, и все жевали, понимая, что дармовой корм этот, в отличии от кремневых скребков, скоро исчезнет, погибнет в горниле беспощадного лета.   
 Так ли это? Но в таком случае, откуда зимой появляются у пустыни силы, чтобы вновь и вновь возрождаться, рожать живое, вот эти вкуснейшие листочки на незаметном кусте? 
 Все просто, снова скажет ученый человек, семена этих кустарников остаются, да и сами кусты всего лишь «засыпают» на лето, уходят в летаргический сон, чтобы при первой возможности, при первой капле влаги - ожить. 
 Необорима жажда жизни. Все верно. Только в тот день, в пустыне, вдруг подумал о ее милости, о милости природы. О том, что на протяжении тысячелетий, подходил к подобному кусту человек, рвал листья, набирал впрок, жевал их и двигался дальше, восстановив свои силы. 
 Куда двигался, зачем? Ну, конечно, к горе, усыпанной великолепным кремнем, чтобы соорудить инструмент для жизни. На горе он, благодарный, молился своим богам…. У него были силы для молитвы. И эти силы дал человеку незаметный куст, росший в сухом русле исчезнувшей реки.
 Природа дает человеку силы для любви, труда и молитвы. Вот ее главное предназначение. Все остальное – тлен. 

 БУЛЬБАСЫ.
 Марина Магрилова, мой добрый друг во всех замечательных путешествиях, гордо сидит на этом камне, как на троне. Никто не догадается, почему она так горда.
 Камень это идеально овален, будто выточен в какой-то фантастической мастерской. Таких камней в этом месте, неподалеку от киббуца Яхель, множество. Больше их нет нигде. Только здесь, по пространству в несколько квадратных километров, разбросано это чудо природы. 
 Какой подземный или небесный мастер трудился над этими камнями? Почему надоело Ему творить хаос и потянулась душа к совершенству формы?
 И чудо! Камни эти, точно также, как и домик улитки, сложены по спирали. Чей они дом? Может быть, и в самом деле, какие-то неведомые существа прятались в их глубинах…. Нет, конечно, камни, как камни. Такой материал. Видно древний океан обкатывал их, как гальку шлифует нынешний прибой наших морей. Сколько  находил этих камешков, идеальных по форме.
 Природа любит играть и не в такие затейливые игры. Все верно, но вновь скучно. 
 Я знаю, откуда здесь  удивительные камни. Когда-то был на этом самом месте стадион, на котором резвились гиганты. Вот этими бейсбольными мячами они и забавлялись в часы досуга, и готовили мячи сами, без особого труда обрабатывая эти бульбасы. 
 Вот это похоже на правду. И мне веселей при мысли, что посетил в пустыне Арава стадион, где сотни тысяч лет назад резвились огромные чудища, которые точно также, как мы, ненавидели скуку.

 ТАПИЛЬ.   
 Хитра, находчива, изобретательна любая жизнь в пустыне. Поневоле будешь хитрым, когда каждый грамм влаги на вес золота. И раньше замечал на редких деревьях странные образования, будто колтун завелся в шевелюре несчастного дерева. Сам колтун буен, густ, но ветви  рядом с ним будто высыхают. 
 Спасибо грамотным людям. Объяснили, что к чему. Водятся в пустыне растения без корней. Ну, совсем без корней, способных цепляться за почву и добывать влагу. Тапиль – поразит. Он влагу добывает из тех, кто уже поработал над этим.
 Прицепиться такое перекати-поле, хилый расточек, к  дереву, и начинает тянуть из него живительные соки. Вот какой хитрец этот тапиль.
 Паразитами принято возмущаться. И действительно, любое дерево в пустыне выживает с огромным трудом. Это настоящий подвиг пробиться корнями вглубь земли, к влаге, а тут какой-то легкомысленный негодяй устраивается на готовеньком и пирует, убивая своего кормильца.
 Но не будем торопиться. Тапилю нужны живые деревья. Уничтожай он их своим паразитизмом, ни одно из них не радовало бы наш взгляд в этих безводных краях. 
 В природе все уравновешено, мудро. Причем, часто с большим юмором уравновешено.  От паразита дерево избавляется просто. Убедившись, что никак иначе от Тапиля не избавиться, притворяется оно мертвым, перестает гнать к ветвям свои соки, будто умирает. 
 Верит этому тапиль или не верит – науке  неизвестно. В любом случае. деваться ему некуда. Отцепившись от «мертвого» дерева, летит этот паразит дальше, в поисках новой жертвы. 
 А дерево, избавившись от незваной обузы, оживает, снова цветет и украшает себя листьями. 
 Природа пустыни бережет себя сама. Она циклически замкнута, как спираль ракушки, как камни-овалы у кибуца Яхель. 
 Природа пустыни мудра и умеет хранить каждую живую клетку. Наши предки учились у пустыни тайнам выживания. Урок, судя по всему, не прошел зря. И не торопитесь с глупыми, человечьими мерками осуждать тунеядцев – паразитов и прославлять трудяг.
 И в  еврейской, природе все уравновешено. Кто- то мужественно добывает влагу из глубин земли, кто-то пользуется этим трудом, с какой-то своей, тайной и великой целью. 
 Не следует ученикам пустыни, судить безоглядно другу друга, казнить и миловать по своему разумению. Под беспощадным солнцем не годятся наработанные прежде каноны. Чистая вода прячется в глубине  точно также, как и смысл нашего существования.
 Ученые –ботаники все  растолкуют подробней, с деталями, научно объяснив сей странный симбиоз и уникальный случай паразитизма. Они, как всегда, будут правы – эти ученые люди. И все же…

 Живое дерево дает жизнь тарпилю, и не умирает само, спасаясь комедией за маской смерти. Значит, и ему просто скучно жить в пустыне без борьбы и развлечений. Вот и вся мораль.
                                                                 1999 г.

ДРАКОН И ДЕВУШКА. Ближневосточная сказка.



 Обычный сюжет в фольклоре многих стран: лютует за стенами города некое чудовище, грозит уничтожить все живое. А жители города откупаются от злодея человеческой жертвой. Как правило, это самая красивая, самая невинная, самая замечательная девушка. Плачут жители, рыдают, жалко им свою королеву красоты, но покорно волокут беднягу на съедение к чудищу кровожадному.
 Вот и Корней Иванович Чуковский сочинил на этот сюжет свою знаменитую сказку про муху-цокотуху. Выдали беднягу гости на расправу пауку в надежде сохранить свои жизни, и только своевременное вмешательство комарика с саблей и фонариком спасло несчастную жертву. Чуковский зачем-то и дальше пошел по сказочному канону: комарик предложил мухе руку и сердце, даже не задумываясь, какое получится потомство от такого неестественного союза?
 Ну да ладно. Эту муху с самоваром все-таки не народ сочинил, а потому и возникли всякие досадные неточности.
 Мы же вспомним, что в сухом остатке даже дикой истории о мухе и комаре - дракон и красавица. Сюжет этот уходит корнями своими в давние, языческие времена. И надо же, судьба еврейского народа с гениальной точностью пошла за старой сказкой, по древнему сюжету.
 Никак нельзя сказать, что еврей очень уж красив и невинен, но прямая аналогия на лицо.
 Как объявится за стенами города чудище кровожадное, так сразу требует потомков Иакова на обед, а иначе грозится уничтожить всех и вся.
 Гитлер, как известно, объявил войну одному еврейскому народу. Принесли ему этот народ в жертву, но частично, а потому дракон нацизма продолжал лютовать до самой своей гнилой кончины.  И до последнего дня своего надеялся, что в отместку сможет уничтожить весь «город» дубиной ядерного оружия.
 Та же картина и с современной копией фюрера - арабом бин-Ладеном, тоже, к счастью, покойным.  Этот дракон - дракула тоже вопил истошно, что готов перестать питаться одной плотью и кровью человеческой, если ему на правеж выдадут еврея.  Тогда он успокоится, и снова заползет в свою зловонную пещеру до лучших времен, а  «город» в награду  получит передышку.
 А не отдадут в жертву еврея, бин-Ладен, как и фюрер, может натворить бед неописуемых. Грозился, что у него, в отличие от фашистов, атомная бомба имеется и химического оружия невпроворот.
 Отставной Ахмадиниджад не произнес ни одной речи с требованием выдать ему на правеж Израиль с населением. И  тоже грозился ядерным оружием.
 Зло язычества не может существовать без человеческих жертв. Никак его идолы не могут простить Аврааму, что не вонзил наш праотец нож свой в обнаженную грудь единственного сына.
 Стоп, почему же единственного? Где-то жил и размножался сын рабыни Агари – Исмаил, наследник Авраама. Сказано об этом сыне в Торе так: «Будет он дикарь-человек: рука его на всех, а рука всех на него».
 Вот убил бы Авраам Исаака, и не было бы сегодня проблем с народом Книги, а царил бы на земле один «дикарь-человек», предок бин-Ладена,  а так спасенный ангелом по Божьему велению Исаак родил Якова, и пошло поехало…
  Вот какую ошибку Всесильного и Всевышнего стремился исправить смертный и слабый бин-Ладен. Вот почему зло террора – дело безнадежное, но это вовсе не значит, что исчезнет оно, не напившись вволю крови человеческой.
 А вот теперь задумаемся, почему в сказке жертва всегда молода и прекрасна, как молод и прекрасен был Исаак под ножом престарелого, но могучего отца?  Почему бы дракону не сожрать что-нибудь уродливое, никчемное? Кто-то ответит, что это дань нашему восприятию. Образцовую девицу – жалко, а хромую, к примеру, уродливую старуху – чего жалеть. Она и так скоро отмучается. И гастрономический мотив тоже нельзя сбрасывать со счетов. Людоед тоже понимает толк в свежей закуске.
 Но сказки тем и прекрасны, что бездонна их глубина. Красота, молодость, здоровье, невинность – обещание особого, прекрасного мира в БУДУЩЕМ. Ген, так сказать, духовной и физической силы человечества.
 Дракон, пожирая из года в год самых красивых девушек, производил своего рода селекцию, искусственный отбор, в надежде, что со временем жители города станут все поголовно уродами, жить будут только страхом, и утратят всякую возможность к сопротивлению.
 Но есть и еще особенность в нашей, современной сказке: еврей  для любого Гитлера та же девица для отвода глаз. Цель зла – подчинить своей воле весь «город», все человечество, а непокорных истребить, во имя торжества дикаря – человека.
 Плохие концы сюжета существуют только в жизни и соответственно в воображении писателей и поэтов. Народный гений такую роскошь позволить себе не может. Сказка всегда слагалась, преследуя высшую цель, – в утешение. 
  В нашем классическом сюжете всегда находился богатырь, рыцарь, добрый молодец, - побеждавший злого дракона и получавший в награду спасенную от смерти красавицу.
 Все правильно, чтобы человечество смогло жить дальше в гармонии и силе мужество должно сочетаться с красотой во имя доброкачественного потомства.
  Кто-то сразу доверит роль доброго молодца в нашей, современной истории США. Вот отрубят американцы голову очередному дракому-юдофобу, и спасут красну – девицу Израиля от злого чудовища. Но здесь всякие параллели опасны. Одно дело – сказка, пусть и мудрая, а другое – наша жизнь. Не все так просто с утешением и надеждой. Нынешний молодец из Белого дома никого освобождать не собирается, а дракон ему даже симпатичен.
 Классический сюжет подобен бумерангу. Он цикличен, он всегда возвращается в точку отсчета. А так хочется, чтобы драконы - дракулы перестали, наконец, выползать из своей мрачной пещеры, требовать жертву и грозить, что без жертвы этой они уничтожат весь мир. Так хочется, чтобы у самой жертвы достало, наконец, сил и мужества, чтобы справится с чудищем без посторонней помощи. И браком она в этом случае сможет сочетается по любви, а не из одной благодарности за спасение.
 Тогда и дети пойдут нормальные, без риска соединить в себе родовые качества мухи и комара. Проще говоря, нормальные дети, а не уроды.
 А нормальным детям уже не страшен будет  дракон - дракула.
 Вот какую сказку сочинил я сам. Совершенно невозможную сказку. Никогда такого не случится. Народный гений не ошибается. Все случится, как было прежде, как есть и как  будет всегда.

  Отважный рыцарь победит дракона, а мы в награду ему и в благодарность снова примемся жевать поп-корн, пить кока-колу и смотреть дурацкие фильмы…. Впрочем, как правило, они будут о том же драконе-дракуле, о королеве красоты и смелом герое-победителе.