четверг, 27 июня 2013 г.

ОРУЖИЕ ВРАГАМ ИЗРАИЛЯ "семь строк"


"Центральное разведывательное управление США начинает доставку оружия с секретных складов в Иорданию для вооружения отдельных групп боевиков, действующих на территории Сирии против режима Башара Асада, пишет Wall Street Journal".

 Верный ход, как всегда полный чисто американского идиотизма. Теперь не отдельные группы боевиков начнут войну с отдельными, чтобы завладеть американским оружием. Как обычно, победит сильнейший, а то, что этот сильнейший будет ярым врагом Израиля - к гадалке не ходи. Вот и получается, что Обама собирается вооружить до зубов врагов Еврейского государства.

ТРАГЕДИЯ СТЕФАНА ЦВЕЙГА





Стефан Цвейг – «мой» писатель. Встречаюсь с ним, как со старым, добрым другом. С улыбкой и радостью встречаюсь, потому что знаю: никогда не будет тягостно и грустно в  общении с ним. Часто, даже чаще всего, спорю с Цвейгом, но спор этот не вызывает раздражения и злости. Он плодотворен, спор этот, как это обычно бывает, когда диалог не вращается вокруг одной оси, а открывает неожиданные возможности для новых вопросов и решений.  
О чем бы не писал Цвейг, он, как всякий большой талант, пишет о себе самом. Но мир этого человека был так глубок и разнообразен, что невольная гордыня не настораживает и раздражает, а заставляет примерять на себя  тот костюм, который автор сшил по своей мерке.
 Мне интересно «разговаривать» с Цвейгом еще и потому, что «разговор» этот имеет прямое отношения к реалиям моего, сегодняшнего мира. Мы спорим о том, что окружает меня, мой народ, мое государство, сегодня.   
 Обычно пишут, что Стефан Цвейг родился в не религиозной, еврейской семье. Отец его не был выкрестом, но ставил свой значительный бизнес, материальные ценности, выше Бога и традиций своего народа. Сын богатого бизнесмена презрел «грешную материю», но тоже бежал от своего еврейства в гуманистические, либеральные ценности Европы тех лет.
 В своей горькой, мемуарной книге «Вчерашний мир» Цвейг ограничился скупым портретом своих родителей, детства и отрочества. Он был убежден, что настоящая  жизнь начинается только тогда, когда может реализоваться претензия на мировое гражданство. В указанных мемуарах Цвейг с горечью пишет о мире, отказавшем ему в этом гражданстве:  «Каждый из нас... потрясён до самых глубин души почти беспрерывными вулканическими содроганиями европейской почвы; один из многих, я не имею иных преимуществ, кроме единственного: как австриец, как еврей, как писатель, как гуманист и пацифист я всегда оказывался именно там, где эти подземные толчки ощущались сильнее всего. Трижды они переворачивали мой дом и всю мою жизнь, отрывали меня от прошлого и швыряли с ураганной силой в пустоту, в столь прекрасно известное мне «никуда»... Таким образом, я надеюсь соблюсти, по меньшей мере, хотя бы главное условие любого достоверного изображения эпохи — искренность и беспристрастность, ибо я оторван от всех корней и даже от самой земли, которая эти корни питала...»
 И сегодня очевидный кризис гуманизма соотносят к возросшему трагизму человеческого бытия. Здесь я спорю с Цвейгом. Счастье и  трагедия судьбы человека не меняются на протяжении тысячелетий. Вот гуманизм, как одна из разновидностей утопического сознания, исчерпал себя. Особенно в интерпретации, близкой     Стефану Цвейгу. Если гуманист прошлых веков всегда оставался вне партий и над событиями, то сегодня наши либералы - партийцы агрессивны и готовы постоянно нарушать свои же принципы в борьбе за власть. Впрочем, как и прежде, они отметают любые национальные, сословные, расовые особенности человеческих сообществ.
 «Пустота» - зов к суициду. Семья, родина, патриотизм, твой народ – все это, как казалось и Цвейгу, уводят потомков Адама от высоких задач гармонии бытия и постижения мира. Мало того, сплошь и рядом  оказываются причиной ограниченности, ксенофобии и зовом к агрессии. Пацифизм, по Цвейгу, должен был исключить национальные особенности личности.
 «Когда писателя  напечатали в популярнейшей "Нойе фрайе прессе" и редактор отдела фельетонов Теодор Герцль попросил его помочь в организации сионистского движения, Стефан ответил вежливым отказом: еврейская тема, по его мнению, была слишком мелка по сравнению с проблемами Европы», - пишет один из биографов писателя».
 Проблемы Европы Цвейг точно обозначил в своей блестящей книге о Фридрихе Ницше: ««Никто не слышал так явственно, как Ницше, хруст в социальном строении Европы, никто в Европе в эпоху оптимистического самолюбования с таким отчаянием не призывал к бегству – к бегству в правдивость, в ясность, в высшую свободу интеллекта. Никто не ощущал с такой силой, что эпоха отжила и отмерла, и рождается в смертельном кризисе нечто новое и мощное: только теперь мы знаем это вместе с ним».
 Книгу о Ницше писал Стефан Цвейг до прихода Гитлера к власти, когда еще могли сохраниться иллюзии о возможности новой эпохи «правдивости и ясности и высшей свободе интеллекта». Увы, пророчества Ницше слышал не только он. Нацисты поняли их по-своему.
 Любимый герой Цвейга – Эразм Роттердамский – считается одним из первых «граждан мира». Именно это звание  старался получить Стефан Цвейг и именно эта попытка стала трагедией всей его жизни, как и всего еврейства Европы. Ассимилированное еврейство Европы пыталось жить в своем, выдуманном, далеком от реальности мире. Нацисты словно вернули их в мир настоящий, далекий от схем либералов и иллюзий гуманистов.
 «Что может быть более символично для этого гения, - писал Цвейг в своей книге о голландском философе, - принадлежащего не какой-нибудь отдельной нации, но всему миру: у Эразма нет родины, нет настоящего отчего дома, он, можно  сказать, родился в безвоздушном пространстве».
 Книга «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского» написана в 1935 году. Из своего «безвоздушного пространства» Цвейг вынужден эмигрировать. Его книги нацисты начали жечь на костре еще в мае 1933 года. Писатель  не может найти покоя: Швейцария, Англия, США, Бразилия…. В случайной гостинице Цвейг, вместе с женой, горстями глотает снотворное и засыпает навечно.  Стефан Цвейг  так и не смог обрести мировое гражданство и остался изгоем. По сути – еще одной еврейской жертвой Холокоста.
 Весь ХХ век, век нацизма и большевизма, словно поставил точку на попытке слабого человека найти прибежище в отрыве от земли, в заоблачных далях добра, терпимости и гармонии.
 Совсем недавно было переведено на русский язык эссе Цвейга, написанное на смерть его друга – отличного писателя – Йозефа Рота. Слова «еврей», «еврейство» Стефан Цвейг повторять не любил, но в этом реквиеме он был вынужден сделать это: «У Иозефа Рота была русская натура, я сказал бы даже, карамазовская, это был человек больших страстей, который всегда и везде стремился к крайностям; ему были свойственны русская глубина чувств, русское истовое благочестие, но, к несчастью, и русская жажда самоуничтожения. Жила в нем и вторая натура – еврейская, ей он обязан ясным, беспощадно трезвым, критическим умом и справедливой, а потому кроткой мудростью, и эта натура с испугом и одновременно с тайной любовью следила за необузданными, демоническими порывами первой. Еще и третью натуру вложило в Рота его происхождение – австрийскую, он был рыцарственно благороден в каждом поступке, обаятелен и приветлив в повседневной жизни, артистичен и музыкален в своем искусстве. Только этим исключительным и неповторимым сочетанием я объясняю неповторимость его личности и его творчества».
 Йозеф Рот был родом из пограничного местечка Галиции. Видимо, по этой причине Цвейг нагрузил его «русской натурой». Увы, Стефан Цвейг, уроженец Вены, тоже страдал, как он сам определил, «русской жаждой самоуничтожения». Сложно понять, почему еврею недоступна «глубина чувств» и австрийское «рыцарское благородство». И о какой «кроткой мудрости» еврейского ума можно говорить, если вспомнить яростные обличения пророков. Я уж не говорю об «артистичности» и «музыкальности», которая, якобы, свойственна только австрийским денди. Ясный и точный ум Цвейга здесь невольно становится рабом своих искусственных схем.  Мало того, когда он «грузит» тот или иной народ отличительными качествами, то невольно вторит людям с расистским мировоззрением.
 Цвейг будто не договаривает, упоминая лишь добрые свойства характера того или иного народа. Логично заговорить и о негативе. Ну, например, о пресловутой «религиозной ограниченности» и фатальном, упрямом нежелании еврейства принять общие и единственно возможные для писателя «правила игры». Цвейг никак не мог предположить, что «неповторимость» творчества Рота лежит, как раз, в его происхождении, что именно наследие цепочки предков сделали этого человека тем, кем он был. И бегство от самого себя здесь совершенно невозможно.  И объясняется побег этот вовсе не желанием примкнуть к какому-то братству небожителей, а является следствием все той же мировой юдофобии. Датскому писателю, английскому, французскому, русскому - никогда не мешало их происхождения. Мало того, Стивенсон гордился тем, что он шотландец, Бальзак не мысли себя в отрыве от Франции, Достоевский считал национальные особенности народа русского чуть ли не спасением греховного мира людей. Писатель – потомок Иакова достаточно часто искал возможность бежать от своего еврейства, в глубине души соглашаясь с антисемитами, что в происхождении этом есть что-то нечистое, ограниченное. Отсюда и вечная, унизительная позиция защиты, опровержения очевидной клеветы. В том же некрологе Стефан Цвейг пишет:
 «Дамы и господа! Сейчас не время опровергать все лживые и клеветнические измышления, с помощью которых нацистская пропаганда пытается оглупить мир. Но нет клеветы более гнусной, лживой и вопиющей, чем утверждение, что евреи в Германии когда-либо питали ненависть или вражду к немецкой культуре. Напротив, как раз в Австрии можно было своими глазами убедиться, что в тех пограничных областях, где находилось под угрозой само существование немецкого языка, именно евреи, и только они, сберегали немецкую культуру».
 Не мировую, отметим, а все-таки какую-то особую – немецкую. Здесь Цвейг готов признать, что таковая существует, хотя всем своим творчеством старался доказать пагубность национальных красок.
 Все в той же книге об Эразме Роттердамском Цвейг не раз возвращался к этой теме: «В душе он не признавал над собой никакой власти, не собирался служить ни одному двору, ни одному университету, ни одной профессии, ни одному монастырю, ни одной церкви, ни одному городу и всю жизнь с тихим, мягким упорством отстаивал свою независимость».
 Цвейг был убежден, что независимость эта реальна и достижима. Друг Томаса Мора – Эразм Роттердамский жил в более вегетарианское время, а потому и умер тем, кем хотел быть. Утопию Стефана Цвейга разрушил нацизм, ясное сознание полной зависимости от зла.
 Нельзя сказать, что бегство от своего еврейства было у Цвейга последовательным и абсолютным. Он невольно замедлял свой «бег», а подчас и останавливался, повернувшись к свои истокам, но каждый раз не изменял самому себе: в драме «Иеремия» он проповедовал покорность во имя спасения мира и здесь он спорил с Библией: поверженного царя Иудеи враги ослепили и в цепях увели в плен. В драме Цвейга Цидкияху торжественно вносят в Вавилон на носилках.
 Есть еще две вещи у Цвейга, посвященные еврейской  теме: эссе «Рахель ропщет на Бога» (1930) и посвященной Шолому Ашу повести «Погребенный светильник». Но и здесь Цвейг далек от призывов к сопротивлению злу. «Если Ты Бог мести, то Ты не Бог», - пишет Цвейг. Он рассматривает судьбу еврейского народа «как пример вечного противостояния между насилием и духом... потерянный народ превращается в бессмертный дух».
 Приходится в очередной раз цитировать книгу Цвейга об Эразме: « Он был убежден, что едва ли не любой конфликт между людьми можно уладить добром, путем взаимной уступчивости… почти каждый спор может быть решен полюбовно».
 Собственно любое гуманистическое мировоззрение и было одной из утопий времени надежд и открытий. Затем, будто в насмешку над человеческим родом, пришли страшные утопии коммунизма и нацизма – практического переустройства мира на ненависти и крови. Нынешние фанатики ислама проповедуют очередную утопию, столь же далекую от гармонии в мире людей, как и добрые, прекрасные и красивые мечты гуманистов. Сегодня проповедники утопии технократов считают себя спасителя цивилизации Запада, но и они, рано или поздно, поймут всю тщетность своих усилий.
 Как это понял в феврале 1942 года еврейский писатель австрийского происхождения Стефан Цвейг.
 Пишу о бегстве этого замечательного человека от своего еврейства, но это не совсем так. Цвейг, как его герой Эразм Роттердамский, бежали от мира людей, от толпы, от множества. Бежали в одиночество, в мнимое, невозможное государство аристократов духа.
 «В Англии Эразм выздоровел от средневековья. Однако при всей любви к этой стране он не становится англичанином. Он возвращается освобожденным – космополит, гражданин мира, свободная и универсальная  натура. Отныне любовь его всегда там, где царят знания и культура, образование и книга. Не страны, реки и моря составляют для него Космос, не сословия и расы. Он знает теперь лишь два сословия: высшее – аристократия духа и низшее – варварство».
 Цвейг, правда, замечает дальше, что подобное ограничивало Эразма, «лишало его корней», но сам пафос текста говорит о том, что писатель любуется свои героем, его мужеством противопоставить себя миру его одиночеством.
 Но есть еще одна особенность ограниченности гуманизма  в давние времена и сегодня: в его полном нежелании учитывать «физиологию жизни», неотрывность человека от пустыни и леса, от рек и океанов. Здесь очевиден библейский грех гордыни. Попытка объемом знаний и глубиной учености бросить  вызов самому Создателю. Никогда бы не мог Эразм, а следом за ним и Стефан повторить удивительные строчки Самуила Маршака: «Человек, хоть будь он трижды гением, остается мыслящим растением».
 Фанатизм Мартина Лютера победил гуманизм Эразма Роттердамского только потому, что  сила реформации была не отрывна от грязи земли, от природы человека. Любое зло в мире побеждает, хотя бы на время, при ясном и полном учете национальных особенностей и характера человека. Впрочем, как и любое добро, противостоящее  злу.
 Сам Цвейг осознал это, наблюдая за наступлением коричневой чумы: «Редко натуры понимающие способны одновременно и на свершения, широта взгляда парализует действенность».
 Сегодня в мире нашем, при полном банкротстве благих рассуждений и посылов, нет ничего, кроме действий, поступков. Одни из них ведут к смерти, другие – спасают жизнь.
 Благодаря всесильности  СМИ наследники великого учения голландского ученого стараются  парализовать все усилия, направленные на сопротивление злу. Зло же это в эпоху Эразма вовсе не несло в себе той тоталитарной угрозы всему живому, как сегодня. Отсюда и неизбежность, как бы это не было печальным, активного сопротивления злу. Естественно, при ясном и точном сознании, характера этого зла, построенного на ненависти и страсти к разрушению.
 В противном случае больше не останется на нашей планете тех, кто готов и поддерживать, и спорить с такими замечательными людьми, как Эразм Роттердамский и Стефан Цвейг.

СНЫ БОРИСА ГОЛЬЦЕВА Быль




 Рассказ этот написан задолго до появления брехни Шломо Занда, в которой утверждается, что никакого древнего Израиля не было, а все евреи - потомки хазар. Тем он и интрересен.

 Целую вечность мы с ним знакомы: лет тридцать, не меньше. Гольцев в Израиле с 1989 года. При первой возможности рванул. Был я в семействе Бориса перед отлетом на родину предков. Проводы он устроил грандиозные. Спиртное лилось рекой, а, когда реки превратились в жалкие ручейки, и состоялся у меня с хозяином любопытный разговор о причинах его отъезда на постоянное, как тогда казалось, место жительства.
 - Аркадилыч, - начал Гольцев. – Ты меня спроси, почему это я: атеист, член КПССС и вполне упакованный товарищ, решил вдруг сняться с места?
 - Спрашиваю, - сказал я, поставив нетвердым движением рюмку на низкий столик, заляпанный салатом оливье.
 - Ты не поверишь, - насупился Гольцев. – Никто не верит. Сам себе не верю…. Ты же знаешь, я не дама какая-то, чтобы кокетничать, и не лирик, чтобы про всякое нервное дрожание…
 - Ты не лирик, - успокоил я Бориса. – Гони дальше.
 - Чего гнать-то? – спросил, удивившись, Гольцев.
 - Ну, почему отчаливаешь?
 - А…. Как это тебе? - осторожно начал отбывающий. – В общем, никогда мне сны не снились. Ну, может только в юности про баб голых, а так…. И тут вдруг стали сниться…. Жуть какая-то, один и тот же сон, - Борис поднялся и стал метаться по квартире в поисках не опорожненной до конца бутылки. Метался он долго, а когда, наконец, вернулся, опять, похоже, забыл, о чем раньше вел речь. Пришлось, выпив и закусив, напомнить.
 - Какой такой сон? – спросил я.
 - Жуткий, - прошептал, обернувшись, Гольцев. – Про фрицев и полицаев… Свастики на рукавах и меня ведут в толпе евреев к оврагу. А я, гад, даже во сне помню, что совсем на еврея не похож. Я немцам кричу, что ариец. Фашисты не слышат, гонят меня вперед. Я к старикам в толпе, прошу: скажите им, люди, что я не еврей… Молчат старики, будто меня и не слышат….Ров потом черный, как пропасть…. Лечу вниз, оступившись, а там, внизу, уже убитые… Здесь всегда просыпаюсь в поту, сердце бьется, потом весь день разбитый. Веришь, два раза в неделю стал сниться этот кошмар, как часы, а после такой ночи, я не человек, трясет всего….
 - Да, - вздохнул я. – Проблема…. К этим тебе надо было, к врачам по нервам.
 - Был, - отмахнулся Борис. – Пилюли давали, наркоз пробовали…. Целое состояние я на этих докторишек просадил, а толку – ноль.
 - Может, фильмы про войну смотрел много, книжки там про геноцид читал? – предположил я.
 - Терпеть все это не мог, - отмахнулся Гольцев. – В жизни и так хватает негатива. По телеку один футбол смотрел, а книжки…. Раз в полгода детективчик какой – и все…. Знаешь, я ночи стал бояться. Бессонница стала мучить… Чувствую, совсем расклеиваюсь…. И тут встретил одного, головастого типа. Он мне и сказал, что это страхи причиной. Я, мол, всю жизнь боялся разоблачения по части национальности, а теперь это самое мне мстит и выход у меня один – бежать туда, где эти страхи должны пройти, к израильским, значит, империалистам, к военщине… Я этого, головастого, чуть тогда не убил голыми руками, а потом стал думать…. А чего? И правда, в школе боялся пятого пункта, в институте, когда поступал, потом перед распределением, а на работе…. Нет, верно, всю жизнь боялся разоблачения и неизбежной кары, - он замолчал, насупившись.
 - Дела, - сказал я, искренне пожалев белокурого и голубоглазого приятеля. – Тебе, Боря, надо  было документы как-то выправить, креститься, а в не в партию вступать, тогда может быть и…
  - Поздно! – прервал он меня. – Поезд ушел, а теперь хоть в петлю или драть вот на родину предков. А чего я там не видал? Что я там делать буду с моей русской Клавдией и детьми?
 - Везде жить можно, - сказал я, злорадствуя в глубине души, потому что никогда особенно не симпатизировал Гольцеву и давно заметил в нем эти попытки уйти от своего неудобного происхождения.
 Что дальше? В Израиле я встретил Гольцева, по приезде, в начале 1996 года. К этому году он уже стал настоящим израильтянином, выучил иврит, работал по специальности, квартиру купил. Дети отслужили в армии. Жена, Клавдия, занималась на курсах по гиюру, чтобы дети, ее и Бориса, могли в будущем сочетаться браком по еврейским законам, а не где-нибудь на Кипре или Парагвае.
 Гольцев дал мне ряд уверенных советов, как  преуспеть в Израиле и сказал, что здешнюю жизнь нужно крепко «взять за рога и держаться в седле», не обращая внимания на «толчки и гримасы». Я не стал уточнять, причем тут рога и седло и спорить не стал с Борисом, выяснив только – сняться ли ему те, ужасные сны.
 - Как рукой сняло! – просиял Гольцев. – Всю первую неделю ждал – ноль, тишина! Спать стал, как зайчик.
 - Ну, поздравляю, - сказал я, и мы разошлись по своим углам.
 Встречались с тех пор редко: раз в год, не чаще. У Бориса все складывалось замечательно. Он успел стать трижды дедом, добиться начальственного поста в своей конторе. И даже говорить по - русски стал с заметным акцентом. Мне как-то даже показалось, что и внешне Гольцев изменился: прежние русые кудри поредели и поседели, глаза потеряли небесную прозрачность, а нос, прежде прямой и гордый, изогнулся куда-то в сторону. Но здесь ничего не поделаешь: все мы с возрастом не становимся красивее.
 В любом случае, я был спокоен за будущее семейства Гольцева. Он, кстати, никогда не жаловался на ностальгию, о своей российской жизни вспоминал с усмешкой и как-то выразился, что вся наша с ним прежняя жизнь – всего лишь «ошибка юности», и вдруг встречаю Бориса в аэропорту. Мало того, летим мы с ним в Москву на одном самолете. На половине пути, после обеда, встретились мы с ним в тесном коридорчике у туалета.
 - Бизнес? – спросил я у Бориса.
 Гольцев угрюмо промолчал. Мне вообще показалось, что он не склонен продолжать разговор. Не стал настаивать,  и мы молча разошлись по своим мягким креслам.
 Вздремнул, и вдруг слышу над ухом горячий шепот:
 - Выйдем, Аркадилыч!
 Поднялся. Снова направились мы к туалетам и там, в тесноте, но не в обиде, поведал мне Гольцев о том, что заставило его, немолодого человека, купить билет на самолет и отправиться в обратный путь, к месту своего рождения, в город Москву. 
 - Вернулось! – прошипел Борис. – Все вернулось. Пятнадцать лет отдыхал, а тут опять, пропади все пропадом!
 - Что вернулось? – не понял я.
 - Сны! – прохрипел Гольцев,- как хамсин  начинают сниться.
 - Опять про фрицев?
 - Если бы, - усмехнулся он. – Город, весь в развалинах, мрачный. Дома – голод, на улицах – одна грязь. Живу почему-то один в тесной комнатушке. Тут по улице медленно едет машина с мегафоном. Кто-то невидимый орет, что все репатрианты из Европы, как потомки хазар, должны быть в порту для посадки на грузовые суда, а городе имеют право остаться только евреи, чьи предки родились на Ближнем Востоке…. Ну, я в бега. Пробираюсь через развалины, гонятся за мной эти с «колашами» и в масках… Потом какое-то мрачный зал, а в нем что-то, вроде бассейна, только без воды. А в бассейне грязь топкая и голые тела в грязи: много тел – мужчины, женщины, дети…. Живые все, но тишина мертвая…. Мне какая-то страшная, нос крючком, старуха шепчет? «Что стоишь, раздевайся, ложись, здесь нас не найдут». Я слушаюсь, лезу голым в бассейн, и тут снова вижу этих с автоматами и в масках, - он замолчал.
 - Часто снится? – спросил я.
 - Я же говорю, как ветер из пустыни, жара…. Как часы, одно и тоже… Ну, чуть разницы, а так…. Извелся весь. Хуже, чем тогда. За что мне, скажи, за что? В политику никогда не лез. Телек, как и раньше, не смотрю, газет не читаю!
 - Климат такой в Израиле, - сказал я. - Атмосфера.

ВЕСЫ ДЛЯ ВАМПИРОВ ОТ В, НОВОДВОРСКОЙ


«Да что тебе эта Россия покоя не дает?» - спросил сосед. Ответил коротко, теперь дам более подробный ответ: «На протяжении десятилетий наша "доисторическая" родина была самым опасным врагом Еврейского государства. Нынешний Иран – жалкое подобие того, чем был СССР. Нынче страна эта каким-то чудом, убежден вопреки воле значительной части населения, сохраняет сравнительно добрые отношения с Израилем. Как долго это продлится – не знаю. В любом случае считаю эту северную державу по-прежнему государством крайне опасным, гораздо более опасным в потенциале, чем все наши соседи, вместе взятые. Отсюда и обостренное внимание к тому, что происходит вокруг Кремля. Сама тамошняя власть иллюзий не вызывает и вызвать не может. Пугает полное отсутствие вменяемой, реальной оппозиции. Значит, и нет ей опоры и голосов избирателей. Нет призыва – нет и отзыва. Получается, что народ российский по роковому закону снова готов обрушить самолет государственности в штопор милитаризма, деспотии и государственного антисемитизма.

Трудно, занимаясь политикой, сохранить лицо, практически невозможно это. На шахматном поле политических игр нет правил. «Выигрывает» обычно тот, кто по гамбиту Остапа Бендера умыкнет чужую фигуру, а то и двинет доской по черепу противника. В результате и «пораженье от победы» часто не отличишь. Привычно и понятно, когда играют без правил всякого рода спекулянты от политики, циники и мракобесы, но странное и обидное дело, когда хлебать начинают эту дурно пахнущую кашу люди порядочные, бескорыстные и, часто, талантливые.

Впрочем, нет здесь ничего удивительного. Добро – удел одиночек и одиночества. Политик без толпы – ничто. Мне скажут: «Злу нужно сопротивляться, а без единства добрых сил это невозможно». Верно. Только, к счастью, зло, как правило, самоуничтожается (перебор зла уничтожает само зло) или гибнет в поединке с тем же злом. Только в волшебных сказках храбрый рыцарь убивает дракона, чтобы освободить из плена девицу-красавицу.

Как-то ангел стал проситься у Всевышнего в отпуск. Ему, мол, больно и обидно смотреть вниз на дела людские, и желает он стать депутатом парламента, чтобы продвинуть хотя бы один разумный закон во спасение человечества. Творец не стал отговаривать наивного ангела. Вот наш идеалист сошел с облаков, без труда выиграл выборы, стал народным представителем, но на следующее утро остолбенел в ужасе у зеркала: на голове рожки, бороденка клинышком, а сзади хвост.

Нынешнюю «демократическую оппозицию» в России иногда зовут «демшизой». Мне все чаще начинает казаться, что это точное определение, и оппозиция Кремлю старательно пилит сук, на котором сидит. Избавившись от здорового консерватизма, революционеры из либералов, сплошь и рядом живут больной, опасной логикой: враг моего врага – мой друг. Валерия Новодворская (на снимке) ненавидит, и заслуженно, И. Сталина. Ненавидит еще и потому, что этот людоед в сегодняшней России – фигура популярнейшая и желанная.

Здесь Валерию Ильиничну понять можно, но при этом происходит странная, скажем мягко, переоценка другого кровососа - фюрера. Читаю в ее недавней статье «Преданная страна»: «Гитлер был новым, недавним врагом России, а Сталин - врагом со стажем, очень эффективным врагом, и то зло, которое он причинил России за 20 лет, было столь значительно, что Гитлер никак не мог успеть с ним сравняться за какие-то три с половиной года».

Что-то путает Новодворская. В ходе Второй мировой войны погибло на фронтах только солдат всех армий 23 миллиона и 46 миллионов мирных граждан. Мне возразят, что Сталин тоже виноват в том чудовищном человекоубийстве - верно, но стартовую кнопку нажал все-таки не он, а фюрер. Нет ничего отвратительней разборки, кто из двух кровавых маньяков лучше или хуже, но факты - вещь упрямая - в драке победил Сталин и союзники, и я убежден, что эта победа избавила человечество от более чудовищной катастрофы, чем та тяжкая цена, которую заплатил мир кремлевскому диктатору. Да и нет ничего глупее, чем сравнивать вурдалаков по качеству их «работы». Один, мол, выпил крови меньше, чем другой. Как там однажды выразился сам Иосиф Виссарионович: «Вы спрашиваете: какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый, и второй уклоны». Оба они хуже: и Сталин, и Гитлер, нет и быть не может весов для вампиров.

Новодворская последовательна в своих умозаключениях. Читаю дальше: «Волховский фронт - это очень страшный фронт. Надо было сдавать Ленинград, как французы сдали Париж. 900 тысяч парижан не умерли от голода. Сталину было плевать на трупы. Он сгноил в ГУЛАГе десятки таких Ленинградов». Больно уж смело размахивают революционеры руками и словами. Должна знать Валерия Ильинична: если бы французы не сдали предательски и трусливо Париж, а стали сражаться, не было бы и блокады Ленинграда. Вновь мы видим какое-то больное, чуть не истеричное, смещение понятий: выходит, это Сталин держал в кольце Питер, а Гитлер тут вовсе не причем. Фюрер будто бы пришел в Россию, как освободитель красной империи от «комиссаров и жидов». Надо было сдать ему Ленинград – и все были бы, кроме упомянутых, здоровы и счастливы, как в Париже. Бред! Новодворской наверняка известно, что фюрер собирался затопить пустой город и отдать его финнам («Дневник» Гальдера). Не знаю, как насчет права финнов на «брега Невы», но представить себе на месте родного, прекрасного города гнилую топь мне, например, больно.

В нынешней России играть в сравнительные характеристики нацизма и коммунизма крайне опасно. Коричневую сволочь Новодворская ненавидит, но подобными «открытиями» она льет воду на мельницу тупой толпы, готовой орать «зиг хайль» на Красной площади. Но на этом мои личные претензии к «демшизе» и Валерии Ильиничне не заканчиваются. Впервые я понял, что совершенно зря русские нацисты считают эту женщину «замаскированной жидовкой». Ошибаются они - еврейка не могла написать все эти строки, вдруг забыв, что сдав без боя Париж, французы приговорили к смерти потомков Иакова, своих сограждан. Где-то прочел, что история не учитель, а беспощадный мститель. Возможно, нынешние проблемы Франции, пораженной проказой ислама, – месть за июньские дни 1940 года. То же и с современной Россией. Ее несчастья – плата за десятилетия трусливой, рабской покорности большевизму.

Вполне возможно, Сталин собирался выполнить завещание фюрера и покончить с жестоковыйным народом хотя бы в СССР, но, к счастью, не успел. Фюрер успел: на фронте войны с безоружными стариками, детьми и женщинами он оказался победителем. Конечно же, чушь собачья, будто Сталин спас евреев мира от истребления. Он и не думал их спасать, да и не только он. «Демократический запад» тоже мало беспокоила судьба гонимого народа. Сталин спасал свою шкуру и свою власть. Так получилось, так легли «карты» на ломберном столе всемирной истории, далекой от иллюзий и прекраснодушных, либеральных оценок. Спасая себя, рябой дьявол был вынужден невольно избавить от лютой смерти уцелевших евреев СССР. Но факт неоспоримый и то, что в случае поражения Красной армии кровавый счет Гитлера пополнился бы не одной сотней тысяч новых жертв. К слову, Сталину и на Еврейское государство плевать было. Он базу свою основать хотел на Ближнем Востоке, прямо в сердце Британской империи. Впрочем, с этим общеизвестным фактом госпожа Новодворская, конечно же, спорить не будет. Хорошо бы ей согласиться и с тем, что оружие в лютой борьбе с «чекистским режимом» умный поборник демократических институтов должен выбирать с осторожностью, со здравым смыслом и чувством меры, а не поминать всуе двуликого Сатану и не по делу, и не к месту. Настрадалась Россия от революционеров разного рода, порубивших леса на щепки. Нет, к великому сожалению, не вижу ничего, кроме вреда от таких политиков, как Валерия Ильинична. Бросить бы ей это неблагодарное дело и заняться хотя бы, литературной критикой. Прочел недавно ее труд «Поэты и цари» - отличная работа.

P.S. “На мой взгляд, знаете, есть «демшиза», а есть «госшиза». «Демшиза» смотрит на Доку Умарова, который рассказывает, что это он взорвал Домодедово, рядом сидит живой смертник. Доку Умаров говорит: наши братья, Иран, Афганистан, нас угнетают. «Демшиза» смотрит и говорит: нет, смертник взорвал Домодедово из-за несчастной любви, или из-за того, что его родственников мучили и убивали правоохранительные органы. Это «демшиза». (Юлия Латынина, «Код доступа»).

Прочитав это, я понял еще одну причину моего обостренного внимания к русским «демократам». Наша родная, израильская «демшиза» ничем не отличается от тамошней. Она тоже только тем и занята, что ищет оправдания кровожадности врагов евреев и Израиля по принципу: враг моего врага – мой друг.

Приведу новейшее доказательство этого безумия: скоропостижно скончался российский коммунист В. Илюхин. Его сподвижник Зюганов сразу же заподозрил, что друга и соратника убили. Понятно кто – «чекисты Путина». Как себя повела «демшиза»? Понятно как: сразу стала раскручивать на полную главу нынешних большевиков с его подозрениями. Мало того, тут же извлекла из загашника («Эхо Москвы») материалы с покойным – борцом со всем тем, что худо-бедно правит Россией последние 20 лет. Илюхин из врага мгновенно превратился в друга, как только появилась возможность использовать его имя в своих целях.

О НОВОМ СОРТЕ КЛУБНИЧКИ




"Целью социализма является не только уничтожение
раздробленности человечества на мелкие государства
и всякой обособленности наций, не только сближение наций,
но и слияние их".

Ленин В.И. "Социалистическая революция
и право наций на самоопределение"

Массовая поддержка большевистской революции евреями была формой отказа от своей национальной идентификации. Результат - ассимиляция с последующим Холокостом. Слишком высокая цена за приверженность социалистическим идеям. Внешне мечта социалистов о слиянии рас и государств в одно целое привлекательна. "Сольемся в экстазе" - и не станет зависти, расизма, национализма, ненависти и войн. Никаких избранных народов быть не должно. Какой уж тут Бог и Закон Божий! Да и вся история человечества не имеет смысла. Как говорил в интервью Хаиму Мисгаву нынешний президент Израиля Шимон Перес: "Совершенно очевидно, что история не в состоянии дать представление о будущем… Лидер же обязан упражняться в предвидении будущего… Нет смысла преподавать прошлое. Надо преподавать будущее". Получается, жить нужно фантазиями о неизвестном, грядущем, а не памятью о прошлом? Но память о прошлом - основа еврейского самосознания, сами корни народной жизни. Без прошлого нет будущего - это всё народа Торы. Сама суть существования "жестоковыйного племени" ставится под вопрос. Без истории нет у потомков Иакова права на землю Израиля.

Прошлое всегда давало евреям силы жить сегодня, сейчас. Наша история - это не перечисление дат и событий, а сама философия нашей жизни, ее смысл. Здесь и наивный идеализм очевиден, столь противный материалистической, атеистической составляющей левых взглядов. Прошлое хоть в какой-то степени реально. Будущее - иллюзия, миф. Любопытно, что датским или шведским социалистам Бог и история их стран не мешает, а вот в Израиле все это оказывается помехой на пути в светлое будущее. Все у нас не так, как у людей, даже пресловутый социализм.

Когда-то в одной бедной стране он сыграл большую роль в организации и обороне государства, но страна стала богатеть. Из партии социальной защиты населения израильские левые стали партией лоббирующей монополии - обычной партией власти, крепко связанной со своими идеологическими сторонниками за рубежом, а в условиях постоянной конфронтации с соседями. Именно эта особенность перестала способствовать задачам защиты страны, когда интересы Израиля может отстоять только национальная, а не интернациональная партия. Это на практике. В теории, сохраняя природные особенности, мы и здесь метим в пророки. Выходит, кому-то у руля власти будущее доподлинно известно, как оно было известно классикам марксизма-ленинизма. Они точно знают, что коммунизм, или нечто подобное, сдобренное новым "календарем", нужно преподавать в школе: все то, что, по обещанию Н.С Хрущева, давно уже должно было случиться с СССР в 1980 году, но не случилось. Не беда - историю преподавать и поминать не нужно. Уроки поражений не в счет. И бегом по старым "граблям".

"От каждого по способностям и всем по потребностям". Проще говоря, на одного с сошкой - семеро с ложкой, при условии "слияния наций" и ликвидации "мелких государств", полной победе "светлого будущего". Коммунизм еще не построен, но социализм в действии, и по этому принципу уже пробует жить "цивилизованный мир", растлевая, так называемой, гуманитарной помощью, то есть подачками, страны "третьего мира", вместо того чтобы научить этот мир работать и кормить самого себя.

В многообразии мыслящей материи, разности религий, традиций и культур, считали классики марксизма, - все несчастья рода людского. В подобии, однообразии - счастье. И по сей день идеи социалистического мироустройства живы, мало того, по этим схемам строит свое бытие большая часть стран Западной Европы. Отсюда их воинствующий либерализм с попытками сблизить не только нации и государства, но и легализовать однополые браки, а карнавалы сексуальных меньшинств представить как великую победу демократии. Отсюда пресловутая политкорректность, когда черное перестает быть черным, а белое становится серым. Отсюда чудовищная, преступная, если судить по результату, деколонизация Африки в прошлом веке. Отсюда и "общий рынок в единой Европе" с заменой национальных денежных единиц монстром евро, как будто общее злато способно изменить его обычную природу. В этом, а не в распрях с соседями, кроются основные проблемы Израиля, стремящегося одновременно быть частью "цивилизованного мира" и сохранить себя как народ, быть верным религии, традициям и культуре предков. В этом и корни современной юдофобии в странах Запада. В этом и фатальная слабость Европы перед исламской экспансией, своего рода религиозным социализмом: вот станут все люди мира слугами Аллаха во всемирном халифате - и будет им счастье. Все, как завещал добрый дедушка Ленин, вместе с подельниками заливший Россию кровью. Нынешний благостный, либеральный, розовый социализм не менее опасен, как всякая попытка в угаре атеизма идти против самой природы мира и человека, тщетной попыткой уравнять то, что равенству не подлежит.

Я специально огрубляю и "оглупляю" ряд положений, чтобы избавить от красивых масок изуродованное лицо сегодняшней Европы. Достаточно пройтись по улицам Брюсселя, Парижа или Вены, чтобы понять: материк этот готов принести себя в жертву своим безумным либеральным схемам.

"Космическое пространство материально пусто, за исключением материальных следов в нем", - писал К. Циолковский. Пустота однообразна и агрессивна, материя живет, сопротивляется пустоте разнообразием видов. Мыслящая материя в том числе. Вполне возможно, ее создание в последний день Творения и есть способ сохранения материи вообще в космической битве с вакуумом пустоты. Любая попытка привести мир человека к однообразию чревата победой этой пустоты, то есть смертью "камня, огня и мысли". Собственно, ХХ век наглядно доказал это практикой большевизма Ленина-Сталина и национал-социализма Гитлера. Нет смысла в тысячный раз повторять, что история никого ничему не учит, особенно тех, кто эту историю не признает. В понятие "народ избранный", как его можно расшифровать, входит право на личность, на индивидуальность, на талант. Всевышний проповедовал это не только евреям. Все человечество должно стать "народом отдельным, избранным". Но все это противно революционному духу с нетерпеливым стремлением молодых, горячих сердец к немедленному переустройству мира, в котором они сразу же займут место, положенное лишь по праву опыта и обретенного профессионализма. Обязанность, необходимость ждать призы и награды кажется юности произволом. Долой эволюцию! Да здравствует революция! Вперед! На штурм старого мира! А дальше - пустая демагогия насчет несовершенства этого мира и его всевозможных грехов. При этом молодость, взяв власть, готова на такие преступления, которые и не снились унылым и слабым "старикам" прежней власти.

"Если в 18 лет ты не радикал, то ты подлец, а если в 40 не консерватор - ты дурак". Мысль эта приписывается то Черчиллю, то Талейрану, но дело в том, что слово "дурак" на сегодняшний день не раскрывает сути вопроса. Чаще всего радикалы после 40 лет - это откровенные циники, живущие за счет силы своего рода, могучей мафии, исповедующей идеалы Прудона-Маркса-Ленина, припудренные идеями Просвещения. Во времена Талейрана и даже Черчилля это было не столь очевидным, отсюда и мягкая характеристика радикализма. Сегодня "старики" - циники взяли под контроль "реальный социализм". Революции, бунты, мятежи они терпят и пытаются направить в нужную сторону по необходимости. Свои же принципы бытия навязывают непокорным силой денег и современного оружия.

Нынешние социалисты все еще убеждены, что возможность мира между львом и ягненком - в исчезновении травоядных и плотоядных пород и мичуринской замене их новой, общей для всех видов живого породой: пресловутого козлотура, высмеянного Фазилем Искандером. Можно вспомнить и бородатый анекдот о самом Мичурине, который погиб, упав с клубники. Так вот, эту клубнику и собираются вырастить нынешние либерал-социалисты, не думая о том, как опасно и больно с нее падать в мире, услужливо снабженным Сатаной ядерным оружием.

Гордыня - смертный грех социализма, не желающего признавать, что Бог наградил человека свободой воли, возможностью выбирать между добром и злом. И вечный выбор этот - залог развития и совершенствования человеческой цивилизации. Этим выбором, например, озабочены сегодня племена, кланы, секты арабского Ближнего Востока. Социалисты, атеисты, шииты, сунниты, алавиты - все они заняты выбором между добром и злом, как его понимают лидеры упомянутых групп и сами толпы послушников. В этот вполне нормальный для юной, пассионарной нации, хоть и кровавый процесс вновь хочет вмешаться Запад с его неуемной страстью немедленно примирить льва с ягненком и вывести новую породу демократов на новом Ближнем Востоке. Наши же проблемы в том, что эти "селекционеры-ботаники" чрезвычайно озабочены еврейским государством, в котором, по их мнению, следует вывести новую человеческую породу: евреараба. Он и нефть будет качать исправно, и в высоких технологиях преуспевать при полном подчинении демократическим институтам, как эти институты понимают в Норвегии, Швеции, Дании или Франции. Бред! Но именно этим бредом живут социалисты Запада и наши доморощенные леваки-атеисты, убежденные, что им известно будущее планеты, а история прошлого никому не указ.

Есть еще одна особенность, которую никак не хочет понять либеральная Европа, понять и примириться с ней. Это пресловутый человеческий фактор. Фридрих Дюрренматт еще в 1975 году писал в эссе "Взаимосвязи": "Государство Израиль представляет для арабского мира не только политическую проблему, с чем я соглашаюсь, не только невротическую проблему, чего я опасаюсь, так как Израиль выступает в качестве объекта ненависти, которая только и может объединить этот мир, но, кроме того, это еще и религиозный конфликт, вновь навязывающий еврейскому народу проблематику, уходя от которой он и основал собственное государство".

За прошедшие годы постоянная пропаганда ненависти превратила арабский мир в кипящий котел. Израиль надежно защитил свои границы, а пар из котла ненависти требовал выхода. Вот арабы и стали убивать друг друга. Если бы все эти Каддафи, Мубараки или Асады могли предоставить своим народам кровавую, победную драку с еврейским государством, они бы и по сей день спокойно сидели на троне. Дюрренматт понимал и то, что в его время было скрыто за легким покрывалом арабского социализма: религиозную нетерпимость ислама. Он увидел очевидную опасность не только для Израиля, но и для всей человеческой цивилизации. Еще 37 лет назад этот большой писатель ясно понимал и видел то, что по сей день не хотят и не способны понять и увидеть многие политики.

Похоже, мир наш столкнулся с новым видом тоталитаризма догматических идей, террором либерализма, который, на мой взгляд, мало чем отличается от прописей и практики Маркса-Ленина-Сталина-Мао-Пол-Пота и прочих молодцов, убежденных, что только они знают, во что должно верить, как и чем обязано жить человечество. Не могу не вспомнить Галича: "Не бойся сумы, не бойся чумы, а бойся тех, кто знает, как надо"... Все бы ничего, но знание истины в конечной инстанции парадоксальным образом сопряжено с малодушием "стокгольмского синдрома", когда под воздействием сильного шока исламской экспансии и террора Запад начинает сочувствовать своим захватчикам, оправдывать их действия и в конечном счете отождествлять себя с ними, легитимируя идеи бандитов. Здесь и единственной демократией на Ближнем Востоке можно пожертвовать. Чего уж мелочиться… В прошлом веке Европа безропотно "скормила" фюреру своих евреев, сегодня она готова умилостивить тем же фанатиков ислама.

Понимаю, что перед нашими соседями нет смысла падать на колени и просить о пощаде. Приходиться драться, когда к горлу приставлен нож. Другое дело - вся эта "белая и пушистая" компания доброхотов с Запада и из США, готовых задушить еврейское государство во имя своих левых иллюзий и догм либерализма. К этой публике я хочу обратиться.

Господа! Оставьте в покое мой народ, дерзнувший вернуться на свою святую землю и занять незначительный участок средиземноморского пляжа. Позвольте нам быть теми, кем нас произвели на свет, молиться своему Богу, учить свою историю и верить в свои идеалы. Мы никому не мешаем этим, никому не причиняем зла, никому не навязываем наш образ жизни. Не трогайте мой древний народ, не учите жить, не рассматривайте под извечным въедливым микроскопом грехи наши. Забудьте о нас, перестаньте нас замечать. И вы увидите, сколько еще замечательного и прекрасного талантливый Израиль, да и вообще евреи, подарят миру.