СТРАННИК Исповедь

Старый машинный двор мошава, заваленный ржавьем и разным хламом, за мусорным этим местом – караван, в котором живет Юлий Лапидас.

 Крыльцо его вагончика выходит не на свалку, а в поле, к возвышенностям, покрытым  лесом.

 За лесом – граница с Ливаном.

 Южнее, в шести километрах, Нагария и море. К морю он, старый штурман, и прибился 8 лет назад в надежде вновь стать моряком или, хотя бы, поделиться с молодежью своим богатым мореходным опытом странника, но разве можно охоту к перемене мест передать другим.

 Большая часть человечества предпочитает оседлый образ жизни. Рожденный странником – всегда одиночка. Душа его вечно плачет и жалуется в одиночестве этом.

-          Идите за мной! – немо кричит он. – Мир прекрасен!»

Но кто слышит странника? Все мы знаем, что тяготы любого путешествия ни с чем несравнимы. Что там, в морях, лесах, горах, пустынях – одни неприятности.

 Слушаю  Юлия Лапидаса. Он говорит, что фамилия его встречается в Торе. Это чисто еврейская, «кондовая» фамилия. Ей, как минимум, 3 тысячи лет. Мужа Деборы – провидицы и поэтессы – звали Лапидок.

   «Самая высокая моя должность – старший помощник капитана, - рассказывает Лапидас. - Капитаном я никак стать не мог, потому что не был членом партии и вдобавок был евреем. Капитан осуществлял управление всем пароходом, а я занимался навигацией и хозяйством.

 Ходил я в море с рыбаками, потом на учебном судне под алыми парусами, на бригантине «Альфа». Альфу снимал Птушко в своем фильме по Александру Грину».

 Похоже, одни только книги привез с собой Лапидас в Израиль. Центральное место на полке занимает собрание сочинений Грина. По корешкам сразу видно: читаны, перечитаны эти тома.

 «С 68 года стал ходить на танкерах за границу. Где только не был… Потом берег, после 20 лет на море. Кардионевроз начался – пришлось перебраться на сушу. В 80 году пошел я искать по побережью Черного моря себе работу. Не мог сидеть на одном месте. Жену звал с собой и взрослую дочку, но зря звал. Пришлось расстаться. Я им совершенно все оставил: и квартиру в Новороссийске, и все, что было нажито. Рюкзак за спиной – вот и все мое богатство. Я  хотел жить и работать в лесу. Не мог жить в городе.

 Была у меня раньше такая болезнь: идем мы вдоль берегов Европы, Азии, Африки. И у каждого красивого места, как правило, у мыса, я мысленно строил в лесах свой дом. Я обустроил всю планету своими домами. Где только я их не строил.

 Помню в Мозамбикском проливе, когда мы шли  на север, справа был Мадагаскар, а слева – побережье Африки. И вдруг оттуда пошел удивительный запах, будто настоянный на лилиях. Наверно там были болота. Вот я стою на вахте, а оттуда ветерок… Я в тот момент понял, что происходит со мной необыкновенное событие. Ночь, темень, слева в полном мраке Африка. Мы медленно ползем вдоль берега, а я думаю: так бы и ушел по сладкому запаху на берег, да там и остался.

 Начал я свой сухопутный путь из Новороссийска по берегу. Где шел пешком, а где двигался на попутных машинах. Так я добрался до Адлера.

 В каждом лесничестве по дороге я просил себе работу. Но меня, странного человека, никто не хотел брать. Чужим я был среди лесников. Люди простые – любили выпить, стащить, что плохо лежало, браконьерство не считали за грех… А тут вдруг свалился на их голову странный тип, совсем чужой.

 Одна бухгалтерша в  лесничестве мне так и сказала: « Вы о себе молчите. Никогда не признавайтесь, что не пьете и не воруете».

 Стал я помалкивать, и, наконец, устроился егерем в заповедно – охотничье хозяйство Кубанское. Огромное было хозяйство, но прежде поработал я табунщиком в станице Новогинской. Я – моряк, никогда лошадьми не занимался, да и родился в городе. А тут мне доверили 11 лошадей. Вот я и пас их на горе Табунке. Два месяца там проработал. Лошадь – животное удивительное. Хорошо мне было с лошадьми, но тянуло в лес необоримо.

 И вот пять лет проработал я в лесу на самом отдаленном участке: до ближайшего села было 24 километра. Горы, ущелья, реки леса…. Из тех мест черкесы ушли лет 200 назад. Остались от них старинные, громадные кладбища  с гробницами – валунами, на которых были посажены дубы, грабы, буки. Деревья поднялись, стали огромными. Вот какие были там леса. Гигантская страна – и я в ней хозяин. И какое счастье – ни одного человека!

 Приходили браконьеры. Сколько было серьезных встреч с настоящими, лесными людьми, профессионалами своего дела. Ничего, как-то мне удавалось с работой своей охранной справляться.

 Беда, что не разрешал я на своей территории начальству безобразничать. Стали ко мне из Краснодара присылать друзей всяких шишек с записками. Ехали все они охотиться без права на оружие, без охотничьего билета, без лицензии, да и вообще приезжали часто не в сезон. Вот я и гнал беспощадно эту публику, а потом выгнали с той работы и меня.

 Мне так не хотелось уходить из леса. Я и по сей день считаю, что там провел свои лучшие годы, но пришлось уйти. Люди из леса бежали, боялись отшельничества, были недели, что я не произносил ни одного слова, только дневник вел…. Зато была у меня собака большая и лошадь, с отвратительным именем – Анкета. Я ее переделал на греческий манер в Ипу. Ипа по - гречески – лошадь. И ружье у меня было изумительное: «Отто Зауэр три кольца». Только я из этого ружья выстрелил всего два раза. Один раз пришлось пристрелить шалую, бешеную собаку. Пес этот задрал мою козу. Один раз вспугнул браконьера, а тот успел поранить, обездвижить кабана. Пришлось животное прикончить, чтобы избавить от мучений.

 И вот после этого, сладкого лесного одиночества решился я поселиться в деревне. Не знает человек, какие в нем сидят возможности, и что «светит» ему впереди.

 Никогда я не хотел заниматься торговлей. Никаким крылом не задевала мою душу  эта торговля. В жутком сне такое не могло присниться, а пришел я в эту глухую деревню, и взял на себя магазин, так как нашел объявление в местной газетке, что ищут в той деревне продавца в магазин и предлагают ему жилье.

 Для бездомного это все. А я тогда уже семьей обзавелся. Однажды пришла ко мне в лес женщина – Татьяна. Ей охотники сказали как-то, что там, в лесу, живет одинокий егерь. Вот она и пришла. Ей те же охотники доложили, что я культурный человек, имею пять галстуков и, наверно, столько же костюмов.

 Татьяна меня сразу пленила. Вот ее фотография – какая красавица!

 Тогда я и решил начать оседлый образ жизни. Я в этой деревне – Просковеевке – сделал отличный магазин. Жили там греки, по которым прошли три волны геноцида, украинцы, казаки, русские. Греки меня очень заинтересовали. Я стал собирать материалы  о своеобразном быте этих людей. Даже свой магазин украсил их медными горшками, половниками, онучами.

 Магазин мне достался странный: на полу черная метлахская плитка и грубые полки из не оструганных досок, да посреди магазина старая, размокшая бочка с протухшей, ржавой рыбой – вот и все.

 Из всего этого несчастья я сделал образцовую, торговую точку. Составил план расширения. Хотел достроить второй этаж, чтобы расположить там гостиницу. Деревня наша была расположена в пяти километрах от Черного моря. Гостей каждое лето прибивало к нашему берегу достаточно, а домов в деревне не хватало. Пекарню надумал построить. Мне даже 18 тысяч рублей выделили на это строительство.

 Удивительное время было. Меня однажды пригласили на заседание Горсовета в Геленжик, чтобы  поделился своими наблюдениями о селе, о жизни в деревне, о торговле. Мне сначала дали пять минут по регламенту, но потом слушали целый час. Правда, я долго думал над этим выступлением, наметил тезисы, собрал разный материал.

 Семь лет  проработал в этой деревне, до 1994 года. Меня и сейчас туда зовут - старостой. Правда, я там с народом крепко ругался: не разрешал пасти коров без пастуха, не разрешал свиней пускать по селу. Грязь была жуткая, помет от коров и свиней, запустение полное, ничего посадить нельзя было. Свиньи паслись на их погосте, разрушали могилы. Я им кричал, что вы забыли, предали своих предков – значит, перестали быть людьми. Мы люди, потому что живет в нас память. Я огородил кладбище, стал водить туда сельчан. Я все делал, чтобы люди стали добрее и честнее. И сам не получал от всего своего хозяйства ничего, кроме грошовой зарплаты. Задумал я устроить не только пекарню, но и колбасную фабрику, разбить виноградники….

 Потом началась эта приватизация. Мне нужно было взять все это хозяйство на себя, и тут началось. Любой передел – это зависть, злобы, да и   не мог я стать хозяином без согласия людей.

 Прежде все они меня уважали и ценили безмерно, а тут, когда зашла речь о собственности…. В общем, не отдали мне магазин, а содержать его на старых условиях стало совсем невозможно: транспорта не было, цены выросли бешено…. На общем собрании вышла одна старуха по фамилии Христофориди и сказала так: «Евгеньич,  ты станешь таким богатым, что мы тут все умрем от зависти». Так и сказала, и понял я, что все! и с этого места пришла мне пора сниматься. Не могли они мне поверить, что я не ради личного богатства все это затеял, а ради их же благополучия, ради дела. Люди не хотят верить в добро. Сейчас в моем селе снова полная разруха. Магазина опять нет, свиньи перепахивают улицы и могилы. Все вернулось на прежнее место.

 И вот я в Израиле с 1996 года. Сначала один приехал, потом вызвал жену. Начали жить в Нагарии, потянуло к морю и лесу. Я знал, что дадут мне в здесь пособие, но не думал, что буду жить, как пенсионер. Я не могу без дела. Мне исполнилось в год приезда 60 лет, но я почему-то был уверен, что береговым матросом  устроюсь.

  Меня в Сохнуте московском отговаривали ехать. Говорили, что задумал я переезд в критическом  возрасте. Говорили, что я не выдержу, будет очень тяжело. Так и оказалось. Главным разочарованием оказалось то, что не нашел я в Нагарии даже намека на порт. До сих пор меня это поражает. Страна вся стоит на пляже, сколько городов у моря – и ничего! Это отдельная, большая тема. Я ее подробно разработал. Был у меня даже план морской школы для детей. Меня и слушать не стали. А какие планы я разработал по морскому, каботажному, пассажирскому сообщению. Оказалось, и это никому не нужно.

 Что нужно?  Прошел я через несколько работ. Шхерил, чистил рыбу в магазине, потом работал на базе отдыха, но столкнулся с хозяином, любимым делом которого было унизить человека, издеваться над ним. Пришлось уйти. В общем, что вспоминать…. Сейчас я работаю у одного портного в мастерской, глажу рубашки. Деньги есть, я не бедствую. Назначили  мне  пособие, как – то можно жить. Существовать, а не жить. Куда деваться, не знаю? Мне здесь так тяжело. Я совершенно невостребованный человек . Да, мне 65 лет, но что это значит? Израиль считает, что я должен стать существом – призраком. Жилья настоящего для меня нет, работы серьезной нет, земли нет. Мне дают пособие, но я на это пособие живу растительной жизнью. А я мог бы столько еще дать людям. Я столько могу, столько умею. Наконец, у меня высшее образование, а меня превратили в гладильщика рубашек…Я думаю, что наша алия – это Божий промысел для Израиля, но обошлись с этим подарком примитивно, по хамски, первобытно. Во многом, во вред стране, а не на благо. Нашу Нагарию превращают в город-спальню, курорт для богатых пенсионеров. Что в результате? Начался кризис и даже молодежи некуда податься. 

 Вернуться в Россию? Сейчас там стало на порядок хуже. Самое страшное – изменились люди. Они не были никогда ангелами, но никогда не встречал там столько озверения и злости. Я не осуждаю простого человека. Что он видит вокруг себя: одних бандитов и воров. А он, бедный, как был нищим, так им и остался, и все его благосостояние зависит от того, с какой ноги встанет его хозяин. Везде смерть, криминал, убийства. Жизнь человеческая не стоит ни копейки.

 Сначала я хотел двинуться отсюда в лес, в Канаду. Мне не нужны Монреаль и Торонто. Мне какое-нибудь дикое озеро. По натуре я полный анахорет. Когда люди ко мне приезжали на заимку, я был счастлив, но когда они уезжали, я был не менее счастлив. И не потому, что я ненавижу людей. Этого чувства нет во мне. Просто наедине с самим собой мне спокойней, тише, вольнее.

 Но Татьяна за мной в Канаду не очень хочет перебираться. Слишком далеко. Может быть, в Швецию буду проситься. Там лесов все еще хватает. Найду тихое место, чтобы и лес был и море».

 Вот такой человек - Юлий Лапидас. Странник, Человек дороги.  Найти же причину, по которой пора двинуться в путь, несложно. Нет в нашем, человеческом мире совершенства. Вот нетронутая природа – совершенна. Особенно та, к которой ты привык с детства – твоя природа.

 Не знаю, как сложится дальше жизнь Юлия Лапидаса – человека с древней, еврейской фамилией. Он даже не подозревает, что с юности ищет в жизни самого себя, настоящего. Ищет в самом себе Эльдорадо. Процесс этот для таких, одаренных и беспокойных людей, как он, длиной в отпущенный  срок бытия…. 

 Вся наша жизнь, по сути, это странствие в неведомое. Только кто-то не догадывается об этом, а кто-то готов отдаться течению и ветру, как бригантина с алыми парусами, на которой штурман Юлий Лапидас постигал искусство мореходного дела.   
                                     2002 г.