"ЖИВ ОКЕАН!"

«Число жертв тайфуна “Хаян” на Филиппинах оценивается в 10 тысяч человек, однако в понедельник днем власти страны официально подтвердили гибель лишь 1774. Всего так или иначе от стихии пострадали 10 млн человек. Более полумиллиона были вынуждены покинуть свои дома, однако теперь у многих из них нет ни питьевой воды, ни продуктов питания, ни доступа к медицинской помощи». Из СМИ

 Прочел я это сообщение и вспомнил о своей давней заметке.

 Запах, такой знакомый! Запах мокрой пыли. Выглядываю в окно и глазам своим не верю. Дождь, настоящий дождь в августе. Выскакиваю на улицу. Обалдевшие кошки стремглав летят под «крышу» автомобилей. Счастливые люди идут, подняв лица навстречу дождю, и я стою под его струями, счастливый, будто случайная прохлада способна унять жар, накопленный в измученном  теле пеклом этого лета.

 Не может быть дождя в августе. Он не имеет права быть в этих широтах. Это невозможно, немыслимо. И будто сам дождь испугался своей наглости, несвоевременности. Он шел ровно семь минут, и исчез, будто его и не было. Будто струи с неба были сном, миражом…

 Лето подарило Израилю чудо. Было, говорят, такое то ли семь, то ли восемь лет назад. А, может, и не было? Тут запрос нужен  метеорологам. То, что было и прошло, они знают точно.

 Как могли ученые мужи просвещенной и цивилизованной Европы прозевать то, что с ней случилось. Почему великую живопись из Дрезденской галерее волокут по затопленным коридорам? Почему древняя площадь в старой Праге превратилась в озеро.

  « Жив океан!» - воскликнул Александр Блок, когда узнал о гибели «Титаника».

 Что там «Титаник». Сегодня жертвами «океана» стали целые города и страны.

 Жители городов спаслись, погибли немногие. Тогда, в эру библейского потопа, люди жили на земле, прижавшись к земле, их не могли спасти крепкие, высокие дома, корабли, плоты, лодки и вертолеты. Волна захлестнула их. Только Ковчег спас своих обитателей.

 Каждую осень Питер ждал наводнений. Злой ветер с залива дул наперекор течению Невы. Тяжелая, страшная, свинцовая вода поднималась, угрожая городу.

 Над омраченным Петроградом

 Дышал ноябрь осенним хладом,

 Плеская шумною волной

 В края своей ограды стройной,

 Нева металась, как больной

 В своей постели беспокойной.

 Уж было поздно и темно;

 Сердито бился дождь в окно,

 И ветер дул, печально воя….

 Все так и было, и через столетия после смерти великого поэта. Все было во власти расписания, особого порядка, а потому воспринималось как норма.

 Природа была не виновата в том, что Петр построил свою столицу в опасном месте. Природа не виновата и в том, что люди, отчаявшись унять грозную воду, задумали строить дурацкую дамбу, а в итоге убили залив и не спасли от наводнений город. Понадобились миллиарды рублей и циклопическое сооружение дамбы, чтобы спасти город от регулярных наводнений. Город спасли, но при  этом убили часть Финского залива, прилегающую к Петербургу. Чем кончится это насилие над природой – неизвестно. Есть ученые, полагающие, что спасение великого города от потопов приведет к его полному уничтожению.

 «Океан» царствует в этом мире. Иногда люди забывают об этом. И тогда природа напоминает человеку, что его власть над ней – понятие относительное.

 Не просто гордый человек жил в Европы, а человек угнездившийся, в гордыне, на троне царственном.

   Как же все хрупко в этом мире. Не было, казалось, стран более стабильных, тихих и уютных, чем Германия, Австрия, Чехия…

 Согласие между водой и людьми долгие годы было нерушимым. Большие озера тихо плескались в своих границах. Мощные реки текли по установленным руслам.

 Караваны судов шли по Дунаю и Влтаве, самые тихие люди в мире – рыбаки забрасывали с набережных этих рек свои рыбачьи снасти.

 Это где-то там, далеко, тряслась земля, и зверствовали цунами. Где-то там вулканы казнили огнем и пеплом жизнь человека, а чудовищная засуха убивала надежды людские на жизнь. Где-то там, на другой планете.

 Старый материк жил своей гордой жизнью «неприкасаемой» Европы. Нервы этого материка были всегда в порядке. Настолько в порядке, что только безумные войны щекотали нервы эти кровью жертв.

 Казалось, Божья благодать снизошла на материк этот.

 И вдруг!

 Горе Европы подарило нам этот робкий дождь в августе. Я стою под солнцем, и все еще надеюсь, что вот-вот эта, темная, темная тучка подарит  еще хоть несколько капель прохладной влаги.

 Асфальт высыхает под жарким солнцем быстрей, чем мокрая майка на моем теле. Вот и кошки выбрались под открытое небо и жадно пьют из редких луж спасительную влагу.

 Нет справедливости в мире! Нет справедливости в природе! Почему там, в Европе, так много воды, дождя и прохлады? Почему мы, в Израиле, изнываем от жажды? Почему, почему, почему?…

 А может быть потому, что человек пришел в этот мир существом незваным. Как Петр Великий на болотистые берега чухонской Невы. Нас никто не звал в эти пустыни и разливы рек. Никто не приглашал жить у подножия огнедышащего вулкана, и на берега буйного океана….

 Стражником был человек в раю. На земле он всего лишь труженик, как пчела и птица, бобер и белка, как муравей или плод яблока...

 Евро, глобализация, богатство – все это как ступени к пустому трону, на который никогда не забраться человеку.

 «Жив океан!»

 Не было в эпоху Александра Пушкина телевидения, зато была поэзия:

 « Осада! Приступ! злые волны,

    Как воры лезут в окна. Чолны

    С разбега стекла бьют кормой.

    Лотки под мокрой пеленой.

    Обломки хижин, бревна, кровли.

    Товар запасливой торговли,

    Пожитки бледной нищеты,

    Грозой снесенные мосты,

    Гробы с размытого кладбища

    Плывут по улицам!..»

 О чем это Пушкин. Все мы равны перед стихией: богатые и бедные, мертвые и живые. Перед стихией и перед Богом.