ВСТАНЬ И ИДИ ! рассказ

Старик родился с нежными ступнями. Но ему указали дальнюю дорогу, и путь этот предстояло одолеть боси­ком. Старик был обязан вернуться от слабости к силе, от бес­памятства к памяти, от бесплодия к плоду. Наши предки обходились без обуви. Они ходили и бегали босиком по острым камням и колючему хворосту в лесу. И прыгать они умели, задрав пальцы, натянув кожу на подошве, и кожа эта становилась твердой, как кора дерева.

Прежде и лошади не нуждались в подковах, чув­ствуя всем копытом землю. И люди тогда, и лошади были детьми земли.

Только со временем гений человека изобрел обувь. Наверняка изобретатель был добр. И чужая боль волновала его, как своя собственная.

Ребенок поранил ногу. Он плакал, тот ребенок, у костра в глубине пещеры. Ребенок горевал тихо, чтобы не потре­вожить спящих. И гений подумал, что ребенка можно было защитить от травмы. Стоило обмотать ногу куском кожи — и защита готова. Он попробовал сделать это. Он упрятал в кожу ступню ребенка. Но тот не понял гения. Он испугал­ся. Он сбросил ту первую обувь и убежал в ужасе, хромая и с криком.

Гению пришлось испытывать на себе свое изобретение. Над ним смеялись, издевались над ним, потом убили, ког­да устали смеяться. Такова судьба многих гениев.

' Но кто-то снял с трупа жалкие обмотки и приспособил  к своим ногам. Возможно, убийца и сделал это. Над этим человеком уже никто не стал смеяться. Он не страдал гениальностью, не чувствовал чужую боль, но был завист­лив и решителен.

Так постепенно научились люди выделывать и носить обувь. И появились профессионалы — мастера сапожного дела.

В годы старика, рожденного с нежными ступнями, тоже был такой мастер, изготавливающий лучшие в мире сандалии.

Старику не о ком было заботиться. И он заботился о себе, о своем здоровье, о своих ступнях. Он берег свое тело, хотя и не знал зачем. Он берег его просто для продолжения жизни, своей жизни.

Каждую новую пару старик заказывал у настоящего ма­стера. Мастер был насмешлив, груб, презрителен в речах и поступках. Он мог позволить себе это, так как догадывался о своей незаменимости. Только этот мастер знал сорта де­рева, годные для подошвы. Только он умел выделывать крепкие ремешки. И только он знал, где (по мерке) и чем прибивать ремешки эти к подошве. Мало того, с первого взгляда он угадывал характер заказчика и сандалии масте­рил по этому характеру. Тихому, скромному человеку он делал тихую» обувь, нахальному, шумному — «громкую». Человек мира носил мирные сандалии, а любитель дра­ки — сандалии войны.

Только наивному, бесхитростному человеку может по­казаться такое ремесло простым. Не бывает простых реме­сел. Бывают вещи, сотворенные хорошо или плохо. И все, что сделано добротно и красиво, требует сложного, неспеш­ного, вдумчивого подхода и настоящего ремесла.

На кожу для ремешков шли козы, убитые быстро, без испуга и лишних мучений. Такая кожа не носила в себе ужас смерти и ненависть к убийце. Выделанная широким, серебряным скребком и вымоченная в специальном раство­ре, с обязательным добавлением молодого вина и пальмо­вого, она могла служить долгие годы, не высыхая и треска­ясь на горячем солнце. Долгие годы кожа ремешка дыша­ла, оставалась живой, способной поладить с кожей ноги человека.

 Ремешки для сандалий этот мастер нарезал острым, раскаленным в открытом огне, ножом на деревянной ручке. Он делал это по предварительной разметке твердым камнем, оставляющим на коже глубокий след. Только тогда линия надреза получалась жесткой, а сам ремешок оставался мягким и ласковым и не был способен нанести в дороге предательскую травму хозяину сандалий.

Теперь о дереве для подошвы: дереве-моли. Мастер уходил в пустыню на несколько дней, чтобы найти его. Растенние это чудом, извиваясь змеей, выползало из мертвой, каменистой почвы пустыни. Сам искривленный ствол дерева-моли не был нужен мастеру. Он выкапывал основание его длинного, прямого и толстого корня. Это был могучий корень, способный достать глубокую влагу пустыни-Маленькие, жесткие листья дерева-моли пахли остро и приятно — тмином- Точно такой же запах хранил корень этого дерева. Хранил долго. И запах этот принадлежал сандалиям, изготовленным мастером. Он гарантировал невозможность подделки, потому что только один человек знал, где растет дерево-моли, и только один человек мог проделать долгий и опасный путь по пустыне, чтобы найти и выкопать благоуханный корень.

 Мастер укладывал свою добычу в полотняный мешок и завязывал его крепко, чтобы сохранить, как можно дольше, в добытом корне влажность и запах. Перед обратной дорогой он садился в тени скалы и замирал, слушая тишину. Тишина эта была властительницей пустыни. Она хранила в неприкосновенности ее песок и камни. Очень давно отшумела здесь земля, в ярости разбрасывая породу, осушая соленое море с болью и гневом, в битве с подземным огнем. Земле хватило сил на высокие горы, но время и ветры сгладили их, оставив высоту одному бездонному и всегда открытому небу. Мастер понимал, что дерево для движения он добыл в царстве неподвижности. Он знал, что пустыне это может не понравиться, и путь назад предстоит трудный. Мастер покидал скалу поздно вечером, когда легкие облака на небе вдруг оживали в красках заката, когда сам холод начинал подталкивать его в спину, заставляя двигаться быстрее. Пронзительный холод пустыни подгонял мастера и щадил корень в мешке.

Человек возвращался домой под высокими звездами. Полная луна освещала ему дорогу, и мастер в эти минуты осмеливался нарушить тишину пустыни особой, громкой песней торжествующего охотника за корнем дерева-моли.

Длинен был путь к настоящим сандалиям. Впрочем, он и должен был быть длинным, потому что короткая и легкая дорога, как правило, никуда не приводит человека.

Никто не понимал, почему мастер, человек состоятельный, не желает оседлать верблюда и проделать тяжкий путь к дереву-моли на спине этого выносливого животного? Сам мастер, пожалуй, не понимал этого, но знал твердо, что только пеший путь способен дать ему в итоге то, что требовалось, Он суеверно думал, что сверху не сможет увидеть нужное дерево. Оно просто спрячется от его взгляда, напуганное мерзким запахом горбатого животного, умеющего вязкой неспешностью хранить тишину пустыни, но неспособного в тяжелом своем движении сберечь нежные и редкие ее запахи.

  Материал для обуви был собран. Мастеру оставалось

 подготовить его должным образом и собрать в одно целое. Иногда он прятал концы ремешков в прорези на подошве и заливал это место специальным клеем-смолой. Ремешки держались потом крепко и долго, но клей невольно глушил сладкий запах корня дерева-моли, потому мастер чаще всего прибивал ремешки к подошве гвоздями. Здесь не годились грубые, железные гвозди. Мастер использовал медные, тонкие, как жало осы, но с широкой квадратной шляпкой.

Старик понимал: скоро ему в дорогу, но не знал, что ему

предстоит пеший путь, потому он и заказал сандалии. Он получил их и не стал примеривать, чтобы не оскорбить вдоверием мастера. Сразу было видно, что обувь получилась на славу.

Старик расплатился и начал разговор, без которого нельзя было уйти. Он поблагодарил мастера и сказал, что предстоит ему многодневный путь, что путь этот указал ему Голос.

Старик не знал, кому принадлежит Голос этот.  В тот

момент, когда он зазвучал, старик испугался, решив, что мозг его поразило безумие. Он пробовал спрятаться в самом дальнем углу своего просторного дома. Он затыкал уши, но Голос звучал внутри его мозга, Будто это был его собственный Голос, прежде неведомый и тайный. Голос обещал ему все, о чем долгие годы мечтал старик. Но теперь уже давно перестал мечтать, примирившись с одиночеством и понимая, что впереди только смерть.

Голос обещал ему другую, долгую Жизнь, новую жизнь, несмотря ни на что.

— Почему я, — спорил старик. — Тебе нужна молодость. Мышцы юноши не знают усталости, а в голове его нет места  для тяжкого мусора накопленных заблуждений.

— Встань и иди! — требовал Голос, не вступая в спор.

— Мне будет трудно, — продолжал старик. — Я погибну в дороге. Я не достигну своей земли. Я никогда не смогу родить детей и основать род. Моя жена - старуха, а молодая жена, если такая и будет, родит не моего сына.

— Встань и иди! — повторял Голос, не слушая старика. Тогда он завопил в гневе, что просит оставить его в покое. Умоляет дать умереть в своей постели. Просит пощады, потому что нет ничего страшнее и опасней неведомой дороги.

— Встань и иди! Встань и иди! — вновь повторил Голос громоподобным эхом.

Все это рассказал старик мастеру. Тот выслушал внима¬тельно, обозвал старика болваном и объяснил, что Голос невидимый не ищет легких путей для человека. Только невозможность может сотворить возможное. Род старика окажется особым родом, способным двигаться бесконечно в поисках недостижимой истины. Голосу нужен старик, потому что переделка сознания в этом возрасте трудна необыкновенно. Он, старик, будет заблуждаться, грешить, бежать от Голоса прежде, чем сможет поверить ему безоглядно. Но, поверив безоглядно, в слепоте веры, он будет метаться, не понимая до конца, что принес ему этот Голос Невидимого и Всесильного.

— Долгий путь нужен ему, — процедил сквозь зубы мастер. —- Потому и выбор упал на тебя - жалкого урода и тупицу. Только долгий путь способен привести к цели. Я знаю это, потому что и сам никогда не искал короткой дороги. Ты понять должен в своей темноте и слабости, что мудрые блуждают по этой Земле только с одной целью: никогда не останавливаться. Тебе предстоит найти свою землю и свой дом на этой земле. Только когда это случится, нам знать не дано.

Этим разговор и был закончен. Старик собрал своих домочадцев, напоил скот перед дальней дорогой. И, по совету мастера, отправился в путь на закате. Он успел оставить на песке за порогом только два следа от сандалий. След от правой ноги и след от левой. Голос остановил старика.

— Встань и иди босой! - приказал Голос.

 — Но это больно! — взмолился старик, — Я не знаю, что нас ждет. Днем я не смогу идти по раскаленному песку, а в скалах ноги мои превратятся в кровавые раны.

 — Встань и иди босой! — бесстрастно повторил голос.

-    Оставь меня! — закричал старик. — Ты уводишь меня для радости, а не для муки! К чему тебе моя кровь и раны?!

- Встань и иди босой! — равнодушно повторил Голос.

 — Ты хочешь, чтобы путь мой был полон лишений, — тихо сказал старик, догадавшись обо всем. — Ты хочешь, чтобы дети мои спотыкались на каждом шагу, чтобы дорога испытывала и убивали их бесконечно. Зачем тебе мучить народ свой? Ответь, прошу тебя?

Голос молчал. Тогда старик развязал ремешки сандалий. Он бережно спрятал их в мешок. Он ступил босыми ногами на теплую землю, все еще хранившую жар солнца. Босой он двинулся впереди каравана, повернувшись лицом к светлому горизонту, спиной к потемневшему от красок ночи небу.

Таким все и оставалось во время долгого его пути. Он шел, преодолевая боль, от света к свету, догоняя ушедшее солнце и не в силах его настигнуть.

 Недавно я видел следы от сандалий старика. Два следа:

от правой ноги и от левой. Неподалеку, в тени акации, сидел мастер. Он-то и обратил мое внимание на следы. Мастер сказал, что ему не жаль было проделанной работы. Всего два следа, но и этого достаточно. Долгую дорогу в незнаемое и нужно совершать босиком, но при этом необходимо иметь крепкую обувь на тот случай, если дорога эта приведет к своему собственному саду и дому.

Я спросил: удалось ли тому старику найти свой дом и завязать снова ремешки сандалий. Мастер не знал этого.

Он сам остался на месте, а не пошел вслед за стариком, по босым следам старика.

Он назвал его имя легко, как бы между прочим, будто я сам давно должен был догадаться об этом. Он прав. Я был обязан знать имя заказчика замечательных сандалий, которые, возможно, и по сей день покорно ждут в мешке вечного странника своего светлого и радостного часа.