ЕВРЕИ УРАЛА и СИБИРИ

 Фейерверк заметен, но толку от него немного: ни тепла, ни света. Отсверкает, порадует на миг – и все. Работа еврейских общин в российской диаспоре часто напоминает этот любимый вид праздничных развлечений.

 Собрания, конференции, парадные журналы под глянцевой обложкой – все это заметно, «отчетно», понятно ревизорам. Но подлинная, настоящая работа делается невидимо, в глубине и совсем незаметно.

 Вот передо мной небольшая книга И. Е. Антропова, М.И. Оштрах «История евреев на Урале. Каталог документов архивов Свердловской, Пермской и Тюменской областей». Издана труд этот  «Свердловской ассоциацией иудаики».

 В аннотации сказано, что книга  «посвящена истории проживания евреев в Екатеринбурге и на Урале. За 12 лет работы ученым-историкам удалось собрать интереснейший, уникальный материал. Он впервые систематизирован и осмыслен.

 Первый раздел книги посвящен истории появления евреев на Урале.

 Второй – каталог архивных документов.

 Есть и третий отдел, скромно названный авторами «Приложением», но и «Приложение» это обширно и представляет большой интерес.

 Авторы пишут: «Документы, связанные с проживанием евреев на Урале, начинают появляться  в основном с 20-х гг. Х1Х века. Знаменательно, что один из первых документов, обнаруженных авторами имеет «доносный» характер. Евреев на Урал пускать не желали. 19 декабря 1824 г. «властитель слабый и лукавы» издал указ министру финансов: «Во время путешествия Моего по Хребту Уральскому заметил, что евреи, вопреки коренным и государственным узаконениям, стекаются на горные заводы и, занимаясь тайком закупкой драгоценных металлов, развращают тамошних жителей к вреду казны и частных заводчиков. Повелеваю вам предписать строжайше Горным Начальникам Хребта Уральского и принять другие приличные меры, чтобы евреи отнюдь не были терпимы как на казенных и на частных заводах… ни проездом, ни жительством».

 Всего несколько строк о том, как загоняла империя евреев в черту оседлости, в нищету и бесправие. Надо думать, избавились от конкурентов подлинные кровопийцы уральских крепостных и рабочих.

 Дело не только в торговцах этими самыми «драгоценными металлами». Читаю в книге Антроповой и Оштраха еще один любопытный документ. Авторы пишут: «Кроме того, Уральским горным начальством из горнозаводских батальонов «были устранены евреи – нижние воинские чины, и части эти евреями больше не пополнялись». Вряд ли «нижние чины» были заняты торговлей железа.

 Евреи с высшим образованием имели право повсеместного расселения по Российской империи а потому Урал и Сибирь заселяли евреи особой энергии и интеллектуальных качеств. Но даже таким людям было непросто Авторы книги публикуют документ, согласно которому Дора Абрамовна Шпильберг, выпускница Варшавского университета, прибывшая из Харбина, просит разрешения открыть в Нижней Салде зубоврачебный кабинет. Уездный исправник, начальник над этим гиблым местом, Доре Абрамовне отказал в этой просьбе. У него-то, наверняка, были здоровые, крепкие зубы.

 Надо сказать, что КПД этой книги оптимально, плотность материала значительная. Никакой воды, никаких пустых «рассуждизмом». Читатель сам может делать выводы, сам думать, сам извлекать из этого труда то, что ему необходимо.

 Иной раз, авторы  подводят итог приведенным документам. Ну, например: «В результате к 1930 г. почти все вышеназванные учреждения были закрыты, и еврейское образование ликвидировано». В основном, документы так красноречивы, что и подобной «точки» не требуется. 

 Особенно меня заинтересовали «Приложения» к книге «История евреев Урала». Авторам удалось обнаружить любопытнейшие, документальные свидетельства. Ничего прежде не знал об интересе писателя Д.Н. Мамина – Сибиряка к еврейской теме. Не читал его рассказ «Жид». Вот отрывок из этого рассказа, приведенный в книге: « Он бежал из Египта, он блуждал опять в бесплодной пустыне – как нестерпимо мучит жажда в этих раскаленных песках, какое безжалостное солнце! Он шел в плен вавилонский – как ужасно плакали дети и женщины. Он подвергался пыткам святой инквизиции, заживо гнил в еврейских кварталах средневековых, грязных городков, он горел на костре, он болся собственной тени. Он не знал даже, куда ему бежать… Нет, это ужасно, ужасно, ужасно! Через две недели Левинсон умер»

 Авторы книги сообщают, что прототипом Левинсона был друг Мамина – Сибиряка, врач из Екатеринбурга – Борис Иосифович Котелянский, погибший от сыпного тифа, заразившись им во время лечения больного.

 Любопытны стихи известного, еврейского беллетриста – Андрея Соболя. Антропова и Оштрах обнаружили их в архиве, как они пишут «еврейской девушки с Урала Сары Симановской».

 Лирика никогда не мешала истории. Иной раз, за самым сухим документом больше поэзии, трагедии, драмы, чем в иных, рифмованных строках. Вот образец одного такого документа из книги: «Дело Екатеринбургского окружного суда по обвинению купца Евграфа Михайловича Соколова ( он же Янкель Ицков Коган) в отступлении от православной веры.

 Обвинительный акт от 31 декабря 1887 г., гласящий, что Коган принял православие, «но, проживая около 12 лет в Покровском селе Томской губернии, никогда не исполнял требований православной веры, уклонившись от нее и возвратившись, видимо, в веру своих отцов». Прошение Соколова (Когана) в Екатеринбургское духовное правление, объясняющее, что он (Коган) был крещен против свое воли и воли родителей в возрасте 9 лет при зачислении в кантонисты Омского батальона и « в течении всей жизни оставался в вере отцов по Закону Моисея»».

 Вот еще один подобный документ : « Обвинительный акт Екатеринбургского окружного суда  от 31 мая 1889 г. на основе показаний Б.Кац, что «она приняла христианскую веру, находясь в болезненном состоянии и не понимая, по молодости лет, сущности христианского учения, почему в настоящее время пребывает в вере иудейской».

 Восемь подобных дел   приводят авторы книги, и за каждым великое мужество человека, не сумевшего жить во лжи, в навязанной «благости» чужой веры.

  В связи с этим хочу рассказать и о книге, присланной в Израиль моим двоюродным братом, журналистом Леоном Флаумом, из Омска. Называется она «Омские перепутья», и центральное место в этой книге занимает очерк о семье Пантофель. Леону удалось отыскать в архиве уникальный текст: «Краткое вспоминание жизни николаевского солдата Абрама Марковича Пантофель, посвященное своим детям и внукам».

 Надо сказать, что сегодня, как пишет Флаум, в роду Пантофелей 25 внуков, 36 правнуков, и 11 праправнуков. «Живут Пантофели в нескольких городах России и прочих постсоветских государствах, Больше всего в Омске. Общий трудовой стаж династии подсчитать не так просто. Только у тех, кто жил и живет в нашем городе, как минумум, около 2-х тысяч лет». Наверняка есть Пантофели и в Израиле.

 Так вот праотец этого рода в свои записках кантониста середины 18 века пишет: « В девять лет перестал ходить в хедер, поступил на фаянсовую, посудную фабрику. Первый месяц работал по десяти копеек в день, затем по двенадцати.

 Прошло немного времени, как в августе 1850т года, часов в 12 ночи, при крепком сне в избе на печке после утомительной работы, меня разбудили сотский и какие-то люди. Сняли с печки на руках со словами: «Пойдем, Аврумка, к нам спать». Я заплакал….

   Из всех городов мы больше всего боялись Казани. Говорили, что в ней кантонистов насильно крестят. В манеже нас осмотрел полковник. Спросил: «Имеет ли кто претензии?» Все ответили отрицательно. Приказал, чтобы все желающие окреститься вышли на три шага их фронта. Повторил еще раз. Никто не вышел. Молчали. Полковник объявил, что в Тобольске все равно всех окрестят. Это нас опечалило. Кантонисты постарше под видом болезни старались на пути остаться в уездных городах, в лазаретах. В остальном от Казани ехали благополучно. А по прибытии в Тобольск оказались в отдельной роте военных кантонистов. Почти целый год продолжался наш путь через села и города….

 В Тобольске первым делом нам запретили говорить по-еврейски, отобрали молитвенники, выдали форму, распределили по казармам, по деревянным кроватям с холщовыми тюфяками и такими же подушками с соломой».

 Одна деталь этих замечательных «вспоминаниях» мне показалась крайне любопытной, может быть и в хоть в какой-то степени объясняющей причины юдофобии там, где евреев было очень мало.

  Еврейских детей – кантонистов, вспоминает Пантофель, в сибирской деревне приняли с добрым, открытым сердцем: « Топили бани, помогали мыться, выстирать белье, прожарить наше обмундирование от обилия паразитов. К огорчению, несколько раз приходилось платить за добро злом. Партионный начальник, вероятно, по нужде в деньгах приказывал при выступлении из села, когда он спросит, хорошо ли нас кормили, отвечать, что плохо. После такого ответа кричал на крестьян, грозил донести, что морят детей царя. Крестьяне разбегались и кормовые деньги, которые причитались им, оставались у офицера. Так повторялось не раз».

 Потрясающий, на мой взгляд, отрывок. Дети были явно чужими: одеты все еще были непривычно, не умели говорить по – русски, молились по-своему, а крестьяне жалели их как сирот как рабов царя, таких же, какими были и они. Но вот детей силой заставили лгать… Кто знает, может быть, память об этой лжи до сих пор осталась в памяти потомков тех крестьян.

 Вкус к историческим исследованиям – верный признак интеллектуального здоровья народа. Евреи в диаспоре живут разные, но, как и прежде, много среди них людей, делающих в современных, льготных условиях, все, чтобы сохранить память о своих предках в России.

 Что за этим «любовь к отеческим гробам», простое и нормальное желания узнать правду о своем народе? Конечно, и то и другое. В любом случае, работа уральских и сибирских историков достойна глубокого уважения. Это честная, профессиональная, талантливая работа.