ПСЫ И ЛЕТУЧИЕ МЫШИ вместо рецензии на фильм

Герою фильма «Вальс с Баширом» стали сниться бешеные псы. Ровно столько собак, сколько было Бакинских комиссаров - 26. Мчатся эти собачки по улице современного Тель-Авива, чтобы растерзать упомянутого героя. В ходе просмотра  этой ленты выяснятся, что мстит ему подсознание. Двадцать шесть собак в арабской деревне убил он из винтовки с глушителем, потому что псы лаем своим могли предупредить боевиков об опасности.

 В финале фильма выясняется, что жуткие собаки Баскервилей мстят практически всем солдатам и офицерам ЦАХАЛа за участие в Первой ливанской войне. Таков пафос этого израильского антивоенного фильма, наполненного беспощадной критикой Еврейского государства  и его армии.

 Бог с ними, с невинно убиенными собачками, очередной жертвой «израильской агрессии». Откуда взялось такое количество «друзей человека» в исламской деревне, среди арабов, ненавидящих собак и считающих их нечистыми животными, одним авторам фильма известно. Повторю, не в деталях этого фильма дело, а во сне, который теперь уже мне явился ночным кошмаром, и совсем недавно. Накануне наткнулся в дневнике на свои записи о давней поездке в Варшаву и Аушвиц. Видимо, начитался неразборчивых, нервных фраз на ночь. Вот и приснился мне этот жуткий сон.

 Апрель 1943 года. Я узник Варшавского Гетто. Мне предлагают оружия, зовут сражаться. Я говорю, что стар, плохо вижу, от меня будет мало толку, но я согласен помочь восставшим всем, чем в силах. Спрашивают о моих силах. Я отвечаю, что профессионально работал в кинематографе….

 Дальше пунктиром, застывшими или движущимися фотографиями: горящее Гетто, группы приговоренных к смерти женщин и детей на улице, танки, бьющие прямой наводкой по подвальным этажам рушащихся зданий.

 Меня ведут перебежками через этот ад - и вот я в подземелье. Длинный коридор, по которому почему-то черными тенями носятся летучие мыши, затем коридор расширяется, превращаясь в зрительный зал. Несколько рядов обшарпанных, шатучих кресел, с потолка капает холодная, как лед, вода, на полу хлюпает под ногами грязная жижа, но одна из стен чиста и на этом ярком пятне мелькают кадры черно-белого, документального фильма. Фильма о восстании в гетто.

 Мой спутник шепчет, что в Гетто есть киностудия, созданная евреями, и сейчас  я, как специалист, обязан дать оценку увиденного. В этом и будет состоять моя  помощь восставшим.

Я начинаю всматриваться в движущее изображение на стене. Солдаты СС, весело смеясь, идут по улице гетто. Бойцы сопротивления поджидают их в засаде – и вот начинается отстрел этих веселых ребят, горит танкетка, подожженная еврейскими боевиками. Из танкетки выскакивают солдаты вермахта. Вот один из них падает, сраженный пулей угрюмого еврея – снайпера. Мы видим убитого: перед нами почти ребенок, мальчишка, этакий немецкий Гаврош, сраженный безжалостной рукой.

 Фильм снабжен текстом, из которого зрителям должно стать ясным, что сама война, как таковая, ужасна,  люди, стреляющие в людей – убийцы и сам факт сопротивления врагу, кем бы он не был, преступен.

 В финале ленты вижу известные кадры обыска немцами детей гетто, посмевших достать за его стенами морковь и картошку. И ползущий через это чудовищное изображение не менее чудовищный титр: ЭТИ ДЕТИ ЗАБЫЛИ ЗАКОН БОЖИЙ: НЕ УКРАДИ!

 Все – конец фильма.

   - Ну, как? – спрашивают меня.

 - Господи, - бормочу я. – Это ужасно. Чем заняты эти люди, которым пол шага до печей Треблинки. Что вы делаете? Вы оплакиваете ваших врагов? Вы призываете к миру с палачами и убийцами?!

 Я говорю все это, срываясь на крик, но вдруг вижу, что кричу в пустоту, что рядом со мной нет никого и я  бегу обратно по мрачному коридору, навстречу метущимся черным теням летучих мышей.... Из подвала  вырываюсь на свет, в мертвую, жаркую тишину разрушенного, горящего гетто.

 Только в молодости нас посещают сны, из которых не хочется возвращаться. С годами грехи наши мстят нам же муками сновидений.

 В чем провинился я – не знаю, но, проснувшись, думаю, что не так уж много изменилось в нашей еврейской жизни, что государство Еврейское окружено точно такой же лютой ненавистью, как Варшавское гетто 1943 года. И только Армия Обороны Израиля хранит сам Израиль и его граждан от геноцида, замышленного новым, теперь уже арабским нацизмом и его друзьями по всему миру, включая Тель-Авив и его окрестности.

 Не потому ли самое большое раздражение у этой публики вызывает именно ЦАХАЛ? Не потому ли и приснился мне этот нелепый, страшный сон с еврейской самокритикой накануне печей Треблинки?

 Честно говоря, долго не решался вспомнить о нем, но вдруг наткнулся на один из рассказов о восстании Гетто. Вот отрывок из этого горького текста: «"ZOB" в основном состояла из организаций левого толка, придерживающихся социал-марксистской идеологии. Противоречие было в том, что в "ZOB" входил BUND состоявший из противников сионистского движения социалистического толка. По сути, члены BUND примкнули к ZOB слишком поздно. И потом BUND хотел присоединиться не к еврейским бойцам, а польским социалистам. Вышесказанное, наглядное доказательство тому, что между восставшими варшавского гетто существовали устаревшие идеологические разногласия, даже после невиданной по своему масштабу волны депортаций. Все анти-сионисткие группировки пришли к выводу, что "бейтар" был целиком про-фашисткой организацией, а ее члены состояли в бывшем в рядах дивизии Жаботинского и других социал-сионистов. По сути уже изначально "бейтар" был отвергнут движениями сопротивления. За неделю до начала восстания, когда подавляющее число заключенных уже было отправлено в Треблинку, встал вопрос об объединении сил. Но, как я уже говорил, ZOB был категорически не согласен объединяться с движением считавшимся про-фашистким. Ввиду того, что у Френкеля и его людей был количественно больше оружия, Мордехай Анилевич предложил им присоединится не в качестве группы, а как разрозненные боевики. По причине того, что люди Френкеля обладали военными навыками на много лучшими, чем у ZOB они согласились на предложение. В контексте данной ситуации идеологический спор между двумя группами сопротивления выглядел несколько странным, ибо немцы не различали между ними никакой существенной разницы. Было просто удивительно наблюдать, как каждый из бойцов с патриотизмом отстаивал идеологию своей организации. После войны, когда были опубликованы списки погибших этого восстания, под каждой фамилией стояло упоминание о той политической группе к которой он относился».

                        Рональд Ш. Зусман «Восстание в Варшавском Гетто».

Ничего не меняется. В фильме Ари Фольмана «Вальс с Баширом» меня больше всего раздражали не мифические жертвы «израильских агрессоров», не эти самые собачки, не портреты офицеров ЦАХАЛа, будто скопированные с карикатур в газете «Правда» за 1952 или 1967 годы, не полное отсутствие трактовки целей и смысла той войны в Ливане, а назойливая партийность автора: постоянно мелькающий на телеэкранах, без устали вещающий, Менахем Бегин и Ариэль Шарон, алчно поглощающий яичницу с мясом, в то время, как гибли ни в чем не повинные старики, женщины и дети в Сабре и Шатиле.

 Судя по всему, «группы сопротивления» в Израиле продолжают свой извечный спор, забывая, что для врагов Еврейского государства они всегда были и будут одним народом, не имеющим право на жизнь.  Какая, в сущности, разница, если за фамилией кинорежиссера Фольмана обозначат его партийность, вполне возможно, партию «Мерец», а за моей чиркнут – беспартийный.

 Я пишу этот текст 7 мая 2008 г.. Через девять дней исполнится 66 лет с того дня, когда был погашен последний очаг сопротивления в Гетто. Восставшие, несмотря на партийные распри, сражались с нацистами почти месяц, дольше, чем многие европейские государства. Они знали, что обречены, но знали и то, что погибать, сражаясь и убивая врагов, дело достоинства и чести любого народа. Да и кошмарный фильм, сотканный моим больным сном, не мог, конечно же, не мог! тогда появиться. Вот в 2008 году - совсем другое дело.