МОЕ КИНО о шедевре Феллини

Сотворенное большим мастером каждый невольно подгоняет под себя. Ну, не каждый, конечно, а тот, кому произведение искусства проникает в мозг и душу. Полотна Брейгеля, музыка Моцарта, проза Чехова, фильмы Федерико Феллини. Это обо мне, это мое! Произвол? Конечно. Субъективизм? Бесспорно. Но в этом и вся хитрость. Классики на то и классики, чтобы брать в полон зрителей, читателей, слушателей вне зависимости от их возраста, интеллекта, знаний, национальности, наконец.  

 Есть в этом определенная ограниченность, никто не спорит. Все мы не в силах выбраться из оболочки эгоизма. Ничего не поделаешь, восприятие искусства, если оно имеет место, тоже идет от нашего Я, как бы мы не старались скрыть это.

 Считаю «Репетицию оркестра» одним из лучших фильмов Феллини. Мой это фильм по духу и букве, что и постараюсь доказать.

 Напомню сюжет: симфонический оркестр, под отдаленный грохот, репетирует в старой часовне. Телевидение снимает фильм о музыкантах. Флейты, скрипки, трубы, ударные дают интервью. Оркестру не нравится дирижер, дирижеру не нравится оркестр. В результате, вспыхивает мятеж – революция. Погром перерастает в драку. Музыканты колотят друг друга. И вдруг от удара чугунной бабы рушится одна из стен часовни, обвал убивает арфистку. Оркестр в полной растерянности. Все спасает дирижер. Его мужество, его самообладание, его любовь к своему делу. Репетиция продолжается на развалинах часовни.

 Говорится в начале фильма о прекрасной, уникальной акустике в этом древнем здании. Стены? Верно, но звуки уходят к небу только на природе. Феллини помещает свой оркестр в открытое пространство Земли. Музыканты –  люди на этой Земле. У каждого свой голос, свой характер, свое отношение к музыке и жизни. Оркестр Феллини – это мы с вами, а сама «репетиция оркестра» -  эксперимент с человеческой цивилизацией, современной великому мастеру кинематографа.

 Собрание в храме природы. Молитвенное собрание. Музыканты собрались здесь, чтобы обратиться к богу музыки, а то и просто к Богу. Другой веры у них нет.

 Стены часовни мощны, но бесцветны и однообразны, как «Стена плача». И музыканты, как и все мы, не в Храме, а перед храмом, перед тем, что когда-то было хранилищем Ковчега Завета. И все мы молимся даже тогда, когда не подозреваем об этом. Да и жизнь наша не исполнение  чего-то законченного, цельного, а всего лишь репетиция какой-то другой, настоящей, удивительной и светлой жизни. О чем и говорит нам молитва и музыка.

 Режиссер в интервью напоминает об истории. О времени, когда оркестр любил дирижера, подчинялся ему, а в результате достигал единства и прекрасной силы звучания. Эти времена прошли. Ныне личность музыкантов (фильм был закончен в 1979 году) защищает профсоюз. Социализм, либерализм, демократия, свобода личности. Посредник, профсоюзный бос, человек, которому «медведь наступил на ухо», диктует правила игры оркестра. Власть дирижера подорвана, а вместе с ней разрушается и сама музыка, сама вера, точно так же, как разрушаются стены часовни.

 Пишут, что в христианских странах Европы каждый год закрываются сотни костелов, церквей, кирх, зато мечети растут как грибы. И об этом я подумал, когда огромный чугунный шар взломал стены часовни. Та музыка, музыка созидания, на которой окрепла современная цивилизация, готова исчезнуть. Агрессия иной музыки, разрушения и смерти, атакует ее.

 Музыканты не хотят «петь в хоре», не хотят принять авторитет руководителя. Они свободны, они во власти гордыни, они убеждены, что сосед в оркестре не так уж важен, а музыка начинается с них и ими же заканчивается. Они не верят в эволюцию репетиции, не верят в постепенное достижение совершенства. Они, не все, конечно, но большинство - страдают нетерпением. Революция кажется им самой короткой и эффективной дорогой к результату.

 - Оркестр к террору! Смерть дирижеру! – орут революционеры.

 В ходе анархии бунта появляется огромный метроном. Только ему музыканты готовы подчиниться. Музыку они хотят подчинить технократической идее. Чудовищный     механизм, по замыслу революционеров, обеспечит единство исполнителей и качество звучания. Но не все музыканты готовы подчиниться машине и тут начинается «война гражданская». Революционеры делят власть яростно, с ожесточением, непримиримо.

 Рушится стена часовни. В проломе иным, страшным метрономом, раскачивается чугунная «баба». Только эта катастрофа заставляет безумцев очнуться. Мир рушится. Нет спасения. Оркестранты, смирные, тихие, стоят на развалинах в полной растерянности. Они готовы отдать власть любому, кто попытается вернуть их к жизни и к музыке.

 И здесь выходит из тени дирижер.

 - Музыка спасет нас, ноты спасут нас. Мы – музыканты. Мы здесь, чтобы попробовать еще раз.

 И оркестр забывает о революционном порыве, забывает о спорах и распре. Они играют стоя прекрасную музыку Нино Рота. Стены часовни готовы обрушиться, но они делают все, чтобы спасти себя и мир, в котором  слышат и видят ноты.

 Феллини – большой художник, он далек от дидактики и пафоса. Я же позволю себе «поднять» слова дирижера:

 - Всевышний (музыка) спасет нас. Закон (ноты) спасут нас. Мы – люди. И суть наша Богодуховна. Мы стоим на этой Земле, чтобы попробовать еще раз. Попробовать вопреки всему.

 Повторю, Феллини далек от пафоса. Мало того, он боится авторитета посредника (даже такого: между Богом и людьми)¸ боится вождизма. Он снимает пафос просто и гениально. Дирижер, недовольный очередным исполнением, вдруг начинает орать на оркестр по-немецки. И здесь ждут человека очередные проблемы, словно говорит зрителю великий мастер. Не избавиться от них, нет нам покоя. Остается только одно. Вновь и вновь поднимать смычок к струнам и опускать пальцы на клавиши. Мы будем фальшивить, ошибаться, вновь забывать о палочке дирижера. Такова наша участь. Только бы не утратить мужество веры и надежды.

 - Репетиция продолжается! – последние слова в фильме Федерико Феллини. - Господа, все сначала!

 Под грузом лет и разочарований готов, иной раз, опустить руки и признать свое поражение. Вот тогда и пристраиваю к экрану телевизора кассету (теперь уже диск) с великим фильмом мастера, чтобы напомнить самому себе: пока ты жив – репетиция продолжается.