Детектив‑философ из Сдерота
Материал любезно предоставлен Tablet
Shimon Adaf
One Mile and Two Days Before Sunset: A Novel. (The Lost Detective Trilogy Book 1)
[Одна миля и два дня до заката. (Заблудший детектив. книга первая)]
Farrar, Straus and Giroux, 2022. — 338 p.
Большие города прекрасны настолько, насколько представляется новоприбывшим, перебравшимся в них из‑за мечты о космополитической жизни. Каждая мечта величиной с травму чужака, того, кто изо всех сил старается стать своим. Движимые в равной мере желанием и обидой, эти новоприбывшие зачастую не осознают собственной мудрости и самобытности: такая мудрость и самобытность свойственны лишь тем, кто вскормлен периферией.
Трилогия «Заблудший детектив» Шимона Адафа, вышедшая на английском в переводе Ярденн Гринспен в издательстве Farrar, Straus and Giroux, отдает дань уважения новоприбывшим. В трилогии рассказана история Сдерота, небольшого городка на юге Израиля, и тех немногих его обитателей, кто перебрался в Тель‑Авив. Написанный как динамичный детектив, роман Адафа полон глубоких размышлений на общественные и политические темы, рассуждений о поэзии и кино, лирических описаний музыки. В первом томе трилогии, «Одна миля и два дня до заката», повествование разворачивается как традиционное расследование убийства, но в последний момент взрывается неразрешимым этическим вопросом. Подобный вопрос не ожидаешь встретить в детективном романе — скорее, дилеммы такого рода можно найти в Талмуде, отзвуки которого пронизывают весь роман Адафа.
Главный герой трилогии Элиша бен Закен мудр не по годам и прожил не одну жизнь. Он вырос в Сдероте, однако нынешняя его жизнь неразрывно связана с Тель‑Авивом. Некогда он писал о роке, был блестящим музыкальным критиком и ученым‑философом на вольных хлебах, ныне же он частный детектив. Он очень умен, исключительно оригинален, с прекрасным чувством юмора, но при этом неловок, раздражителен и нелюдим. В одном эпизоде Элиша походя намекает на свою связь с талмудистом Элишей бен Абуей по прозвищу Ахер, еретиком. Ясно, что Элиша вырос в религиозной среде, но теперь у него с этой средой ничего общего как с точки зрения политических взглядов, так и соблюдения традиций: из‑за этого он без конца ссорится с оставшимися в Сдероте родственниками, выходцами из Марокко. Напрямую об этом говорится не всегда, но все основные персонажи романа тоже мизрахи — факт мелкий, однако важный, лежащий в основе мотива классовой и общественной борьбы.
Далия Шушан, муза и отсутствующая главная героиня трилогии, — легендарная, страдающая от психологических травм рок‑певица, которую убивают Девятого ава: этот день в еврейском календаре связан с разрушением двух иерусалимских Храмов и соответственно с трауром. Далия, как и Элиша, родом из Сдерота, из простой рабочей семьи. Она умна, непредсказуема, эксцентрична; окружающие восхищаются ею, но не понимают ее. Убийство ее ставит в тупик: о нем болтают не пойми что, всякую чушь, и оно не дает Элише покоя еще долгое время после того как сюжет первой книги, казалось бы, подходит к логической развязке.
«Формальное совершенство, — говорит Элиша другу, — всегда служило прибежищем для тех, кому не хватает художественного чутья». Это соображение, подобно многим другим похожим, укладывается в сюжет и диалог, но это еще и метакомментарий. Слова Элиши косвенно намекают на то, как написан роман «Одна миля и два дня до заката»: он следует форме классического детектива, но лишь до определенной степени, и совершенство его не в форме, а в отказе от формы.
«В литературе не должно быть формул, поскольку в жизни их не существует», — сказал мне Адаф в интервью по zoom. Что же до детективного романа, продолжал Адаф, суть его, пожалуй, в «поиске знания в его чистейшем виде». Но, добавил он, «этот жанр также позволяет задавать вопросы о природе желания знать, и о том, куда ведет это желание. Порой оно приводит в прекрасные места, а порой в очень страшные места и в мире, и в душе. И еще оно обнаруживает пределы твоих умственных способностей. И не совершенствование детективного жанра, а его уничтожение позволяет уничтожить и выстроить повествование».
И действительно, роман «Одна миля и два дня до заката» выстроен таким образом, что выдерживает тяжесть бесконечных вопросов и парадоксов. Читателя озадачивает не только гибель Далии, но и ее музыка: «Высокий голос гитары — одна‑единственная нота, сперва звучавшая чисто, потом утонувшая в какофонии — и флейта — мгновение спустя — вступает акустическая гитара, за нею скрипка… разомкнутый круг, разбитая вселенная звука. Голос Далии Шушан срывался на высоких нотах, рассеивался на низких, но всегда звучал чисто. Едва она допела, как грянули духовые, их партии перетекали одна в другую, заглушали флейту и скрипку».
Это не просто описание музыки: тут и образы, и пунктуация превращаются в высокопоэтичный, гипнотический язык. Мы тонко воспринимаем эмоциональную окраску каждого инструмента. Я спросил Адафа, как он себе представляет группу Далии Blasé and San Lumière, и он ответил: «Что‑то в духе Portishead… но с вокалом [легендарной египетской певицы] Умм Кульсум — такой голос, который звучит словно из другого измерения».
После того как трилогия вышла на иврите, Адаф совместно с современными израильскими музыкантами записал альбом Entire Mythology Beneath My Fingernail с текстами песен Далии, которые появляются на страницах романа. Слушать этот альбом — одно удовольствие, но он лишь усугубляет тайну, окутывающую Далию. В книге сказано, что в Entire Mythology вошли только каверы, но оригиналов этих композиций и не существует, о них автор упомянул мельком. Иными словами, подлинное звучание Blasé and San Lumière существует исключительно в сознании читателя.
Точно так же многое непонятно и с самим Элишей. Время от времени упоминается о его жизни — судя по некоторым признакам, ему довелось пережить психологические травмы, — но автор нигде не объясняет, почему и как Элиша стал частным детективом. Элиша, похоже, и сам осознает эту недоговоренность: он неохотно берется за собственное «дело», зная только, что разгадка так или иначе связана со Сдеротом, где он вырос. Вспоминая собственную жизнь в этом периферийном городке, Адаф заметил: «История Сдерота — это история марокканских евреев в Израиле. Некогда Сдерот был воплощением бедного, криминального, порочного городка… Но в 1980‑х начались перемены, в Сдерот приезжали съемочные группы кино и телевидения, и мы, дети, увидели себя так, как нас воспринимают извне, — в дополнение к тому, что мы знали о родителях и их прошлом. Как ни смешно, мы, дети, поверили, что и мы тоже люди, только потому, что нас показывали по телевизору».
Быть может, на этом и зиждется современная реальность: наша идентичность подтверждается тем, насколько она представлена в СМИ. Тот, кто относится к недостаточно представленным меньшинствам, да еще и живет в провинции, поневоле ищет такого подтверждения. Далее Адаф пояснил, что в 1990‑х Сдерот опять изменился: «Начался расцвет культуры… в бомбоубежищах репетировало множество групп, были и другие творческие люди, художники, киношники. Все, кого я знал и с кем знакомился, были творческие люди по определению, по судьбе. И все эти творческие люди привлекали к себе внимание, Сдерот называли израильским Ливерпулем или израильским Манчестером .
Расцвет города закончился с ракетами, прилетевшими из Газы: по словам Адафа, Сдерот стал «олицетворением города, который нужно защищать». Но близость к границе — не единственная опасность в городке на периферии. Адаф пояснил, что одна из причин, по которой многие мизрахи его поколения родом из Сдерота занялись творчеством — по этой же причине и Далия Шушан увлеклась музыкой, — связана с необходимостью «существовать в расщепленной действительности, противоречивой действительности. Так было с нашим поколением, перенявшим от родителей двойственные чувства к Израилю: с одной стороны, они хотели стать его частью, с другой — ощущали, что он пренебрегает ими, считает их гражданами второго сорта. Они сломались, они онемели, и в то же время не смогли бы протестовать: слишком уж манил их Израиль. Его [больше западные, чем североафриканские] книги и музыка были для нас светом». Он добавил, что ему было очень важно выстроить мост между литературой и музыкой европейской и созданной под европейским влиянием — то и другое он узнал и полюбил — и миром его родителей, «чтобы они не были чужаками в моем мире. А соединить два мира возможно лишь посредством искусства, потому что искусство — это способ соединить несовместимое».
«Заблудший детектив» — первое прозаическое произведение Адафа, переведенное на английский, и первая его книга, вышедшая в крупном американском издательстве, однако в Израиле его знают давно — как поэта, прозаика, эссеиста и музыканта, лауреата самых престижных израильских литературных премий. Первая книга Адафа, «Авива‑Нет», тоже переведенная на английский, — это сборник элегий, посвященных его сестре, красивых и грустных стихотворений, отмеченных экспериментальной изобретательностью. Даже не верится, что один и тот же автор написал столь стилистически различные произведения.
Но и «Одна миля и два дня до заката» не похожа на другие детективы. Даже следующие книги трилогии, «Жалоба детектива» и «Бери читай», нельзя назвать продолжением первой: это исследования, истолкования мира, изображенного в первом романе. «Детективная проза — это всегда метапроза», — сказал мне Адаф и добавил: «Это художественная литература о том, как рассказывать историю… детектив и есть рассказчик, он соединяет разрозненные фрагменты и говорит: “Вот как все было”». Пожалуй, то же самое можно сказать об историке и поэте, который стремится поведать историю своей провинции, своей общины, их общего будущего, обращаясь к памяти и личному опыту, так что в конце концов нарратив поднимает экзистенциальные вопросы: ответить на них невозможно, но именно из‑за них мы и читаем художественную литературу.
Оригинальная публикация: The Detective‑Philosopher of Sderot
Комментариев нет:
Отправить комментарий