ТА, КОТОРАЯ НЕ ОТВЕРНУЛАСЬ

 

Та, которая не отвернулась

Эмиль Вардин 23 июля 2025

19

 

 

 

Rebecca Brenner Graham
Dear Miss Perkins: A Story of Frances Perkins’s Efforts to Aid Refugees from Nazi Germany
[Дорогая мисс Перкинс: История усилий Фрэнсис Перкинс по спасению беженцев из нацистской Германии]
Citadel Press, 2025. — 345 p. 

Есть биографии, стилистике которых не подходят героические глаголы. Фрэнсис Перкинс не боролась, не спасала, не воевала. Она не фигура памятного барельефа, а просто человек в костюме госслужащего с его вечными папками, совещаниями, расписанием. Однако книга, посвященная малоизвестной стороне ее жизни, доказывает: иногда история движима не теми, кто громко высказывается, а теми, кто остается вроде бы «за дверью».

Министр труда при Рузвельте. Первая женщина в американском президентском кабинете. Автор программы социального страхования. Эти факты о ней были известны. Но в архиве сохранились и другие документы: письма, которые начинались почти всегда одинаково: Dear Miss Perkins. Эти письма писали евреи из Европы — обреченные, но все еще надеющиеся.

Президент США Франклин Рузвельт подписывает закон о социальном обеспечении. Фрэнсис Перкинс стоит. третья справа. 14 августа 1935Фото: Wikipedia / Library of Congress

Это было после Хрустальной ночи, когда факелы Гитлера осветили направление для будущих эшелонов с узниками. Письма приходили в Министерство труда США — совсем не туда, куда бы следовало, но зато к человеку, который их читал.

Начиная с 1938 года, после погромов Хрустальной ночи, эти обращения стали для их авторов почти мантрой.

И те самые три слова — Dear Miss Perkins — оказались заголовком новой книги историка Ребекки Бреннер Грэм: Dear Miss Perkins: A Story of Frances Perkins’s Efforts to Aid Refugees from Nazi Germany («Дорогая мисс Перкинс: История усилий Фрэнсис Перкинс по спасению беженцев из нацистской Германии»).

Эта книга не о трудовой политике министерства, в котором служила Перкинс, а о тихой, забытой линии Сопротивления. О том, как Перкинс, не обладая официальным мандатом на какие бы то ни было гуманитарные миссии, оказывалась точкой опоры для тех, кто бежал от нацизма. По разным оценкам, ее помощь помогла десяткам тысяч беженцев, в том числе евреям, спастись от неминуемой гибели.

«До моей работы эта история была практически неизвестна, — сообщает Грэм, автор книги, в интервью The Times of Israel. — В целом‑то это безрадостная история. Ведь большинству спастись не удалось».

И книга подробно описывает не только удачи, но и поражения. Один из таких эпизодов — попытка переселения еврейских беженцев на Аляску. Реальный план, провалившийся в конгрессе, который романист Майкл Шейбон позже переосмыслил в качестве версии альтернативной истории в своей книге «Союз еврейских полисменов». Как отмечает Грэм, возможно, план этот провалился не зря: проект предполагал перемещение европейских еврейских иммигрантов в тот край, где уже существовала сложная структура отношений между англо‑американскими переселенцами и коренным населением Аляски. Было бы это спасением — или переносом конфликта на другую территорию?

Отдельная глава книги посвящена собственно письмам к Dear Miss Perkins и тем историям, которые за ними стояли. Среди них были и трагедии, и сюжеты о спасении.

Феликс Вайнхебер из Австрии прибыл в США по временной визе и поначалу не имел надежды остаться. Но нашел обходной путь: уехал в Мексику, женился на иммигрантке, вернулся в США и стал актером Голливуда под именем Феликс Уэйн.

А чешская семья Лангер — мать и двое детей — все трое в 1939 году покончили с собой. Они не хотели быть депортированными в Чехословакию, которую оккупировал Гитлер. Временная виза в США закончилась, а помощи они не дождались.

Перкинс не имела прямого влияния на иммиграционную политику. Но в структуре американской бюрократии в те годы именно Министерство труда решало, кого считать «обременением для государства», а кого нет. От него зависело, получит ли человек визу. И Перкинс в этой ситуации делала все возможное в пользу беженцев. Она предлагала ввести систему поручительств, настаивала на продлении временных виз, убеждала коллег в необходимости индивидуального подхода.

Фрэнсис Перкинс. 1930–1940‑еФото: Harris & Ewing / Library of Congress

Ее критиковали за излишнюю сентиментальность, за симпатии к «нежелательным элементам». Госдепартамент в то время писал служебные записки о том, что еврейские беженцы вызовут социальное раздражение. Перкинс делала пометки на полях: «поговорить», «проверить повторно». Она не пыталась изменить систему — но отказывалась быть ее безмолвным винтиком.

Книга читается как хроника упорного сопротивления. Не борьба — но выбор не подыгрывать жестокости в отношении беженцев, причем не в моменты кризиса, а ежедневно. На фоне всеобщего согласия и беспомощности она хотя бы отвечала на письма, чем могла: своими решениями, подписями.

Автор не идеализирует свою героиню, показывает границы ее влияния, хрупкость ее усилий. Но на фоне тех, кто не делал ничего, ее почти становилось поступком.

Сегодня, когда гуманитарная катастрофа вновь становится фоном для политической логистики, книга о Фрэнсис Перкинс напоминает: можно быть чиновником — и при этом не терять человеческого отношения. Она просто не отворачивалась от людей, и этого было достаточно, чтобы кого‑то спасти.