Аркадий, дорогой!
Мне посчастливилось увидеть и услышать Яна Пирса в Иерусалиме.
Тогда я играл в симфоническом оркестре, мы аккомпанировали его пению.
Пирс - чудо вокала. Напрягаясь не более, чем мы в обычном разговоре, он заполнял своим чудесным
пением концертный зал.
Пирс и чудо жизнелюбия: обожал петь, общаться с людьми, в перерыве затевал разговоры с музыкантами на идиш, английском.
В передаче по радио о нём рассказывали, что в городах , где гастролировал, он после репетиций отправлялся в местную синагогу бесплатно вести службу , петь.
Его называли тенором Тосканини.
Просмотри запись опер под управлением Тосканини.
Почти во всех них главную партию тенора поёт Пирс.
Послушай его запись
Мне посчастливилось увидеть и услышать Яна Пирса в Иерусалиме.
Тогда я играл в симфоническом оркестре, мы аккомпанировали его пению.
Пирс - чудо вокала. Напрягаясь не более, чем мы в обычном разговоре, он заполнял своим чудесным
пением концертный зал.
Пирс и чудо жизнелюбия: обожал петь, общаться с людьми, в перерыве затевал разговоры с музыкантами на идиш, английском.
В передаче по радио о нём рассказывали, что в городах , где гастролировал, он после репетиций отправлялся в местную синагогу бесплатно вести службу , петь.
Его называли тенором Тосканини.
Просмотри запись опер под управлением Тосканини.
Почти во всех них главную партию тенора поёт Пирс.
Послушай его запись
Григорий Л.
Через оперу к Б-гу
21.07.2016
Оперный певец Ян Пирс – гордый американец и сентиментальный еврей – был стабильно аполитичен, в отличие от активистов холодной войны, но при этом сделал для евреев СССР больше, чем многие политические ораторы. Выступив в 1956 году с концертом в Москве, он, неожиданно для себя и для КГБ, дал толчок возрождению еврейского самосознания в СССР.Иешуа (Ян, Джейкоб) Пинхес Перельмут родился в 1904 году в семье еврейских эмигрантов из Российской империи. Родители, пятеро детей и бабушка с дедушкой ютились в квартирке на Орчад-стрит в Нижнем Ист-Сайде вместе с полунищими постояльцами, которые снимали у них угол. Жилось бедно, но думать о проблемах было некогда: отец со временем открыл маленький бизнес, столовую, и вся семья, включая Яна, ему помогала. А еще в мальчике рано проявился яркий музыкальный талант – он был певчим в знаменитой синагоге на Генри-стрит и в свободное время играл на скрипке в клезмерском коллективе. Но в Америке для еврейского ребенка музыка не считалась таким уж перспективным занятием. По настоянию родителей после школы Ян поступил в Колумбийский университет с твердой уверенностью заниматься медициной, но оттуда его довольно быстро отчислили за неуспеваемость.
Терять было нечего, и Джейкоб Перельмут переименовался в Джека «Пинки» Перла, сколотил ансамбль и отправился выступать в отелях горного округа Салливан в так называемом Поясе Борща, или Еврейских Альпах. В начале 30-х он, обладатель лирического бархатного тенора, устроился в новосозданную радиокомпанию при Радио-сити-мьюзик-холле, а в 1938 году дирижер Метрополитен-оперы Артуро Тосканини услышал его по радио, почувствовал громадный потенциал молодого певца и пригласил на прослушивание. Так в карьере Перельмута, который раньше выступал перед курортными отдыхающими, начался звездный период.Перельмут никогда даже не пытался скрывать свое еврейство, и когда его менеджер предложил заменить имя Ян на американизированное Джон, категорически отказался. Фамилию в итоге все-таки переиначил и стал Пирсом, но в его псевдониме все равно оставалась явная еврейская нота. «Я еврей не только по имени, – однажды сказал он в интервью. – Только я не из тех, кто аккуратно соблюдают шаббат, я делаю это, когда могу». Но все же к духовному он был гораздо ближе, чем может показаться: Пирс часто инкогнито ездил по синагогам и бесплатно вел дневные службы.
Весной 1956 года американо-еврейского Пирса совершенно неожиданно позвали с серией концертов в СССР – приглашение ему и скрипачу Айзеку Стерну отправили через Сола Юрока, легендарного еврейского импресарио и эмигранта из Российской империи. С приходом Никиты Хрущева в СССР началась «оттепель», и власть стала позволять то, о чем люди раньше и мечтать не могли. В частности, в 1955 году генсек отправил на гастроли в США легендарных музыкантов – пианиста Эмиля Гилельса и скрипача Давида Ойстраха, а сразу же после знаменитой речи о развенчании культа личности Сталина на XX съезде партии пригласил в страну и американских музыкантов. Этим «концертным обменом» Союз кричал миру: «Смотрите, и у нас, и у вас евреи живы, здоровы и знамениты». Только вот громче всего обычно говорят неправду.Американское правительство Эйзенхауэра считало, что экспорт американской культуры – дело мало рискованное, а в условиях холодной войны даже очень полезное, так что благословило делегацию. Айзек Стерн позже шутил: «Они присылают нам своих еврейских скрипачей из Одессы, а в ответ мы отправляем им своих еврейских скрипачей из Одессы». Но таковы были правила игры. Программа тура, в котором должен был принять участие Пирс, оказалась более чем плотной – шесть сольных концертов и шесть выступлений в трех операх в трех городах за четыре недели. Несколько недель Пирс колебался, но в конце концов любопытство и желание выступить перед новой публикой перевесили страх – а еще ему очень хотелось своими глазами увидеть родную землю его родителей. Но ему даже в голову не могло прийти, что для евреев СССР его приезд будет чем-то большим, чем просто экзотические гастроли.
***
В Москве Пирса с женой и дочкой встретила переводчица и по совместительству представитель Комитета госбезопасности Александра Александровна. Она удивила гостей отличным знанием географии США, цитировала английских поэтов, но даже не пыталась скрывать крайнее неодобрение национальных взглядов Пирса. Когда тот попросил кошерную еду, она резко ответила: «Еда в СССР достаточно хороша для наших евреев. Почему она вдруг не подходит вам?» И, конечно, ее очень возмущал тот факт, что все ее попытки контролировать общение Ян сводил к нулю – с евреями он попросту переходил на идиш, правда, в той напряженной атмосфере долгие беседы вести было рискованно. Те, кто на идише не говорили, почти шепотом бросали ему на иврите: «Ознайим ликосал» («И у стен есть уши»). Но Пирсу скрывать было нечего – у него не было никаких планов совершать культурно-политический переворот, наоборот, он боялся даже случайных шагов в эту сторону. В его репертуаре было немало еврейских песен, но в программу выступления он включил только традиционные итальянские и французские арии, и еще несколько номеров на русском и английском – для баланса.Первый концерт, состоявшийся 3 июля, был проведен с большим советским официозом. На нем присутствовали американские и израильские послы, а также другие почетные гости – например, прямо в первом ряду сидела делегация раввинов, которая только что прилетела из Нью-Йорка. В антракте посол Израиля зашел в гримерную поздороваться с Пирсом и, конечно, спросил его, почему тот не исполняет национальные песни, ведь в зале так много евреев. Ян как-то очень неуверенно ответил, что забыл партитуры в номере отеля, а когда Алиса, жена Пирса, предложила за ними вернуться, в разговор вмешалась переводчица Александра и довольно жестко сказала, что это долго, а времени нет. Такси в то время было не вызвать, и Алиса твердо заявила, что поедет за нотами на метро. В итоге их «ассистент» решила замять конфликт, им подали машину, и через 20 минут партитуры уже были у певца.
После основной программы концерта Пирса несколько раз вызывали на бис. В свой шестой выход он наконец-то решился и спел на идише «Ха-Ярден», и в зале застыла тишина. Когда он закончил, раздалось всего несколько вежливых хлопков, но Пирса это не особо расстроило – он твердо решил продолжить песнями с религиозной нотой на идише, «А дуделе» и «А хазндль аф шабос». И уже тут овации не заставили себя ждать. Уставшему до невозможности Пирсу уже было пора уходить со сцены, но в последнюю минуту он захотел исполнить «А дин тойре мит гот» («Просьба к Б-гу»). Это была песня, в которой подтексты даже искать было не нужно – слова к ней написал еврейский хасидский лидер, которого называли «заступником еврейского народа», знаменитый Леви Ицхак из Бердичева. В атмосфере воинствующего атеизма даже думать о такой лирике было преступлением, поэтому этот номер для Пирса мог иметь самые серьезные последствия. Но он ничего не боялся и просто пел:Доброе утро Тебе, Владыка вселенной!
Я, Леви Ицхак, сын Сары из Бердичева,
От имени Твоего народа Исраэля вызываю Тебя на суд!
Что Ты хочешь от Своего народа?!
За что Ты наказываешь Свой народ?!…
Он говорит: «Повели сынам Исраэля!»
Он везде просит: «Говори к сынам Исраэля!»
Что бы ни случилось – повели сынам Исраэля!
Отец дорогой, отец небесный!
Сколько на земле разных народов?
Вавилоняне, персы и эдомиты...
Русские, что они говорят?
«Наш царь – это единственный царь».
Немцы, что они говорят?
«Наш кайзер – главный».
Англичане, что они говорят?
«Наш Георг Третий – это правитель».
А я, Леви Ицхак, сын Сары из Бердичева, говорю:
«Да будет возвеличено и освящено Имя Твое, о Б-же!»
И я, Леви Ицхак, сын Сары из Бердичева, говорю:
«Не сойду с этого места,
Пока не прекратятся бедствия народа Израиля,
Пока не придет избавление!»
Да будет возвеличено и освящено Имя Твое, о Б-же!
На строчке «За что Ты наказываешь Свой народ?!» многие в зале стали плакать, а когда Ян закончил петь, овации были настолько оглушительными, что от невероятно мощной звуковой волны даже начали шататься колонны. Работникам пришлось выключить в зале свет, чтобы хоть как-то заставить людей выйти.В этот вечер стало понятно, что евреи в Союзе остались евреями, несмотря на запрет религии, культуры или «иных» политических взглядов. У поколения, которое выросло вне синагог, кроме музыки, другого ключа к национальному возрождению и не было. Но советская власть не сразу уловила эту связь. Чуть больше «еврейского смальца», чем планировали, каши не испортит, посчитала верхушка. И на следующий день после концерта Хрущев, Булгарин, Маленков и Молотов прибыли в американское посольство на празднование Дня независимости США. Атмосфера на встрече была легкая, а гости приехали с задорным настроением. Хрущев даже подошел к Пирсу и извинился за то, что пропустил концерт – он был на переговорах с маршалом Тито, руководителем коммунистической партии Югославии. Генсек также добавил, что с удовольствием съездил бы в Штаты: «Мы многому могли бы поучиться у Америки, но она нас не пускает. Боится, что мы разузнаем секреты дойки коров». Затем он повернулся к американскому послу Чипу Болену и сказал: «Вот вы бы попросили некоторые голоса в Штатах звучать в унисон с голосом Пирса, их было бы тогда приятно слушать».
Если бы приезд Пирса закончился одними только концертами, Советы могли бы считать, что этот пункт их культурно-дипломатического плана был выполнен идеально. Но случилось иначе. Москва гудела, о том первом выступлении Пирса говорили все. Он уехал в Киев и Ленинград дать несколько концертов там, а когда вернулся в столицу СССР, был уже настоящей еврейской знаменитостью. В одну из суббот Ян появился в Московской хоральной синагоге, и там его уже ждала многотысячная толпа – все хотели услышать, как он будет молиться. И как только Пирс начал читать первую молитву, у него и всех остальных потекли слезы. Когда Ян дошел до середины мусафа, когда принято просить благословения для правителей страны, габбай передал ему список с именами лидеров компартии, но Пирс его не взял. Завязался спор, и чтобы избежать скандала, габбаю пришлось зачитать этот список самостоятельно. Это была маленькая победа, которая говорила о многом.СССР продолжил проводить политику культурного обмена и после выступлений Пирса, но власти очень скоро поняли, что музыка может быть опаснее проповедей. В 1963 году Пирс приехал в Союз с повторным визитом. Он снова спел «Дин-Тойре» в Московской консерватории имени П.И. Чайковского, и снова две тысячи человек открыто плакали. В этот раз, правда, ему запретили вести службу в синагоге. Советские власти хотели, чтобы евреи реагировали эмоционально, но хотели контролировать эти душевные порывы и в религиозное русло им перейти не давали. Только вот КГБ упустил, что одно без другого не бывает.
Последующие выступления израильских и еврейских артистов продолжили большое дело, которое – сам того не осознавая – начал Пирс. В своих более поздних интервью он признавал, что тот московский концерт сыграл большую роль в начале возрождения еврейской жизни в СССР, но пытался держаться подальше от геройской патетики. «Не нужно ехать в Россию или в любое другое место и становиться бунтовщиком или политическим лидером, – сказал Пирс в одном из интервью. – Нужно просто пожать руку, улыбнуться, сказать еврейское слово, чтобы они почувствовали, что мы остаемся братьями, несмотря на ограничения». Первый концерт Пирса и его появление в синагоге стали настоящей легендой среди советских евреев. Когда два года спустя он давал концерт в Израиле, новые репатрианты из СССР вспоминали, как стояли за билетами целую ночь, чтобы попасть на его концерт. Они утверждали, что именно его молитвы помогли им добраться до Израиля.
В 1956 году во время того легендарного визита в разговоре с нью-йоркскими раввинами один старый советский еврей тихо пошутил: «Ваша делегация умеет говорить на нескольких языках, а мы, русские евреи, на всех них умеем молчать». В масштабах страны евреи тогда действительно тихо отступили. Но это был не акт согласия, а стратегия самосохранения в ожидании подходящего момента. И расчет оказался верным.
Ганна Руденко
Комментариев нет:
Отправить комментарий