Владимир Путин сказал, что Польша всё ещё хочет взять под контроль Украину.
Как отметил глава РФ, некоторые представители Варшавы мечтали сформировать государство "от моря до моря". Сейчас же глава Польши Анджей Дуда и его украинский коллега Владимир Зеленский обнимаются, добавил Путин.
"А идейка-то, она жива, идея поглощения никуда не делась", — подчеркнул он во время собрания в честь десятилетия воссоздания Российского военно-исторического общества.
Мобилизованные из Воронежской области после двухнедельной подготовки оказались в зоне боевых действий в Украине – вместо "освобожденных территорий", как обещал президент Владимир Путин. Оставшись без связи и командования, они решили самостоятельно отступать до украинско-российской границы. Оказалось, что командование их попросту потеряло: по документам, мобилизованные до сих пор "проходят подготовку" в воинской части в России. Теперь отступившим грозит обвинение в дезертирстве.
Война в Украине
Еще недавно военнослужащие 252-го мотострелкового полка были обычными гражданскими из Воронежской области – юрист, инженер, сварщик. В конце сентября их мобилизовали для участия в так называемой "специальной военной операции". Подготовка продлилась всего две недели. На полигоне воинской части в Богучаре под Воронежем им удалось даже три раза пострелять из автомата. Больше не получилось – не было патронов, рассказал своей жене мобилизованный из Ново-Воронежа Константин Воропаев.
Лариса Воропаева говорит, что командование обещало полку подготовку минимум на протяжении четырех недель, и 6 октября их привезли в город Валуйки в Белгородской области, где предстояло продолжить обучение. Но уже на следующее утро полк перебросили в Луганскую область, на направление Сватово – Макеевка, где шли боевые действия.
– Путин выступал, что мобилизованные будут на освобожденных территориях, тыл прикрывать будут, никто их не бросит. А их бросили в самое пекло, – рассказывает Воропаева. – Муж говорит: мы сидим в этих окопах, там сзади наша артиллерия бьет, а впереди украинцы, полтора километра от нас, с минометов бьют. А что мы сделаем, говорит, у меня автомат и три рожка, и три гранаты. А сверху еще и дроны эти...
В 20-х числах ситуация ухудшилась – мобилизованных перебросили ближе к зоне обстрела. Несколько дней они прятались, кто-то был ранен, были и убитые, говорит Лариса. У военных кончилась провизия и вода, пропала связь с командованием, закончились боеприпасы. И тогда уцелевшие решили отступать.
– Как я поняла, это была территория протяженностью пять километров, где была их рота, 95 человек. И они решили выбираться оттуда. Кто-то из старших, тоже из мобилизованных, посадил 30 человек в машину и сказал остальным: "За вами приедут". И уехал. Но за ребятами никто так не приехал, – рассказывает жена мобилизованного.
"У нас ни рации, ни командира"
Оставшиеся 39 человек решили выбираться самостоятельно и искать ближайшую воинскую часть. Шли через леса и разрушенные деревни, прятались в подвалах, без еды, воды и теплых вещей – все рюкзаки сгорели в окопах.
– 28 октября вышли у наших каких-то военных. И там то ли полковник, то ли подполковник, говорит: "Вы че, давайте назад, вы дезертиры!" А они ему говорят: "Куда назад? У нас ни рации, ни командира, ни связи – ничего нет!" И он им сказал: "Вы тут вообще не должны находиться. По документам ваш 252-й полк в Белгородской области на полигоне. Не хотите идти назад – сдавайте оружие и идите в свою часть". У них забрали бронежилеты, аптечки, оружие. И просто послали пешком до Ростовской области на КПП Чертково. Поесть им даже не дали, – говорит Лариса Воропаева.
Мобилизованные пошли пешком. Еды не было, а воду кто-то из ребят пил из луж, рассказывает Алена, жена мобилизованного Максима Волкова. В одной из деревень Луганской области местные дали российским военным пирожков, хлеба и воды. Удалось зарядить телефоны. Мужчины дозвонились женам, и те по навигатору буквально вели их до границы – у них самих были только кнопочные телефоны.
Константин Воропаев (в красном свитере)
За несколько дней группа прошла почти 190 километров и 29 октября пришла в Старобельск в Луганской области. Отсюда их забрал микроавтобус, который наняли встревоженные родственники. Их привезли на границу, на КПП в Чертково.
– Мы их когда увидели, волосы дыбом встали – грязные все, мокрые. В первый день тридцать километров шли, второй день – сорок, – вспоминает Лариса. – Мы, родственники, наняли маршрутку, заплатили деньги, чтобы их привезли на КПП, привезли им еды, паспорта. Ребята голодные! Как они накинулись на эту еду – страшно смотреть.
– Мы не собирались их домой забирать, потому что понимали, что это будет дезертирство. Мы хотели отвезти их в Богучар, в часть, откуда их забирали, – говорит Алена Волкова. – В итоге в Чертково приехал эфэсэбшник и сказал ребятам: "Мы вас никуда не будем отправлять, вы считаетесь дезертирами". Хотя я общалась с военным юристом, он сказал, они не имели права их задерживать.
Мобилизованных забрали в военную комендатуру в приграничном поселке Меловое. Там их наконец накормили и дали помыться.
– Через КПП их не могли пропустить, потому что они по базе данных не проходили на территорию Украины. Что вообще непонятно – если их провозили туда, они же должны быть все равно в базе данных, – говорит Воропаева.
В комендатуре ее муж стал свидетелем разговора между военными. Как оказалось, в воинской части, где проходили подготовку мобилизованные, даже не были в курсе, что 39 человек неожиданно нашлись в Луганской области.
– То есть они просто кидают людей, у которых нет никакой подготовки, в зону минометных обстрелов, и дальнейшая судьба этих людей никого не волнует, – возмущается Лариса Воропаева.
Мобилизованные 252-го мотострелкового полка
2 октября за военными приехали два КамАЗа и увезли опять в Старобельск Луганской области. Выгрузили в ангарах, где уже было около 30 человек, тоже мобилизованных, которые тоже "потерялись".
– Толком не накормили. Как муж сказал, на 60 человек четыре булки хлеба дали, – говорит Воропаева. – Они там переночевали, а утром им сказали, что повезут в Зайцево, на территории Украины, там перевалочный пункт, где будут решать, что с ними делать.
Мобилизованные пытались протестовать и заявили, что намерены вернуться в Россию, в воинскую часть в Богучаре. Но слушать их никто не стал. Приехала полиция и, по словам Воропаевой, автоматными очередями загнала военных в машины.
– Муж рассказал: "Тут полиции нагнали с автоматами, они нас под дулом заставляют залезать в машины – стали обстреливать по земле, вокруг ног". Жена одного из ребят как раз ему звонила и потом рассказывала, что действительно были слышны очереди, – говорит Лариса.
"Как мясо кинули"
Как получилось, что мобилизованные оказались в зоне боевых действий, а потом случайно "потерялись", они сами не понимают.
– Получается, это какая-то ошибка, – считает Волкова. – Видимо, дали команду и сказали: надо столько-то людей, и неважно, мобилизованные или нет. Но тут сам вопрос – почему их кинули в зону СВО, хотя наш "мистер президент" обещал, что они будут на освобожденных территориях. А их как мясо кинули туда. И вообще я думаю, они там такие не единственные.
В похожей ситуации оказались мобилизованные из Томска. В Луганской области они так же попали под минометный обстрел и вынуждены были отступать. Сейчас они прячутся в лесах. Родственники обратились к депутату Госдумы от Томской области Татьяне Соломатиной с просьбой о помощи, но та им ответила, что "офицеры отказываются работать с дезертирами".
Обвинение в дезертирстве может грозить и военным из Воронежа, считают их близкие.
– Но тут больше непонятно, как так наши власти работают! Дать человеку автомат, который он держал десять лет назад в последний раз и который не имеет опыта, – это очень глупо было, – отмечает Волкова. – Я хотела бы, чтобы эту ситуацию разрешили, ребят вернули. Естественно, домой их никто не вернет. Но было бы справедливо, если бы их отправили на "освобожденные территории", на границу куда-то.
По ее словам, ее мужу Максиму 31 год. Ненависти к украинцам он не испытывал, "все мы люди", говорит Алена. Однако мысли отказаться или спрятаться от мобилизации на войну у него не было: "а что мы можем сделать, если уже дали повестку?" – поясняет она.
Примерно так же рассуждал и 38-летний Константин Воропаев, по словам его жены Ларисы. В сентябре в Воронежской области, говорит она, "хватали всех подряд".
– У моего мужа военного опыта не было, он год прослужил в космических войсках и за всю службу четыре раза автомат держал, – говорит Воропаева. – Я читала законы, там написано, что берут до 35 лет. Пойду, говорит, разберусь, объясню, что мне 38. А потом звонит: вещи собирай. И все мы покупали сами за свои деньги, потом администрация подключилась. То, что выдали в армии, без слез не взглянешь. Нательное белье такое было – вот как Гражданскую войну когда показывают, вели на расстрел красноармейцев – типа такого. Колом стоит. Мы все покупали, и спальные мешки. И все это там осталось, все разбомблено, все сгорело.
Потерянные воронежские "мобики", скриншот из видеообращения
Пытаясь объяснить, почему муж пошел на войну, убивать солдат другой страны, Лариса сказала, что семья доверилась телевизору: "Мы думали, что там все по-человечески, по-нормальному". В зоне СВО ее муж так и не увидел ни одного украинца – поле боя оказалось не похоже на киношное, неподготовленный полк просто обстреливали из минометов с расстояния.
– По телевизору показывают, и мы верим – как танки идут, потом на бронемашинах едут и потом только ребята, зачищают либо в плен берут. И мне муж говорил: ты не переживай, нас первых никто не бросит, мы в самом конце. Муж не прятался, потому что думал, что там все по-человечески, он не против был идти. А сейчас сказал: пусть хоть стреляют, но мы туда не вернемся, в этот беспредел. У нас что, армии нет вообще? Зачем было все начинать, если нет профессиональной армии? Еще летом говорили, что никакой мобилизации не будет, что у нас все есть, всего хватает.
Сейчас, рассказывают жены мобилизованных, у их мужей один вопрос: зачем их вообще туда отправили? Родственники уже обратились в военную прокуратуру и Минобороны, однако пока получают лишь отписки.
– Говорят, будем разбираться. Но пока вы разберетесь, что будет с нашими мужьями? Ну один-два дезертира может быть – но не 40 же человек! И они не бежали, они оружие не бросили на поле боя. Они отступали, – возмущается Лариса. – Они записали обращение, потому что просто боятся, что их привезут и, извините, перестреляют, свои же. А потом скажут, что груз 200 и все. Чтобы просто замять.
Скриншот из видеообращения мобилизованных
Днем 3 ноября военные записали видеообращение, которое успели передать родственникам (запись есть в распоряжении Север.Реалии).
"Мы дошли до границы ПГТ Меловое, связались с командованием, чтобы нас вывезли на территорию части. Но нас не хотят отпускать на сторону России. Заявки мы написали, все сделали, нас никто не слышит. Просим оказать нам помощь, правовую", – говорит Константин Воропаев.
Последнее известие, которое жены мобилизованных получили от своих мужей – это эсэмэска, отправленная Максимом Волковым Алёне вечером 3 ноября: "Мы в Зайцево. Пишем отказ от СВО. Телефоны забирают. Ищите нас".
Редакция Север.Реалии направила запрос в Минобороны с целью выяснить, что произошло с воинским подразделением, в которое попали мобилизованные Максим Волков и Константин Воропаев. Ответа пока нет. "Частичная мобилизация" на войну с Украиной, которая в России называется "специальной военной операцией" и продолжается уже более восьми месяцев, была объявлена Владимиром Путиным 21 сентября. В настоящий момент, если верить заявлениям официальных лиц, мобилизация закончилась (одновременно с 1 ноября начался плановый призыв на срочную службу), однако президентский указ о ее завершении до сих пор так и не выпущен.
США объявили сегодня об очередном пакете помощи Украине. Об этом заявила заместитель спикера Пентагона Сабрина Синг на брифинге в Вашингтоне.
Соединенные Штаты и союзники передадут Киеву очередную партию оружия. В частности, Вашингтон поставит 1100 беспилотников “Феникс гост”, зенитно-ракетные комплексы “Хок”, 40 бронированных катеров, 250 бронетранспортеров M1117. Кроме того, Украине передадут в общей сложности 90 танков Т-72, находящихся на хранении в Европе.
"Эти танки поступят из Чехии. Соединенные Штаты заплатят за восстановление 45 единиц. И правительство Нидерландов в соответствии со своими обязательствами оплатят еще 45 танков. Поэтому в целом будет 90 танков отправятся в Украину. Это будут технически усовершенствованные танки", - заявила Синг.
Часть боевых машин будет поставлено в этом году, часть - в следующем. Когда на Украину отправят беспилотники представительница Пентагона не сообщила.
Сегодня же советник по безопасности США Джейк Салливан сказал, что Соединенные Штаты продолжат оказывать помощь Киеву вне зависимости от результатов выборов в Конгресс, которые состоятся 8 ноября. Американский чиновник, находящийся с визитом на Украине, заявил об этом на встрече с журналистами. “Я уверен, что поддержка Украины со стороны США будет непоколебимой и решительной. И я не говорю что это "вероятно" - это будет. Я верю в это, и президент Байден верит в это”, - заявил Салливан.
По словам представителя Белого дома, его уверенность основана на двухпартийном консенсусе по данному вопросу. “Вам не нужно полагаться на мои слова: в Киеве вчера была двухпартийная делегация из Сената: Кунс и Портман, демократ и республиканец, которые перед прессой подтвердили, что, по их мнению поддержка и в дальнейшем сохранится. США будут предоставлять ресурсы, необходимые для того, чтобы помочь народу Украины”, - считает советник по безопасности.
Салливан также заявил, что речь идет не только о поставках оружия, но и о финансовой помощи.
Кроме того, советник Байдена обещал предоставить Украине все необходимое для освобождения Херсона. "Я сегодня снова переспросил, что необходимо [Киеву для завершения этой операции] и я уверен, что мы сможем предоставить то, что необходимо для этой битвы", - рассказал журналистам Салливан.
Нетаниягу вернется в резиденцию на Бальфур - и будет пользоваться самолетом премьер-министра "Канаф Цион".
Председатель "Ликуда" уже прогревает двигатели, в том числе двигатель самолета премьер-министра, который уже год стоит на базе в Набатим. В связи с ожидаемым возвращением к власти и должности премьер-министра, Нетаниягу заинтересован в переезде в знакомую резиденцию, которая все еще находится на ремонте, но будет символизировать его возвращение к власти.
Одно из первых решений, которое, как ожидается, примет председатель Ликуда Биньямин Нетаниягу после возвращения к власти, - это переезд в резиденцию премьер-министра в Бальфур и использование самолета премьер-министра "Канаф Цион", который с мая этого года стоит на базе в Набатим.
Следует отметить, что он не сможет сразу въехать в резиденцию в Бальфуре, так как в доме ведутся ремонтные работы, и неясно, когда они будут закончены. Речь идет о капитальном ремонте дома, который также включает в себя корректировку системы безопасности со стороны ШАБАКа. Скорее всего, пройдет как минимум несколько месяцев, прежде чем Нетаниягу и члены его семьи смогут переехать в него по той причине, что он просто не пригоден для проживания.
Что касается вопроса самолета премьер-министра, то ожидается, что все будет гораздо проще, поскольку самолет уже прошел процедуру лицензирования год назад и может летать. Канцелярия премьер-министра поддерживает пригодность самолета, и теоретически он может начать летать довольно быстро, как только будет принято решение по этому вопросу.
Редакция NEWSru.co.il продолжает публикацию пятничных обзоров политической ситуации, которые готовит журналист Габи Вольфсон.
Когда глава НДИ Авигдор Либерман поднялся на сцену в зале, где в ночь на 2 ноября проходило мероприятие партии, он даже не пытался скрыть свое разочарование. Экзит-поллы давали партии 4-5 мандатов (сегодня мы знаем, что НДИ завершила выборы с шестью). В тот момент, когда Либерман начал говорить, один из телеканалов разделил экран на два. Половина была отдана главе НДИ, а на второй половине экрана мелькали кадры из штаба "Ционут Датит". Там ликовали, пели, а Бецалель Смотрич раз за разом оказывался в объятиях своего отца. Ликование в одном штабе и разочарование в другом на одном экране лучше всего рассказали историю этого драматического вечера. 1 ноября 2022 года завершился политический кризис, в котором страна находилась на протяжении трех с половиной лет. Народ сказал свое слово, оно прозвучало ясно, громко и не оставило места для сомнений.
Предвыборная кампания в Кнессет 25-го созыва с самого начала выглядела не так, как те, что мы видели за последние три года. На первый взгляд, шла все та же, набившая оскомину, дискуссия "Биби – не Биби", но всем было понятно, что речь уже о другом.
Выборы 2022 года последовали после двух событий, потрясших израильское общество до основания. Это погромы внутри Израиля, которыми сопровождалась контртеррористическая операция "Страж стен" в мае 2021 года, и создание "правительства перемен" всего через месяц после этого. Правительство было создано благодаря обману Нафтали Беннетом своих избирателей. Беннет и Шакед, обещавшие не создавать правительство, в котором Лапид будет премьер-министром даже по ротации, обещавшие не создавать коалицию с РААМ, сделали прямо противоположное. Такой поступок, да еще на фоне погромов, отодвинул на второй план вопрос о Нетаниягу. Правый блок жажда реванша. Не для Нетаниягу, для себя.
В блоке противников Нетаниягу тоже начали понимать, что "только не Биби" себя изжило и необходимо найти более серьезный общий знаменатель, который должен был позволить победить на выборах. Этот знаменатель не нашелся.
Несмотря на появление новых повесток дня – дискуссия о юридической системе, возвращение к палестинскому вопросу – на протяжении всей предвыборной кампании было ясно, что перехода избирателей из блока в блок почти не будет. Это означало, что необходимо оформить блоки таким образом, чтобы обеспечить максимальную прибыль и минимальные потери. И тут блок Нетаниягу переиграл своих противников. Не просто переиграл. Это был разгром.
В попытке осознать причины разгрома и хоть как-то сжиться с ними в лагере побежденных с тоской бросают взоры на то, что в Америке называют popular vote. И если смотреть только на эти сухие цифры, то складывается впечатление, что выборы едва не завершились вничью, так как число голосов, поданных за партии, поддерживающие Нетаниягу, практически идентично числу голосов, поданных за партии бывшей коалиции. Но это слабое утешение. В отличие от многих комментаторов я убежден, что причина поражения партий левоцентристского блока не только и не столько в плохой организации.
Судьба этих выборов была решена в день подачи предвыборных списков. Именно в этот день развалился на части Объединенный список, и стало ясно, что, по меньшей мере, одна арабская партия не проходит электоральный барьер. К чести БАЛАД надо сказать, что там сделали все возможное для того, чтобы пройти в Кнессет, и в ночь выборов казалось, что партия сотворит невероятное, но чуда не произошло.
Никто действительно не знает, в чем была причина раскола в арабском политическом секторе. Стоит только напомнить, что он возник за три часа до закрытия списков. Кто-то кому-то приготовил сюрприз и извлек в нужный момент из рукава. Неважно – кто. Ни для ХАДАШ-ТААЛ, ни тем более для БАЛАД интересы "блока перемен" не были главным в порядке приоритетов. Руководство БАЛАД вообще не собиралось рекомендовать Лапида на пост премьера. В ХАДАШ-ТААЛ также не были уверены, что готовы порекомендовать главу "Еш Атид". Каждая из этих партий решала свои задачи, и вопрос общей победы их не слишком заботил.
Раскол в арабском секторе был неожиданным и произошел в тот момент, когда вмешаться в него было уже почти невозможно. А конфликт вокруг несостоявшегося объединения "Аводы" и МЕРЕЦ длился не один день. И тут Яиру Лапиду и не только ему, не откажешь в усилиях, которые он прилагал, пытаясь уговорить Мерав Михаэли согласиться на совместное с Заавой Гальон участие в выборах. Лапид просил, уговаривал отправлял посредников – Йоси Бейлин был срочно брошен в бой в расчете на его умение договариваться и в надежде, что с Михаэли ему удастся договориться лучше, чем с Арафатом. Однако и Бейлин вернулся ни с чем.
Опасения Михаэли имели под собой основания. Яир Лапид пытался объединить их с Гальон для того, чтобы, гарантировав прохождение общего списка в Кнессет, поживиться несколькими мандатами. "Я отвечаю за партию "Авода", а Лапид отстаивает не интересы блока, а свои собственные", – раз за разом повторяла Михаэли. Пытаясь преодолеть ее сопротивление, премьер-министр готов был пообещать кооптацию нескольких человек от "Аводы" и МЕРЕЦ в свой список. Мерав Михаэли сказала: "Нет". Заава Гальон, кстати, готова была на совместное участие в выборах, даже на втором месте в списке.
Военные любят использовать термин miscalculation. Некий набор взаимных ошибок, который приводит к войне, которую никто не хотел. Так произошло и на сей раз. Заава Гальон и Мерав Михаэли не были убеждены, что Лапид, заинтересованный в победе блока, не станет заниматься каннибализмом. Яир Лапид со своей стороны, был убежден – или делал вид, что убежден – в непотопляемости "Аводы" и МЕРЕЦ. Он ошибся ровно на 4000 голосов. Тех самых голосов, которых не хватило для того, чтобы МЕРЕЦ преодолел электоральный барьер. Тех самых голосов, которые стоили блоку четыре мандата. Немного взаимного недоверия, немного ошибок в понимании намерений другой партии. А главное, как и в случае с арабскими списками, отсутствие общей цели. Каждый за себя. Добавьте к этому тот факт, что РААМ, ХАДАШ-ТААЛ и НДИ не подписали ни с кем соглашения об остаточных голосах, и картина массы партий, которые так и не стали блоком, становится ясной.
Чего хотеп добиться премьер-министр Лапид на этих выборах? Очень может быть, что с какого-то момента он понял, что ему не сформировать коалицию, и, мало заботясь о будущем блока, стал улучшать свои позиции.
Ему это удалось. Семь мандатов прибавила партия "Еше Атид" с прошлых выборов. Премьер-министром Лапид не стал, более того в настоящий момент он стал главным объектом обвинения в поражении на выборах. Если не произойдет ничего из ряда вон выходящего, Лапид станет главой оппозиции, однако ему предстоит тяжелая работа по восстановлению своего авторитета.
Заава Гальон сделает все для того, чтобы о ней не забыли. Пребывание вне Кнессета оставляет достаточно времени для того, чтобы выступать с нападками на правительство, писать обличающие статьи и готовиться к следующим выборам. Мерав Михаэли объявила о решении провести досрочные праймериз. Будет она на них баллотироваться или нет, сейчас неизвестно и не имеет большого значения. Дни Михаэли во главе партии "Авода" сочтены.
На фоне расколотого и раздробленного блока противников Нетаниягу блок его сторонников выступил единым сплоченным фронтом. То, что Яир Лапид еще не выучил о политике, Биньямин Нетаниягу узнал очень давно. Он не давал покоя Смотричу и Бен-Гвиру пока не вынудил их прийти к соглашению о совместном баллотировании. Затем он прикрутил туда партию "Ноам" и предоставил в "Ликуде" забронированные места Амихаю Шикли и Идит Сильман. Ни одна партия, оказывавшая прямую поддержку Биньямину Нетаниягу, не находилась под прямой угрозой (об Айелет Шакед будет сказано позднее). Упаковав таким образом свою повозку, Нетаниягу предоставил место кучера Итамару Бен-Гвиру.
Глава "Ликуда" очень быстро понял, что эти выборы – выборы Бен-Гвира. Можно называть его популистом, демагогом, экстремистом и угрозой демократии. Этот политик стал магнитом для мандатов избирателей национального лагеря. "Я могу идти по Пятой авеню и стрелять в прохожих, моя популярность продолжит расти", – сказал когда-то Дональд Трамп. Итамар Бен-Гвир ничего подобного не говорил, но это высказывание можно применить и к нему. Еврей, который не боится говорить вслух то, что многие думают про себя, тот, кто ходит на Храмовую гору, когда нельзя, появляется на местах терактов и не боится вытащить пистолет – это та фигура, которая стала не просто привлекательной, не просто притягивающей избирателей и вызывающей любопытство журналистов, Бен-Гвир стал тем, кто оказался в состоянии перевести голоса из блока в блок.
Нетаниягу быстро понял, что Бен-Гвир – это и угроза, и надежда. Это угроза, так как мандаты уходили от "Ликуда" к "Ционут Датит" с пугающей скоростью. Но они оставались в правом блоке, и Нетаниягу, будучи рациональным политиком, понял, что нужно действовать по принципу "если вы не можете их победить, присоединитесь к ним". Нетаниягу пытался остановить отток мандатов к "Ционут Датит", однако воздерживался от того джихада, с которым хорошо знакомы Беннет и Шакед. Тактика "ни войны, ни мира", которую проводил Нетаниягу в отношении Бен-Гвира и Смотрича, себя оправдала в полной мере, и в карете, которой управляет Итамар Бен-Гвир, Биньямин Нетаниягу через несколько недель въедет в канцелярию премьер-министра.
Айелет Шакед знала, что она не проходит электоральный барьер. И Нетаниягу не пришлось слишком тяжело работать, чтобы добиться ее провала. Шакед сделала все сама. Невнятные посылы, противоречивые лозунги, явная усталость и свежие воспоминания о том, как Шакед была интегральной частью правительства с МЕРЕЦ и РААМ, сделали ее неизбираемой. Однако и в этой ситуации ей было чем поторговать. По мере приближения к выборам, среди тех, кто объявлял о поддержке Шакед, оставались в основном избиратели "Махане Мамлахти". В "Ликуде" дали понять Шакед, что они не будут против, если она останется на дистанции до конца. Что Шакед получила взамен на это сожжение голосов? Пока неизвестно. Сама Шакед утверждает, что ничего.
Говоря о кампании "Ликуда", нельзя не упомянуть беспрецеднтное игнорирование "русской улицы" со стороны партии, которая стремилась вернуть себе лидирующие позиции. За все время кампании Нетаниягу дал интервью 9-му каналу – другие русскоязычные СМИ доступа к нему не получили. Не было рекламы, не было обещаний. И, как следствие, лишь 20% поддержки "Ликуда", судя по exit poll сайта NEWSru.co.il. Либерман и Лапид на "русской улице" были заметно сильнее. Но на конечный результат это не повлияло.
После того, как завершился подсчет голосов, и Нетаниягу из бывшего премьер-министра стал избранным премьер-министром, глава "Ликуда" оказался перед одной из самых непростых в его карьере дилемм: что с этой победой делать. У Нетаниягу есть две возможности. Создавая коалицию и распределяя посты таким образом, чтобы не закрывать туда дверь для Бени Ганца. Вторая возможность – использовать победу для того, чтобы попытаться остановить судебный процесс. Вся история карьерного пути Биньямина Нетаниягу говорит о том, что он выберет осторожный путь в сопровождении кого-то из левоцентристских политиков. Но пребывание в качестве обвиняемого требует от Нетаниягу изменить своим привычкам. На правом фланге ждут от Нетаниягу выполнения им многочисленных обещаний: от упорядочивания статуса форпостов через замораживание арноны и до глубоких реформ юридической системы. На сей раз в правительстве не будет реальных или мифических левых которые всегда мешали Нетаниягу реализовывать его планы. "Больше не будет отговорок", – заявляют в правом лагере.
Скорее всего сам Биньямин Нетаниягу еще точно не знает, как поступит. На данном этапе глава "Ликуда" хочет поскорее сформировать правительство и вступить в должность. Тактика коалиционных переговоров проста: много второстепенных постов коалиционным партнерам, основные посты – "Ликуду". Кто получит пост министра юстиции? Станет ли Итамар Бен-Гвир министром внутренней безопасности? Ответы на эти и другие вопросы – в ближайшие недели.
«Война раскручивается очень быстро и все время – в худшую для России сторону»
4 ноября, 2022 - 19:51
Россия в войне с Украиной на сегодняшнем этапе пытается удержать рубежи, выиграть время и оттягивает как можно дольше момент, когда поражение окажется неизбежным. Такое мнение высказал Павел Баев, ведущий научный сотрудник Международного института исследований проблем мира в Осло. С его точки зрения, война раскручивается очень быстро и всегда – в худшую для России сторону. Люди, которые возглавят страну после Путина, будут вынуждены идти на один компромисс за другим под давлением самых разных событий.
Павел Баев допускает возможность насильственной смены власти в России в ближайший год и физического устранения "главного виновника": "Если мы увидим с вами переворот, он не будет бескровным в этом смысле".
Об этом, а также об уроне, который мобилизация нанесла армии России, о том, чего стоит бояться Путину и при каких условиях он может решиться на применение ядерного оружия, а также о том, какие проблемы ждут Россию после смены власти, Павел Баев рассказал в интервью Настоящему Времени.
– Я бы хотела начать разговор с массированных обстрелов украинских городов, которые мы наблюдаем в последние недели, в частности, это и атаки с дронов, и с других видов вооружений по энергетическим объектам. Для чего это? Это чтобы что-то показать, сделать или чтобы к чему-то привело? Для чего России все эти обстрелы?
– Подлинные цели известны только одному человеку, но такое впечатление, что это вписывается в общую кампанию "энергетического наступления", мишенью которого является не только Украина, энергоструктура которой подвергается этим атакам, но и вся Европа. Взрывы на газопроводах "Северный поток", в общем, били в ту же точку: что впереди холодная зима, что сложности и лишения будут такими, что никто раньше с этим не сталкивался.
В общем, [это] стратегия запугивания не столько уничтожением людей, сколько вот тем, что для украинцев это будет реальная угроза замерзания, а для Европы – реальная угроза нового скачка цен.
– Но при этом больше десяти погибших в результате всех обстрелов [31 октября]. Это минимальная цифра, которую называют власти Украины. Владимир Зеленский говорит, что уже поражено 30% энергетической сферы Украины. Какая цель основная, кроме запугивания? Может быть такое, что все окажется под ударом?
– Я думаю, что значительная часть украинской инфраструктуры в области энергетики такого рода ударам противостоит довольно легко. Все-таки эти дроны – это не оружие массового поражения: для того чтобы нанести действительно большой, серьезный удар, нужны атаки, нужно в 10 раз больше. Мощности на это у России нет, и то, что сначала удары шли высокоточными более-менее ракетами, а потом дронами, запас которых тоже, в общем, не безграничен, – это какая-то сегодняшняя моментальная попытка, пока зима еще не наступила, создать психологическое давление.
Что касается потерь среди мирного населения: каждый человек – это человек, но вместе с тем понятно, что уровень несопоставимый с тем, что могло бы быть при каких-нибудь ковровых бомбардировках. Я думаю, что ответом на эти попытки вывести из строя энергосистему Украины (значительная часть ущерба при этом может быть восстановлена довольно легко) будет усиление систем противовоздушной обороны. Опять-таки, против дронов это сделать не так сложно: это не оружие, которое настолько неотразимо, что с ним непонятно как бороться, скажем, как ракеты "Кинжал" – гиперзвуковые ракеты, против которых нет реально защиты. Но эти ракеты штучные, этих "Кинжалов" – раз-два и обчелся. Поэтому карта эта будет бита довольно быстро.
("Кинжалы" также не являются неотразимым оружием, так как при невозможности сбить их в воздухе, вероятны серии вынужденных диверсий против этих ракет на земле, то есть, на территории России, по местам их хранения и производства - ЭР)
Развернуть эту систему противовоздушной обороны – прикрыть какие-то критические объекты инфраструктур, в первую очередь, конечно, атомные станции – можно довольно легко от этих дронов, которые сбиваются, в общем-то, навыки не такие сложные, перехватываются электронными средствами, которые будут поставлены очень быстро. Так что, я думаю, мы увидим конец именно этой фазы российской авиационной войны в течение пары недель.
– Хотелось бы поговорить о том, что непосредственно на поле боя происходит, потому что попытка захватить Киев, очевидно, провалена, попытка захватить и удерживать, что важно, Харьковскую область Россией также провалена. Какой, по-вашему, следующий может быть фронт и где, вероятно, по вашему мнению, может быть даже Россия будет иметь успех?
– С успехом дело, конечно, поставлено очень трудно. Планировать какой-то успех, рассчитывать на успех можно было еще летом, когда была достигнута верхняя точка, крайняя в наступлении в Луганской области, в Северодонецке. Но тогда нужно было, видимо, принимать какие-то решения по "частичной" мобилизации и по аннексии: аннексировать Луганскую область, полностью захваченную, и провести очень частичную мобилизацию, призвав, скажем, в армию тех, кто отслужил в сухопутных войсках в последние пять лет. Можно было. Время было упущено.
То, что сделано потом, смысла не имеет никакого, и ситуация с этой мобилизацией наносит больше урона российской армии, чем дает ей свежих подкреплений. Я думаю, что решающим участком должна быть та часть Херсонской области, которая находится для России на дальнем берегу Днепра, так сказать, правобережье. Защитить его очень сложно, хотя туда перебрасываются, насколько мы знаем, мало подготовленные призывники для усиления сильно потрепанных частей, где у Украины большое преимущество. В общем, все готово там для того, чтобы был достигнут очередной прорыв. И российские генералы, судя по всему, к этому готовы.
Мы знаем, что примерно такая же ситуация была в начале осени, когда, казалось, тоже в Херсонской области все готово – прорыв был в Харьковской области, за которым последовал новый прорыв уже в Донецкой области – с Лиманом. Так что у Украины есть определенная возможность для маневров, для того чтобы решать, где самая уязвимая точка: попробовать здесь, попробовать тут – уязвимые точки найдутся. Я не думаю, что у России есть какая-то возможность – организовать что-то принципиально новое, скажем, нанести удар снова на Чернигов или попробовать нанести удар из Беларуси, что бы там ни говорил Лукашенко. Но подготовить такого рода наступательные операции серьезных средств не хватает.
– К Лукашенко мы обязательно вернемся, я только хочу вас спросить: а какова тогда цель России в этой войне? Если есть не один фронт, который уже проигран, непонимание того, как вообще ситуация будет двигаться дальше, что конечной точкой является вообще?
– Я не думаю, что тут видна какая-то конечная точка. Цели этой войны менялись по ходу этих восьми месяцев неоднократно, направления ударов менялись неоднократно, границы возможного переносились неоднократно. Сейчас, судя по всему, речь идет только о том, чтобы удержать какие-то рубежи, выиграть время, тянуть, оттягивать как можно дольше момент, когда поражение окажется неизбежным.
Я не думаю, что для Путина и его окружения, в котором военных ведь людей нет совсем, провал мобилизации – он уже практически очевиден, хотя Путин пытается изобразить, что и это у него идет по плану, как и вся "спецоперация", – оказался большой неожиданностью, которая еще не осмыслена до конца. И ясно, что очередной призыв, который должен сейчас состояться (в ноябре, перенесен с октября), может проблемы только усугубить, потому что реально этих людей нечем одевать, нечем кормить, нечем вооружать.
Военная система перегружена уже тем, что есть, и превратить эту людскую массу хотя бы во что-то подобное армии крайне сложно. Время едва ли здесь поможет, потому что неоткуда взять ни обмундирование, ни пропитание: оно не появится с течением времени, особенно в том, что касается, конечно, вооружения, где все рассчитывали на то, что склады этого вооружения, с советских времен оставшиеся, неисчерпаемы. Открыли склады, а там не оказалось практического ничего пригодного – то, что не сгнило, то разворовано.
(на российских позициях замечены орудия образца 1943 года, а танки Т-62 уже и не новость - ЭР)
– Но тем не менее атаки, допустим, на тот же Николаев, тот же Никополь: это ракеты из зенитного комплекса С-300 неизбирательного действия – это же советские запасы? При этом это достаточно массированные обстрелы, которые ведут за собой гибель мирных жителей.
– Я не думаю, что эти обстрелы можно называть массированными. Если посмотрим, что выпускается по Николаеву, опять-таки не каждый день, – три-пять ракет, которые на самом деле для поражения наземных целей никогда не планировались: С-300 – комплекс противовоздушной обороны. То, что его приходится использовать для этих целей, говорит о том, что ракет, действительно пригодных для этого, больше в арсеналах нет.
Запасы ракет "Калибр", которые более-менее современные, крайне ограничены. Другие ракеты, в том числе ракеты "Точка" советского производства, уже практически не пригодны к использованию. Ракет "Искандер" очень немного. То есть мы сталкиваемся с ситуацией, когда массированные, как говорите, удары возможны только вот этими иранскими дронами, запасы которых тоже не безграничны. Я не думаю, что Иран в состоянии поставлять этих дронов в таких количествах, чтобы мы говорили о массированных ударах.
– Вы упомянули "Искандеры" в том числе, они есть сейчас и на территории Беларуси. Вы уже вспомнили Лукашенко в этой дискуссии. Сегодня интересно, что Вооруженные силы Украины обратились к белорусам, говоря о том, что, с учетом того, сколько раз Россия использовала территорию Беларуси для обстрелов Украины, ни разу туда не прилетел, что называется, ответ. При этом они призывают людей, в том числе военных, не подчиняться указам властей. Как вы считаете, во-первых, возможен ли опять фронт, открытый с территории Беларуси, могут ли опять оттуда пойти российские войска; во-вторых, есть ли шанс того, что напрямую Беларусь будет участвовать в этой войне?
– Беларусь уже является по определению государством-агрессором, поскольку она предоставила свою территорию для того наступления на Киев, которое обернулось таким провалом. Я думаю, что такого рода шаги со стороны Украины – это мера, предвосхищающая дальнейшее развитие событий, можно сказать, потому что Россия изо всех сил старается создать впечатление, что идет подготовка к новому наступлению со стороны Беларуси.
И действительно, туда привезли какое-то количество войск, у Беларуси есть своя армия, но так же, как и в России, эта армия призывная. Рассчитывать на то, что эта армия пойдет воевать, практически невозможно. То, что туда перебросили какое-то количество новых российских призывников, ситуацию не улучшает. То, на что Лукашенко может рассчитывать реально, – это свои силовые структуры, это более-менее профессионалы (не призывной контингент), но они для войны не пригодны.
Так что, я думаю, что во многих частях белорусской армии вопрос о том, что мы делаем в этой войне, стоит очень непросто: это не то информационное пространство, как в России, которое полностью контролируется, здесь слишком много других источников влияния. Призывной контингент, который приходит и все время обновляется, приходит с такими настроениями, что его особенно на войну не погонишь.
Так что возможность того, что в каких-то частях российской армии реально произойдут какие-то мятежи, – вот этот результат наиболее возможен по итогам этой мобилизации. Поскольку люди приходят с такими настроениями, что в бой их не погонишь, отказ идти в бой может реально привести к мятежам. Как это отзовется в Беларуси – есть цепь этих событий, стая "черных лебедей", и как она здесь пролетит, сказать очень сложно. Но ясно, что проблем гораздо больше у России и Беларуси в этом смысле, нежели у Украины сейчас, когда она имеет возможность маневрировать более-менее подготовленными резервами, выбирать направление своего главного удара.
– Мятежи, о которых вы говорите, – что вы подразумеваете: то, что уже составы, которые должны, условно, двигаться прямо в Украину, прямо сейчас на войну, скажут: нет, мы не поедем, не хотим? Или это вы говорите о митингах на местах, например, то, что мы видели некоторый период в Дагестане?
– Мятежи я имею в виду, чисто военное явление. То, что происходит в Дагестане – митинги против мобилизации, – это отдельная история. Ситуации с мобилизацией значительного количества различных этнических меньшинств, начиная от бурятов и кончая дагестанцами, вдруг повернулись совсем другим боком, когда в российских войсках сейчас на каждого такого призывника смотрят как на потенциального стрелка по своим после того, что случилось на полигоне в Белгородской области [15 октября на полигоне в Белгородской области, где тренировались добровольцы, двое мобилизованных граждан Таджикистана открыли стрельбу по личному составу подразделения, занимавшегося огневой подготовкой; 11 человек погибли].
Я имел в виду то, что в этих эшелонах, которые идут на войну, ситуация совершенно невыносимая. И когда потом их привозят, выгружают и пытаются отправить в бой – это реальная ситуация, когда возможен мятеж. Притом [мятеж] не только этой толпы необученных, совершенно неподготовленных мобилизованных, но и потом, когда их пытаются направить на усиление сильно потрепанных, совершенно деморализованных частей и уже там, в этих частях, выдают им оружие. Вот тогда это может быть очень серьезной проблемой, потому что целые части могут внезапно бросить это оружие или повернуть его в другую сторону. И с этим справляться будет очень сложно, это не разгонять демонстрантов на улицах Москвы.
– Может ли наступить момент, когда руководство России, в частности, в лице Путина, может решить применить ядерное оружие (естественно, говорим о тактическом ядерном оружии)?
– С тактическим ядерным оружием все очень непросто. Помимо того, что само слово "тактическое" может быть в этом смысле не совсем точным, "нестратегическое", я бы сказал, будет точнее. Тактическое – это то, что используется на поле боя, а это совершенно невозможно, потому что собственные российские войска не имеют никакого специального обмундирования, средств защиты, которые позволяли бы действовать на ядерном поле боя. [Это] нестратегическое ядерное оружие, которое хранится в этих 12 складах уже 30 с лишним лет, которым никто не умеет пользоваться. Да, есть уставы, наставления, протоколы, но ни один офицер не имеет реального опыта, как эту боеголовку к этому "Искандеру" "привинтить", извините за выражение.
Когда все и каждый из этих людей должен принимать какое-то собственное решение: готов я использовать ядерное оружие или нет, тут все очень непросто. Речь идет не том, что нажимаешь красную кнопку – и все полетело. Это очень длинная цепь сложных задач, начиная с открытия этих складов, подвозки этих боеголовок, которые достаточно легко отслеживаются. То, что было сложно отследить во время Кубинского кризиса [1962 года, известен как Карибский кризис], когда эти боеголовки действительно реально были перевезены на Кубу, то сейчас с этими спутниковыми технологиями и средствами массовой коммуникации, когда у каждого прохожего в руке телефон, отслеживается очень легко. Сразу будет какая-то известность об этом, оповещение, тревога, паника, все что угодно.
Да, в каких-то отчаянных ситуациях кому-то может прийти в голову такая мысль, но до реального осуществления этой команды дистанция огромного размера.
– Тем не менее, мне кажется, мир настолько изменился, что то, что вообще не укладывалось в голове, в какой-то момент становится, что называется, самым обычным: количество обстрелов, гибель людей и т.д. Это не означает, что оно не возмутительно, я говорю о том, что реальность настолько изменилась, что ты уже ожидаешь всего что угодно, в частности, от руководства России и конкретно Путина, например. Поэтому, несмотря на этот промежуток времени, который понадобится для того, чтобы сделать определенные запуски ("привинтить", как вы говорите, ту самую боеголовку), само решение может прийти в чью-то голову и дойти до реализации?
– Прийти в чью-то голову, наверное, может, дойти до реализации – очень сложно себе это представить. Конечно, мы с вами за последние восемь месяцев привыкли к самым немыслимым и невозможным ситуациям и решениям, которые совершенно не укладываются в голове. До самого последнего дня я не хотел верить в то, что война будет, что агрессия состоится, спорил об этом со многими аналитиками, в том числе в Брукингсе, где я аффилированный сотрудник [Институт Брукингса — один из важнейших аналитических центров в США, специализируется на общественных науках, муниципальном управлении, внешней политике и мировой экономике]. Не только потому, что в это трудно поверить на эмоциональном уровне, но доказывал я в первую очередь то, что недостаточно сил для серьезного наступления, что нужно, по крайней мере, в три раза больше, а взять это негде. Но это все уже вода под многими мостами на реке этой войны.
Я думаю, что единственная ситуация, когда для Путина вопрос о применении ядерного оружия действительно встанет ребром (при том что, наверное, он уже потихоньку понимает, насколько это сложное решение, насколько велики риски того, что все сорвется в какой-то момент, не сработает и прилетит к нему обратно совсем не тем боком, о котором думается), единственная ситуация, когда он может всерьез об этом задуматься, – если только он столкнется с угрозой своей власти. И она, идет, конечно, не из Украины, а реально существует в Кремле и его окрестностях. Он прекрасно понимает, что для большинства российской элиты, значительного большинства, он – самая суть проблемы.
Си Цзиньпин в Китае сделал себя центром партии, Путин сделал себя центром военной проблемы. Проблема не решается без того, чтобы этот центр не удалить. Это слишком очевидно для слишком многих в его окружении, и он это понимает. Он даже, может быть, понимает это гораздо больше, чем мы с вами можем себе представить. Человек, настолько себя воспринимающий всерьез, настолько только собой действительно и своей ролью озабоченный, не может таких рисков не учитывать. Но можно ли эти риски купировать с помощью принятия решения на ядерное оружие или, наоборот, ты эти риски раскрутишь до такой степени, что они выходят полностью из-под контроля? Вот эти вещи он должен, так или иначе, взвешивать.
– Есть вероятность того, скажем, в ближайший год, что действительно кто-то решится убить Путина?
– Да, я очень вполне допускаю такую возможность. Мирный переворот типа того, как устранили Хрущева, накануне тепло поздравив его с 70-летием, или пытались устранить Горбачева – такие варианты в этой военной ситуации невозможны. Что нужно всерьез тем, кто возьмется эту проблему решать, – рассматривать вопрос о физическом устранении главного виновника, на которого потом, естественно, удобно будет повесить все проблемы, всю ответственность за то, что произошло. Так что я думаю, что, если мы увидим с вами переворот, он не будет бескровным в этом смысле.
– В ближайший год это возможно?
– Я думаю, что год – это даже много. Война раскручивается очень быстро, меняется очень сложным для России образом и все время в худшую сторону. Я думаю, что год – это длинный горизонт.
– Закончится ли война – мир между Россией и Украиной, и как для обеих стран может обернуться вот это самое завершение войны?
– Я думаю, что мы столкнемся не с ситуацией, когда вдруг внезапно все кончилось. Вдруг, внезапно – это переворот в Москве, который не решает проблему окончательно, а будет началом какого-то процесса, когда какое-то новое коллективное руководство будет вынуждено принимать какие-то решения под давлением очень разных обстоятельств. Видимо, будет меняться его персональный состав все время, потому что новых людей нужно будет инкорпорировать, а на других людей вешать ответственность за новые неудачи и новые поражения.
Это будет процесс, по ходу которого для России факт поражения будет становиться все более очевидным, неотвратимым, неизбежным. И как это поражение воспринимать, как пытаться с этим поражением жить, какие выводы из этого делать – горизонт может быть гораздо дальше, чем тот год, о котором мы только что с вами говорили. Это будет длительный, болезненный процесс с разными срывами, не только потому что пропагандой люди очень отравлены, но потому что поражение вообще очень трудно воспринимать.
– А поражение – это потеря уже захваченных территорий с невозможностью продвигаться дальше.
– Да. Но территориальные рамки этого поражения будут тоже меняться по ходу дела. Одно дело с уходом Путина: первый компромисс, о котором могут его преемники договариваться, – это восстановление, что называется статус-кво 23 февраля, первое отступление. Потом с неизбежностью будет отступление из Донбасса. Самым болезненным вопросом, конечно, будет Крым. И чем дальше этот вопрос удастся отодвинуть, тем в каком-то смысле для значительного большинства населения России легче будет воспринимать то поражение, которое уже состоялось.
Вопрос с Крымом очень болезненный и очень эмоциональный. И то, что состоялось вот так вот, в таком совершенно корявом, невозможном виде – это аннексия новых территорий, – в большой степени подорвало, даже для россиян, ту псевдозаконность аннексии Крыма, которая была раньше. Все вопросы оказались открытыми. Где проходит граница России, совершенно невозможно сказать.
– Особенно когда в так называемом бюллетене по результатам так называемых голосований показывается 99%.
– Все эти бумажки совершенно не стоят той цены бумаги, на которой они напечатаны. Все это будет отброшено с легкостью необыкновенной – точно так же, как и провели эти квазиреферендумы. Послепутинское руководство будет вынуждено идти на один компромисс за другим под давлением самых разных событий – не только внутри России, не только экономического кризиса, но, скажем, и в Беларуси, где устранение Путина неизбежно вызовет свой кризис, и на Кавказе, где Рамзан Кадыров остается чрезвычайно опасным явлением.
Ему [Кадырову] в Украине особенно-то делать нечего: весь смысл всех его телодвижений заключается в том, чтобы создать действенную реальную армию, которую он потом может использовать уже для своих, более конкретных целей в непосредственной близости к Чечне. И это будет, опять-таки, моментами, которые для нового послепутинского руководства будет крайне сложно решать: идти на третью чеченскую войну аппетита, конечно, не будет никакого. Но, тем не менее эти проблемы будут идти как снежный ком.
Речь уже пойдет не о том, чтобы удержать Донбасс, а как справляться вот с этими всеми новыми вызовами: как пытаться договариваться с Западом шаг за шагом с тем, чтобы смягчать санкции, чтобы в конце концов выводить из-под санкций свои собственные активы за рубежом. Для любого послепутинского руководства это будет вопрос немаловажный.
Так что мы увидим процесс очень динамичный, очень трудноуправляемый, который и для Запада будет очень сложным, потому что много решений нужно будет принимать очень быстро. Когда люди говорят о перспективе длительной войны, эта перспектива для многих на Западе очень удобная: понятно, что делать, понятно, в общем, что в длительной войне у России шансов на победу никаких нет. Но, так или иначе, процесс будет идти медленно и управляемо, и последствия можно будет купировать разными способами. Вот такое скоротечное развитие событий в России послепутинской будет гораздо более сложными вызовами [для Запада].
– Но это мы с вами допускаем ситуацию, по которой в России сменится власть. Если не допускать ситуацию, Украина военным способом будет возвращать Крым?
– Я думаю, для Украины нет никакой необходимости идти войной за Крым. Я думаю, что гораздо разумнее будет этот вопрос решать политическими средствами. Поскольку если уже ситуация складывается такая, что украинская армия стоит у Перекопа [в Харьковской области], что освобожден Донбасс, ясно, что ситуация в Москве такая, что вся эта война обернулась полным поражением, нужно искать выходы из этого положения какие-то другие. Длительная война в этой ситуации никакого смысла для России не имеет.
Как будет эта проблема решаться – невозможно сейчас прогнозировать. Но, я опять-таки, не думаю, что для Украины, которая несет такие жертвы в этой войне, будет смысл вести военную кампанию в Крыму – неизбежно очень трудную, очень дорогостоящую, и не только в смысле денег.
– Как вы считаете, когда закончится война?
– Война, скорее всего, закончится не подписанием какого-то единичного документа: это будет процесс, который, скорее всего, начнется уже этой зимой, это серия этих компромиссов, отступлений, поражений, новых нестабильностей в Беларуси, на Кавказе, где угодно еще. Я думаю, что это продлится на годы вперед. Но что касается Украины, то она может добиться стабилизации на приемлемых для нее условиях уже в течение года.
