В преддверии визита президента США на Ближний Восток израильское руководство в срочном порядке меняет строительные приоритеты.
Премьер-министр Яир Лапид распорядился заморозить план по строительству двух тысяч квартир в Иерусалиме, рядом с кварталом Хар-Хома. Арабы, не признающие израильский суверенитет в Иерусалиме, считают государственное строительство в восточной части столицы "оккупацией" и в связи с этим оказывают постоянное давление на международную общественность в рамках общих усилий по ослаблению позиций Израиля на местности и в мире.
Причина шага, предпринятого Лапидом, неясна. Возможно, инициатива исходила от администрации Байдена, который хочет привезти с собой "израильские уступки" как часть своих миротворческих усилий.
Возможно, Лапид сам решил перестраховаться и не давать Белому дому лишних поводов для гнева в преддверии визита.араллельно министр обороны Биньямин Ганц как глава гражданской администрации в Иудее и Самарии утвердил шесть планов арабской застройки в Хармале (рядом с Ткоа) и в селе Хизме под Иерусалимом. Заодно Ганц одобрил еще полторы тысячи разрешений на работу и бизнес-контакты в Израиле для арабов из Газы, доведя их общее число до 15.500. Напомним, что любой еврей, попадающий в Газу (или даже араб, служивший в армии), сразу становится заложником ХАМАСа.
Таким образом, Байден везет с собой подарки для палестинских арабов, но неясно, что Израиль получает взамен, отказываясь от независимости в жилищной политике и делая уступки террору.
Лидер российской рок-группы ДДТ Юрий Шевчук перевел все личные гонорары за 10 последних концертов украинским беженцам, которые покинули свою страну из-за вторжения России. Об этом он рассказал сам в интервью журналистке Катерине Гордеевой.
"Мои дети взрослые уже, мне не так нужно много финансов. Я свой гонорар лично ни разу не взял ни за один концерт. Я все деньги перечислил беженцам из Украины. Люди страдают, даже те, кого насильно выселили перед войной, они живут где-то в общагах", – сказал Шевчук.
Он также высказался о людях, живущих в России: "Хочу сказать, что русские — не рабы. Мы просто в оккупации. Нас расстреливают "Градом" и минами пропаганды, жесточайшими режут законами, убивают каждый день нашу память, наш ум, наш дух. Но мы держимся, мы стоим, и среди нас тоже есть герои, которые никогда не назовут себя рабами".
Сейчас в России группа ДДТ – объявлена нежелательной, ее концерты отменяют. В поле зрения силовых органов РФ музыканты попали после концерта в Уфе.
"Мы дали десяток концертов. Все залы, где мы выступали, были против войны. Про эту дурацкую жопу я в Екатеринбурге то же самое говорил, там на меня не настучали", – рассказал Гордеевой Шевчук.
Певец отметил, что запреты концертов группы – жесткий удар, "нас лишили важной и нужной работы, запретили выполнять свой долг перед страной". "Мы должны сейчас играть именно в России, потому что на Западе хватает миротворцев, а вот здесь маловато", – отметил Шевчук.
8 июля Совет Федерации, а ранее и Госдума РФ приняли законопроект, который расширяет понятие госизмены. Теперь таковой, помимо шпионажа и выдачи гостайны, считается "переход на сторону противника" либо оказание "финансовой или иной помощи" иностранному государству, организации, их представителям в деятельности, направленной против безопасности РФ. Это грозит сроком от 12 до 20 лет. При этом формулировка поправок настолько неопределенна, что под статью о госизмене россиянин может попасть за небольшой денежный перевод своим украинским родственникам.
Кроме того, неодобрение российской "спецоперации" на Украине попадает под статью о дискредитации Вооруженных сил РФ, по которой совсем недавно московского депутата Алексея Горинова приговорили к семи годам колонии.
Этим вечером, 12 июля, лидер парламентской оппозиции, председатель партии «Ликуд» Биньямин Нетаньяху принял участие в торжественной церемонии открытия нового района в поселении Бейт-Эль.
«Некоторые люди называют это место «оккупированными территориями», но не мы. Иудея и Самария – это земля наших предков. В течение восьми лет, во время правления президента [США Барака] Обамы, я сталкивался с колоссальным давлением, равное которому не испытывало ни на одно другое правительство в Израиле», - в частности, сказал Нетаньяху.
«Во время моей первой встречи с президентом Обамой, мне сказали, чтобы «ни одного кирпича» не было положено в Иудее и Самарии. Оглянитесь и посмотрите, сколько здесь кирпичей, сколько здесь зданий! За время своего правления, мы удвоили количество поселений в Иудее и Самарии. Я говорю: мы – не на чужбине, а в своём доме, и, с Б-жьей помощью, мы будем созидаться и строить», - твердо пообещал он.
«Кто продолжит охранять Иудею и Самарию? Кто будет это делать, если не мы? Только мы сохраним поселения, еврейскую идентичность, наш флаг и нащу гордость! Кто иной это сделает? Уж не Лапид ли? Ганц или Гидеон? Мейрав Михаэли? Все они вместе с «Братьями-мусульманами» и «Объединенным списком»?», - спросил председатель «Ликуда».
«Вот для чего нужны [новые] выборы – для сильного и надежного национального правительства во главе с «Ликудом», а не для правления еще одного израильско-палестинского правительства. У Лапида и Ганца нет другого правительства, кроме того, которое зависти от «Братьев-мусульман» и тех, кто отрицает наше право на Землю Израиля», - жестко указал Биньямин Нетаньяху.
Глава регионального Совета Бейт-Эль Шай Алон сказал: «Как вы знаете, строительство нового района началось после более чем десятилетнего перерыва. Этот период был непростым для нас, и ставил под угрозу будущее Бейт-Эля. Мы благодарим вас, бывший премьер-министр, за продвижение строительства Бейт-Эля, несмотря на давление и трудности. Мы знаем, что ваше сердце с нами – с поселением, и поэтому мы выражаем вам нашу признательность и благодарность».
Израиль и США объявят о "стратегическом партнерстве"
В четверг Израиль и США обнародуют декларацию о будущем двусторонних отношений.
Об этом заявил высокопоставленный израильский чиновник, сообщает The Times of Israel.
По словам чиновника, документ под названием "Иерусалимская декларация об американо-израильском стратегическом партнерстве" представляет собой "историческое заявление, которое показывает уникальный характер отношений между нашими странами".
"Это платформа для сотрудничества в ближайшие годы", - заявил представитель Израиля.
Декларация будет обнародована в четверг после встречи премьер-министра Яира Лапида и президента США Джо Байдена.
Как сообщается, документ касается иранской ядерной программы, обязывает обе страны "использовать все элементы национальной мощи" для противостояния угрозе. Также в документе подчеркивается важность военной помощи США Израилю как "якорю региональной стабильности".
Ожидание Мессии было в нашем доме не отдаленной мечтой, но повседневной заботой. Добывать деньги становилось все труднее. Отца тревожило, что дети собьются с верного пути. Варшава была полна сионистов, драгунов и просто евреев, которые стряпали в субботу и не соблюдали законов о пище. В Берлине отец впервые почувствовал город, где набожные евреи окружены гоями. Куда все это приведет? Есть только один путь, по которому Мессия должен прийти и положить конец нищете, изгнанию и ереси. Отец часто говорил со мной о Мессии. Он напоминал об изречении, что, если все евреи будут соблюдать хотя бы две субботы, Мессия придет. И при любой возможности повторял, что все зависит от нас, евреев, и что мы ответственны за наши страдания.
Отец часто возвращался после молитв в Радзиминском штибле со всевозможными новостями и планами. Когда мы слышали, как отец поднимается по ступенькам в нашу квартиру, мы знали, что он принес какие-то интересные вести из штибла. Моя мать была по природе скептиком, но отец воодушевлялся и чувствовал потребность разделить свой энтузиазм с семьей и даже с посторонними.
Был летний вечер. Мы слышали, как отец, пыхтя, взбегает по лестнице. Он распахнул дверь, его голубые глаза и огненно-рыжая борода сияли от возбуждения. У меня мелькнула мысль, что, может быть, пришел Мессия.
— Добрый вечер!
— Доброго года!
— Я слышал в штибле кое-что, — сказал отец. — Нечто необыкновенное.
— Что же это? Радзиминский праведник сотворил новое чудо? — спросила насмешливо мать.
— Основано новое общество, его члены называют себя анархистами, — сказал отец. — Они хотят покончить с деньгами. К чему нам деньги? Деньги нельзя съесть. Все беды исходят от денег. По плану анархистов каждый должен работать четыре часа в день и в обмен получать все необходимое. Работать должны будут все. И я думаю стать сапожником! — сказал смело отец. — Я намерен шить обувь четыре часа в день, а потом сяду учиться. В точности как написано: «Люби работу и ненавидь раввинство!»
Мысль о том, что отец станет сапожником, вызвала смех. Отец тоже улыбнулся, но, видимо, новая идея захватила его полностью. Почему он называл это «анархизмом», а не «социализмом», не знаю. Очевидно, так ему это представили.
— Много великих людей пришли к этой мысли, — продолжал отец, — в том числе генералы и графы. У них есть все, но они хотят справедливости. Каждый должен трудиться. Один строит дом, другой шьет одежду. Чтобы сделать хлеб, нужно пахать, сеять и жать. Ничего не происходит из денег. Если дело обстоит так, к чему нужны деньги? Всю неделю люди будут работать, а в пятницу получать бумажку, показывающую, что они трудились, и по этой бумаге получать все, что нужно из запасов.
Мне идея понравилась. Но мать начала задавать вопросы:
— А что насчет квартир?
— У каждого будет квартира.
— Кто выберет подвал или чердак?
— Кто будет воровать, если может работать четыре часа в день? Нам не нужны будут полицейские или сторожа, чтобы запирать ворота, и не нужно будет солдат и войн. Потому что для чего короли воюют? Ради денег.
— Отец, а царь тоже будет работать?
— Почему нет? Каждый король должен будет научиться ремеслу, — сказал отец. — Наш царь научится сапожному. Царь должен научиться ремеслу. Иначе что он будет делать, когда перестанет быть царем? Ему пришлось бы ходить и просить милостыню от двери к двери. Но ремеслом он обеспечит себе жизнь.
— А кто будет убирать мусор? — спросила мать. — И кто захочет быть дубильщиком? И кто захочет быть трубочистом и рисковать жизнью, ползая по крышам?
Отец объяснял, но тщетно. Вопросы матери становились все острее. Внезапно мать заявила:
— И почему богачи должны с этим согласиться? У них дворцы, служанки, слуги, кареты. Почему Ротшильд должен все отдать и учиться быть сапожником?
— Чтобы победила справедливость. Генералы и графы присоединились к движению.
— Может быть, один сумасшедший генерал присоединился. Богатым не нужна справедливость. Крестьяне голодают, пока богачи шлют сыновей в Париж веселиться. Почему они захотят сравняться с крестьянами?
Отец давал всевозможные ответы, но мысль, что богатых можно «просто заставить», не приходила ему в голову, «Сила» и «мощь» — эти слова отец никогда не рассматривал. Суть всех его замечаний была в том, что каждый поймет преимущества и все согласятся.
Если каждый будет работать четыре часа, каждый захочет великолепную квартиру.
— Будут бросать жребий.
— А что случится, если кто-нибудь зайдет на склад и попросит десять платьев вместо одного?
— Почему он должен хотеть больше? Каждый возьмет, что ему нужно.
— Некоторые живут на Маршалковской, — сказала мать, — а другие где-то на окраине, в Пельцовизне или даже в Сибири. Если все равны, каждый захочет жить на Маршалковской.
— Какое значение имеет то, где ты живешь?
— Каждый хочет для себя лучшего и самого красивого.
— Это только из-за денег. Раз зло, порожденное монетами, исчезнет, людей будет удовлетворять и малость, — сказал отец.
— Если все будут работать, кто будет заниматься религиозными вопросами? — спросил я.
— Я буду заниматься религиозными вопросами, — сказал отец, — но бесплатно. Запрещено брать деньги за решение вопросов религии или за суд. Нельзя использовать учение Торы как источник дохода.
— А что сделают с деньгами?
— Бумажные деньги — просто бумага, она ничего не стоит. Из золотых сделают украшения или не знаю что.
Отец говорил обо всем этом, словно оно случится завтра, но мать улыбнулась, как всезнающий взрослый, слушающий детские фантазии.
— Иди умойся. Суп остывает.
За едой отец не переставал говорить об анархизме.
— Конечно, евреи томятся по Мессии, но покуда мы в изгнании, это было бы хорошо. Мы не должны были бы платить налоги. Не было бы воров. Отец окончил ужин быстрее обычного и попросил чашу, чтобы окунуть пальцы перед молитвой. Он редко проводил время на балконе, но тут попросил меня принести ему стул. Я принес стул и для себя. Снаружи было жарко, шумно и полно дыма из труб. Отец сел и описал мне планы анархистов. Каждый будет работать, и у каждого будет доход. К тринадцати годам каждый мальчик научится ремеслу. Ни одна работа не будет считаться презренной. Никто не будет стыдиться работать, потому что работать будут все, а не только бедняки. Сейчас у рабочих нет времени учиться, но с четырехчасовой работой каждый будет ученым. Из Талмуда мы знаем, что мудрец рабби Йоханан был сапожником, а рабби Йешуа — кузнецом. В старину не стыдились работать. Наш праотец Иаков был пастухом, Моисей и царь Давид тоже.
— Отец, а кем буду я?
— Ты тоже будешь сапожником. Мы будем работать вместе. И после работы сядем за ученье.
— А где мы будем работать?
— Дома.
— В большой комнате?
— Почему нет?
— Отец, ты не можешь быть сапожником.
— Почему? Это легкая работа.
Я всегда любил отца, но в этот вечер любил еще больше. Из всех новостей, которые он приносил из штибла, эта понравилась мне больше всего. Я поцеловал его и расчесал егобороду пальцами.
Отец сидел на балконе до позднего вечера, рисуя счастливые грядущие времена, когда деньги не будут нужны и все будут работать и учить Тору. Потом он стал читать молитву перед сном: «Слушай, Израиль». Я надеялся, что план анархистов скоро сбудется. Мне уже виделся отец, держащий молоток, шило и нитку, сидя на скамье сапожника, а я рядом. Люди по-прежнему приходят к нам с делами, но не платят за услуги. Я иду в кондитерскую Эстер, и мне дают все даром: шоколад, мороженое, пирожные, карамель.
Однако время шло, и мы ничего не слышали об анархизме. Каждый раз, когда отец возвращался из Радзиминского штибла, я спрашивал его, что случилось с анархистами. Каждый раз он отвечал: «Такие дела не совершаются в два дня».
— А сколько времени это займет?
— Немало.
Я понял, что энтузиазм отца значительно остыл. Видимо, кто-то в Радзиминском штибле сказал ему, что вся эта философия несовместима с иудаизмом. Он больше не хотел спорить об этом. Когда я спрашивал его, он отвечал: «Будь евреем, и Мессия придет».
Мессия должен был прийти, ибо наша бедность стала просто невыносимой. Всевозможные заботы осаждали нас. Моя сестра из Антверпена прислала удручающее письмо на восьми страницах. Бумага была омочена слезами. У нее уже родился сын, Мойшеле. Но муж был месяцами без работы. Он не приносит домой ни франка, и она с ребенком в ужасном положении.
Как мы ни были бедны, приходилось посылать деньги в Бельгию. Было очень мало тяжб, а когда кто-нибудь приходил с тяжбой, отец был или в хасидском штибле, или в микве . Я шел звать его, но стороны редко хотели ждать.
Очень хорошо помню один такой случай. Только отец вышел из дома и пошел в микву на Гнойной, пришли люди, которым нужна была помощь. Я побежал в баню, но попасть туда было непросто. Нужно было спуститься по лестнице, пройти комнаты с наполовину закрашенными стеклами и трубами, по которым шла горячая вода или пар. Это была не баня, а целый лабиринт.
Я ковылял, почти заблудившись, как во сне. Открыл одну дверь и увидел голую женщину. Она стала кричать. Я испугался, боясь, что не выберусь живым из всех этих коридоров. Под конец я нашел мужскую баню. Отца там не было. Расхаживали голые мужчины. Как странно они выглядели с мокрыми бородами, пейсами, с которых капало, и волосатыми ногами! И все были простоволосы. Только один стоял в воде, и все прочие глядели на него в изумлении, указывая пальцами. Вода была горячая, как кипяток. Никто другой не решался ступить в нее. Но этот человек, чернобородый, с красной кожей, мок в ней. То и дело он высовывал голову и, оказавшись на поверхности, кричал, задыхаясь: «О, это восхитительно! Пусть гои никогда не почувствуют, как это хорошо!»
Я вернулся домой и увидел, что людей уже нет — они не могли больше ждать.
«Ты нашел его, этого несчастного шлимазла ?» — спросила мать. Мы оба знали, что так говорить об отце запрещено. Но наша бедность удушала. Предполагалось, что мы должны платить за квартиру двадцать четыре рубля каждый восьмой месяц. Но восьмой уже шел, а мы не платили. Реб Мендл, хозяин, всегда посылал привратника с требованием уплатить. Он грозил описать наши вещи и выставить их на аукцион. Мы задолжали каждой лавке. Мы обносились и не могли купить новую одежду. Мать говорила с горечью: «Куда он исчез? У нормальных людей хозяин дома думает о жизни, а он проводит целые дни в доме учения. Что будет с нами?»
И однажды она обронила: «Ах, горе, мне советуют развестись с ним!»
Мысль, что мои родители могут развестись и стать чужаками, была невероятно ужасной. Это было почти так же дико, как то, что мои родители однажды были чужаками, и их свел вместе сват. Наш мир был полон страшных истин. Чем старше я становился, тем больше открывались мои глаза, увеличивая тревогу, обволакивавшую меня.
Министр строительства Зеэв Элькин заявил во вторник, что объединенный список «Тиква Хадаша» и «Кахоль Лаван» не будет сидеть в правительстве, возглавляемом Биньямином Нетаньяху.
«Мы создали новую «сине-белую надежду» не для того, чтобы вернуть Нетаньяху к власти, наоборот», - сказал он в интервью 12 каналу. «Мы сформировали ее, потому что это первая партия, которая может сформировать правительство, в котором Нетаньяху не будет премьер-министром. За годы мы доказали, что нам можно доверять».
Он продолжил: «Эти две партии, вместе и по отдельности, получили очень далеко идущие предложения от Нетаньяху: год назад, когда было сформировано правительство перемен, в течение этого года, а также в последние недели. Мы доказали, что знаем, как противостоять этому искушению и сказать «нет». Мы объединились не для того, чтобы вернуть Государство Израиль, а для того, чтобы вести его вперед».
«Не буду вдаваться в точные расчеты, но всем понятно, что Бени Ганц может привлечь как партии из блока Нетаньяху, так и партии с другой стороны», - добавил Элькин. «На самом деле он готов сотрудничать практически с любым концом политического спектра. В этом как раз и заключается его уникальность, способность собрать всех вместе и сформировать широкое правительство единства. Вот, что означает этот союз, и только он может вытащить нас из этой 0запутанной ситуации. Здесь больше нет никого, кто мог бы фактически сформировать правительство».
О причине ухода из «Ликуда» он сказал: «Я покинул «Ликуд», потому что пришел к выводу, что то, как Нетаньяху недавно руководил «Ликудом», было неправильно, и я не мог помочь ему. Я ушел в отставку, чтобы добиться перемен. Шесть мест, которые набрала «Тиква Хадаша», определили результаты выборов, не позволили Нетаньяху попасть в правительство и привели к смене правительства».
«Уже сейчас все понимают, что результат выборов определит количество мест у «Кахоль Лаван-Тиква Хадаша». Разделение голосов между [Яиром] Лапидом и [Мерав] Михаэли не изменит результатов выборов, в отличие от количества мест у нас».
Меня, как и поэта Джона Мейсфилда, «тянет в море», и вот я вновь спустилась к морю, «где небо кругом и вода» . Мне не нужен «высокий корабль», только терраса на пляже — и немереное время, чтобы прочесть новую книгу Рут Р. Вайс «Свободен как еврей: личные воспоминания о национальном самоосвобождении».
Читатель, я так и не смогла ее отложить. Я читала медленно, с наслаждением впитывала текст. Подчеркнула минимум четверть книги. Вайс удается взглянуть на еврейскую историю с высоты птичьего полета, в том числе и на израильскую политику, и на демонизацию единственного еврейского государства. Она по‑прежнему трубит о чуме «политкорректности», угрожающей охватить весь западный мир.
Рут ВайсФото: Герц Гросбард
«Свободен как еврей» — интеллектуальные воспоминания и семейная история со множеством дивных фотографий, история европейских евреев до, во время и после Холокоста, любовное введение в идишскую литературу и творчество ведущих идишских писателей, а их Вайс и ее родители знали, принимали у себя дома в Монреале, где обосновались после бегства из Румынии, и поддерживали. Вайс знакомит нас со многими из этих писателей — Шоломом Ашем, Шолом‑Алейхемом, Ициком Мангером, Менделе Мойхер‑Сфоримом, Авромом Суцкевером, Хаимом Граде, а также с Исааком Башевисом‑Зингером, Солом Беллоу, Леонардом Коэном, Гилелем Галкиным, Иеудой Амихаем, Ирвингом Хоу и Норманом Подгорцем.
Ruth R. Wisse Free as jew: A Personal Memoir of National Self‑Liberation Свободен как еврей: личные воспоминания о национальном самоосвобождении Wicked Son, 2021. 368 p.
Вайс не числила идиш по части социальной справедливости или прогрессивизма . Для нее это, скорее, богатый язык, «связанный с существующими общинами, говорящими на идише, которые по сей день остаются тем, чем были всегда, — форпостами еврейского сепаратизма, состоящими преимущественно из религиозных соблюдающих евреев, и живущими — в культурном смысле — обособленно от окружающих. Идиш — язык, культуру, книги — не следует политизировать.
«Свободен как еврей» еще и история о любви Рут к Израилю, история о монреальских евреях сквозь призму опыта работы Рут в Университете Макгилла и в издательствах — задолго до того, как она пришла в Гарвард.
Но главным образом это типичная история об идеях и о законе непредвиденных интеллектуальных последствий. Вайс ныне ставит под вопрос проводимые ею еврейские исследования, равно как и я ставила под вопрос мои исследования, связанные с женщинами, поскольку все научные работы, опирающиеся на идентичность, превратились в орудие борьбы против западной цивилизации — а следовательно, и борьбы против Америки и Израиля.
На первый взгляд мы с уважаемым автором полные противоположности. Она из богатой и знаменитой семьи: дед ее в свое время основал в Вильно идишское издательство, родители открыли литературно‑политический салон. Мои же предки, скорее, «от сохи».
Мы жили с дедом и бабкой по матери, они разговаривали исключительно на идише, это был язык взрослых секретов, и меня учить идишу не стремились. Рут всю жизнь провела в лоне любящей и надежной большой семьи, среди близких и дальних родственников; я же при первой возможности сбежала из своей. В отличие от моей, семья Рут не особенно религиозна.
Как ни странно, Вайс стала традиционной матерью и женой — такой, которая не способна понять, почему далеко не все женщины видят в мужчинах обожаемых покровителей. Она была единственной женщиной в группе литераторов‑мужчин и чувствовала себя вполне вольготно — наверное, ей даже хотелось, чтобы все было именно так, вдобавок она строго осуждала феминизм, лишь с некоторыми оговорками (Рут поддерживала «декриминализацию гомосексуальности» и право на аборт.)
Вайс наблюдает, как у Сола Беллоу берут интервью в Еврейской публичной библиотеке. Монреаль. 1968Снимок предоставлен Рут Вайс
Я же, в свою очередь, известна как фарбренте феминистка и активистка‑бунтарка во всем: некогда левачка и неизменно радикальная феминистка, одной из первых подняла тему насилия над женщинами, собирала доказательства того, как женщин разных рас, социальных классов, религий и этнических групп дискриминируют и подвергают опасности потому лишь, что они — женщины.
Еще я всегда была сионисткой. Я понимала, что сионизм был и остается движением за освобождение самых оболганных и гонимых людей на Земле и что антисионизм — синоним расизма и юдофобии. До меня это «дошло» давным‑давно — я не из тех левых, кого реальность оглоушила под конец. Но я не занималась этой темой, не специализировалась на иудаизме и Израиле, при том что десятки лет публиковала труды о феминизме, преподавала, была организатором.
Я обо всем этом рассказываю, поскольку в том, что касается XXI века, мы с Вайс согласны по многим важным вопросам.
Жаль, что я так поздно прочла ее ранние книги: мне бы это очень помогло. Но, поскольку я этого не сделала, то и не опиралась на ее могучие плечи: кое‑какие колеса пришлось изобретать самостоятельно. В частности, я имею в виду ее работу 1992 года «Если я не постою за себя… Либеральное предательство евреев» (If I Am Not For Myself… The Liberal Betrayal of the Jews), в которой она рассматривает вопрос, как классический либерализм стал нелиберальным и нетолерантным и как его приверженцы слепо и горячо приняли арабскую, советскую и палестинскую пропаганду, оборотив ее против еврейского государства. Ни с того ни с сего палестинцы оказались пострадавшей и уязвимой стороной, жертвами еврейского колониализма и империализма. И мнение это усугублялось и прогрессировало, так что теперь какой бы то ни было рациональный диалог вряд ли возможен.
Вайс говорила об этом еще в 1992 году, за что подверглась нападкам на страницах газет New York Times и The Washington Post и была заклеймена как «неоконсерватор», что в те годы было равносильно обвинению одновременно в расизме, фашизме и нацизме. Защищали ее точку зрения лишь в журнале Commentary — ее политической и интеллектуальной «родине».
А ведь Вайс не только была права. Она оказалась пророчицей.
Вайс трезво смотрит на вещи и в том, что касается неуместного и опасного почитания мертвых евреев. «Представление о том, что страдания евреев можно считать искуплением, скорее всего, основывалось на христианском вероучении, а вовсе не на еврейском». Она осуждает то, что прозвали «бизнесом на Холокосте», поскольку он «неминуемо превращает евреев в мишень и потворствует подлогам». Ей не нравится, когда все внимание уделяют образу евреев как жертв, вместо того чтобы сосредоточиться «на восстановлении еврейской суверенности в Земле израильской… величайшей на свете истории возвращения».
Тут мы с Вайс солидарны — и в этом, и в том, что касается наших взглядов на последовательное уничтожение западной системы высшего образования во имя «прогресса». Я бы прибавила к этому уничтожение радикального феминизма, понятия пола в пользу гендерной идентичности, головокружительный взлет политики трансгендерности (и повышенное внимание к ней), сопоставимый лишь с пугающим усилением политики антисионизма. Как классические либералы, так и радикальные феминистки проиграли битву за высшее образование. В свое время мне довелось наблюдать, как целые поколения либеральных феминисток куда больше тревожились о мнимом захвате Палестины, чем о реальном захвате умов и тел женщин в разных странах мира, в том числе в Газе и на спорных территориях. Теперь эти болтуны считают Палестину самым важным и самым угнетенным государством на свете, а тех, кто бросает вызов их владычеству, коренящемуся в категоричном неприятии объективных фактов, ждет суровая кара.
Рут Вайс Евреи и власть М.: Книжники, 2009. 256 с.
Я разделяю возмущение Вайс подъемом постколониализма и презрение к нему. Она пишет: «После падения Советского Союза в 1989 году постколониализизм — как система взглядов — заменил университетским левым коммунизм, а самым явным примером “низших”, угнетенных они объявили палестинцев. Эти постмодернистские термины маскировали их подлинные намерения, сообщали ореол загадочности и придавали вес их борьбе с цивилизацией, а университет ее пропагандировал».
В 1993 году, после того как Мартин Перец возглавил первую в истории Гарварда кафедру идишской литературы, Вайс пригласили там преподавать. Ее закулисные описания того, что происходило дальше, захватывающе увлекательны, их непременно нужно читать, хоть они и ввергают в отчаяние. Она констатирует «снижение уровня успеваемости» в некогда одном из лучших университетов, обнаруживает, что ныне преобладает «принудительная тирания левачества», настроение, заставляющее каждого «озираться из боязни осуждения». Разумеется, антиизраильская политика — неотъемлемая часть надвигающейся грозы «культуры отмены».
Вайс раскрывает университетские секреты и называет имена: Корнел Уэст , Ларри Саммерс , Дж. Лоран Мэтори , Леонард Джеффрис , Генри Луис «Скип» Гейтс‑младший , Дайана Л. Экк и прочие. Она пишет о том, как ректора Гарварда Лоуренса Саммерса, еврея, облыжно обвинили в сексизме, что спровоцировало его увольнение и, по словам Вайс, «обозначило точку невозврата». После чего любые рациональные и объективные выступления в защиту Израиля мгновенно объявляли «разжиганием ненависти» и пресекали, в то время как любые иррациональные и опасные юдофобские высказывания защищали в рамках «свободы слова».
Вайс напоминает нам, что «соратники Гитлера вышли не из подворотен, а из университетов». Ее коллегам по Гарварду, «в остальном приличным людям», по‑прежнему «доставляет удовольствие менять местами антиеврейских агрессоров и их мишень, евреев. Непревзойденная интеллектуальная забава». Бороться с этой когнитивной подменой и непрекращающейся пропагандой в учебниках, интернете и СМИ было страшно, утомительно, тяжело, нервно и, пожалуй, бесполезно.
Рут занимается этим дольше, чем я, — я же всего 21 год сражаюсь с когнитивными подменами, направленными против евреев, и то у меня не хватает ни сил, ни нервов, да и поднадоело. В самом деле, сколько можно укладывать большую ложь на обе лопатки и смотреть, как она снова и снова встает на ноги? И все равно я буду воевать с ней до последнего вздоха.
Вайс выдвигает и другие убедительные аргументы, а именно продуманные возражения против политики равных возможностей. Она выступает против «групповых предпочтений», то есть квот. «Общественная практика фаворитизма “наоборот”, основанного на этнической принадлежности и цвете кожи, скорее всего, лишь усугубит неравенство и незащищенность, которые ее сторонники стремятся преодолеть». Она апеллирует к примеру евреев: им, как «освобожденным рабам, потребовались дисциплинирующие законы, полученные на горе Синай, чтобы превратиться из сброда в ответственный народ. По‑моему, снисхождение к социально неблагополучным подразумевает презрение, а не взаимное доверие».
Вайс замечает, что «разнообразие» должно относиться не только к полу и цвету кожи, но и к идеям, и оно не должно приводить к «интеллектуально‑политическому единообразию». Да, согласна, но этот вопрос куда сложнее и болезненнее, чем она полагает.
Вайс гордится своим трезвомыслием, но еще больше гордится своим полом. Она уверена, что девушкам и женщинам живется проще, чем мужчинам. Это белое пятно меня озадачило, но потом я поняла, что такая точка зрения свойственна многим европейкам определенного поколения и класса. Я имею в виду Ханну Арендт, Эдит Курцвейл , Альму Малер , Марию Альтман, урожденную Блох‑Бауэр , прототип главной героини фильма «Женщина в золоте» . Все они вызывающе гетеросексуальны и гордятся своей одержимостью мужчинами. Тут они, право слово, наивны и почти ничего не знают о страданиях женщин во всем мире — реальности, которая так далека от их привилегированной жизни.
К концу книги Вайс медленно, наивно и неохотно допускает, что ее пол — причина несправедливого отношения на работе и не только. (Так, она обнаружила, что получает меньше коллег‑мужчин.) В другой момент ее одолевают сомнения: «Быть может, мой пол повлиял на то, что Ирвинг Хоу “снисходил” до меня?» И наконец, она задается вопросом, не потому ли ее вообще взяли в Гарвард, что она женщина. Впрочем, подобное допущение кажется ей нелепым.
Рут Вайс.Фото: Джойс Равид
К женщинам‑раввинам она относится так же, как раввин Дэвид Вайс Халивни, который рассорился с Еврейской теологической семинарией после того, как они стали посвящать женщин в раввины. В своем труде «Книга и меч: жизнь учения под угрозой гибели» (The Book and the Sword: A Life of Learning in the Shadow of Destruction) Халивни писал, что женщин следует посвящать в раввины только если их матери были учеными талмудистами и т. п. Да, сурово, но такая позиция по крайней мере стремится сохранить, а не уничтожить и не ослабить величие еврейского учения, чтит раввинов в первую очередь как ученых, а не сборщиков средств на благотворительные нужды и не политических активистов.
Вайс задает вопрос: «Разве когорта женщин‑талмудистов возникла для того, чтобы бросить вызов или превзойти их наставников в знании источников? Неужели оттого, что синагогу стали больше посещать, религиозное рвение женщин консервативного толка усилилось, что и потребовало такого противоречащего традиции новшества?»
Халивни основал в Верхнем Вест‑Сайде Манхэттена современную алахическую ортодоксальную общину, «Кехилат Орах Элиезер», где женщинам отвел лишь очень немногие роли. Меня поразило, что община, созданная Халивни, самостоятельно выбрала своим духовным лидером ученую женщину, Дину Найман. Ее назвали «рош кеила» и «мара д’атра», их алахическим главой. Я однажды слышала выступление Дины. Я ткнула локтем мою спутницу и хевруту Ривку Хаут и прошептала: «Она умеет коротко сказать о главном, как настоящий ребе и талмудист».
Рут такая же. Ее книга — наследие и дар не только для нее, но для всех нас.
Мы с Рут Вайс не подруги, но мы знакомы. Впервые мы встретились году в 2003–2004‑м в Монреале на конференции по антисемитизму. Мы обе выступали, и, когда я закончила, она сказала: «Где же вы были все эти годы?»
