вторник, 25 июня 2019 г.

ЗАРПЛАТА ЗЕЛЕНСКОГО 500 ДОЛЛ.

25 июня 2019, 18:02 

Первая президентская зарплата Зеленского составила почти $500

© Фото с сайта president.gov.ua
Стал известен размер зарплаты главы Украины Владимира Зеленского. Ранее он зарабатывал на жизнь как артист комического жанра.
Госуправление делами начислило ему в мае 12 тыс. 797 гривен, или $485. Из сообщения неясно, столько ли Зеленский получил "на руки, поскольку еще упоминается налоговый вычет в $95.
По информации, предоставленной президентской администрацией, премий и надбавок главе государства не положено.
Зеленский вступил в должность в мае, после того как выиграл выборы в соперничестве с Петром Порошенко.

РОССИИ РИСУЮТ НОВЫХ ЖИТЕЛЕЙ

России рисуют новых жителей

Убыль населения в стране набирает ход. А власти хвалят себя за то, что прогнозы на 30 лет вперед хоть и плохи, но не так сильно, как раньше.

Даже печальный прогноз при большом желании можно обернуть в свою пользу.© Фото с сайта kremlin.ru
Министр экономразвития Максим Орешкин прочитал статью о том, что новейший ооновский долгосрочный прогноз численности российского населения еще мрачнее, чем предвидения подведомственного ему Росстата — тоже совсем не лучезарные.
Казалось бы, где ООН и где Орешкин? Но нет, молодой министр находит время написать пост в Facebook и с помощью диалектики превратить плохое в хорошее: «Решил посмотреть, что у нас было в прогнозах ООН в прошлом. Что нам предрекали? Открыл прогноз 2003 года. Тогда нам пророчили к 2050 году 101,5 млн чел. Сейчас к тому же году пророчат уже 135,8 млн. Результат социально-экономической политики за последние 15 лет — плюс 34,3 млн чел. Очень неплохо — надо продолжать работать!»
То есть раньше отдел народонаселения ООН сулил нашей державе почти пятидесятимиллионный спад числа жителей, а теперь одумался и урезал его всего до какого-то десятка миллионов против нынешнего народонаселения. И почему? А потому, объясняет министр, что был впечатлен стараниями нашего начальства — столь эффективными, что растаяли даже черствые сердца ооновских демографов.
Впрочем, на предвидения чужеземных мудрецов посмотрим чуть позже. Сначала о текущих делах.
Итак, за первые четыре месяца 2019-го естественная убыль населения России, по нашим же официальным данным, составила 149 тыс. человек (за тот же отрезок прошлого года — 121 тыс.) Миграционный прирост (около 100 тыс.) не смог перекрыть эти потери.
Что же касается долгосрочного росстатовского прогноза на период до 2035 года, то по среднему, т. е. не самому худшему, его варианту все предстоящие годы Россию ждет естественная убыль, плавно возрастающая с 208 тыс. в 2019-м (уже ясно, кстати, что эта оценка будет перекрыта) до 541 тыс. в 2035-м. Дальше наши домашние провидцы, в отличие от ооновских, не заглядывают.
Тем временем миграционный прирост, по мнению Росстата, будет увеличиваться с ежегодных 200 тыс. до почти 300 тыс. Сразу скажу, что эту вторую компоненту статистическое ведомство наперед знать не может и просто фантазирует. Может быть, для того, чтобы вывести какую-то золотую середину между реальностью и ожиданиями руководства и доложить, что к 2035-му российское население сократится только миллиона на три.
С пониманием этого обратимся к предвидениям отдела народонаселения ООН. И в самом деле, его прогноз, сделанный в 2003-м, предвещал нашей стране какой-то уж очень резкий спад к 2050-му, переводя ее с шестого места в мире в 2000-м аж на пятнадцатое.
У меня и в мыслях нет заступаться за этих демографов. В их расчеты закладывались несколько предположений, каждое из которых могло сбыться, а могло и нет. И уж конечно, они тоже не знали и не знают, каким будет в России миграционный прирост. Думали, что совсем маленьким, и ошиблись.
Исключительно для симметрии напомню, что 2003-й был богат также на предвидения нашего начальства. Собирались удвоить ВВП за десять лет, обогнать Португалию за пятнадцать. Тоже ведь как-то не склеилось.
Теперь посмотрим на свежий ооновский прогноз-2019 (опять же, взяв среднюю его версию, не лучшую и не худшую). Действительно ли ООН молчаливо отдает должное демографическим усилиям наших властей? Нет, не отдает.
Но, во-первых, сотрудники отдела народонаселения увеличили оценки нашего миграционного прироста, хотя у ООН они все равно заметно ниже (не больше 100 тыс. в год), чем у Росстата.
А во-вторых, новые ооновские предвидения вообще заметно более гуманны по отношению к большинству стран, где ожидается демографический спад.
Скажем, для Казахстана они раньше пророчили снижение числа жителей к 2050-му до 14 млн, а сейчас ждут увеличение до 24 млн. Для Белоруссии первоначально прогнозировали к 2050-му спад до 7,5 млн жителей (т.е. на четверть), а теперь — до 8,6 млн (т.е. на одну седьмую). Эстонии вообще обещали демографическую катастрофу — падение числа обитателей до 650 тыс., а потом сменили гнев на милость и сулят ей в 2050-м 1,16 млн, не намного меньше, чем сейчас.
Причины перемен в предвидениях — в изменениях методик и в выявляемых в последнее время житейских факторах, а не в подвигах начальства отдельно взятой страны.
Относиться к прогнозам, что домашним, что международным, надо, как видим, с большой осторожностью. Но раз уж эта хорошо оплачиваемая работа проделана, посмотрим, какое место на мировой демографической карте эксперты ООН отводят нашей державе.
Сейчас, в 2019-м, Россия по численности жителей (146 млн) уже не шестая, как в 2000-м, а девятая в мире, уступая Китаю (1439 млн), Индии (1380 млн), США (331 млн), Индонезии (271 млн), Пакистану (217 млн), Бразилии (211 млн) и Бангладеш (165 млн).
А в 2050-м новейший прогноз ООН отводит России (136 млн) четырнадцатое место — после Индии (1639 млн), Китая (1402 млн), Нигерии (401 млн), США (379 млн), Пакистана (338 млн), Индонезии (331 млн), Бразилии (229 млн), Эфиопии (205 млн), Демократической республики Конго (194 млн), Бангладеш (193 млн), Египта (160 млн), Филиппин (160 млн) и Мексики (155 млн).
Россия XXI века уже не в состоянии быть сверхдержавой. Она прописывается в группе стран со средним числом жителей, с убывающим, пусть и не стремительно, населением, со скромным уровнем благосостояния и невысокой продолжительностью жизни. То, что руководящий слой в упор не видит этого, — хоть и не единственная, но одна из главных причин растущего отставания даже в тех пунктах, где многое еще можно наверстать.
Сергей Шелин

ЖУТКАЯ ПРАВДА

Жуткая правда

                „Уродилась проказница,-       
                Весь бы свет ей крушить
                Согрешивши покаяться            
                И опять согрешить.
                Барам в ноженьки кланяться, 
                Бить челом палачу!
                …Не хочу с тобой каяться   
                И грешить не хочу!
                Переполнена скверною            
                От покрышки до дна….

                «Русские плачи»      Александр Аркадьевич Галич      

Мы не рвали пети-мети.
Жили себе жили.
«Призрак бродит по планете» -
Нас учили.
Призрак был простой, как клизма,
Репы проще.
Светлый Призрак коммунизма -
Вроде тещи.
Он такой родной, домашний,
И не злобный.
Бедный был наш век вчерашний,
Но удобный.
Мы без денег, без надежды -
Проживали.
Нас от пищи и одежды -
Отучали.
Слесарь или академик -
То судьба,
Но все без шмоток и без денег -
Голытьба.
От получки до аванса -
Босиком.
Но зато идеи Маркса,
и местком.
Но зато ЦК и Ленин.
Мавзолей.
Целина. Гагарин. Брежнев.
Юбилей.
Нам бы только справить что-то.
(Что?  -  Плевать!)
Главное лизать кого-то -
Воспевать.
Главное в одном порыве -
Вся страна.
Главное чтоб жопа в мыле -
И хана.
"МЫ ПОСТРОИМ И ПОСЕЕМ !!!"
Об чем речь!
Правда, вряд ли, мы сумеем
Всё сберечь.
Суховей. Дожди. Морозы.
Колорадский жук.
Что осталось? Кошки слезы.
Всё промежду рук.
Нет, мы, вроде бы, рукасты,
Но тихи.
Нам Никитка… «Пидарасты!»
«П***юки!».
И молчали все герои
Ни гу-гу.
Может хочешь «зону» строить
И валить тайгу?
Кто желает на Лубянку?
В Магадан?
Ватник, «прохоря», портянки,
Десять «по рогам».
За 101 - ым километром -
Веселись.
Нет, уж лучше, против ветра
Не мочись.
И молчали, и стучали,
И строчили.
Диктатуру замечали
Только в Чили.
В Греции – «полковники»!!
Апартеид - в ЮАР!!
А наши уголовники -
Просто божий дар.
Стоят на Красной площади -
Над Вождем,
А мы - толпою мощною
Под дождем,
С флагами, знаменами,
С «гормозой».
Дружными колонами.
С песней. Со слезой.
Никому родимые!!
Никогда!!
( И вроде все партийные -
Партии - Труда).
Всех восторгом распирает
Сразу.
Вот так вот это и бывает,
Как проказа.
Только сколько ж это можно?
Всем в  глаза - песка.
Запереть страну в таможню
И погранвойска.
Заключить, залагерить,
В цепи заковать.
Сильных, смелых перебить.
Других – «перековать».
Всех вокруг согнуть в дугу.
Только так и стой.
И ни слова -  ни гу-гу.
Совпартстрой.
И главное, что было
В этой беде.
То, что у  «кормила» -
Ка - Ге - Бе.
Я  это не для бзика -
Сдуру
Ты запомни – загвозди-ка.
Аббревиатуру.
От Дзержинской (мой фартовый)
От бывшей Лубянки,
Два шага в Лефортово
И два до Таганки.
Бутырка, Пересылка,
Красная Пресня.
Дачка – посылка.
Просто - песня.
Тишина Матросская.
Каземат.
ВОХРА – жесткая.
Мат – перемат.
Откатаны пальчики.
Профиль и анфас.
Поезжайте мальчики.
Бог подаст!
Так вот жили – поживали.
Не страна – барак.
Звезды, премии, медали.
А внутри – бардак.
Вроде, Космос и Ракеты,
Театр Большой,
Но ни правды, и ни света,
А лапша-лапшой.
Нас газеты воспевали,
А потом Те-Ве.
Гегемоном называли,
А мы все в говне.
Вывели народ особый -
Генетика.
Зависть, воровство и злоба -
«Гомо советико».
Нам бы только - на халяву,
Задарма.
Может быть они и правы
Место нам – тюрьма.
Горбачев открыл границу,
Путь к Свободам.
Только это не годится
Нам уродам.
Растащили всё, что было.
Раздербанили.
И Свердловского  Мудилу
Володеть поставили.
Пил с утра и многократно.
Много и умело.
Он нам и привел обратно -
«Слово и дело».
Он, когда сошел с катушек -
Напослед.
КГБешных нам братушек
Дал в наслед.
Ну, а эти - всё обратно,
Как учили.
Сразу стало жить приятно.
Просто  - Чили.
Путь наметился свершений
И побед.
Вот он наш великий гений -
«Пиночет».
Народ от счастья млеет.
Раком стал.
И он его  имеет,
Плевать, что ростом  мал.
С цековскими у нынешних
Разница одна.
Те перед ними нищие.
У этих вся страна.
Евро, доллары, металл -
Тоннами прут,
И уж, что уворовал,
Того не отдадут.
И всё, как прежде было -
В старой беде.
Снова у «кормила» -
Ка – Ге - Бе.
Я  это не для бзика -
Сдуру
Ты запомни – загвозди-ка.
Аббревиатуру.
Она на веки вечные.
В этой стране -
Даже реки млечные
Потекут в говне.
              08.02.2009 (ДЕВЯТЬ ЛЕТ НАЗАД!!!)  

ЦАРЯ НИКТО НЕ ХОТЕЛ ЗАЩИЩАТЬ


Непосредственными организаторами убийства последнего русского императора были большевики, однако к этому времени ненависть к Николаю II охватила практически все политические силы России, считает доктор исторических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Борис Колоницкий.
Борис Колоницкий
Несмотря на то что к лету 1918-го Николай II перестал быть значимой политической фигурой, ненависть в политических кругах к бывшему императору и его семье, культивируемая в течение всего революционного 1917 года, оставалась предельно высокой. Именно поэтому казнь Романовых не взбудоражила российское общество, которое к тому моменту давно уже погрузилось в кровавое месиво Гражданской войны.
«Он виноват со всех сторон»
— Популярность императора в год 300-летия династии Романовых и в начале Первой мировой войны была достаточно высока. Хотя к 1917 году от неё не осталось и следа. Почему?
— Не следует думать, что Николай II совсем ничего не понимал в том, что касается выстраивания собственного образа. Он старался бороться за свой авторитет и для этого применял различные тактики, и не всегда они оказывались неуспешными. Однако надо отдавать себе отчёт и в том, что, когда мы говорим о росте популярности императора в начале Первой мировой войны, мы всё-таки допускаем неизбежное упрощение. У кого-то это действительно были искренние монархические чувства. Кто-то считал нужным поддержать главу своего государства во время войны. Кто-то использовал эту популярность из каких-то конъюнктурных соображений, поскольку различные проекты —  не только экономические, но и культурные, этнические и многие другие — иногда проще продвигать, апеллируя к авторитету власти. А когда мы обращаемся к авторитету, мы тем самым вносим некоторый вклад и в его усиление, не так ли?
— Как изменялось отношение лично к Николаю II и к императорской семье в целом в последние годы его правления?
— К тому времени получили широкое распространение антимонархические, антидинастические и просто антиниколаевские слухи. В каких-то из них он представал как предатель России, который готовит сепаратный мир, а иногда даже действует в сговоре с врагом. Порой как пассивный деятель, который является игрушкой в руках своей супруги императрицы Александры Фёдоровны или Григория Распутина. В результате накануне Февральской революции даже многие монархисты, которые хотели бы любить своего императора, не могли этого делать — чувство оказалось бы неискренним. И подчас по этому поводу они очень переживали: вот мы монархисты, мы хотим быть верными, лояльными своему государю, мы желаем искренне любить его, но это невозможно.
В общественном мнении постепенно стала формироваться точка зрения, что царь виноват. Он виноват «профессионально», поскольку он царь. Царь виноват как тиран. Царь виноват как плохой политик. Царь виноват как предатель. Царь, наконец, виноват потому, что бросает вызов моральным и религиозным представлениям народа, это опять же возвращаясь к слухам о влиянии Распутина. А если миллионы людей верят в какой-то слух, и к тому же его подтверждают авторитетные «эксперты», это существенно. Это более реально, чем «реальность».
Кстати говоря, левые, в том числе большевики, распутинскую тему и до революции, и во время революции не слишком-то педалировали, так как, с точки зрения левых, царь плох просто потому, что он царь. А вот для людей консервативных взглядов всё это явилось весьма сильным ударом.
— Как на авторитете императора сказалось убийство Распутина? Ведь это был заговор монархистов в поддержку монархии. Хотя главного объекта ненависти не стало, а ситуация на фронтах и внутри страны не улучшилась. Перекинулась ли агрессия по отношению к «старцу» на его царственных покровителей?
— Что можно сказать определённо и совершенно точно: убийство Распутина способствовало делегитимации власти. Почему? Поскольку совершено убийство — и ничего не происходит. Никто не наказан. И царь не в силах ничего сделать. Не может наказать убийц, например. Или их помиловать. Он не может даже дать приказ провести расследование. Убийство и реакция на него продемонстрировали, что власть ещё слабее, чем казалось.
«Революционная культура предполагала цареубийство»
— К февралю 1917 года нелюбовь к царю уже включает в себя идею его наказания?
— На этот вопрос довольно сложно ответить. Мне неизвестно, существовал ли какой-то план, что монарха надо казнить. Да, отдельные разговоры зафиксированы. В уголовных делах об оскорблении царской семьи, к примеру, встречаются указания на пожелание ему смерти, причём очень жестокой, иногда это буквально садистские вещи. Однако к этому следует относиться осторожно. Мы же знаем, что люди подчас в разговорах, в каком-то эмоциональном состоянии чего только не наговорят. И нужно делать поправку на особенности источника: любого человека можно оболгать, приписать ему слова. Короче говоря, я не думаю, что существовал какой-то план убийства царя и тем более царской семьи.
— При этом в среде радикальных революционеров эта идея витала уже почти столетие начиная с декабристов?
— В политической культуре революционного подполья, конечно, имели место и идея тираноубийства, и ориентация на предшествующую революционную традицию, то есть на английский «Великий мятеж» и, главное, на Французскую революцию. Эта культура не просто не исключала цареубийства, но даже предполагала. А если мы вспомним, что немалая часть молодёжи прошла через увлечение «Народной волей», то поймём, почему в 1917 году революционно-политическую культуру в разных популяризированных, адаптированных версиях влили в общественное сознание.
Россия платила высокую цену за многие годы отчуждения от политики. Огромная масса населения в условиях революции стремительно политизировалась, используя в качестве инструмента те образцы, в которых насилие, включая антимонархический революционный террор, выступало довольно важным компонентом. Сотни тысяч молодых и жестоких мужчин, представителей так называемого комитетского класса (новой группы людей, которые становились членами различных комитетов, многообразных советов), получили в 1917 году именно такую политическую прививку.
— Получается, что общество восприняло единственную существовавшую альтернативную политическую культуру, а в её рамках отношение к монарху было вполне определённым?
— Да, но это один источник. Второй очень важный источник — это конспирология и шпиономания эпохи Первой мировой войны. Поражения русской армии нередко объясняли заговорами. Казнили сколько-то реальных шпионов, однако мы знаем, что в разных странах, и в России в том числе, из каких-то людей иногда просто делали козлов отпущения. И вот тут всё это вернулось бумерангом: многие люди, скажем, были совершенно уверены в существовании секретной радиотелеграфной станции в царском дворце, которая передаёт какие-то сигналы в Берлин.
Газеты и журналы эти настроения подхлёстывали, и далеко не одна левая печать. Тут велико было влияние либеральной, а порой и консервативной прессы. Символическая политика ведь способна  играть своего рода компенсирующую роль, и как раз некоторые консервативные издания пытались нарастить свой политический авторитет с помощью антимонархического творчества. Так, газета «Русская воля», которая стремилась сосредоточить вокруг себя силы правее кадетов, начала атаку на символику монархии. Пропагандировала демонтаж монументов царям, в частности, замечательного с точки зрения своих художественных характеристик памятника императору Николаю I перед Исаакиевским собором в Петрограде. А защищала этот и другие монументы, кстати, газета Максима Горького «Новая жизнь», отражавшая взгляды левых социалистов. С ней сотрудничал художник, историк искусства Александр Бенуа, который, наоборот, был одержим идеей сохранения художественного прошлого, и он пользовался в этом отношении полной поддержкой Горького.
«Жаль, что я не знал вас раньше»
— Временное правительство и лично Александра Керенского как министра юстиции с первых дней начали забрасывать требованиями суда над Николаем…
— Сначала у новой власти присутствовала идея выслать Николая II за пределы России. Зондированием, насколько я понимаю, занимался лидер кадетов Павел Милюков, возглавлявший тогда Министерство иностранных дел. Правда, это оказалось невозможно по двум причинам.
Во-первых, Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, который обладал авторитетом и реальной властью, такое решение точно заблокировал бы, и, более того, оно спровоцировало бы серьёзный политический кризис. Действительно, представим себе с точки зрения прагматики революции: что последовало бы за отъездом царя в Англию? Он тут же стал бы центром эмиграции. А все революционеры знали на примере Французской революции, что любой из членов королевской семьи, который оказывался за границей, представлял огромный ресурс для антиреволюционной деятельности. Нет, такого бы никто не допустил, конечно.
А во-вторых, и само правительство Великобритании в конце концов отказалось принять Николая, поскольку опасалось за свою собственную королевскую семью. Ведь некоторые обвинения в адрес Николая II могли быть легко спроецированы и на британскую правящую династию, которая носила название Саксен-Кобург-Готской и лишь во время Первой мировой войны была переименована в Виндзорскую, чтобы убрать этот немецкий элемент в названии. А одним из лозунгов Февральской революции являлся такой: «Победили немца внутреннего — победим немца внешнего». Каким это кризисом грозило обернуться на английской почве? Там рисковать тоже никто не хотел.
— Какова была позиция самого Керенского?
— Его потом нередко обвиняли в том, что судьба Романовых сложилась так, как сложилась. Хотя, понимаете, на Керенского и на Временное правительство давили со всех сторон. Многие люди возмущались тем, что и после отречения император продолжает жить в императорском дворце в Царском Селе в достаточно комфортабельной обстановке. Они требовали, чтобы его, а то и всю царскую семью перевели в Петропавловскую крепость или даже в Кронштадт. А Кронштадт — это красный остров уже весной 1917 года: там в ужасных условиях томились десятки офицеров, арестованных во время свержения монархии. Представляете, что стало бы с семьёй императора, если бы такое решение продавили!
Думаю, изначально Керенский имел в виду организацию процесса над Николаем II. Этой цели подчинялось учреждение Временным правительством Чрезвычайной следственной комиссии для расследования так называемых преступлений старого режима. Однако оказалось, что многие из расхожих обвинений основывались исключительно на слухах. И это само по себе создавало проблему: как строить на таком суде линию обвинения?
Это один аспект. А другой состоит в том, что многие из тех, кто оставался верен царю до конца, хорошо отзывались о Керенском. Они чувствовали, что он искренне старается защитить Николая. На мой взгляд, личное общение Керенского с Николаем II сыграло здесь важную роль, поскольку до этого у него было карикатурное представление об императоре, а тут он встретил человека, обладавшего несомненным даром завоёвывать сердца людей. И вместе с тем Николаю приписывают слова, которые были якобы обращены к Керенскому: «Жаль, что я не знал вас раньше». В дневнике бывшего императора встречаются лестные характеристики Керенского. Нужный человек на нужном месте — вот одна из них.
История этих отношений — в известной степени приговор дореволюционной политической системе, которая не смогла организовать диалог различных сил. В итоге представители этих сил имели карикатурное взаимное видение и демонизировали друг друга.
В общем, Керенский использовал свой революционный авторитет, для того чтобы сдерживать общественное негодование в адрес царя. И он часто подвергался критике за свою мягкость. Хотя к моменту отправки в Сибирь членов царской семьи его авторитет сохранялся таким высоким, что особых репутационных потерь в связи с этим не понёс. Для левых же политических сил уже важны были другие противники. Они занимались актуальной политической борьбой, и у них появились новые фигуры, персонифицирующие врага. Сначала министры Временного правительства Александр Гучков и тот же Павел Милюков, потом Верховный главнокомандующий генерал Лавр Корнилов, а после  и сам Керенский. Судьба Николая была в некотором смысле вопросом истории.
— Почему приняли решение отправить царскую семью в Тобольск?
— Можно выделить два важных мотива. С одной стороны, следовало снять с повестки дня раздражающий всех вопрос. С другой — к этому времени ситуация в столице становилась всё менее и менее стабильной. Представим себе, что Николай и его семья оставались бы в Царском Селе во время выступления Корнилова. Многие воспринимали это выступление как монархический мятеж, и революционный комитет какого-то полка мог запросто сотворить что угодно. Опасность реально имелась, и, я думаю, она не была преувеличена. В этих условиях послать бывшего царя и его семью в тихую далёкую провинцию казалось неплохим решением.
«Фирменный стиль» большевизма
— Непосредственную ответственность за убийство царской семьи несёт вполне конкретная политическая сила — партия большевиков. Почему они пошли на этот шаг? И кто вообще принимал решение: центральное руководство или местные активисты?
— На мой взгляд, отрицать участие центрального руководства партии невозможно. Едва ли кто-то на месте решился бы действовать, если бы не был уверен, что в Москве это одобрят.
Политическая культура большевиков была очень жёсткой, и это отличало их от других, даже революционных партий. «Фирменный стиль» большевизма — это жёсткость, переходящая в жестокость, в сочетании с весьма неплохой по российским меркам способностью к организации и некоторой грубостью действий. Все только болтают, обсуждают, а мы немедленно делаем, и жёстко делаем. Мы настоящие революционеры, а они ненастоящие. И если уже 5 (18) января 1918 года большевики решились на расстрел демонстрации в защиту Учредительного собрания, в которой участвовали, между прочим, рабочие Обуховского завода, выступавшего одним из символов революционного социалистического движения; если многих людей арестовывали просто за имущественное положение или социальное происхождение; если брали заложников, а потом ставили к стенке в алфавитном порядке, то почему они должны были сделать исключение для буквы «Р» — для Романовых? Для большевиков это не являлось выдающейся жестокостью.
— Изменилось ли к тому времени отношение к Николаю со стороны жителей России?
— Мы нередко говорим о России, имея в виду русских, и русских в основном православных. Хотя вообще-то Россия состояла не только из русских и не только из православных. Если отношение православных к монархии в известном смысле было сакральным, то, например, старообрядцы так не считали. Более того, мы знаем, что некоторые старообрядцы долгое время воспринимали царя как Антихриста. Потом, к нач. XX века, их отношение смягчилось, прагматизировалось.
В архивных делах по оскорблению царской семьи мне встречались случаи, когда какие-то старообрядцы повторяли, что царь — Антихрист. Как вы думаете, как эти люди реагировали на убийство царской семьи? Ну как-то иначе, чем какие-то другие. А Урал, где происходило убийство, — это регион с большим старообрядческим населением. Кто-то одобрял казнь, поскольку он был рабочим и имел антимонархические взгляды, а кто-то одобрял или, лучше сказать, принимал цареубийство, так как принадлежал к старообрядцам. Ну а если и рабочий, и одновременно старообрядец…
Если говорить о ненависти, то можно вспомнить мемуары эсера Василия Панкратова, которого Временное правительство отправило в Тобольск для охраны Николая и его семьи с задачей в том числе проверять письма, адресованные бывшему императору. Масса писем представляла собой жестокие обвинения, иногда тексты и сопровождающие их рисунки были совершенно неприличными, порнографическими, если угодно. Потом, насколько мне известно, обнаружились и рисунки непристойного свойства на стенах Ипатьевского дома в Екатеринбурге. К слову, применительно к Французской революции историки используют термин «политическая порнография», и французские гравюры конца XVIII века не для слабонервных. В России всё-таки, что касается печатных изданий, имелась  более сильная самоцензура, при этом в самодеятельном творчестве можно обнаружить нечто схожее.
— То есть кольцо в любом случае сжималось?
— Царя либо ненавидели, либо не испытывали никакого желания его защитить. Хотя вот что важно. Произошло ужасное событие, которое для наших современников является символом ужасов Гражданской войны, — убийство царской семьи. Однако для людей, живших в то время, оно таковым не стало. Одна из причин — это то, о чём я говорил, — делегитимация, слухи о разврате императорской семьи и её предательстве.
При этом имеется и другая немаловажная вещь: к этому моменту люди своими глазами видели уже очень много убитых детей. Сотни тысяч людей погибло на фронтах Первой мировой войны. Сотни тысяч людей было насильно депортировано, иногда в достаточно тяжёлых условиях. Событие, значение которого мы недооцениваем, — восстание в Средней Азии в 1916 году, когда тысячи русских поселенцев вырезали, подчас самым жестоким образом. И никто не знает, сколько киргизов и казахов тогда погибло. В общей сложности там речь могла идти не о десятках, а тоже о сотнях тысяч человек. Для всех, кто это видел, Гражданская война, пришедшая в их дом, в их семью, началась раньше.
Есть некоторые индикаторы. Насколько я знаю, на территории Советской России органы не регистрировали повышения протестных настроений в связи с убийством царской семьи. То есть поводом для политической мобилизации это не стало. К примеру, разгон Учредительного собрания стал. Заключение Брестского мира стало. Попытки введения продовольственной диктатуры или мобилизация в Красную армию тоже явились поводами для недовольства. А убийство царской семьи — нет. Отчасти это связано с тем, что многие противники большевиков были врагами монархии и (или) боялись обвинений в монархизме.
Более того, на территориях, которые красные не контролировали, мы также не фиксируем какого-то особого возбуждения. Допустим, в Киеве, который до революции выступал одним из центров русского монархического национализма, а в это время контролировался гетманом Павлом Скоропадским, симпатизировавшим монархистам, организовали панихиду по погибшей царской семье. И присутствовавшие на ней были удивлены тем, как мало людей пришло на службу.
— Тем не менее факт убийства царя использовался в антибольшевистской агитации…
— Действительно, Верховный правитель России Александр Колчак инициировал расследование убийства членов царской семьи. Хотя, как мне кажется, это являлось именно способом дискредитации большевиков, а не акцией по сакрализации семьи императора. Понимаете, летом 1918 года идеологическое отождествление с Николаем II равнялось политическому самоубийству. Многие силы, которые мы по-прежнему по советской привычке называем контрреволюционными, выступали как антимонархические. Даже те из них, что не были левыми. В боевой песне Корниловского полка есть строки: «Мы былого не жалеем, / Царь нам не кумир».
При этом главными противниками большевиков являлись те, кого в советское время называли «демократической контрреволюцией», хотя они себя относили к демократическим революционерам. Это и состоявший из эсеров Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания в Самаре, союзниками которого были ещё более радикально настроенные ижевские рабочие. Вот окажись Николай II в Ижевске, как повели бы себя эти рабочие, которые сражались против красных под красным знаменем? У меня нет ответа на этот вопрос. При этом одно я могу сказать уверенно: сегодняшние попытки сделать трагедию царской семьи символом трагедии всей Гражданской войны — это само по себе некоторое искажение истории. Для современников это было не так. Трагедий насчитывалось много, и разных, и они начались задолго до расстрела в Ипатьевском доме.

ГЛАВНОЕ, НЕ СПУТАТЬ...



Главное, не спутать…

---------------------------------------
Я не знаю, как можно уехать из своей страны. У меня своей никогда не было. Я жила в трёх — СССР, РФ1 и РФ2. Ни на одну нельзя было положиться.Ни в одной мне не принадлежало ничего. Ни одна не защищала моих прав, которые защищать обещала. Обучение, лечение, безопасность в этих странах всегда зависели от везения, личных связей и денег. Кроме этого, эти страны постоянно пытались убить моих родных, с завидной регулярностью организуя войны для каждого поколения моей семьи. К счастью, убить не удалось, а вот грабили успешнее. По одной схеме. В каждом поколении, как раз тогда, когда семья, тяжёлым трудом, к середине жизни обзаводилась хоть какими деньгами и имуществом — страна устраивала денежные реформы, дефолты, инфляцию, дефицит продуктов питания.
Ни в одном государственном учреждении, от правоохранительных органов в стране до посольства за рубежом, я не встречала ничего кроме хамства, некомпетентности, очередей и вымогательства. В посольстве за рубежом как-то особенно чувствуешь, что страны у тебя нет. Приличные люди мне объяснили, родина — не государство. И не страна. И не совсем народ. То есть, не весь народ.
Родину приличный человек любит, и с государством не путает. И народ свой любит. Но не весь. В заградотрядах, в вертухаях — не народ. В окопах — народ. Договор с нацистами — государство. Победа над нацистами — родина и народ, (но не весь, изменники, пленные, власовцы — не народ). Потом изменники — опять народ, власовцы нет. И всякие там лесные братья.
Да и вообще братья из братских республик, они братья, но не народ. Братский народ, в крайнем случае. Иногда народу оставалось совсем немного — буквально 7 человек на площади. Но тогда оставалась родина — берёзки и литература. И балет. А государство между тем отправляло мальчишек на смерть. Ну не родина же! И не народ. Народ так теперь и говорит: «Мы не отправляли» — Кто отправлял? — Государство! А мы его даже не любим. И вообще оно другое. Мы-то при чём? — А 9 мая? — Да! — А Афган? — Нет, не мы. — А Чечня? — Герой России! — Чего??? — Государства. Не родины же! — Ракеты? — Если не взрывается на старте. Не взорвётся — родина. Взорвётся — государство. — Олимпиада? — Да! Моча — государство! Главное не спутать. И любить родину.
А как хорошо умереть за родину на весеннем рассвете. На юге, подальше от хляби псковской деревни. Молодым. Лет в 19. От мамы сразу. Хорошо, что здесь всегда есть, за что умирать. Всё, что есть у нас святого всегда манит, нашёптывает, гремит гимнами и маршами: "Умри за меня! Умри! Убей за меня, и умри!"
Никак не могу вспомнить — было ли когда за что жить. Жить, в основном, получалось не очень…Татьяна Нарбут-Кондратьева.

ТРАГЕДИЯ ЕВРЕЙСКОЙ ОДЕССЫ

Трагедия еврейской Одессы

18.06.2019

Эмигрировав в США, Давид Айзенштейн никогда не вспоминал, как выжил с родителями в гетто. Пока внезапно не умер его сын. Тогда он привез все воспоминания – о раздробленных пальцах, голоде и укрытиях из мертвых тел – в Одессу. В город, в котором родился и чуть не погиб.

Инженер Тевье Айзенштейн руководил выполнением фронтовых заказов на заводах Одессы. Он – один из создателей знаменитого танка НИ-1, который одесситы шутливо называли «На испуг». По сути, НИ-1 – это обычный трактор, обшитый броней и оснащенный либо настоящими пулемётами, либо просто их деревянными муляжами. Из-за всего этого «апгрейда» НИ-1 во время движения ужасно гремел – и так оказывал невероятное психологическое воздействие на противника.
Летом 1941 года в осажденной Одессе Тевье Айзенштейн работал круглосуточно, спал прямо в цеху. Директор завода обещал, что если советские войска оставят город, Айзенштейн получит талоны на эвакуацию. Слова своего он не сдержал – точнее, дал два талона на семью из девяти человек. В итоге 16 октября 1941 года в оккупированной румынскими войсками Одессе остались сам Айзенштейн, его родители, его сестра Фрида с 9-летней дочкой Ритой, его жена Ребекка со своими родителями, а также их 5-летний сын Давид.
«Кроме меня, отца и матери, все погибли в Доманевке. На моих глазах. Я это помню, как будто это случилось вчера, несмотря на то, что мне было всего пять лет», – вспоминает Давид Айзенштейн.
Репрессии начались сразу: евреев выселяли из квартир, инвалидов и малоподвижных – убивали. Мужчин сгоняли в тюрьму. Мама Давида спрятала сына у русской подруги, но потом все-таки их вместе забрали в тюрьму, где им посчастливилось встретить отца. Надо сказать, что семье действительно очень повезло: их не убили после взрыва румынской комендатуры – а тогда весь Александровский проспект был увешан трупами, не сожгли, как тысячи других евреев, в складах на Люстдорфской дороге.
Зимой 1941 года их вывели из тюрьмы и погнали за город. По дороге колонну пополняли новые «выявленные» евреи. Давид помнит, что зима была лютая. Люди не знали, что происходит, клали на санки все свое имущество. Без толку: колонна двигалась через сортировочную станцию в Слободке. Никого, конечно, не кормили, и вскоре многие не могли идти. Тогда их расстреливали или обливали водой – через два-три часа человек сам замерзал насмерть.
Когда стало понятно, что ничего хорошего ждать нельзя, мама сказала: «Данечка, когда будет поворот, нырни в кусты и делай вид, что ты писаешь». В подходящий момент мама подтолкнула Давида. Он скрылся в высоких кустах. Колонна медленно шла дальге. Вдруг – истошный голос: «Конвоир, жиденка забыли». Давида схватили, прикладом раздробили пальцы, бросили обратно в колонну. Ни мамы, ни папы было уже не видно. Помогли другие конвоируемые: спросили, как зовут, и стали посылать информацию в разные стороны колонны. Оказалось, что родители – далеко впереди. Несмотря на слабость, люди передавали малыша на руках друг другу, и так он воссоединился с семьей.
Евреев пригнали в Доманевку – гетто за колючей проволокой. Давид запомнил старого еврея с большой бородой из Кишинёва, все его называли рабби Моше. При любой возможности рабби Моше учил Давида ивриту. Когда приходили с обыском, ребенка прятали. В этом бараке маленьких детей практически не было. Рабби говорил всем: «Надо Дувочку спрятать. Почему Дувочку? Он нас будет помнить».
Через некоторое время Давида с родителями перебросили в лагерь в Богдановке. Тевье Айзенштейн, как механик, находил подработки: его периодически брали на тракторную станцию ремонтировать колхозную технику. Изредка он приносил жене и сыну найденные «дары»: полпочатка кукурузы или мерзлую картошку – вот и вся еда.
В конце марта 1944 года в бараке раздались выстрелы, послышались крики и стоны. Советские войска освобождали юг Украины, и перед отступлением фашисты уничтожали гетто. Семья Айзенштейн ютилась на втором этаже барака – это в очередной раз спасло им жизнь. «Отец предложил всем, кто были с нами на втором этаже, оторвать окно и прыгать, – вспоминает Давид. – Сил ни у кого не было, ничего не получалось. Наконец отцу удалось оторвать одну доску, за ней – вторую».
Тевье выпрыгнул на снег первым, его жена выбросила Давида и прыгнула сама. За ними ринулись еще двое. «К сожалению, они уже не успели. Оккупанты расстреляли их в упор, их тела упали прямо на нас, – рассказывает Давид. – Это и спасло нам жизнь. Выглянув в окно, оккупанты нас не заметили. А в это время советские самолеты сбросили пару бомб, началась паника. Мы выползли из лагеря, отползли на какое-то расстояние и всю ночь лежали в снегу».
В Одессу эти три человека из некогда большой семьи Айзенштейн вернулись 18 апреля 1944 года. Они пришли босиком, в обрывках одежды. Их квартира в центре города стояла пустая: оккупанты бежали, а соседи растащили имущество. Окна квартиры выходили во двор, и Давид с родителями видели свои вещи в квартире соседки с первого этажа: «В какой-то момент она, видимо, заметила наши взгляды, потому что сказала: “Даже не надейтесь, я вам ничего не отдам”».
А потом Давид увидел у соседского мальчика свой трехколесный велосипед: «Я не мог этого выдержать, подошел, попросил отдать, мне отказали. Тогда мы еще с одним пацаном, с которым были вместе в гетто, подкараулили мальчугана и забрали у него мой велосипед. Соседи еще долго на нас смотрели очень неприветливо».
После войны Давид выучился, женился и уехал в США, где у него родился сын. Родители никогда не вспоминали ужасы гетто, Давид тоже все никак не мог собраться с силами, чтобы рассказать кому-нибудь о пережитом. Но в январе 2018 года скоропостижно скончался из-за тяжелой болезни сын Давида. Это не только стало страшной трагедией, но и поводом задуматься, что нужно поделиться с кем-то воспоминаниями, так и не переданными сыну. Давид Тевельевич связался с несколькими музеями и выбрал Музей истории евреев Одессы «Мигдаль-Шорашим».
Приехав в Одессу, Давид несколько дней вспоминал, плакал, рассказывал. А потом передал музею семейные фотографии, которые вместе с фрагментами его воспоминаний стали основой для выставки «И расскажи сыну своему…», приуроченной к 75-летию освобождения Одессы. Теперь большую трагедию маленького Давида узнают тысячи.
Светлана Лехтман

"ВРЕМЯ НАЗАД" НА 1-ом КАНАЛЕ

                            Шейнин в арафатке справа.

 Позвонили из Москвы и посоветовали срочно включить 1-ый канал Кремля, на котором, вместо "пятиминутки ненависти" к Украине или Грузии, вытащили из нафталина на передаче "Время покажет" идею о какой-то особой русской духовности и национальных интересах, которые, само собой, гораздо выше корыстной, мерзкой духовности Запада, особенно США. Включил, и в самом деле, то ли якут, то ли еврей - Артём Шейнин - громко витийствует об этой русской духовности, но в странных, чисто современных и злободневных рамках: СССР, мол, проиграл "холодную войну", что разительно похоже на декабрь 1941 года, когда армия Гитлера стояла на подступах к Москве, но теперь, вопреки коварству "танковых атак" "Макдональдса", Битлов, "Мальборо", и американского кино - столицу и себя новая Россия отстояла, вернулась к своей духовности, и семимильными шагами идёт к победе, как это было в мае 1945 г. . При этом, само собой, умалчивается, что победы над нацистами не было, если бы не "бездуховные союзники" во главе с США, а потому и сама эта шкала сравнений не просто наглая, неблагодарная ложь, а ложь  святотатственная над могилами всех погибших в войне с фашизмом. Но слушал я  хама - ведущего, ловко заговаривающего каждого, посмевшего уйти от "линии партии", и ждал: когда же он, наконец, назовет, в чем таком, особом, выражается эта самая русская духовность и какими такими, исключительными национальным интересами живет сегодня Россия, идущая к победе над коварным Западом?  (Прежде, нам хоть социализм и коммунизм обещали и просили лишь немного подождать светлого будущего). Ждал, ждал, но так и не дождался, а потому отвлекся от  бездарного шоу, а задумался над его неким фоном: дружными аплодисментами зрителей, сидящими с кислыми и равнодушными лицами проплаченной массовки. Аплодисментами уж больно дружными, будто где-то, вне поля обозрения теле-камер, сидит дядя, дающий отмашку, или он первым начинает бить в ладони по приказу из аппаратной. Именно этот фон мне и показался самой и страшной и опасной особенностью передачи, вполне достойной иного имени - "ВРЕМЯ НАЗАД".

ИСХОД

 Автор: Михаил Геллер фото: предоставлено автором

Исход

– Ну, предатели родины! Все чемоданы открыть, карманы вывернуть, – приказал начальник смены. Досмотр начинался. Кучка людей разбрелась по столам. Мы раскрывали чемоданы, выворачивали карманы и содержимое карманов тоже клали на стол. Ослушаться было нельзя, никто не хотел ехать на восток вместо того, чтобы ехать на запад. А такие случаи бывали.
– Это нельзя, это тоже нельзя. Костюмы – два на мужчину, три платья на женщину. Два комплекта постельного белья на мужа и жену. – Молодая таможенница быстро выбрасывала вещи из чемоданов.
У кого-то обнаружили два комплекта тфилин*.
– Почему везете два? – строго спросила толстая таможенница.
– Один тфилин для мужа, другой для жены, – быстро нашлась маленькая жена сумрачного мужчины, здоровенного небритого дядьки, горестно наблюдавшего, как копаются в его белье.
– Товарищ начальник смены! Тут везут в чемоданах золото! – торжествующая таможенница высоко вверх подняла маленькое золотое колечко.
– Это мое обручальное, – горестно расплакалась молодая женщина, – у меня руки опухли, я его надеть не могу.
– Изъять. В декларации не заявлено.
Потом начальник смены увидел нашего десятилетнего сына и приказал ему вывернуть карманы. А в карманах у него лежало несколько юбилейных рублей. Нам кто-то сказал, что их можно продать коллекционерам на Западе. Я достал несколько и отдал их сыну, его вряд ли будут проверять. Они ему ужасно нравились. Как часто он их вынимал и любовался. Они были очень красивые, с интересными рисунками, которые можно было долго рассматривать. И они так сверкали! Они лежат у нас до сих пор, никого они не заинтересовали, никто их не купил.
– Не положено, – сказал начальник смены, передал их молодому человеку, который досматривал наши чемоданы, и отошел еще к кому-то.
Я видел, что тому ужасно неловко и он нехорошо себя чувствует, как будто ему стыдно: то ли делал он это в первый раз, то ли просто был порядочный человек. Я увидел, что он подвинул горстку монет поближе к моему сыну. И детская ручонка быстро цопнула их и сунула обратно в карман.
Потом молодой человек аккуратно просунул руку под наше белье и, не нарушая порядка укладки, начал водить рукой в чемодане.
Это заметил начальник смены. Он подошел к нашему столу, выбросил все наши вещи из чемоданов и угрожающе заметил молодому таможеннику:
– Ты что ж, этих предателей жалеешь? – и надорвал по шву два платья.
Моя жена вспыхнула, но я быстро схватил ее за руку, и она промолчала.
И все молчали, и только плакала тихонько чья-то маленькая девочка, у которой вспороли куклу, когда искали золото и брильянты.
* * *
Мы, уезжающие, часто собирались тогда у кого-нибудь на кухне и спорили ночи напролет, куда все-таки ехать. Информации было мало, интернета еще не было. Каждый рассказывал какие-то истории, которые кто-то ему рассказал или он где-то слышал.
Вызов у нас был в Израиль, и некоторые считали, что жить надо в своей стране.
– За это ведь боролись, – говорили они. – И гражданином ты сразу становишься, и паспорт сразу выдают.
Им возражали, что если ты хочешь жить еврейской жизнью, то можешь это делать даже тут, в России. Но тут это опасно, в отличие от любой другой страны мира. В любой другой стране мира можешь жить так, как хочешь. Но вот встроиться в жизнь, в экономику, в культуру – это не так просто в любой стране, а особенно в Израиле. Один язык выучить чего стоит.
– А в Америке – пожалуйста. Встроиться в жизнь куда проще. И язык куда легче.
И в Америке ты становишься гражданином тоже, только немного позже. А права все у тебя есть: и на работу, и живи так, как хочешь. Ничем не отличаешься.
– Ну, это есть и в Канаде, и в Австралии, – возражали им. – И язык тот же.
– Там страны меньше. И зарплаты меньше. И рынок труда меньше. И пробиваться там поэтому гораздо сложнее. А язык тот же, его все равно учить надо.
– А в Израиле, говорят, помогают сначала. Какие-то деньги дают, курсы по языку есть бесплатные.
– А в Америке помощь и не нужна. Сам можешь пробиться.
– Ехать надо в Америку, – убеждал меня Саня. – Америка – огромная страна, страна безграничных возможностей.
Саня был моложе меня на 10 лет, вся жизнь лежала перед ним одной большой возможностью.
– Саша, а почему ты думаешь, что Америка лучше всего? Ты там бывал? Или в какой-нибудь любой другой стране? Ну, просто чтобы сравнить.
– Не бывал, – серьезно говорил Саня. – Ты это и сам знаешь. Но у меня там живут двоюродный дядя и троюродный брат, его сын. И я с ним, с братом, говорил по телефону. И он мне все объяснил.
Он говорил, что нас в общем-то нигде никто не ждет. Ни в Америке, ни в Израиле, а уж менее всего в Германии, Франции, Канаде или Австралии. Но при этом Америка – единственная страна, где нам дается шанс. Он в этой стране всем дается. Не потому что только нам, приезжим. А всем. Все остальное зависит от тебя.
– И да, кто-то не вытягивает, складывается. Но большинство друзей моего брата все устроены, все влились в жизнь – и очень быстро. Твой социальный статус в Израиле почти наверняка сильно упадет. А там, в Израиле, людей ценят и с ними обращаются в соответствии с их социальным статусом. Мой брат в Израиле бывал, он знает. И он мне сказал: в Америке нет такого понятия, как социальный статус. Вот он там инженером работает. Так он говорит, что если бы ему сейчас больше заплатили за копание земли, скажем, то он бы пошел землю копать. И если он завтра подсчитает, что иметь магазинчик выгоднее, то он бросит свое инженерство, откроет магазинчик и будет там торговать. И никого вокруг это не удивит, и отношение к нему не изменится. Ни у соседей, ни у друзей. Неважно, как ты зарабатываешь деньги, главное – честно. А в Америке их легче заработать.
И решили мы ехать в Америку. Все-таки нам было уже под сорок. И нам сказали, что в Израиле в этом возрасте очень трудно найти работу. Особенно по специальности.
И еще нам было дико страшно. Нас действительно никто нигде не ждал. А в Америку все-таки несколько семей – наши друзья – ехали. Хотя ехали они к своим родственникам: Саня с женой и детьми – к своему дяде в Нью-Джерси, Паша с Жанной – тоже к кому-то из родственников в Чикаго. У нас родственников не было, но мы решили, что там разберемся.
* * *
А досмотр в таможне уже закончился, и нас проводили в самолет. Сначала все сидели тихо, но когда самолет оторвался от земли и набрал высоту, Паша вытащил откуда-то бутылку шампанского и бумажные стаканчики. И пошел по проходу, раздавая всем стаканчики и расплескивая шампанское на пол.
– Все, суки! Вырвались! – орал он. – За свободу!
Сидящие в самолете туристы – немцы, австрийцы, еще кто-то – с удивлением на него смотрели и спрашивали друг у друга, что все это значит.
И мы долго успокаивали Пашу, объясняя ему, что самолет-то советский, значит, мы все еще на территории СССР. Так что могут и назад повернуть. Весь праздник души человеку испортили.
В Вене нас повезли в гостиницу, было уже поздно. Сказали на улицу самим не выходить, гостиница заперта на ключ и стоит охрана, боялись террористов. Да и устали мы страшно. Многое сегодня пришлось пережить. Поэтому Вену мы в тот вечер так и не увидели.
Наутро нас вначале повели пешком из гостиницы в ХИАС – подписать заявление, что мы едем в Америку, и оформить необходимые бумаги. Мужчины вышли в костюмах или хотя бы в темных брюках и белых рубашках, женщины – в красивых платьях. Мне показалось, что мы как-то странно смотримся на утренних улицах Вены. На нас вроде обращали внимание.
Впервые в жизни мы попали за пределы железного занавеса.
И я оглядывался и вертел головой.
Рядом с гостиницей стоял какой-то киоск, и там на прилавке лежала всякая всячина. Какие-то орешки в пакетиках, конфеты, бутылочки с какими-то напитками, что-то еще, названия чему я не знал. И все было в ярких упаковках, необычных и таких соблазнительных. Боже, какое это было чудо.
Местные дети подбегали к киоску и, высоко подняв в воздух валюту, покупали сладости и мороженое.
Школьники! Держали! В руках! Валюту!
И ничуть этого не боялись. Валюту, за которую судили и расстреливали, иметь которую было преступлением, валюту, которую нам разменяли по сто долларов на человека (и эти несчастные триста долларов я спрятал на теле, под бельем, в зашитом носовом платочке) и которую я поклялся сам себе до приезда в Америку не вытаскивать.
И трамваи. Там по улицам ходили какие-то фантастические трамваи. Маленькие, современные. Страшно красивые, как игрушки. И самое фантастическое, что они ходили совершенно бесшумно, даже на стрелках не звенели.
Нас поставили в очередь у входа в какую-то стеклянную дверь. Она вела в большой офис на первом этаже с громадными стеклянными окнами-витринами. За окнами было много столов, на которых лежали кипы бумаг, сидели и работали люди. Дверь была на замке, перед дверью стоял австрийский охранник. Если надо было войти, он нажимал кнопку, в офисе махали ему рукой и, видно, тоже нажимали кнопку. Раздавалось жужжание – и дверь открывалась. Нам сказали стоять здесь, заходить будем по одной семье, по очереди.
Очередь двигалась медленно, мы уже ждали довольно долго. Жена с сыном отошли погулять вокруг. Становилось жарко, страшно хотелось бросить все это и отправиться посмотреть Вену.
И в это время мы увидели, что мимо очереди, мимо нас быстро идет какая-то немка и переговаривается по-немецки с каким-то странным типом. Он был сильно смуглый, одет в байковый полосатый халат, на голове у него была войлочная тюбетейка. Типичный узбек. Как будто только слез с верблюда. И он осторожно поддерживал очень старую женщину в широком цветастом платье, которая еле шла, опираясь на его руку. За ним шла какая-то женщина помоложе, тоже в цветастом платье, ее поддерживали две девочки постарше, одна в полосатом халате, другая в таком же цветастом платье. За ними бежали несколько детей поменьше, мальчики и девочки, в платьях и халатах, полосатых и цветастых.
Смотрелись они на улицах Вены, как я в костюме мог бы смотреться где-то на Марсе.
Они подошли к нашей двери, и немка-сопровождающая что-то сказала охраннику. Он нажал кнопку.
– А эти почему без очереди? – злобно поинтересовался кто-то. – Эй, там, впереди! Какого х…ра их пускают без очереди?
– А эти чурки всегда без очереди пролезут! – крикнул кто-то из хвоста очереди. – У, сволота черная!
– Да он по-русски-то и не понимает! – крикнул еще кто-то.
– Да они и не евреи! – крикнули опять из конца очереди. – Чего этот чурка сюда прется?
Ни мужчина, ни его сопровождающая никак не отреагировали. Мужчина бережно помог пожилой женщине подняться на ступеньку, потом – молодой. И подсадил на высокую ступеньку самых младших детей.
Он уже почти вошел в дверь сам, но остановился и, придерживая дверь, вдруг повернулся к нам.
– Люди! Евреи! – сказал он с акцентом, но на вполне приличном русском. – Почему вы нас ненавидите? За что? У меня очень больна жена. Она не может стоять. И мать еле стоит. Если бы не это, мы бы стали в очередь. И мы тоже евреи! – И он показал пальцем на свою то ли тюбетейку, то ли кипу. – Хоть и отличаемся от вас по виду. Мы молимся тому же богу, богу Израиля, на его святом языке. Мы изучаем ту же Тору. И мы тоже делаем брис** нашим детям. И ходим в синагогу.
Он опустил голову.
– Почему мы не относимся друг к другу хорошо? Ну хотя бы к своим для начала. Почему не живем в мире? Хотя бы между собой…
Он махнул рукой, повернулся и вошел в дверь, осторожно прикрыв ее за собой.
И мы, евреи и неевреи из Москвы и Питера, из Киева и Пскова, из Одессы и Новгорода, стояли и молчали. Мы, которые не молились богу Израиля ни на каком языке. Не изучали Тору. Не очень ходили в синагогу. И редкие из нас делали брис своим детям.
Мне стало стыдно. Мне стало вдруг так стыдно, что я захотел убежать из очереди. Но не убежал.
Я вдруг, как это ни смешно, впервые, именно сейчас, ощутил, что мы вырвались за железный занавес. Что стали наконец свободны. Именно сейчас, а не в Пулково на таможне и не тогда в самолете. И даже не утром, когда мы впервые вышли сегодня на улицы Вены.
Я думал, что настала, наверное, пора выдохнуть, освободиться от страха и злобы. И гнева.
И еще я думал, что люди снаружи железного занавеса какие-то другие и надо бы присмотреться к аборигенам вокруг. Чем-то они от нас отличались. И дело было не в одежде, не в “данке шон” и “битте”, которые они постоянно вокруг себя разбрасывали. Что-то другое в них было, что-то, что отличало их от нас. Какое-то взаимное уважение. И самоуважение, что ли. И предупредительность. Ненахрапистость. Мне трудно было это выразить, но что-то было другим. И мне еще предстояло это понять и принять.
Так начинался наш побег из счастливой страны социализма, братства народов и любви к отечеству. Прошлая эпоха заканчивалась, начиналась новая.
И мой сорокалетний срок блуждания по пустыне тоже заканчивался.
Мне было 39 лет.
Вторая жизнь моя начиналась – опять с нуля.
* Тфилин – кожаные ремешки и коробочки, которые молящийся мужчина-еврей накручивает на руку и голову.
** Брис – обряд обрезания у евреев.
Источник: "КСТАТИ"