Этюд о неразделённой любви
Этот человек не стал жертвой еврейского погрома, не погиб в гетто, не был казнён по обвинению в юдофобском кровавом навете, не был осуждён на антисемитском судебном процессе, не был расстрелян в застенках гестапо, не попал в газовую камеру нацистского лагеря смерти. Писатель, который мог стать большим, был удушен тяжестью еврейского происхождения. Его талант был подавлен рефлексиями и переживаниями из-за еврейского вопроса, невзирая на то, что заря равноправия евреев с не евреями дважды ярко загоралась в его жизни.
В 1806 году Наполеон захватил Рейн-Вестфалию. Законом от 1808 года он уравнял местных евреев в правах с немцами по линейке Французской революции. По всей Германии шли процессы эмансипации евреев и разрушения гетто. Падение Наполеона привело к ограничению прав евреев в германских государствах. В 1819 году по Германии прошла волна погромов против распрямлённых равноправием евреев. Активное участие евреев в революции 1848 года содействовало возрождению эмансипации. После объединения Германии Бисмарк при принятии единого свода законов Германской империи в 1871 году инициировал акт о полном гражданском равноправии евреев. Но появление работ идеологов расового антисемитизма в конце 1870-х-начале 1880-х годов привело к вспышке юдофобии. Евреи были уравнены в правах в Германии только в 1918 году, после гибели Второй империи. В Веймарской республике евреи формально имели равные права с немцами. Однако в первой в истории Германии свободной Веймарской республике, свобода евреев была относительной и шаткой.
В августе 1912 года в «Нойе Рундшау» Стефан Цвейг анализировал творчество новых заметных писателей, появившихся в литературе на немецком языке: «Кроме Томаса Манна, безусловно, подающего самые большие надежды на создание действительно немецкого романа, два писателя – Генрих Манн и Якоб Вассерман уже своими книгами показали, что освободились от немецкой традиции. Генрих Манн – благодаря романтическому происхождению и, прежде всего, из-за внутреннего неприятия всего буржуазного, явления, нынче так угрожающего немецкому искусству ожирением, Якоб Вассерман же – из-за сильно выраженной в нём расовой необычности и тяготения к чистой эпике – другого, подобного ему в Германии сейчас найти невозможно».
Якоб Вассерман (на снимке) родился 10 марта 1873 года в Фюрте, в Баварии, в буржуазной еврейской семье, вскоре после установления эмансипации евреев в недавно объединённой Германии. Он был книготорговцем, секретарём редактора журнала «Симплициссимус», а в 1893 году стал профессиональным писателем. Вассерман – автор 17 романов, 5 пьес и десятков новелл и эссе. В 1926 году он был избран в Прусскую Академию искусств, а в 1933 году ушёл в отставку после нацистского переворота. Его книги были запрещены в том же году. Писатель умер в Австрии 1 января 1934 года.
Вассерман был сторонником ассимиляции евреев и противником еврейского национализма. Он называл сионизм «ошибочным, преступным и самоубийственным». По его мнению, евреям лучше погибнуть или быть изгнанными, чем отказаться от «их миссии и судьбы» как немцев. Он был убеждён, что место рождения определяет ритм и содержание прозы автора: «Любой пейзаж, каким-то образом ставший частью нашей судьбы, порождает в нас определённый ритм — ритм эмоций и ритм мысли, — не осознаваемый нами, но от этого не становящийся менее значимым. По ритму прозы можно угадать особенности родного пейзажа писателя, который таится в ней, как зерно под мякотью плода...». Автор считал, что творения писателя определяются местом его рождения и проживания, а не национальной и религиозной принадлежностью. Рождённый в Германии, он хотел быть немцем. Переехав в Австрию, он признавался: «Я никогда не мог избавиться от некоторой доли стыда. Я стыдился поведения евреев, их манер… временами мой стыд переполнял меня так, что превращался в отчаяние и отвращение».
В очерке о Вассермане Стефан Цвейг пишет о коллеге, о себе и обобщает: «У большинства писателей-евреев Германии еврейство уже давно перестало быть внутренним ядром их сущности, оно осталось лишь неким видом их интеллектуального зрения, характером воззрений, не несущим созидающего начала духовным механизмом и поэтому являющимся скорее препятствием, тормозом высшему творческому напряжению. Это культурное еврейство почти никогда не было и не могло быть питательной средой искусства, так как оно представляет собой слишком тонкий слой, что обусловливает то удивительное отсутствие корней, которое, правда, компенсируется возрастающими возможностями приспосабливаться, обусловленными ассимиляцией. Под воздействием бесчисленных превращений, преобразований, отфильтровок и смешиваний, ветхозаветное для них стало таким далёким, что подобных культурных евреев евреями называть уже нельзя так же, как современных итальянцев – римлянами, а греков – эллинами».
В письме швейцарскому литературоведу доктору Эдуарду Корроди, заведовавшему отделом в газете «Нойе Цюрихер Цайтунг» (1936 год – написано после смерти Вассермана. – А. Г.)), Томас Манн писал: «...Ещё недавно в связи с биографией Вассермана, написанной Карльвейс, Вы, со свойственной Вам точностью и прозорливостью, рассуждали о процессе европеизации немецкого романа. Говоря об изменении типа немецкого романиста, происшедшем благодаря таким дарованиям, как Якоб Вассерман, Вы замечали: под действием интернационального компонента еврея немецкий роман стал интернациональным. «Интернациональный» компонент еврея – это средиземноморский европейский компонент, а таковой является и немецким; без него немцы были бы не немцами, а ненужными миру лодырями...» Манн считал Вассермана реформатором немецкого романа, европеизация которого осуществлялась благодаря космополитическому влиянию творчества коллеги.
Вассерман писал: «Я немец, и я еврей, полностью немец и полностью еврей. Один не может быть отделён от другого». Тонким чутьём большого художника Цвейг ощущал сложные отношения коллеги и соплеменника к немцам и евреям: «Углубившись в книги Вассермана, можно… понять, как болезненно страдал он из-за врожденной двойственности, можно почувствовать его страстное желание найти непосредственного человека. В его книгах мы увидим высший образец жизни, чистого, прямодушного человека (подобного князю Мышкину у Достоевского), просто, без комплексов думающего, не подавленного чувственностью, не угнетённого логическими построениями… Его «Агатон» был первым из этого ряда, потом «Добрый» с Ансельмом Вандерером, характер которого ещё не определился, человек ещё не приблизился к Агатону, к символу преодоления еврейской двойственности». «Человеком, без комплексом думающим», Вассерман не был.
Мартин Бубер в статье «Еврейство и человечество» писал о двойственности еврейства: «Еврейство не просто и не однозначно, оно исполнено противоречий. Это полярный феномен». В защиту тезиса философ ссылается на слова Вассермана: «Верно одно: фигляр и естественный человек; чувствительный к прекрасному и враждебный ему; сладострастный и аскетичный, шарлатан и азартный игрок, фанатик и трусливый раб – всё это есть в еврее». Бубер комментирует высказывание писателя: «В этих словах Якоба Вассермана выражено то, что я воспринимаю как главную проблему еврейства, как загадочную, странную и творческую противоречивость его существования – его раздвоенность… Ни у одного другого народа нет таких пламенных игроков и предателей, ни один другой народ не породил таких возвышенных пророков и освободителей…Никто, как еврей, не может понять, что означает быть соблазнённым самим собой».
Как и Цвейг, Вассерман долгие годы отрицал еврейскую солидарность и считал восточноевропейских евреев чужим народом: «Если я говорил с польским или галицийским евреем и пытался понять его образ жизни и мышления, во мне могло зашевелиться чувство сострадания и печали, но не возникало ощущение братства. Он был мне совершенно чужд, а когда недоставало чувства симпатии, - даже отталкивающим».
В момент, когда евреи добились равноправия в Германии, успехов во многих сферах и стали товарищами по оружию во время войны, антисемитизм дошёл до уровня трудов идеологов расовой юдофобии В. Марра и Е. Дюринга. В мемуарах 1921 года Вассерман описывает отношение к солдату-еврею командиров в армии: «Хотя я от всего сердца и всеми силами старался выполнить свой солдатский долг, достигая требуемого уровня, я не сумел добиться признания своих командиров». Он чувствовал, что офицеры с презрением относятся к нему и другим солдатам-евреям. В армии, во время Первой мировой войны, когда опасность одинаково угрожала и немцам, и евреям, писатель познал чудовищный антисемитизм: «С самого начала я столкнулся с тупой, жёсткой, почти бессловесной ненавистью, которая пронизывала простонародье…Наименование «антисемитизм» едва ли могло определить её характер, источник, глубину или цель». Писатель осознавал: «Есть нечто специфически немецкое в этом… Это немецкая ненависть». Он бил тревогу за 12 лет до создания Третьего Рейха. Однако задолго до его открытия крайнего проявления немецкого национализма об этом писал Фридрих Ницше: «На совести у немцев национализм, самый варварский, самый безумный недуг из всех существующих, тот национальный невроз, которым больна Европа. Германия лишила Европу рассудка, отняла у неё разум». Диагноз Ницше подтвердился после вспышки европейского националистического безумия, приведшего к Первой мировой войне.
В 1921 году Вассерман написал автобиографию «Мой путь как немца и еврея» (Mein Weg als Deutscher und Jude, Berlin, 1922). Он предваряет автобиографию обращением к читателю, открывающим его иудейские заботы и слабости: «Хочу я, побуждаемый внутренней потребностью и требованием времени, дать себе отчёт о наиболее проблематичной части моей жизни, той части, которая касается моего еврейского происхождения и моего существования, как еврея; не просто еврея, но немецкого еврея - два понятия, которые даже для наивного человека вскрывают всю полноту недоразумений, трагичности, противоречий, раздоров и страданий. Тема эта всегда оставалась щекотливой, независимо от того обсуждалась ли она стыдливо, свободно или вызывающе. Красиво раскрашенная с одной стороны, она была ненавистна - с другой. Ныне она является очагом пожара. Мне хотелось бы дать чистое созерцание. От доказательств и защиты я отказываюсь вообще, точно так же от жалоб и всякого рода декламации. Я опираюсь только на пережитое. Непреодолимо тянет меня пролить свет на сущность той дисгармонии, которая прошла через всё моё творчество и бытие, и с годами всё болезненнее ощущается и сознаётся». Душевная боль неизбывного дуального восприятия приобретает форму отчаяния именно тогда, когда евреи имеют равные права с немцами: «Мы напрасно умоляем народ поэтов и мыслителей от имени его поэтов и философов. Любой предрассудок, который, казалось, исчез из современного мира, выращивает тысячи новых, как падаль порождает червей… Напрасно мы логикой прерываем их сумасшедший вопль. Они говорят: он осмеливается открыть свой рот? Душите его! Мы напрасно образцово себя ведём… Мы напрасно просим безымянности. Они говорят: трус! Он ползёт в убежище, преследуемый испорченной совестью…Мы напрасно помогаем им снимать цепи рабства. Они говорят: конечно, он нашёл в этом пользу… Мы напрасно живём и умираем ради них. Они говорят: он еврей». Израильский журналист и историк немецкого еврейства Амос Эйлон утверждал, что сегодня Вассерман известен благодаря этому крику души, а не его романам. Писатель с горечью отмечал: «Я больше печалюсь о немцах, чем о евреях. Разве не следует горевать больше всего из-за тех, чья любовь глубока, хотя и безответна?»
Германский национализм, переполненный антисемитизмом, совершал победное шествие. В год издания автобиографии Вассермана 24 июня 1922 года националистами был убит министр иностранных дел Германии, еврей Вальтер Ратенау, объявленный убийцами одним из «сионских мудрецов», руководящих Европой с помощью заговора трёхсот еврейских правителей. Известная фальшивка «Протоколы сионских мудрецов» стала кровавой реальностью. В мемуарах отчаявшийся писатель задаёт немцам вопрос: «Почему вы бьёте руку тех, кто за вас?» Вассерман потрясён победами германского национализма и крушением идеи о том, что он и немец, и еврей. Писатель поражён и напуган убийством Ратенау, но озадаченно остановливается перед описанием триумфа и трагедии министра иностранных дел Веймарской республики. Он не мог создать художественное произведение по мотивам убийства Ратенау, так как при этом должен был бы описать крах своей идеологии.
Лион Фейхтвангер не был германским патриотом. Поэтому он мог сочинить роман о провале концепции еврейской безответной любви к Германии. В 1925 году Фейхтвангер создал роман «Еврей Зюсс» (1925), в центре которого немецко-еврейские размышления о ценности ассимиляции и германского патриотизма. Историческое лицо, придворный еврей Зюсс Оппенгеймер послужил писателю материалом для его героя. Как и Ратенау, министр финансов Зюсс, глубоко погружён в немецкую культуру и жизнь и идеально говорит по-немецки. Еврейская община и культура значат для него мало. Невзирая на его заслуги перед правителем и его сугубо немецкое обличье, к нему относятся с жестокой несправедливостью как к незваному гостю. Описание Зюсса, преданного немецкой культуре, но не принятого обществом, отражает неопределённое положение евреев Веймарской республики и прежде всего Ратенау, чьё убийство послужило триггером для написания романа. Убийство Ратенау было предательством Германии по отношению к одному из самых заслуженных и значительных лидеров страны. Немецко-еврейские писатели того времени иногда ощущали грозящую катастрофу, но всё ещё были предрасположены к оптимистическому обману.
Вассерман принадлежал к категории односторонне и безответно любящих Германию евреев, таких, как Г. Риссер, Б. Ауэрбах, В. Ратенау, Э. Лиссауэр, А. Баллин, Ф. Габер и Л. Йессель. Он путал родной язык с родиной. Вассерман с его богатой фантазией романиста какое-то время жил в виртуальном мире, выдавая желаемую Германию за действительную. Он был обманут эмансипацией евреев. Германия, ещё не нацистская, но националистическая, не оставляла ему права быть немцем. Понимал ли он, что восточноевропейские евреи приближались к нему с той же скоростью, с которой удалялись от него немцы? В последний год жизни писателя его коллега Фейхтвангер написал роман «Семья Опперман» (1933), в котором герои-евреи потрясены предательством Германии по отношении к ним, её гражданам, уроженцам страны: «Их родина, их Германия, оказалась изменницей. Они так твёрдо стояли на земле своей родины, веками утверждались на ней, и теперь вдруг она ускользает из-под ног». Сгорание евреев от неразделённой любви евреев к Германии стало зловещей прелюдией к их сжиганию в печах Холокоста.
Тяжесть еврейского вопроса раздавила Вассермана, не дав ему стать большим писателем. Он был забыт. Было время, когда его сравнивали с Германом Гессе и Томасом Манном. Последний убеждал писателя в том, что огромный успех его произведений доказывает отсутствие серьёзного антисемитизма. Вассерман отвергал этот довод Манна. Он напоминал последнему, что он и его жена скрывают от своих детей их еврейское происхождение: жена Томаса Манна была крещёной еврейкой. Вассерман писал Манну: «Как бы Вы себя чувствовали, если бы Вас забраковали из-за Вашего происхождения из Любека? В действительности Вы чувствуете обратное: Вас уважают за Ваше происхождение. До сегодняшнего дня, несмотря на все мои успехи, на все книги, которые я написал, я продолжаю упираться в ту же старую стену, в те же смехотворные опасения; я продолжаю чувствовать традиционное отвращение, которое режет по живому и ударяет по внутренней сущности человека».
Вассерман описывает «маргинальных евреев», к которым сам принадлежит. Зигмунд Фрейд, Эрнст Толлер, Стефан Цвейг, Курт Тухольский, он сам и многие другие отвергали связь с религией, еврейской общиной и традицией, но не могли полностью интегрироваться в секулярном немецком и австрийском обществах. Он описывал их как «в религиозном и социальном аспекте плавающих в воздухе. Они больше не имели старой веры, но не приняли новой, то есть не сказали да христианству… физическое гетто стало ментальным и моральным».
После публикации сочинений идеологов расового антисемитизма в Германии, Ницше в «По ту сторону добра и зла» (1886) писал: «Евреи же, без всякого сомнения, самая сильная, самая цепкая, самая чистая раса из всего теперешнего населения Европы; они умеют пробиваться и при наиболее дурных условиях (даже лучше, чем в благоприятных), в силу неких добродетелей, которые нынче охотно клеймятся названием пороков». Философ предсказывал конструктивную роль евреев в развитии культуры Европы. Он заявлял, что они станут «основателями и творцами ценностей». Он считал, что их творческие ресурсы воплотятся в «великих людях и трудах…и станут вечным благословением для Европы». Ницше преувеличивал влияние евреев, но правильно замечал их сильное желание ассимилироваться среди не еврейского населения Европы: «Евреи, если бы захотели — или если бы их к тому принудили, чего, по-видимому, хотят добиться антисемиты, — уже и теперь могли бы получить перевес, даже в буквальном смысле господство над Европой, это несомненно; так же несомненно, что они не домогаются и не замышляют этого. Пока они, напротив, и даже с некоторой назойливостью стремятся в Европе к тому, чтобы Европа их впитала и ассимилировала, они жаждут возможности осесть наконец где-нибудь прочно, законно, пользоваться уважением и положить конец кочевой жизни, «вечному жиду»; и конечно, следовало бы обратить внимание на это влечение и стремление (в котором, может быть, сказывается уже смягчение еврейских инстинктов) и пойти навстречу ему: для чего было бы, пожалуй, полезно и справедливо выгнать из страны антисемитских крикунов». Никто не выгнал из страны «антисемитских крикунов». Их мощь и влияние нарастали. «Смягчение еврейских инстинктов» и «назойливое» стремление евреев ассимилироваться в Европе укреплялись, невзирая на рост антисемитизма.
Заметную роль в стремлении слияния с Европой играли «маргинальные» евреи. Оторванные от традиции, маргинальные евреи обогатили культуру других народов. Однако в Германии и Австрии первой трети ХХ века процесс отчуждения евреев нарастал. Тухольский, Толлер и Цвейг покончили с собой. Вассерман обнажил свою раненную антисемитизмом и неприятием немецким и австрийским обществом душу. 10 мая 1933 года нацисты сожгли тысячи книг неугодных писателей, среди которых были произведения Вассермана. Понял ли писатель, что близится к осуществлению пророчество Гейне: «Это была лишь прелюдия. Там, где сжигают книги, впоследствии сжигают и людей»? Творчество Вассермана разъедал яд юдофобии. Он чувствовал горькую правду: невзирая на интенсивные попытки стать немцем, еврей не может игнорировать своё еврейство. Жернова антисемитизма измельчили его большой талант. Художник не мог творить на высоком уровне с гирями на душе, с непрерывными переживаниями из-за невозможности полноценно писать и создавать произведения литературы народа, который его не принимал.
* * *
Желающие приобрести новую книгу А. Гордона «Безродные патриоты»
могут сделать это, обратившись к автору по электронной почте - algor.goral@gmail.com
могут сделать это, обратившись к автору по электронной почте - algor.goral@gmail.com
