НОВОДВОРСКАЯ О ЕГЕНИИ ШВАРЦЕ

НОВОДВОРСКАЯ О ЕГЕНИИ ШВАРЦЕ

Возвращение короля. Валерия Новодворская – о Евгении Шварце

• 14.11.2013
• автор: Валерия Новодворская
• смотрели: 2654

Тэги:

Валерия Новодворская, Евгений Шварц

У Толкиена третья книга его великой трилогии «Властелин колец» называется «Возвращение короля». В мир, где только что царило Сауроново зло, где только что закончилась Великая война между Мордором-Востоком и Гондором, столицей Запада, возвращается полузабытая королевская власть дунаданов, любимцев валаров (Богов и Стихий), некогда владевших Нуменором.

Арагорн, вернувшийся наследник древних королей Запада, силен и добр, и люди и эльфы надеются, что он сумеет вернуть в мир атмосферу чести, достоинства и Добра – вернуть из древних, легендарных эпох.

Уже много месяцев подряд мы рассказываем здесь о поэтах и писателях, едва глотнувших дивного напитка Серебряного века и тут же захлебнувшихся на остаток жизни нечистотами века Железного (и советской власти). В наш Храм пришел полумрак, ибо писателям, чтобы выжить, надо было лгать, выкручиваться, приспосабливаться, и это гасило чистый свет солнца Русской литературы. А иные авторы и вовсе не попали в Храм, обретя вечный покой на зеленых лужайках за его стенами, хотя и в ограде.

Тем удивительнее феномен Евгения Шварца, скорее эльфа, чем человека, но, увы, лишенного бессмертия. Он вернулся в неласковый мир советской эпохи как король, наследник древнего прекрасного Царства, населенного феями, рыцарями, принцессами, говорящими котами и умными свинопасами, где Добро рискует жизнью, иногда идет на смерть, но, теряя оптимизм и невинность, в конце концов побеждает. Как и положено в сказках. Кто в замке король? Волшебник, добрый, усталый и гневный волшебник. Митрандир. Гэндальф Белый. Белый Евгений Львович Шварц, который, в отличие от валара Гэндальфа, не мог вернуться в Валинор. Но он вернулся, как король, жил, как король, писал, как король, победил свое жалкое Время и умер, как король. Он шел сквозь Эпоху без страха и сомнения, он дрался с ней – один «за всех – из всех – противу всех» (по рекомендации М. Цветаевой), и Время сдалось, и не тронуло его, и легло покорным щенком у его ног. Ну начнем, как и полагается, с заклинания, любимого заклинания Евгения Шварца: «Снип, снап, снурре, пуре, базелюрре!»

Вода – ледяная. И Шварц прыгает в Дон в чем есть: в шляпе, в теплом пальто и калошах

Евгений Шварц. 1899. Екатеринодар

Король против Снежной королевы

Принято считать, что Шварц написал «Снежную королеву» в 1939 году. Но он столкнулся с ней гораздо раньше, в 1918-м, и ушел от нее непобежденным. А началось все в Казани, в октябре 1896 года. Серебряному веку оставалось еще доживать 21 год. Женя успел родиться в семье медиков, людей культурных, прогрессивных взглядов, республиканцев, но без партийной принадлежности и радикальной одержимости. Отец Жени, Лев Борисович, учился на медицинском факультете Казанского университета, мать, Мария Федоровна Шелкова, окончила акушерские курсы. Отец выучился на хирурга. Врач, акушерка – вполне народническая семья. Но они предпочли служить народу не на ниве грошовой социалистической пропаганды.

После гимназии родители настояли на том, чтобы их сын, бредящий театром, типичный гуманитарий (уже в пять лет он твердо заявил матери, что будет «романистом»), поехал учиться на юридический факультет Московского университета. Женя был воспитанным мальчиком и поехал. Проучившись два года, он завалил римское право. Послал родителям телеграмму: «Римское право погибает, но не сдается» – и послал к черту юриспруденцию. Дальше в его биографии есть загадочный пробел в целых пять лет. Что поделывал Е. Шварц с 1914-го по 1919 год? В остросоветский период чисток, анкет и политудочек (и тем более в мрачные, свинцовые сталинские времена) об этом периоде знали очень немногие, родные, самые близкие друзья. А они не трепали языком. Это были смертельно-расстрельные годы, и с такой биографией не было шансов уцелеть. А губить доброго и веселого сказочника, такого щедрого, такого воспитанного, не хотелось никому из его окружения. Конечно, если бы он полез к вождям, как Бабель, или в политику, как Мейерхольд, до этих пяти лет быстро докопались бы. Но сказка, сцена, детская литература – это было надежное убежище, здесь пролетарская бдительность давала слабину, и чекистский маниакал делал сбавку. А потом, к 60-м годам поближе, давать такие сведения о классике детской литературы тоже было нельзя. Здесь бы уже несдобровать цензорам и надсмотрщикам за литературой. Союзу писателей, например. «Куда смотрели, почему не доложили?!» – спросили бы у них. Хотя то, что было надежно скрыто в 20-е, 30-е, 40-е, в начале 50-х, не могло выплыть наружу и потом. Да и многие друзья поумирали, иные – не своей смертью. Валентин Катаев сам придумал себе «красную» биографию, скрыв «белую», пустив последнюю по рассказам и повестям. Евгений Шварц лгать решительно не научился. Но его о таких неслыханных вещах и не спрашивали, а от партии и ответственной работы он держался подальше. Но в позу на площади он вставать не умел. Его вызов тиранам надо искать в его пьесах. Листовки и лозунги он писать не мог. Памфлеты – тоже. Сатирикам пафос противопоказан. А пять потерянных лет выглядят в биографии безобидного сказочника просто фантастически. Его призвали в армию в 1917 году (до этого он играл в разных антрепризах, колесил по провинции, имел успех как актер, пробовал свои режиссерские находки и возился с «театральными» детьми, помогая им готовить роли). Но солдатствовать ему не пришлось, студенты до Октября только офицерствовали. Женю послали в юнкерское училище, он окончил его, стал прапорщиком. Но так было со многими: по инерции, по течению, по классовому признаку, куда несло представителей среднего класса (а интеллигенция в него входила целиком). Для резких шагов влево (как у Бухарина и Лавренева) нужен был сознательный выбор. Сознательный выбор сделал и (21 года от роду) Женя Шварц. Он идет в Белую Армию, он участвует в Ледовом походе Корнилова. При взятии Екатеринодара он получил тяжелое ранение. Отсюда его вечный мучительный тремор рук, скачущий почерк. А ведь это принимали за болезнь. Этот сказочник, этот волшебник тогда впервые схватился со Снежной королевой и остался жив. Чистые русские мальчики из Белой гвардии, из Ледового похода были Каями, которым в глаза не попали осколки пошлого и вульгарного Зеркала, их зрение осталось чистым и незамутненным. Как писала М. Цветаева: «Старого мира – последний сон: Молодость – Доблесть – Вандея – Дон». Мальчики Каи прошли этот путь вместо девочки Герды. Прошел этот путь и главный противник Снежной королевы (равнодушия и бездушной Власти) в СССР, офицер-корниловец Евгений Шварц, верный присяге и в 1917-м, и в 1937-м, и в блокаду в 1941-м (опять ведь поединок со Снежной королевой! В голодном и замерзающем городе). А потом начался театр. Весь мир лицедействует.

Евгений Шварц на репетиции спектакля «Тень» в Ленинградском театре комедии

Кочующий лицедей

Демобилизованный после ранения вчистую, Шварц поступил в университет Ростова-на-Дону, чтобы отдаться любимой словесности, но учиться не пришлось. Театр забрал его в свои шелковые, бархатные, душистые объятия. Еще бы! Отец, Лев Шварц, вечно что-то играл в любительских спектаклях, по дому ходил в римской тоге. Оба сына, Женя и его брат Антон, вступили в маленькую театральную труппу в Ростове-на-Дону. Здесь Женю настигла первая любовь. Он влюбился по уши в хорошенькую, изящную, талантливую актрису. Ее звали Гаяна Халаджиева. Она вполне отвечала вкусам юного романтика («Шаганэ ты моя, Шаганэ»). Тайна, загадка Востока, жгучая брюнетка, актриса и в жизни, и на сцене. Мальчик не знал, что это не любовь, а влюбленность. Откуда ему это было знать? Он ухаживал за кокеткой, а она не верила ему. Он клялся, что выполнит любое ее желание. А Гаяна привыкла к лживым клятвам поклонников и спросила: «А в Дон вы прыгнете?» Заметьте: ночь, ноябрь, даже конец ноября. Вода – ледяная. И Шварц прыгает в Дон в чем есть: в шляпе, в теплом пальто и калошах. Гаяна завопила диким голосом, сбежались люди, Женю спасли. И она не устояла – стала его женой и родила ему очаровательную дочь. И эта дочь была ему очень дорога, и потом от нее у Шварца, обожавшего детей, был внук.

Но веселые времена ростовской «театральной мастерской» закончились для Евгения, хотя критика сулила ему славу Качалова. Он сатирик и подрабатывает фельетонистом в веселой газете «Всесоюзная кочегарка». Там он встретит Николая Олейникова, друга и соавтора, тоже книгочея, но с математическим уклоном. Чтобы обеспечить Шварцу спокойную жизнь, он выдумывает ему шикарную биографию-розыгрыш. Мол, этот самый Шварц работал в продотряде. Это Шварц-то! Он не то что отобрать не мог, он все раздавал, что имел, а когда у самого денег не было, так шел занять, потому что не хотел отказывать тем, кто у него просил, и вечно сидел без копейки, потому что было у него сто друзей, и с ними он не мог скопить даже сто рублей. Но люди поверили в комиссара Шварца, и наш белогвардеец и «контрик» сошел за своего.

И вот труппа из Ростова в Петербурге, и в январе 1922 года они дают «Гондлу» расстрелянного Гумилева. (Женя Шварц потом отомстит за казненного поэта, ведь Ланцелот из «Дракона» во многом списан с него.) В «Гондле» Антон сыграл Гондлу, а Женя – Лагге. Хотя надо было наоборот. Король Женя Шварц, в отличие от окуджавского короля Леньки Королева, не очень-то умел драться, но дух его был высок, и он мог бы повторить слова Гондлы: «Там, в стране, только духам известной, заждались короля своего, мой венец не земной, а небесный, Лаик, терны – алмазы его».

Труппа распадается, и Шварц идет работать к тем, кто ценит волшебников – к детским писателям (К. Чуковскому и С. Маршаку), которые обращаются к детям (кто еще способен понять, кто не забит, не запуган, кто сохранил доброту и чистое сердце?). Это хорошие люди, и они продержались до конца темных времен, не труся, не солгав, не донося. Евгений Львович работает литсекретарем у Чуковского (а это просто гнездо свободомыслия, одна Лидия Корнеевна, дочь, чего стоит). Он находит себя в детских прелестных журналах с крупинкой хармсовских парадоксов, антиподах «Пионерской зорьки» и «Мурзилки» – в «Чиже» и в «Еже». Подвизается и в провинциальном журнал «Забой». Его компания – это М. Зощенко, Д. Хармс, обэриуты, которые поиздевались-таки над советской действительностью в силу полного демонстративного отсутствия идеологии. «Несчастная кошка порезала лапу», и вылечить ее можно было только с помощью воздушных шариков. Походив к серьезным и истовым «Серапионовым братьям», Шварц бросил их ради неформалов обэриутов. Мало кто из них уцелел, и судьба безобидного Хармса оказалась страшной. А вот Шварц вышел невредимым из огня, как и положено волшебнику.

Но прекрасный, интеллигентный Евгений Львович со своими друзьями попал в скверную историю. Каверин познакомил его с братом Александром и его женой, Екатериной Ивановной. И это была судьба. Женя Шварц и Екатерина Ивановна были созданы друг для друга. Пришлось Кате бросить мужа, а несчастный Шварц со слезами и стыдом оставил Гаяну и любимую дочь. И они дожили вместе до старости, были рядом тридцать лет, до конца.

Натан Альтман, Евгений Шварц, Илья Эренбург. 1957 г. Ленинград

Убить Дракона

В 1925 году Маршак, которого обрел на свое счастье Евгений Львович, получил от него рукопись в стихах – «Рассказ старой балалайки». И его стихи напечатали сначала в журнале «Воробей», а потом и отдельной книгой. Мир тесен! Шварц поработал даже в журнале «Ленинград», том самом, который будут громить и закрывать после доклада т. Жданова вместе со «Звездой» за то, что они посмели напечатать М. Зощенко и А. Ахматову. А потом он знакомится с Н. П. Акимовым, это сложившийся нонконформист, книжник, юморист. И кончается время тайн, главный клад и шарм Шварца выходит наружу, как алмаз из кимберлитовой трубки. Это сказка, и это пьеса. Однажды Акимов, главреж Ленинградского театра комедии, даже запер Шварца в своем кабинете на пару дней, чтобы он не отвлекался и дописал феерию. Спасибо Акимову, он помог нам получить это полезное ископаемое – сказочника и драматурга Шварца. Сначала шли пьесы-эскизы, оставшиеся во времени, как на дне, нужные только литературоведам, ибо нет в них «нетленки»: первая пьеса «Ундервуд» в 1929 году, потом «Остров 5-К» в 1932-м, потом «Клад» в 1933-м. И вот первая пьеса, где этот мальчик Кай выложил из ледяных обломков холодного времени слово «вечность» и стал сам себе господином и хозяином всего света. Это «Голый король», вроде бы обработка Андерсена. Три новеллы: «Принцесса на горошине», «Принцесса и свинопас» и «Голый король». Но это вам не благостная Христиания. Новый текст, гневный и значительный, антифашистский и антисоветский, рождается под пером Шварца. 1934 год. «Кировское дело», высылают и сажают каждого четвертого интеллигента Петербурга. «Голый король» прошел как чистый антифашизм, но ведь эта пьеса о том, что власть – голая, что обличать ее могут только невинность и чистота (дитя, поэт, идеалист) и что власть падает, когда народ поймет, что она голая. Всевластье, его кольцо – Кольцо Самовластья – вот против чего восстал открыто Шварц. Не поняли, слава Богу. А будущие бестселлеры идут косяком: «Красная Шапочка» (1936), «Снежная королева» (1939), и везде обличаются власть и предательство. О, он не прятался. Он раз двести повторял на людях, что пишет все, кроме доносов – в самые страшные времена. Он подкармливал семью арестованного друга, Заболоцкого. Он не подписывал ничего против «врагов народа». Он никогда не говорил о Сталине. Растущее косо дерево он публично называл холопом. Тихий, рафинированный, изысканный интеллигент, настоящий петербуржец. И вот появляется «Тень» (1940), пьеса настолько откровенная, что ее снимают сразу после премьеры в акимовском Театре комедии. Страшная, убийственная политическая сатира: Тень, порождение ночи, у власти, а люди ей в ужасе подчиняются и льстят. И надо только сказать: «Тень, знай свое место». Ученый побеждает Тень, но после того, как ему отрубают голову. Пьесу в панике сняли, но Шварца не тронули. Никто не поверил, что это он нарочно. Думали, случайно так вышло, опять списали на антифашизм.

Он раз двести повторял на людях, что пишет все, кроме доносов – в самые страшные времена

Начинается война, и Шварц записывается в ополчение, отказывается от эвакуации, а когда в войска его не берут (все этот тремор рук и глубоко штатский вид), он с Екатериной Ивановной каждую ночь тушит на крыше зажигалки. Они ходят всегда вдвоем на эти дежурства – чтобы если уж бомба, то вместе умереть. И бомбы их обошли. И чуть ли не силой его, погибающего от голода, вместе с женой эвакуируют на самолете Вера Кетлинская и верный Акимов. Киров, потом Сталинабад. Вроде бы советский писатель, блокадник, герой осады в 1943 году пишет свой шедевр «Дракон». Где только фамилии Сталина нет, а все остальное есть: слуги Дракона, люди, которые будут сажать и ссылать и после смерти Дракона (Сталина), все советское время, до самого его конца. Люди, о которых сам Дракон скажет: «Меня утешает, что я оставляю тебе прожженные души, дырявые души, мертвые души…» Верные фюреру немцы, верные Сталину «совки». Имеющие Дракона внутри – как нравственный закон. Вместо Закона. История Власти, Всевластья и того, что они делают с человеком. Воскресший Ланцелот карает преемников Дракона, его приговор суров. Шварц-Ланцелот не любил драконов не потому, что ему нравилась девушка Эльза. А потому, что тираническая власть – всегда Дракон, и разум и совесть с этим не могут смириться. Акимов поставил «Дракона» в 1944 году. Его сняли сразу после первого спектакля. А Шварца не тронули. Он был заговорен. Его пьесы не шли, газеты его ругали, сборники не печатались. А он дожил до 1958 года, до 15 января, и успел увидеть свои пьесы идущими и переведенными. Он не дождался только спектакля Акимова по «Дракону», его поставят в 1962 году; «Тени», фильма с Олегом Далем (1971), и «Каина XVIII», к которому он написал сценарий (1963). Евгений Шварц умер от инфаркта, последние годы он страдал от сердечной недостаточности. Но это все же легкая смерть. Его мужество помогло ему выжить и пережить двух Драконов его эпохи. И победить по рецепту своего Ученого из «Тени»: «Мне страшно было умирать, но я пошел на смерть. Ведь, чтобы победить, надо идти и на смерть. И вот – я победил. Прощайте, господа!»

Опубликовано в журнале «Медведь» №134, 2009

ЗА ЧЕРТОЙ ОСМЫСЛЕННОСТИ

Иван Давыдов: За чертой осмысленности

Иллюстрация: РИА Новости

+T-

Однажды сатирик Виктор Шендерович обиделся на россиян. И написал, как положено сатирику, сатиру, в которой говорилось, будто в головах у россиян — ботва вместо мозгов, руки растут оттуда, куда пресс-секретарь «Роснефти» Михаил Леонтьев посылает журналистов, и производят они только нравственность, причем ртом. Неизвестно доподлинно, пробил ли себе после этого политолог Павел Данилин, член Общественной палаты города Москвы, череп, чтобы удостовериться, что ботвы там нет. Но наверняка удостоверился, что руки у него растут совсем не оттуда, откуда должны расти, по мнению сатирика Виктора Шендеровича. После чего обиделся и произвел — дабы совсем уж сатирика уязвить — не нравственность, а донос в Следственный комитет, по пресловутой 282-й статье УК, разумеется. Обвинил сатирика в разжигании и попросил принять меры к пресечению.

Но, поскольку Шендерович — враг опытный и коварный, на помощь члену Павлу Данилину пришел депутат Виталий Милонов. Также себя осмотрел, убедился, что руки все-таки растут откуда им положено расти, и произвел донос в Генеральную прокуратуру. Сообщил, что «манифест Шендеровича пронизан чувством отвращения», и потребовал разобраться.

Тем временем коллега и даже начальник Милонова, вице-спикер Думы Петр Толстой, произвел, вероятно, все-таки нравственность, поделившись с публикой известными размышлениями о прискорбных нравах выходцев из-за черты оседлости и их потомков. Бурю вызвал негодования, вынудил собственного начальника, спикера Думы Вячеслава Володина, произвести ртом серию загадочных высказываний о специфике черты оседлости. О том, что за оной чертой, например, проживали в основном каторжане, чьи порочные нравы всякому известны, и не надо словам Толстого удивляться.

Не все и удивлялись. Депутат петербургского заксобрания, яблочник Борис Вишневский, например, удивляться не стал, а просто заявил, что органы должны проверить слова Петра Толстого на предмет разжигания. Произвел, в общем, донос, как и многие прочие из числа вышеупомянутых обиженных.

А дальше, по слову классика, все завертелось. Шендерович, конечно, свое получил. Но судили и Павла Данилина — за разжигание ненависти и вражды к одинокому представителю социальной группы «Шендерович». И, забыв о депутатской неприкосновенности, Виталия Милонова — за разжигание ненависти и вражды к представителю социальной группы «Виталий Милонов», поскольку следователи здраво рассудили, что ненависть к Виталию Милонову Виталий Милонов разжигает любой своей фразой, не говоря о действиях. И Петру Толстому досталось за потомков, и даже Вячеславу Володину за каторжан. Влиятельная, между прочим, социальная группа. Ну и, разумеется, осужден был Борис Вишневский за разжигание ненависти и вражды к социальной группе «вице-спикеры Государственной думы».

Тут уж и я не выдержал. Подумал, что, видно, донос — это и есть та самая нравственность, которую мы, россияне, обречены, по слову сатирика, производить ртом. Проверил на всякий случай, откуда растут руки. Раскрывши рот, долго пытался заглянуть при помощи зеркала внутрь головы, но ни мозгов, ни ботвы не увидел. Только черную какую-то бездну. После чего произвел донос — на всех доносчиков оптом, за разжигание ненависти к социальной группе «не вовсе вышедшие из-за черты осмысленности». Все и сели. Я тоже, кстати. За разжигание ненависти к социальной группе «доносчики». И настала, наконец, вожделенная тишина.

В этой нехитрой басне пока еще легко отделить правду от вымысла. Нетрудно сообразить, что проблемы по итогам карнавала сообщений в инстанции о разнообразных мыслепреступлениях могут возникнуть разве что у Виктора Шендеровича. И у меня, возможно, но не в этот раз. А вот у Петра Толстого — не могут, по определению не могут.

А еще невредно вспомнить, что любая попытка зафиксировать очевидное — не зря судить за слова, обществу незачем апеллировать к карательным институциям государства, чтобы выразить свое отношение к оскорбляющему, — традиционно натыкается на гнев и непонимание, причем отнюдь не только со стороны членов фан-клуба полицейского государства. Как же так? Нам-то их, конечно, можно честить — ты только глянь, откуда у них руки и что в голове. Но чтоб им нас! Безнаказанно? Ну нет, мы быстро с доносом в органы. Тем более что и в благословенной Европе…

Тем более что это правда, в благословенной Европе тоже хватает и дураков, и дурацких законов.

Павел Данилин, один из героев нашей истории, пишет в фейсбуке: «Заявление на Толстого по разжиганию — это еще одно свидетельство того, что русским патриотам необходимо реагировать в соответствии с имеющейся 282 статьей УК на любой хейтспич любого русофоба, вне зависимости от лиц и от того, что вокруг всякие либероиды будут называть тебя доносчиком, ибо сами они никогда не постесняются написать заяву по 282, прозванной “русской” по той причине, что кто то внушил русским, что защищать свою честь и достоинство — это западло и равно доносительству». Правильно пишет, если отвлечься от специфической лексики сочинителя доносов и увидеть главную мысль.

282-я статья УК — элемент точечно применяемого репрессивного законодательства. Нужна эта статья не для того, чтобы защитить ранимых сынов Сиона от хищного Петра Толстого, а чтобы бить по головам любых критиков власти (как и прочие аналогичные статьи УК). Так она применяется, так она и будет применяться. И когда вы на какого-нибудь заведомого мерзавца по этой статье стучите, вы просто подтверждаете право государства махать своей дубиной. Заведомый мерзавец все равно не пострадает, а вот какие-нибудь не вовсе плохие люди обязательно сядут за слова.

Видимо, тем, кто в фан-клуб полицейского государства не входит, никогда не удастся договориться о том, реальны ли мыслепреступления. Тем более что нам еще ни разу и ни о чем не удалось друг с другом договориться. Но можно ведь спор о мыслепреступлениях отложить до тех времен, когда родина станет свободной, власть — сменяемой, а парламент прекратит переводить на современный юридический язык средневековые кодексы. Тогда и поспорим, а пока не стоит помогать карателям. Они и так справляются.

В МИР ВОЗВРАЩАЕТСЯ ПРАВДА

27.01.2017 14:26 Автор: Гай Бехор Фото:предоставлено автором 

В мир возвращается правда

"Я сказал ему, что он как великий строитель Нехемия, который окружил Иерусалим стеной и так сумел защитить его", - взволнованно сообщил потом Джефресс, пастор президента Трампа.

Люди устраивали праздники благодарения небес за обильный урожай начиная с самой зари человеческой истории. Но американский праздник, который отмечают в четвертый четверг ноября, связан с поселением английских пилигримов Плимута в нынешнем штате Массачусетс. Это случилось в 1621 году, когда поселенцы и туземцы-индейцы вместе отпраздновали завершение успешного, урожайного года, пришедшего на смену тяжелейшему первому году, с трудом пережитому первопроходцами. Источником послужил праздник, привезенный из Англии. С распространением протестантской реформы ее последователи заменили нарочитые католические празднества на праздники, действительно связанные с природой и человеческим существованием. Так возник День благодарения (Thanksgiving).

Реформисты ввели тогда традицию отмечать радостные события праздничным пиршеством, а трагические наоборот - постом. Надежда состояла в том, что признательность Богу за удачу повлечет за собой следующую, а пост, напротив, предотвратит новые несчастья.
Сегодня День благодарения стал общепринятым выражением признательности. С религиозной точки зрения, его празднование является подтверждением того, что все хорошее в этом мире приходит от Бога, и следует быть благодарным ему за это. Светские же отмечают его в знак признательности американским первопроходцам, чье упорство обеспечило сегодняшнее процветание.
Так или иначе, но и нам пришло время высказать благодарность за все те удивительные события, что разворачиваются прямо на наших глазах, начиная с 2010 года, и все до единого идут нам на пользу.
1. Возвращение простого гражданина
Утром, когда я вышел из гостиницы, расположенной на 15-ой северо-западной линии города Вашингтона, улицы которой были перегорожены в этот день по всем направлениям, рядом со мной шагало еще несколько человек. Затем нас стало уже несколько десятков, идущих между заграждениями и тысячами полицейских и солдат. На Пенсильвания-авеню мы уже были сотнями, а перед многочисленными контрольно-пропускными палатками, ведущими в "стерильную зону", превратились в тысячи. И наконец, после завершения всего множества проверок (изучили даже монетки из кошелька), мы стали потоком десятков тысяч, сотен тысяч, текущих в воодушевленном шествии, подобного которому я никогда в своей жизни не видел.
То была процессия простых американских граждан, никак не связанных между собой, тех самых, кого Хиллари Клинтон не так давно называла "неприличным сборищем" ("basket of deplorables") - патриотов, любящих свой народ, свою веру, свои традицию и свой семейный уют. Тех, которые совсем не являются "прогрессистами", или, говоря иначе, антирелигиозными, антитрадиционными, настроенными против семейных ценностей глобалистами, слепыми адептами всемирной левой и безмозглыми последователями секты политкорректности.
Молодежь, среди которой было немало завернувшихся в американские флаги, словно на футболе, скандировала: "Ю-эс-эй". Простодушные люди, которые до сегодняшнего дня были отданы на откуп истеблишменту демократической и республиканской партий. Впервые в своей жизни они вдруг ощутили силу в своих руках. И я тоже почувствовал себя частью этой мировой революции, которую вновь возглавили Соединенные Штаты Америки.
Дональд Трамп - это уникальный человек, харизматичный, наделенный огромной воодушевляющей силой. Иметь возможность наблюдать за ним - само по себе немалая честь. Но дело совсем не в нем. На наших глазах разворачивается революция масс, которой еще предстоит охватить весь мир. И Дональд Трамп работает на нее, а вовсе не она на него. И он знает это предельно ясно. И если только он не сумеет сделать то, что от него требуется, он будет сметен, и кто-то другой займет его место.
Сила возвращается к простому гражданину. И уже в своей инаугурационной речи Трамп обязался: "Я буду бороться за ваши права изо всех сил - и никогда вас не подведу" (I will never ever let you down). Это мировая революция, сутью которой стал простой гражданин. Сила возвращается народу.
2. Коллапс фабрики лжи
Не перемену предстоит нам здесь увидеть, не переворот, но "бойню" (слово, которое Трамп тоже использовал в своей инаугурационной речи, правда, в другом контексте). Президент Дональд Трамп не был избран, чтобы что-то менять, он пришел "снести старый мир до основания", мир изолировавших себя от народа элит, утративших связь с обществом СМИ, прогнивших академических кругов, иными словами - всего старого порядка.
Меч пронзит самое сердце политкорректности, подобно социализму превратившейся в порабощающую секту. Недаром Трамп снова и снова повторяет, что пришел в столицу, в Вашингтон, чтобы "осушить болото". И вот, как я слышал, уже 200 президентских указов готовы к подписанию. Они повергнут в шок истеблишмент, и там это знают. Не просто так на протяжении всего пути они прилагали все силы, чтобы свалить Трампа, и продолжат пытаться.
Какие болота предстоит осушить? Коррупционную политику: всю это лоббистскую суету, бесчисленные институты "исследований", финансируемые иностранными деньгами, преступные связи капитала, власти и СМИ, всех этих дельцов и посредников, вообще всего того, что приходит из чужих, имеющих свои интересы государств. Нефтеносные арабские страны - именно они развели всю эту коррупцию, разумеется, нам во вред. Саудовская Аравия, Катар, Кувейт, ссорили здесь деньгами по разным "благотворительным", "исследовательским" и "информационным" фондам. Все это должно быть теперь пресечено, включая уголовное преследование всех тех, кто называл "зло - добром, а добро - злом". Пришло время насухо высушить эту фабрику лжи.
Обама выхолостил Америку, создал вместо нее наднациональную структуру. Он задушил ее идентичность, ее веру в Бога, служившую залогом успеха, капитализм, западные ценности, границы, само ощущение родины. Теперь задача состоит в том, чтобы вернуть все это обратно и как можно скорее.
Это будет совсем не просто в столь поляризованном обществе. И не случайно в своей инаугурационной речи Трамп провозгласил: "но, самое важное, мы защищены Богом". Бог вернулся.

3. Коллапс глобальных организаций
Не будет больше глобального руководства в стиле прежнего президента. Не будет больше использования "климата" для создания всепланетной власти. Не будет больше превращения ООН в сверхправительство. Не будет больше обожествления абсолютно бесполезного НАТО. И "Европейский Союз" больше не будет рассматриваться как нечто положительное. Все эти чудища, разбухли от денег, обслуживая при этом по сути лишь самих себя. Пришло время всех их зарубить.
Поэтому Трамп благословил "брекзит" под истошные вопли социалистического правительства Франции - мол, "это - объявление войны". И резолюция против Израиля в СБ ООН спелым плодом упала в руки новой американской администрации, чтобы помочь ей укротить эту организацию, настолько, насколько будет возможно.
Хватит ли у Трампа сил на все это? Мощи у него достаточно: он держит в своих руках обе палаты Конгресса, Белый Дом, а в скором времени получит и Верховный Суд. Все возможно, если будет желание. Хотя, конечно, и противников у него предостаточно.
Мы, в Израиле, всегда были сильны в противостоянии со странами, но оказывались беспомощны перед организациями. Теперь организации должны заплатить за это. То, что они - эти организации - хотели сделать с нами, произойдет теперь с ними. Трамп сказал "Америка прежде всего", а мы добавим также: "Израиль прежде всего". И станем делать лишь то, что хорошо для нас.
4. Правая заря
В Европе новые правые воодушевлены успехом Трампа, его жесткой позицией против истеблишмента и против Евросоюза. Четыре лидера новых правых собрались в городе Кобленц в Германии, на пути к созданию нового правого союза: Фрауке Петри - председатель партии "Альтернатива для Германии", Марин Ле Пен - президент "Национального фронта", Гердт Вильдерс - глава ведущей голландской партии и Маттео Сальвини - лидер "Северной Лиги" в Италии. Подобно тому, как Трамп возглавил США, они намерены взять Европу в свои руки, отправляя на свалку истории лживый и проклятый брюссельский Союз.
Все четверо - наши будущие друзья, и, подобно Трампу, почтут за честь быть с нами, хотя наш МИД, по-прежнему громоздящийся на лжи прошлых лет, и отмежевывается от них.
Одновременно западные левые тоже обращаются к своим крайним пределам, но, в отличие от правых, к безумным и полностью отрешенным от реальности. Так, демократическая партия США намерена сосредоточиться на маргинальных лунатиках, тех самых, что выползли сейчас на демонстрации ненависти против избранного президента, в том числе на "демонстрацию женщин". Аналогичный процесс идет в Лейбористской партии Британии, апеллирующей к радикальным антисемитам. То же случилось и с нашей Рабочей партией, уже почти совсем исчезнувшей. И та же беда у левых во Франции, у которых уже нет ни малейших шансов.
Почему это происходит? Потому, что обрушилась сама суть левой идеи, сметенная мигрантским цунами, рухнувшей экономикой, угрозой войны, безработицей и отчаянием молодежи.
Я видел эту страшную поляризацию, охватившую американское общество, я видел ненависть левых своими глазами, и боюсь, что это общество шагает навстречу тяжелым кризисам.
И, к слову, теми, кто взялся при прежнем президенте проводить в США эту леворадикальную революцию, были многочисленные высокомерные евреи, уверенно прокладывавшие этот путь вопреки презрению широких слоев общества, вовсе не желавшего навязываемых ему изменений. Все это были наши недруги: Питер Байнарт, Томас Фридман, Джефри Гольдберг, J-Street, Новый израильский фонд со всеми его десятками щупалец, и прочие, прочие, прочие. Теперь, когда американское общество исторгло все то, что ему пытались скормить, эти евреи воют об "антисемитизме". Нет! Вас ненавидят за то, что вы стремились изменить тех, кто не хотел меняться. Теперь они рыдают, что их мол преследуют, вот бедняги.
То, что вы хотели сделать с Израилем – обрушилось на вас.

5. Коллапс СМИ
Официальные американские СМИ в панике. Они стали больше никому не нужны, особенно ежедневные. Социальные сети превратили их в скучные окаменелости, а молодежь, похоже, и вовсе не знает об их существовании. Что они только не делали против Трампа - очерняли, сочиняли, наговаривали, клеветали. Ничего не помогло. Они утратили свою силу потому, что всемирный процесс оказался сильнее. И они, не распознав его вовремя, разбились об него на куски.
Только взгляните, как они пытаются теперь раздуть все эти "демонстрации", этот "женский марш", который я хорошо рассмотрел, побывав внутри. Это смятение тех, кто раньше обладал неограниченной властью, а теперь остался не у дел.
Трамп довел до совершенства использование социальных сетей. Он пишет, обращаясь напрямую к десяткам миллионов своих сторонников, объясняя, что официальные СМИ искажают его слова. Таким образом, он перешагнул через завесу газет и журналов, через старую патриархальную власть "отцов нации". Теперь, он оказался на прямой связи со своим народом.
Все эти "Нью Йорк Таймс" и "Вашингтон Пост", сделавшие насмешки и ненависть по отношению к Израилю своими рабочими инструментами, теперь оказались не нужны. То, что они готовили нам, - теперь случится с ними самими, возможно, вплоть до полной ликвидации.
Схожие процессы идут и у нас. В некотором смысле, мы даже опередили США.Израильские "СМИ" по-прежнему пытаются сбить нас с толку, заморочить нам голову, отвлечь внимание всякими глупостями, пустяками и мелочами, но тщетно. У нас на глазах разворачивается великая мировая революция.
Из инаугурационной речи Трампа: "... эта церемония обладает особенным значением. Сегодня мы не только передаем власть от одной администрации другой, от одной партии другой, но мы возвращаем власть, заключенную в Вашингтоне, назад вам, жители Америки.
Слишком долго небольшая группа людей в столице нашей нации пожинала плоды правления, за которые платил народ. Вашингтон процветал, но его богатство не принадлежало людям. Политики преуспевали, но рабочих мест не хватало и заводы закрывались.
Истеблишмент защищал себя, а не жителей страны. Его победы не были вашими победами, его триумф не был вашим триумфом. Они устраивали празднества в нашей столице, но страждущим семьям по всей стране было не до праздника. Это все изменится — прямо здесь и сейчас..."
Никогда еще не звучал подобный вызов всему американскому истеблишменту. Демократия стала по-настоящему прямой. Во многих отношениях истеблишмент становится лишним, просто обузой. Глобализация? Перед нами сейчас разворачиваются действительно глобальные процессы. И они изменят весь мир.

Послушайте как звучат "Фанфары для простого человека", Аарона Копленда (1900-1990). Величие, которого парадоксальным образом преисполнен простой человек.

6. Неутомимый Кролик Энерджайзер
Сколько времени потребуется президенту Трампу, чтобы отменить все, что наворотил его предшественник? Месяц? Пожалуй, даже меньше. Трамп работает как заведенный, в отличие от Обамы, который не прекращал отдыхать – играть в гольф и путешествовать. Все наследие Обамы будет неизбежно стерто за несколько недель. И все зло, что так усердно продвигал Обама, прекрасно это понимает: Куба, Иран, администрация из Рамаллы, заключенные в Гуантанамо, "обамакер", бюрократия и, конечно, ненависть к Израилю.
Режим Обамы был прогрессистской аварией в консервативной стране, и важно позаботиться о том, чтобы подобная авария больше не случилась. Как этого добиться? Скоро состоятся несколько назначений в Верховный суд США. Все новые судьи будут консерваторами, так что уже в ближайшие дни там снова сложится консервативное большинство. Они, эти судьи, будут молоды и продолжат служить на своих должностях, по меньшей мере, лет сорок. Необходимо также покончить с левой диктатурой в академии, и советник Трампа Стив Бэннон считает это задачей первостепенной важности.
Нельзя допустить, чтобы секта политкорректности продолжала промывать молодые умы без малейшего баланса. Учебные программы в школах необходимо сменить, "социальные", иными словами, политические отделы должны быть ликвидированы. Молодежи нужно показать дорогу к успеху: богатству, процветанию и лидерству. Потому, что именно это и есть настоящая Америка.
Президент Рейган сокрушил советский режим, президент Трамп намерен сокрушить режим политкорректности – еще одну диктатуру сил мировой левизны. Он уже работает над этим, хоть это и будет очень нелегко.

7. Революция в энергии
На какие средства Трамп собирается отстроить Америку заново: новые аэропорты, поезда, дороги, порты? Тот, кто знаком с Америкой, знает, как устарели и прогнили там инфраструктуры. Обама оставил кассу опустошенной с долгом в 20 триллионов долларов. Но деньги будут благодаря революции в сфере энергетики, которую намерен инициировать Трамп.
Множество газо- и нефтедобывающих скважин заработают, взламывая конкуренцию на мировых энергетических рынках. Все, что Обама закрыл и затормозил. И потому цены на нефть, вероятно, снова начнут снижаться. Обратно к 40 долларам за баррель, а, возможно, и ниже. Это нанесет смертельный удар всем обладателям нефтедолларов: арабским нефтедобывающим странам, России, Канаде, Венесуэле, всему ОПЕКу и остальным. Их и без того уже корчит от цены в 55 долларов и неясных экономических прогнозов.
Все это означает, что мир будет затоплен дешевой энергией. Наша же сила – сила новаторства, продолжит взмывать вверх, отправляя вниз устаревших нефтяных эмиров. И это замечательно.
Хиллари, в чей "Фонд" были вложены огромные арабские деньги, должна была прихлопнуть это процветание по указке "зеленых", но произошло все ровно наоборот.
Большую часть обамовских лет энергия поддерживала злодеев. Теперь она, наоборот, станет усиливать хороших.

8. Самый произраильский президент за всю историю
После восьми лет ненависти и зла, исходивших из Белого дома и отравлявших нам жизнь, нам предстоят теперь 4 или 8 идеальных лет, когда мы сможем целиком воплотить наше сионистское видение. Иначе говоря, наша цель сейчас закончить этот открытый конфликт - так, как мы сами считаем это нужным.
Если захотите, аннексия зоны "С" станет вполне реальной. Только прежде необходимо четко зафиксировать количество живущих там людей. То же, что останется в зонах "А" и "В", может быть автономией с расширенными правами или гражданской частью Иордании.
Другими словами, палестинская администрация, созданная по ошибке, должна закончить свое существование. Кто будет править в автономии? Ну, скажем, это могут быть главы городов.
Раздел на два государства уже состоялся. На Израиль и Иорданию - королевство, созданное на землях, обещанных Лигой Наций для создания еврейского государства. Пришло время начертить нашу карту без всякого стеснения. Мир ищет работоспособные решения.
И, разумеется, это означает строительство в масштабах, каких мы еще не видели, во всех частях Земли Израиля - в Галилее, в Негеве, на Голанских высотах, в Иудее, в Самарии, и в Биньямине. И, по крайней мере, 50 тысяч новых единиц жилья в Иерусалиме, никак не меньше. После всех этих лет заморозки. Только так мы решим жилищную проблему.
Давайте посмотрим, кто окружает нового президента: его зять Джаред Кушнир (36 лет), молившийся на могиле Любавического ребе за победу Трампа, Дэвид Фридман (58 лет), бывший председатель Ассоциации друзей поселения Бейт-Эль, его советник и посланник по миру Джейсон Дов Гринблатт (50 лет), заметивший, что поселения не являются помехой, и еще многие другие. Это – евреи, а не трусливые "евреи" из J-street.
Откуда у Трампа такая любовь к Израилю, а главное, может ли она пройти? Ответ однозначный – нет!
Своей даже отчасти радикальной симпатией к Израилю Трамп отнюдь не пытался удовлетворить евреев в США, в большинстве своем прогрессистов, которых он как раз презирает. Нет, она необходима ему, чтобы сохранять поддержку крупнейшей политической группы в США – той, которая и дальше продолжит решать, кому быть президентом - евангелистскими христианами. Их около ста миллионов в Северной Америке. Почти все они живут в США, и именно они будут и впредь определять выборы. Их число продолжает расти. В том числе и потому, что испаноязычные католики, прибывающие в США, обращаются в евангелистов.
Согласно своей вере, евангелисты хотят, чтобы евреи вернулись в свою страну и отстроили Храм. Отсюда и их нынешняя привязанность к нам. За Трампа проголосовало самое большое число евангелистов. И ему, и им это отлично известно. К слову, они голосовали за Буша, но не за мормона Ромни, и потому он проиграл.
И они ожидают от Трампа результатов в отношении Израиля. А за связь с этим огромным обществом отвечает непосредственно вице-президент Майк Пенс.
За несколько часов до инаугурации Трамп беседовал наедине со своим личным пастором евангелистом Робертом Джефрессом. "Я сказал ему, что он - как великий строитель Нехемия, который окружил Иерусалим стеной и так сумел защитить его", - взволнованно сообщил потом Джефресс. "И это не только стена от врагов, но и формирование нашего общества изнутри", - добавил он. Напомню, что евангелисты, как известно, считают Ветхий Завет истинным союзом с Богом.
И вновь повторим эту связь: Трамп, стена, Иерусалим. Он строит Иерусалим и защищает его.
Предыдущий президент смотрел на нас как на колониальное, национально-религиозное явление, противоречащее политкорректности, а потому отрицательное. Согласно его взглядам, единственная возможность нашего существования состояла в том, чтобы мы сумели сроднится с палестинскими арабами. Новый президент видит в нас благословенное явление. Для него Израиль осуществляет связь с корнями западной еврейско-христианской цивилизации, связь с Богом напрямую из города Бога, в котором существование чуждого ислама – противоречит здравому смыслу.
9. Исламские беды
С арабскими странами все будет происходить ровно наоборот. Их Трамп презирает. И видит их только в одном контексте – борьбы с радикальным исламским террором. Уже в своей торжественной инаугурационной речи он произнес то, что Обама не смел выдавить из себя: существует радикальный исламский террор.
И, в отличие от Джорджей Бушей - отца и сына, а также четы Клинтон, этот президент ничем не обязан нефтедобывающим арабским странам, и уж точно не связан идеями типа отправки десятков тысяч солдат в бессмысленные бои. Иными словами, он постарается отдалиться от ближневосточных бурь, стремясь достичь региональных соглашений. Это будет сложно. Поэтому странам Персидского залива стоит волноваться.
Уничтожить ИГИЛ как пообещал Трамп будет трудно, поскольку речь идет об идее, о самоидентификации, к слову, ровно в той же степени, в какой он и сам олицетворяет новый процесс и новую идею. Но он безусловно попытается. И позиция Израиля продолжит укрепляться, несмотря на враждебность нового министра обороны. Кстати, можно предположить, что министр быстро сориентируется и поймет в каком направление дует ветер в командной ставке.
Страны залива не станут воевать с ИГИЛом, как того хочет Трамп, поэтому напряженные отношения с ними у него будет только нарастать. Они ему не нужны вместе с их нефтью, наоборот, для американской новой нефти, которая теперь потечет на рынки, они конкуренты.
Палестинские арабы - "получили больше чем нужно", сказал он в интервью британскому изданию. И это, пожалуй, единственное, что у него будет им сказать.
Сирия? Не исключено, что он создаст запретные зоны для ВВС Башара и русских. Это значит, что суннитам вновь улыбнется судьба.
Иран? Для него это - королевство тьмы. И он станет внимательно отслеживать их поведение. Золотые дни шиитской оси, взращенной Керри и Обамой, на исходе.

10. И вот мы смотрим на избранного президента,
и все, что происходит и будет случаться дальше, и вновь спрашиваем себя: как же мы удосужились такой чести?
И потому нам пристало, как в День благодарения, быть признательными. Мы удостоились видеть события, которые случаются раз в тысячу лет: крах арабских стран, исчезновение прежних границ, миграция миллионов в несчастную Европу, а теперь, как результат всего этого, библейскую администрацию в Вашингтоне, искренне симпатизирующую Израилю. Камень точит камень, прежний миропорядок рушится на наших глазах.
Несчастный Обама пытался всеми силами остановить этот процесс. Даже в последние дни, в своей пылающей ненависти, он старался затормозить его. Но ничего не смог сделать, как ни старался.
Вместе с нарастающей день ото дня мировой революцией в мир возвращается правда. Она удостоилась нас, а мы удостоились ее.
(Перевод Александра Непомнящего)
Оригинал

Автор: Гай Бехор

ДОРОГИЕ МОИ ЕВРЕИ!

Дорогие мои евреи, братья и сёстры!

В середине 20 века (по христианскому летосчислению) произошло событие, которое коренным образом изменило жизнь человечества и еврейского народа – возродилось еврейское государство. После 2 тысяч лет изгнания из своей страны мы стали свободным народом в собственном государстве. В изгнании мы не могли жить, как все другие народы, мы не могли нормально РАЗМНОЖАТЬСЯ. Как только в мире накопилось 18 миллионов евреев, так сразу и произошёл Холокост. Нас били, громили, убивали, сжигали живьём, травили в газовых камерах…, над нами издевались, нас оскорбляли, над нами насмехались… Почему это всё происходило? Конечно, за то, что мы "распяли Бога- Христа", за наши носы, за нашу жадность, за наши похоти, за наши хитрости, за нашу наглость, за наш ум, за нашу трусость…  . Но это всё – только поводы: человек должен иметь оправдание всему, что он делает- он же ЧЕЛОВЕК ("звучит гордо").  Фактически всё это происходило только по одной причине, только потому, что эти "человеки" были абсолютно уверены в своей безнаказанности, мы были безропотными баранами.  Теперь еврейский народ стал народом, который может так дать по зубам, что "человеки" сильно пожалеют. И прежде, чем на нас нападать, "человеки" должны крепко задуматься. Мы перестали быть безропотными баранами, мы перестали бояться "человеков". Мы их уже не боимся. Мы не боимся  русских, украинцев, немцев, арабов… , никого. И главное – еврейский народ может теперь нормально РАЗМНОЖАТЬСЯ, что мы и делаем, и будем делать.

 А "пороховая бочка" теперь есть у всех.

Вот за это скажем: БАРУХ  А ШЕМ!

Хаим Брейтерман

НОВОДВОРСКАЯ О ЧЕХОВЕ

НОВОДВОРСКАЯ О ЧЕХОВЕ

Скромное обаяние интеллигенции. Новодворская – об А. П. Чехове

• 16.07.2013
• автор: Валерия Новодворская
• смотрели: 3929

Тэги:

Валерия Новодворская, Антон Павлович Чехов

Ну вот и кончились дедовские имения, поля, луга, дубравы, Герасимы вместе с Муму, фонтаны и пруды, золотые рыбки, надменный, нездешний вызов мраморных колонн и портиков, нарядная, талантливая праздность. Мы спускаемся с аристократических вершин на грешную разночинскую землю. Такого с нами еще не случалось.

Диссидентский опыт Достоевского слишком рано вырвал его из социума, задолго до того, как он успел приобрести статус. И – кончилась былая скромная жизнь, жизнь сына лекаря, в перспективе студента. Началась совсем другая, яркая, жизнь мученика и триумфатора. А статус раскаявшегося каторжника остался при нем до гроба. Что необыкновенно авантажно сочеталось со статусом литератора, властителя дум, пророка.

С Антоном Павловичем Чеховым мы хлебнем обыкновенной, затоптанной, заплеванной, приземленной человеческой жизни. Мы хлебнем и затрещин, и пинков, и плевков, и совершенно неромантической, постыдной бедности. И этот страстный и страстной путь, путь из разночинцев в интеллигенты, Антон Павлович Чехов пройдет до конца – вместе со всей страной, чье нормальное состояние – погибель, и которую от этого вечно должен был кто-нибудь спасать. И вместе с сословием, которое, выйдя из разночинцев и едва успев обеспечить себе кусок хлеба с маслом и образование, заболело душевно и долгим искусом и бдением у постели России обеспечило себе и справедливые проклятия потомков, и благословение Отечества. Да и время позднее на дворе, 1860 г. Маленький Антон – ровесник Великих реформ, они станут расти вместе, и будет уже земство, и не будет крепостных; самые главные несправедливости будут разрешены, и можно будет уйти домой, в частную жизнь и там покопаться. Вот только частная жизнь  self-made интеллигенции окажется не очень-то счастливой.

С 1860 г. по 1904-й – эти 44 года чеховской жизни были самыми мирными, самыми беспечальными, самыми сытыми и комфортными в бурной действительности вечно мятущейся России. Безвременье – это же счастье. Смолкают трубы, стихает топот эпох, уходят в конюшню пожевать овса кони Апокалипсиса, а Всадники спешиваются, идут в трактир, пьют и закусывают и ни к кому не пристают до следующей побудки. До 1905 года.

Так на что же Чехов и его поколение потратили эту краткую передышку, этот отпуск, данный Временем? На страдания, конечно, ибо удел интеллигенции и ее предназначение – страдать. Волга впадает в Каспийское море, лошадь кушает овес и сено, и ведь это чеховский учитель словесности из одноименной повести захлебнется пошлостью и обыденностью этих фраз, и ему захочется бежать туда, где, может быть, Волга впадает в Тихий океан, а лошадь кушает котлеты и бараний бок с кашей.

В жизни Антона Павловича было много мысли и боли, но крайне мало событий.  Семья была многодетная, небогатая, самая «пошлая» и «мещанская»: отец Чехова, купец жалкой третьей гильдии, держал бакалейную лавку. Он отдал сына   в классическую гимназию, но заставлял помогать в лавке; Антоше же это было в тягость, и он страстно возненавидел эту часть рыночной экономики: торговлю. Таганрог – городишко пыльный и заплесневевший, и именно с него списана прокисшая чеховская провинция. Гимназист отсылает свои пока еще юмористические, но уже полные желчи скетчи и фельетоны в столичные юмористические журналы. Еще одна роль интеллигента: соглядатай, провокатор, изгой, он должен «бичевать нравы» и идти против течения, то есть против жизни, против ее конформизма и самодовольства.

Семья Чеховых. Таганрог, 1874 г. Сидят с лева направо: брат писателя Михаил, сестра Мария, Отец Павел Егорович, мать Евгения Яковлевна, жена дяди Митрофана Егоровича Людмила Павловна, их сын Георгий. Стоят: брат писателя Иван, Антон Павлович, старшие братья Николай и Александр, дядя Митрофан Егорович

У юноши Чехова доброе сердце и злой язык. А жить-то надо; наследство, постоянный доход, недвижимость его нигде не ждут. И в 1879 году девятнадцатилетний Антон поступает на медицинский факультет Московского университета. Разночинец не может позволить себе роскошь изучать филологию или философию: ему нужно зарабатывать на хлеб. И вот бедный студент Чехов, мало что получающий из дома, начинает подрабатывать литературой, сбывая свои юморески (а они все злее и злее) в иллюстрированные журналы. Так появляются на свет первые робкие ипостаси великого писателя: Антоша Чехонте, Человек без селезенки. С торговлей покончено в жизни, но ее еще надо прикончить в литературе. И Чехов это делает. Его лавочники просто ужасны. Хамы, рвачи, мошенники, неучи. То у них в гречневой крупе котята лежат, то они обвешивают, то обсчитывают, то мыло и хлеб одним ножом режут (а для тех, кто «поблагороднее», конечно, держат особый нож). Чехов отмечал в дневнике, что он всю жизнь по капле выдавливал из себя раба, а рабом он стал в отцовской лавке. «Хамские капиталы» – вот как Интеллигент пригвоздит Торговца. Плохо, очень плохо для развития капитализма в России. А сам Чехов идет работать «по распределению», опять с нуля, уездным врачом. Чеховские врачи – люди полезные, но тоже несчастные, небогатые и страдающие. Богатеют и устраиваются у Антона Павловича в рассказах одни только пошляки и «интересанты». Еще одна черта интеллигенции по Чехову, увы, чисто левая: приличный интеллигент словно дает обет бедности. И еще чистоты, почти целомудрия. Предан науке, пациентам и жене Осип Дымов из «Попрыгуньи», самый замечательный чеховский врач. Старый врач из «Княгини», ею несправедливо уволенный, тоже ничего не нажил и одинок после смерти жены. Рагин из «Палаты №6» остается без средств после увольнения, а к женщинам и близко не подходит. Даже Ионыч из одноименного рассказа не женился на Котике, отчаянно и бездарно музицирующей. Нет, Чехов не пошел по пути Ионыча, не завел пару лошадей, не стал скупать доходные дома. Он остался навеки молодым безлошадным скептиком, строгим критиком города С (и далее по алфавиту), которого не прельстить ни бездарными романами матери Котика Веры Иосифовны, ни ужинами, ни ужимками слуги Павы.

Итак, обет бедности, чистоты и непослушания. Ибо зарождающаяся интеллигенция не будет слушаться никого и никогда, даже здравого смысла. Не будет для нее ни авторитетов, ни святынь, ни табу. Антон Павлович станет ее предводителем (виртуальным, конечно, ибо ходить строем она не будет тоже), пророком и прародителем. В 1886 г. Чехов выходит из подполья прямо в не очень революционную, но очень умную и правую газету «Новое время», которую издает носитель протестантской этики (хотя и ближе к старообрядчеству: по суровости и трудолюбию вполне протестантизму) А.С. Суворин. Из подполья – в сумерки (так его первый большой сборник будет называться, «В сумерках»). Нет больше Антоши Чехонте. Есть Чехов. И его первая (хотя и не слабая) пьеса «Иванов», поставленная на сцене театра Корша. И сразу – откровение: если в человеке просыпается молодость, он стреляется, потому что не может молодой человек стерпеть жизни.

Интеллигенция – русское ноу-хау. У нас патент. Поэтому и в России, и на Западе Чехова второе столетие жадно ставят и экранизируют

Тридцатилетний писатель нашел себе место в российской Плеяде. Это первое в истории России правозащитное сообщество: литераторы с умом и совестью, которые не хотят никаких революций, которые желают не перевернуть общество, но его врачевать. Григорович, Плещеев, Сахаров Серебряного века – Владимир Галактионович Короленко. Для Чехова решены проблемы заработка, статуса, служения идеалам («служение» – главный предмет обихода интеллигенции). Впрочем, интеллигенту Чехову много и не надо было. Чистота, уют, книги, цветы, кабинет. Ел Чехов очень мало и, судя по его рассказам, чревоугодие считал национальным пороком. Чего стоит только рассказ «Сирена», где он издевается над сладострастным перечислением индеек, уток, селедочек, икорок, грибочков, водочки и прочих съедобных предметов. Один чиновник у Чехова прямо так и умирает, за столом, разинув рот на какую-то вкусность, но не успев попробовать! Вообще Чехов чиновников размазал по стенке, и никакого сострадания к Акакиям Акакиевичам. Их бедность, их шинели его немало не волнуют. Антон Павлович ненавидит чиновников. Они и хапуги, и холопы, и трусы. Этакое милое, непринужденное «искательство к начальству», как у этого жалкого типа из «Смерти чиновника», что даже умер, убоявшись неодобрения директора департамента, которому он случайно в театре чихнул на лысину, – вот что не терпит Чехов. «Толстые» и «тонкие», сдающие жену в аренду столоначальникам в куньих шапках и при этом жалеющие только о том, что щи остыли, они из рассказа в рассказ пресмыкаются, пресмыкаются, пресмыкаются…

В 1888 г. в журнале «Северный вестник» появляется повесть, отмеченная печатью гениальности – «Степь». Русская жизнь как русская равнина, как странствие, как погоня за прибылью и поиски смысла, а смысла не оказывается, потому что торговля шерстью, ловля рыбы бреднем, работа подводчиков, проблемы двух братьев-евреев с постоялого двора, мир, открывающийся глазам маленького Егорушки, – это и есть смысл. Да, Чехову уже не нужна практика, он профессиональный писатель. И вдруг в 1890 г. он бросает все и едет на Сахалин, как заправский правозащитник, чтоб на месте узнать, соблюдаются ли права каторжников. Интеллигенту до всего есть дело. Отчет попал в книгу «Остров Сахалин», 10-й том вишневого собрания сочинений. Чехов остался недоволен, возмущался, нашел массу жестокостей и несправедливостей, даже телесных наказаний. Правда, Солженицыну сахалинская каторга показалась раем по сравнению с ГУЛагом, ну да ведь нельзя же равняться на худших, на варваров.

, Чехов читает «Чайку» актёрам МХТ

90-е годы – это время Чехова. Кто он, добрый доктор Айболит, гуманист и правозащитник, или злой доктор Менгеле, безжалостно препарирующий человека и выискивающий в нем все дурное, все фальшивое, все жестокое, не оставляющий несорванных покровов и не полинявших иллюзий? А и то, и другое. Он хватается то за скальпель, то за сердце, потому что больно. И ничего нельзя изменить, – на этом Чехов настаивает. Те, кто у него захлебывается восторгами по поводу другой, лучшей жизни, – как правило, молодые идиоты, и слушать их смешно, и это у них пройдет. Надя из «Невесты», Петя и Аня из «Вишневого сада», неудачница Соня из «Дяди Вани». Ведь и Катя из «Скучной истории» так думала, а жизнь крылышки ей пооборвала. Но хлороформа или другого обезболивающего в саквояжике доктора Чехова нет. Он правдив, а значит, жесток. Прямо по Высоцкому. «Я рву остатки праздничных одежд, с трудом освобождаясь от дурмана, мне не служить рабом у призрачных надежд, не покоряться больше идолам обмана».

Камня на камне не остается от веры в Бога: привычка, ритуал, полная никчемность и неприменимость Закона Его в реальной жизни, а то и хуже: ханжество, лицемерие. Читайте рассказы «Княгиня», «Архирей», «Мужики». Что ж, интеллигент, в лучшем случае, – агностик, если не атеист.

Властители дум и учителя жизни – неудачники, да еще в чахотке, на краю могилы, и учат потому, что не в силах жить и преуспеть. Как Саша в «Невесте». Или несносные, бестактные, жестокие резонеры с элементами фашизма – как фон Корен из «Дуэли». А уж народ – богоносец! Ничего не может быть страшнее и беспощаднее «Мужиков». Пьяные, злобные, ленивые, убогие, без милосердия, без трудолюбия, без жажды знаний. Да и «Моя жизнь» – не легче. Никчемный, слабый интеллигент-народник. Такой же злобный и тупой народ, как в «Мужиках». Неблагодарный и дикий. А это врожденное рабство! Фирс из «Вишневого сада» называет волю несчастьем. А герои «Мужиков» – вообще рассуждают, что при господах было лучше. Еще бы! На обед щи и каша, и на ужин щи и каша, и капусты и огурцов сколько угодно. Пьяниц и лентяев, кстати, ссылали в ярославские вотчины. А как некому ссылать стало, так все и спились.

И относительно любви у Чехова нет никаких иллюзий. Есть краткая мечта в рассказах «О любви», «Дом с мезонином», «Дама с собачкой». Но только если влюбленные не женятся или вместе не живут. А иначе скука, взаимное озлобление, пошлость и глупость. Оленька из «Душечки» ведет себя, как кошка. Киска из «Огней» вешается на шею бывшему знакомому гимназисту и готова бежать от мужа черт знает куда, так что герой спасается от нее, тайно уезжая. А Зинаида Дмитриевна выгоняет холодного интеллектуала Орлова из его собственной квартиры, он скрывается от нее у друзей («Рассказ неизвестного человека»). Лаевский же из «Дуэли» тщетно пытается от своей любимой сбежать обратно в Москву и ненавидит ее всеми фибрами своей души. К тому же чеховская любовь не взаимна. Такая вот мучительная цепь: А любит В, а В любит С, а С любит Д. В «Чайке» несчастная Маша любит Треплева, а Машу любит ее муж, которого не любит никто. Треплев любит Нину Заречную, а Нина любит Тригорина, который ее бросит и обманет. Любовь у Чехова – или мучение, или бремя. Чеховские пьесы – это особая статья. С ними в его жизнь входит Муза. Вообще-то чеховской жизни не видно за его творчеством. Тихий, скромный, вежливый человек с шелковым голосом. А внутри – такой макрокосм. Так будет жить интеллигенция, функция совести и разума: максимум духа и минимум плоти. Как та одинокая Душа из первой пьесы Кости Треплева: она вечно будет одна и вечно будет вести смертный бой с материей, в коей усмотрит Дьявола. Чехов морщился от громкого голоса, а однажды, когда при нем боцман ударил матроса, он так побледнел, что боцман стал просить у него прощения… Он жил возле письменного стола, он жил один. И вдруг он знакомится с прекрасной актрисой Ольгой Леонардовной Книппер. На почве постановки «Чайки» во МХАТе в 1898 г. Ведь двумя годами раньше «Чайка» провалилась в Александринке. Ольга была на 15 лет моложе, была загадочна, талантлива и прекрасна. Типичная Муза. Они обвенчались. Но разве с Музами живут? Антон Павлович не верил никому, он знал людей, и актрис тоже знал. Она ездила к нему в Ялту, радовала, ухаживала, устраивала праздник… а потом уезжала в Москву, в театр. Они дружили, они были соратниками, она играла в его пьесах. Поэтому Чехов избежал и пошлости, и пресыщения, и измены. Семьи не было, но не было и драмы. Драма, вернее, трагедия была в том, что Чехов сгорел, как светильник разума, как свеча в гербе и символе «Эмнести Интернейшл», сгорел в 44 года. Он слишком много знал о людях, и это было нестерпимо. Он знал, что это норма, что лучше не будет. Вишневые сады были бесполезной роскошью, непрактичной красотой, их время истекло, их разбили на дачные участки, это сулило выгоду. Мисюсь была из этого мира, поэтому она тоже пропала незнамо куда. Чехов интуитивно чувствовал впереди бездну, поэтому так глупо и наивно звучат у него голоса «о замечательной жизни через 40 лет». Такое мрачное пророчество – «Палата №6». Чехов безумно боялся людей. А если тех, кто живет не как все, начнут упрятывать в сумасшедший дом? И ведь это случится через 75 лет!

А.П.Чехов в кругу семьи, 1902. Стоят: сестра Маша, Ольга Книппер

К концу 90-х годов Чехов и Толстой стали самыми читаемыми в России авторами. Но Чехов не создал школы и не учил никого ничему. Он жил по диссидентской формуле: «Мы не врачи, мы – боль». Творчество Чехова оформило и пустило в жизнь целый новый класс: интеллигенцию. Два потока: никчемных, слабых, ноющих и скулящих – и бесстрашных фрондеров, человечков с молоточками из «Крыжовника», которые второй век стучат в окна и напоминают, что есть Зло, что есть несчастные. Интеллигенты-пилигримы, но только их святые места находятся в великих произведениях искусства и у них внутри. Столько ума и столько боли – в сумме это рождало чахотку, профессиональную болезнь интеллигенции. В чистеньком, скромненьком ялтинском домике Чехов погибал от чахотки, погибал, не жалуясь, тихо, стоически, без шума и репортеров.

Интеллигенция – русское ноу-хау. У нас патент. Поэтому и в России, и на Западе (а там интеллектуалы стремятся стать интеллигенцией) Чехова второе столетие жадно ставят и экранизируют. Ведь Чехов описал элиту Духа и в «Дяде Ване», и в «Вишневом саде», и в «Чайке», и в «Трех сестрах», и в «Доме с мезонином», и в «Скучной истории». Каждому охота приобщиться к жизни элиты хоть на один вечер. Это в жизни интеллигента растопчут или осмеют, на сцене или на бумаге знакомство с ним престижно. Он хранитель Высшего Смысла. Исчезнет интеллигент, исчезнет и Россия.

            Бродит призрак тленья

            По уездным городам.

            Заложу именье –

            Душу не продам.

            Укрепись молитвою

            И не соотнеси

            Конец аллеи липовой

            С концом всея Руси.

                   (М. Кудимова)

P.S. Если сведущий в чеховской биографии и переписке реалист прочтет это эссе, он, конечно, скажет, что Чехов не был ходячей прописью, а здесь написано сплошное вранье. Не постничал Чехов, не парил в облаках, не скорбел о роде человеческом, а жил. И жил очень неплохо, когда стал знаменит. Обедал в приличных ресторанах (недаром в рассказах у него столько съедобной роскоши, балычка, икры, «поросеночек с хреном» опять-таки. Немного ел, но ел хорошо, вкусно. Роскошь любил. Дорогие костюмы, изящную мебель, заграничные поездки. И умер-то не в Ялте, а в Южной Германии. И как умер! Не священника позвал и не Библию попросил, а потребовал шампанского, выпил бокал и сказал «Ichsterbe» (я умираю). (Да-да, это вполне в духе интеллигента: и эпикурейство, и скептицизм, и вызов. И мужество: другой бы застраховался, получил бы документик в виде отпущения: вдруг ад есть?) В целомудрие чеховское реалисты тоже не поверят: он ведь даже посещал заграницей бордели, сам брату признавался. И женщин у него было много, и Ольга – не единственная его актриса. А Лика? И именьице в Ялте было чудненькое, и другие имения он скупал, когда пошли большие гонорары. И деньги знал на что потратить, даже больших гонораров не хватало, оттого и пьесы стал писать подряд, одну за другой, потому что прозу за большую сумму запродал вперед издателю… Так что Чехов был не аскет, не народник и не Человек в футляре. По этим «разоблачительным» фактам его можно скорее за эпикурейца и гедониста принять. Но никакого противоречия здесь нет. Главное – что выпало в сухой остаток. Да, Чехов пожил, и со вкусом, хорошо пожил, но он всем этим бытом и комфортом не умел увлекаться. В нем не было ни самодовольства, ни тщеславия, ни спокойствия, ни стабильности, свойственных счастливым обывателям. Чехов и обыватели обедали в одном и том же ресторане. А потом обыватель шел и бузил с мамзельками или ловил кайф на диване, прикрывшись газеткой, а Чехов шел домой и писал желчный пасквиль (иногда в форме повести): на ресторан, на обед, на самого себя.

Интеллигент чаще всего не прочь сладко пожить, хотя для этого не будет ни унижаться, ни продаваться, ни красть (в отличие от вечных чеховских оппонентов: чиновников). Но как-то он ухитрится жизнь обставить за этим карточным столом. Получать удовольствие от жизни – это и Чехов, и Интеллигент всегда готовы. Но быть довольным жизнью, довериться ей, не роптать и не страдать – это уж увольте. И Чехов, и его интеллигенты здесь Жизнь поматросили и бросили. Жизнь может жаловаться в арбитражный суд.

Опубликовано в журнале «Медведь» №105, 2006