Цель создателей фильма - помочь западноевропейцам разъяснить историческую правду, не дать забыть преступления прошлого.
Главные опорные пункты «Советской истории» - искусственно созданный голод на Украине в 1923-1933 годах, или Голодомор, убийство польских офицеров в Катыни в 1940 году, сотрудничество СС и чекистов, массовые депортации в Советском Союзе и медицинские эксперименты, которые проводились над заключенными системы ГУЛАГа. Фильм показывает два лика Зла: фашискую Германию Гитлера и коммунистическую империю Сталина.
Во сколько немцам обходится содержание арабских гаремов?
Немецкий финансист Хюберт Кёнигштайн подсчитал, во сколько обходится немецкому налогоплательщику содержание на своей земле только одной семьи одного конкретно взятого сирийского «беженца»
Сколько получает в Германии в качестве помощи сириец, у которого 4 жены и 23 ребенка? Этот вопрос задал себе немецкий экономист. И посчитал.
Получилось ни много ни мало 30 тысяч 30 евро в месяц.
ТРУД ДЕЛАЕТ СВОБОДНЫМ?
Ведь финансист – он и в Африке финансист. А тем более – в Германии! Что ни говори, а немцы деньги считать умеют. Невзирая на немецкую сентиментальность и огромную любовь фрау Меркель к сирийским беженцам…
Узнав про одного сирийца, проживающего в Германии, в городе Монтабаур (земля Рейнланд-Пфальц), у которого четыре жены и 23 ребенка, финансист Хюберт Кёнигштайн (Hubert Königstein) всё скрупулёзно подсчитал. А потом написал о своих подсчётах на страничке Союза германских работодателей (DAV).
«Независимо от моральной оценки, всегда полезно трезво посмотреть на факты и узнать точные цифры», – подчеркивает Хюберт Кёнигштайн.
СУХИМ ЯЗЫКОМ ЦИФР
Немецкий финансист подсчитал суммы, которые в среднем выплачиваются в качестве социальной помощи в Германии, и сравнил её с оплатой труда профессии простого рабочего-ремесленника, которая в этой стране занимает 20-е место в списке низкооплачиваемых профессий.
Интересен тот факт, подчёркивает Кёнигштайн, что если ты имеешь такую большую семью в Сирии, то ты от государства не получаешь ровным счётом ничего. Тогда как в Германии при наличии 4-х жен и 23-х детей, согласно его подсчётам, ты получаешь пособие в размере 30 тысяч 30 евро в месяц. Или 360 360 евро в год.
Эта сумма эквивалентна той, которая получится, если при средней «чистой» зарплате в размере 2 тысячи 461 евро в месяц будут работать 12,2 молодых немецких рабочих.
Кроме того, Кёнигштайн приводит ещё одно, как он пишет «интересное соображение», касающееся подоходного налога. Он подсчитал, что ту сумму, которую получает одна такая сирийская семья, в качестве подоходного налога ежемесячно выплачивают 95,5 молодых рабочих-ремесленников. А именно – 314,33 евро подоходного налога.
Сколько же это потребует затрат рабочего времени? И это подсчитал дотошный немецкий финансист!
Чтобы заработать чистую сумму зарплаты, в месяц нужно 146 рабочих часов (1 596 евро плюс 314, 33 евро подоходного налога равняется 1 910,33 евро), или 220 рабочих дней. А для того чтобы заработать сумму в размере подоходного налога, нужно работать 24 часа в месяц, то есть три рабочих дня (314,33 : 1910,33 х 314,33).
Таким образом, 95,5 молодых немецких рабочих каждый месяц «дарят» сирийской семье эквивалент 2 292 рабочих часов, или 458 рабочих дней.
В КАКОЕ БУДУЩЕЕ ДЛЯ ГЕРМАНИИ МЫ ВКЛАДЫВАЕМ НАШИ ДЕНЬГИ?
Хюберт Кёнигштайн считает, что сложившаяся в немецком государстве «всеобщего благосостояния» ситуация отражает организованную безответственность и нарушение принципа эффективности (приватизация прибылей и социализация зарплат). Финансист подчёркивает, что никто не имеет права жить за счёт другого.
«Вышесказанное не является призывом к отмене помощи. Но это – база знаний для того, чтобы определить, какое будущее мы хотим финансировать, и решить, какой образ жизни мы хотим финансировать», – уверен он.
Но, к сожалению, в Евросоюзе эти вопросы решает вовсе не господин Кёнигштайн, а совсем другие господа и фрау. А пока что, как сказали бы наши друзья-украинцы: «Хай живе и пасется араб на Неметчине!»
Илья Уржумов, «Журналистская правда»
Хотя в Средние века все только и делали, что помирали странной и несвоевременной смертью (в смягченном для наших нравов виде это можно наблюдать в “Игре престолов”), научный ресурс Medievalists составил свой топ-10…
1. Зенон, византийский император сильно напился - жена уложила в саркофаг, накрыла и велела не открывать, пока шум не прекратится. Как говорят в нашем веке, ибо “нефиг”…
2. Принц Филипп, сын Людовика VI Французского. Ехал на лошади, навстречу выскочил поросенок, лошадь испугалась, упал, а на другой день умер. А мог бы королем стать. Вспоминается опять же "взрослый поросенок", который тоже неожиданно выскочил на улицу в гоголевской Шинели.
3. Сигурд Эйстейнссон, граф Оркни. Отрезал какому-то конкурирующему графу голову, приторочил в седлу, голова по дороге его укусила, рана загноилась, умер. Во-первых, я в такое не верю, это явная “дантеобразная” легенда, а во-вторых, вот как вредно зубы-то не чистить!
4. Гриифид ап Лливеелин, ирландский принц. Заперли в Тауэре, связал из одежды веревку, вылез из окна, веревка оборвалась, упал, и умер. Тщательнее проверяйте оборудование!
5. Папа Адриан IV. Выпил с вином муху, закашлялся, поперхнулся, умер. У него еще какой-то хронический насморк был, что способствовало.
6. Генрих II граф Шампанский. Смотрел из окна на парад, опершись на решетку, решетка прогнулась, выпал из окна… Придворный карлик от отчаяния прыгнул вслед, упал сверху. Граф умер, а о судьбе карлика история умалчивает. Днесь учитесь, о цари! Не всякая верность на пользу.
7. Генрих I Английский. Объелся миног (рыба такая), хотя доктор не советовал, и умер. Ну это в хронике писали, там летописец его сильно недолюбливал, мог и присочинить. Но деталь выразительная, так что surfeit of lampreys все теперь помнят… Никогда не знаешь, чем войдешь в историю.
8. Василий I, византийский император. Охотился, пояс зацепился за рога оленя, олень потащил, егерь нагнал, пояс отрезал ножом. Император все равно умер, но предварительно приказал егеря казнить, заподозрив в попытке убийства. Мораль: не мешай оленю.
9. Джордж Плантагенет, герцог Кларенс. Ввязавшись в заговор против своего брата Эдуарда IV, был заключён в Тауэр и предстал перед судом по обвинению в измене. Вслед за признанием его виновным герцог был «казнён в частном порядке» в Тауэре 18 февраля 1478 года. По преданию, герцог выбрал себе в качестве смерти утопление в бочке со сладким вином — мальвазией.
Предание, вероятно, основывается на шутке, поскольку герцог имел репутацию большого пьяницы. Как бы то ни было, объём пипы (бочки) вина равнялся 477,3 литра — вполне достаточно для того, чтобы утонуть. Предполагаемое тело Кларенса было позднее эксгумировано, на нём не было никаких следов обезглавливания — обычного в то время способа казни знатных персон.
10. Мартин I Гуманный (бывает же такое), король Сицилии и Арагона (отец его был Церемонный, а преемник Справедливый. Кажется, неплохо они там жили, в Арагоне). Услышал смешную шутку, и так смеялся, что помер…
Шутка такая: Король спросил своего шута, где тот был, тот ответил: "Был на винограднике, там с дерева олень за хвост свисает, как будто его наказали за то, что воровал фиги".
Правда, известно, что до этого король в одиночку съел целого жареного гуся. Может, это как-то обострило его чувство юмора?
Решение ЕСПЧ можно оспорить. Решение ЕСПЧ можно проигнорировать. Его даже можно выполнить. Сказав при этом, что, мол, теперь-то мы понимаем, что этих американцев интересовали деньги. «Ну, да, получили компенсацию за неусыновленных ребятишек, и нажились на детском горе.
Американцы в любом случае не прогадали. Если бы им дали наших детей усыновить, они бы их немедленно продали на органы, а так получат денежки по решению ЕСПЧ. И ведь не стали, гады, прямым текстом требовать компенсацию упущенной выгоды – про моральный ущерб завирают, про дискриминацию и частную и семейную жизнь.
Впрочем, они же наверняка на органы еще каких-нибудь детей пустили. Хорошо, что мы своих смогли уберечь. Так что давайте выплатим этим негодяям их поганые деньги, о которых они только и думали, желая усыновить российских сирот». Все эти колкости и язвительности прекрасны, как и решение Европейского суда, но они не меняют ничего по сути. То, что так называемый «закон Димы Яковлева» был государственной подлостью очевидно и без Страсбурга. Если есть какая-то жизнь после смерти, то все, кто голосовали тогда в Думе за этот закон, узнают, каково это, когда черти жарят тебя на сковородке.
Этот закон один сказал больше всяких докладов и исследований о полном моральном разложении нашей власти и общества, кстати, тоже — несмотря на тысячи людей, вышедших в январе 2013 года в мороз на марш против «подлецов». Большинство, как тогда, так и теперь поддерживает в России все формы духовного людоедства. И я считаю такой же гадостью устраивать какую-то торговлю вокруг списка Магнитского. Потому что мы в ответ на санкции против своих душегубов наказали собственных детей – о чем здесь дискутировать и чего вообще от Америки требовать? Судьбы детей, которых тогда могли усыновить американцы, но не успели — уже не изменишь.
Не изменилась, по большому счету, и судьба всех российских сирот за эти четыре года им по-прежнему очень трудно адаптироваться в жизни, если их вдруг никто не усыновил. И сиротам и усыновленным детям-инвалидам по-прежнему невозможно получить очень многие виды медицинской помощи, а насколько вообще тяжело инвалидам жить в России известно любому, кто в России живет. И пока это так, никакие иностранные усыновления не помогут. Потому что большинство сирот все равно останутся в нашей стране и познают все прелести сиротства на себе.
Спасибо всем соотечественникам, кто забирает детишек из приютов, особенно детишек с проблемами по здоровью. Потому что им вдвойне, втройне тяжелее в сравнении с американскими усыновителями. А решение Страсбурга просто напомнило всем о совершенной четыре года назад подлости и подлость эта не перестала быть подлостью за давностью лет.
Известный проповедник гражданских войн Иван Охлобыстин пафосно и с помпой получил паспорт новоиспеченной Швейцарии, более известной как "ДНР".
А я думаю, чего это сердце с утра так ноет... Оказывается, от зависти всё! Вот он — счастливчик, который теперь без визы сможет отдыхать в Горловке. Повезло человеку, ничего не скажешь. Вот раньше Иван любил ездить отдыхать в ненавистную Испанию, нажираться там в г*внину и постить в свой твиттер тяжелую наркоманию. Теперь Испания, очевидно, сменится Макеевкой и Горловкой? Ну а как же иначе?
Не просто же так человек гражданство получал. Значит, тянет его туда; значит, все его мысли там; значит, вместе с народом должен разделить теперь все тяготы и невзгоды, а не заниматься голословным популизмом, патриотизмом и поддержкой, попивая винцо под теплым испанским небом.
Несчастный человек от безысходности вынужден был постоянно ездить отдыхать в Европу к п*дорам, которым, по его словам, надо сжигать сердца; к п*дорам, которые русских детей отбирают за шлепок по попе...
Сколько пережить-то нашему патриоту Ивану там пришлось — даже не берусь судить...
Наконец-то теперь он не будет так страдать и отправится в любимую Горловку! Вот этот трогательный момент воссоединения буквально без остатка застилает мои глаза выступающей пеленой слез...
Более того, Охлобыстин теперь даже не гражданин, а сверхгражданин — ведь даже мало кто из донецких может похвастать паспортом "ДНР", ибо... кому он нах там нужен? Принципиальное отличие между паспортом "ДНР" и туалетной бумагой только в том, что туалетную бумагу можно использовать по назначению.
В чем смысл выдачи паспорта, кроме показухи? Это же просто сувенирка. Это все равно что вручить кому-то купленную в привокзальном ларьке открытку с Микки Маусом. Зато гордиться теперь можно и распевать на ходу:
Я достаю из широких штанин Что-то непонятного цвета. Смотрите, завидуйте: я — гражданин Государства, которого нету!
Видимо, болезнь у попа прогрессирует, и осталось дело лишь за малым: получить гражданство Нарнии или Изумрудного города, в котором Охлобыстин очень органично подошел бы на роль Урфина Джюса — благо деревянных дуболомов там в переизбытке.
В общем, право хода снова переходит к Алексею Панину! Пока счет 1:1!
P.S.: Хотя прогрессирует — не прогрессирует, а все же я почему-то сильно сомневаюсь в том, что мы увидим этого попа попивающим из трубочки ароматный коктейль под православным небом Горловки.
Все-таки восхищаться теми краями лучше с большого расстояния... Из Испании... Это не мое мнение, это мнение любого уважающего себя профессионального патриота.
Существует ли «палестинский народ» как таковой или это просто сообщество кочевых племен, среди предков которых были цыгане, курды и бедуины? В своей новой книге востоковед Михаэль Чернин доказывает, что многие палестинцы произошли от евреев.
Мы видим множество резолюций ООН, решений международных организаций, заявлений правительств и общественных деятелей, в которых всё время говорится о «неотъемлемых правах палестинского народа». Но многие ли из этих выступающих и обличающих Израиль интересуются реальной жизнью и судьбами людей, которых они так рьяно на словах защищают? Их семейной историей, желаниями и потребностями? Сравнивали их жизнь в разных политических условиях – в составе еврейского государства или под израильской военной администрацией, с одной стороны, и под властью автономии, будь то в Иудее, Самарии или Газе, – с другой стороны?
Увы, нежеланием смотреть на детали и частности – то есть на живых людей – грешит не только «левый» дискурс, ряду представителей которого застилает глаза возведенная в ранг идеологии неприязнь к еврейскому государству, но и «правый» дискурс, адепты которого отстаивают право на вечную и неизбывную ненависть между евреями и арабами и кричат о войне цивилизаций, закрывая саму возможность для диалога. Нежелание увидеть за всеми этими идеологическими нагромождениями простого человека – вот что нас всех губит.
Если враги еврейского государства стремятся загнать под знамя палестинской национальной идентификации мусульман и христиан, феллахов и бедуинов, религиозных и светских, пролетариев и предпринимателей, членов самых разных, часто глубоко чуждых друх другу групп населения – то «правая» идеология, видящая во всех них в конечном счете врагов, которых раз нельзя изгнать, так надо хотя бы держать железной рукой за горло, подыгрывает в этом «левой», пусть неосознанно, зато успешно.
Большинство книг об арабоязычных жителях Святой земли написаны, увы, не для того, чтобы открыть истину, а чтобы доказать тот или иной тезис – в зависимости от политических и идеологических пристрастий автора или институций, на гранты от которых издаются книги. Редким и бесценным исключением может служить вышедшая в конце прошлого года в издательстве «Гешарим» книга израильского русскоязычного востоковеда Михаэля Чернина «Арабское население Израиля и палестинских территорий: происхождение, клановая и конфессиональная структура».
Пожалуй, наиболее увлекательным чтением для человека «со стороны» окажутся две вступительные главы этого монументального, 700-страничного научного труда. Первая из них называется «Этническая история страны», в которой на основании фактов и цифр от времен доисторических до современности автор показывает: сколь примитивным упрощением было бы считать арабоязычное население единственным коренным народом Святой земли – таким же упрощением было бы и нежелание замечать более чем тысячелетней арабской истории здесь.
Весьма любопытно было узнать, например, о многократном (в 10 раз!) сокращении населения Палестины за первые 400 лет мусульманского владычества, о громадном количестве европейских поселенцев («франков») в эпоху Крестовых походов – оказывается, их численность приближалась к 100 тысячам человек и составляла около половины населения Святой земли. И, наконец, узнать о масштабной и стимулированной властями миграции на рубеже XIII-XIV веков – как бедуинов, так и курдов, в совокупности составляющих большинство предков арабского общества.
Вторая из вступительных глав, служащая естественным продолжением первой, называется «Этно-конфессиональный состав арабского населения Палестины», и в ней автор показывает, что говорящее по-арабски население – будь то граждане Израиля, жители «территорий» или обитатели лагерей беженцев – чрезвычайно неоднородно. Некоторые группы, например, разные конфессиональные (христиане-якобиты, марониты, копты, шииты) и этнические группы (скажем, арабоязычные цыгане или чернокожие) еще ясно выделяются на общем фоне. В то же время другие – как кланы курдского и туркменского происхождения, боснийцы и албанцы, арабы египетского или магрибского происхождения – для постороннего глаза мало отличаются и внешне, и по языку, однако это совершенно разные кланы, со своими историями и традициями.
Многие арабские кланы происходят от принявших ислам евреев и даже сохранили память об этом в своей традиции. При этом в книге, в отличие от многих других работ по данной тематике, любые оценки преподносятся крайне осторожно. Мусульманские кланы, еврейские корни которых установлены достаточно надежно, проживают в основном к югу от Хеврона, и автор оценивает их численность всего в несколько десятков тысяч человек, а не в сотни тысяч, как другие исследователи.
Другие главы книги призваны, прежде всего, послужить энциклопедией. Тщательно, город за городом, деревню за деревней, автор описывает пеструю мозаику, называемую палестинским народом, и сложные отношения разных групп в этом обществе между собой и с властями – когда-то османскими, потом британскими и наконец израильскими. Эта часть книги, я думаю, должна особенно заинтересовать читателей, живущих (подобно и мне) в непосредственной близости к арабским населенным пунктам.
Чернин не обходит и болезненного вопроса – жизни арабского населения, покинувшего – или вынужденного покинуть – свои города и деревни в 1948 году. С научной добросовестностью автор перечисляет населенные пункты, которых больше нет или которые стали еврейскими, как, например, город Ашкелон, и рассказывает, где именно бывшие их жители находятся теперь. Будет нелишним напомнить читателю, что такие места есть только в «основном Израиле», а вот на «территориях» за время «оккупации» не было снесено ни одного арабского хутора, не то что города. А уж что там в 48-м случилось, кто сам бежал, кого арабские лидеры подбодрили, а кого евреи подтолкнули – это тема для совсем другого исследования.
Прочитав книгу Чернина, вы, возможно, научитесь чуть лучше понимать своих соседей. А понимать необходимо – будь то для сосуществования или для борьбы, которую, если и вести, то тоже нужно с умом. Однако только интенсивный контакт на протяжении многих лет, взаимное изучение языка соседей, их истории и традиций сможет привести к тому, что все мы – евреи и арабы, «правые» и «левые», либералы и консерваторы – перестанем разговаривать лозунгами и начнем всерьез заниматься решением проблем в нашей многострадальной стране. Эта книга делает важный шаг на этом пути. Честная, свободная от политики наука – редкий зверь в наше время в этой отрасли знания, и тем более ценный.
Глубочайшее стихотворение о быстротечности жизни, найденное в доме престарелых в богом забытом городке.
Когда этот старик умер в доме престарелых в маленьком австралийском городке, все считали, что он ушёл из жизни, не оставив ничего после себя.
Позже, когда медсёстры разбирали его скудные пожитки, они обнаружили вот это ПОТРЯСАЮЩЕЕ стихотворение, которое потом публиковалось в журналах всего мира:
И этот старик, который нищим ушел из жизни в богом забытом городке, теперь взрывает интернет глубиной своей души. Самые лучшие и самые красивые вещи в этом мире нельзя увидеть или потрогать. Они только чувствуются сердцем.
После его прочтения невозможно смотреть на пожилых людей прежними глазами:
Входя
будить меня с утра,
Кого ты видишь, медсестра?
Старик
капризный, по привычке Ещё живущий кое-как, Полуслепой, полудурак,
«Живущий» впору взять в кавычки.
Не слышит – надрываться надо.
Изводит попусту харчи.
Бубнит всё
время – нет с ним сладу.
Ну сколько можно, замолчи! Тарелку на пол опрокинул.
Где туфли? Где носок второй?
Последний, мать твою, герой.
Слезай с кровати! Чтоб ты сгинул… Сестра! Взгляни в мои глаза!
Сумей увидеть то, что за…
За этой немощью и болью,
За жизнью прожитой, большой.
За пиджаком, побитым молью,
За кожей дряблой, «за душой». За гранью нынешнего дня Попробуй разглядеть МЕНЯ…
… Я мальчик! Непоседа милый, Весёлый, озорной слегка. Мне страшно.
Мне лет пять от силы, А карусель так высока! Но вот отец и
мама рядом, Я в них впиваюсь цепким взглядом. И хоть мой страх неистребим, Я точно знаю, что любим…
…Вот мне шестнадцать, я горю! Душою в облаках парю! Мечтаю, радуюсь, грущу, Я молод, я любовь ищу…
…И вот он, мой счастливый миг!
Мне двадцать восемь. Я жених!
Иду с любовью к алтарю, И вновь горю, горю, горю…
…Мне тридцать пять, растёт семья,
У нас уже есть сыновья, Свой дом, хозяйство. И жена Мне дочь вот-вот родить должна…
…А жизнь летит, летит вперёд!
Мне сорок пять – круговорот! И дети не по дням растут. Игрушки, школа, институт …
Все!
Упорхнули из гнезда.
И разлетелись кто куда!
Замедлен бег небесных тел, Наш дом уютный опустел…
…Но мы с любимою вдвоём!
Ложимся вместе и встаём.
Она грустить мне не даёт. И жизнь опять летит вперёд…
…Теперь уже мне шестьдесят.
Вновь дети в доме голосят! Внучат весёлый хоровод. О, как мы счастливы! Но вот…
…Померк внезапно. Солнца свет.
Моей любимой больше нет!
У счастья тоже есть предел… Я за неделю поседел, Осунулся, душой поник И ощутил, что я старик…
…Теперь живу я без затей,
Живу для внуков и детей. Мой мир со мной, но с каждым днём Всё меньше, меньше света в нём…
Крест старости взвалив на плечи,
Бреду устало в никуда. Покрылось сердце коркой льда. И время боль мою не лечит. О Господи, как жизнь длинна, Когда не радует она…
…Но с этим следует смириться.
Ничто не вечно под Луной. А ты, склонившись надо мной,
Открой глаза свои, сестрица. Я не старик капризный, нет! Любимый муж, отец и дед …
…и
мальчик маленький, доселе В сиянье солнечного дня Летящий в даль на карусели…
Попробуй разглядеть МЕНЯ… И, может, обо мне скорбя, найдёшь СЕБЯ!
Анатолий Папанов: «Волк перегрыз всю мою актерскую биографию» Видео
Народный артист СССР, актер театра и кино Анатолий Папанов огорчался, что советский зритель запомнил его как «идиота» Лелика из «Бриллиантовой руки», а самые сложные и серьезные роли в душу не запали. В добавок к этому — неугомонный Волк из «Ну, погоди», говоривший его голосом. Люди на улицах не давали проходу, а вместо автографов показывали пальцем: «Смотри, Волк идет». Он возненавидел этот мультфильм и неоднократно говорил: «Волк перегрыз всю мою актерскую биографию». Хотя для нас — зрителей, кажется, Волк просто обязан был говорить голосом любимого артиста, и популярность этого персонажа — заслуга Анатолия Дмитриевича!
Вспоминая Папанова, на душе становится грустно — слишком рано он ушел из жизни, столько всего не рассказал нам с экрана или со сцены. Его смерть была внезапной, ведь на здоровье он никогда не жаловался.
По воспоминаниям дочери — Елены Папановой:
«Отец обладал отменно крепким здоровьем. Разумеется, в 65 лет сердце человека не может работать так же, как в 40, но никаких признаков болезни не было и в помине .
Его смерть — это на самом деле стечение трагических обстоятельств. Он вернулся вМоскву в августе 1987 года со съемок фильма «Холодное лето пятьдесят третьего». А тогда в столице как раз стояла жаркая погода. Папа зашел в квартиру, захотел принять душ. Но горячую воду, как назло, отключили, и он решил искупаться в холодной. Видимо, организм не выдержал резкой смены температуры — папу нашли в ванной сутки спустя. Думаю, если бы в тот день была горячая вода, он до сих пор был бы жив.»
По воспоминаниям жены А. Папанова — Надежды Каратевой:
«Самое удивительное, что на сердце он никогда не жаловался. Даже после смерти, когда сделали вскрытие, врачи не обнаружили инфаркта. Было жаркое лето, он устал после съемок, встал под холодный душ и… Это было как спазм, сердце просто остановилось. Если бы в тот момент кто-то находился дома, вызвал бы «Скорую», можно было его спасти.»
***
Сохранившихся интервью с Анатолием Дмитриевичем предостаточно, где в основе каждого из них лежат воспоминания актера о жизни, семье, ролях в кино и театре, забавные и не очень истории из его богатой событиями жизни. Благодаря этим материалам мемуаристом Юрием Крыловым была написана книга: «Анатолий Папанов: снимайте шляпу, вытирайте ноги». Найти ее на полках книжных магазинов будет затруднительно, а в интернете есть…
Хочу поделиться с вами самыми интересными выдержками из этой книги, проливающие свет на жизнь одного из самых интеллигентнейших артистов советского кино.
О личном
…Во всем том, о чем рассказывал сам Анатолий Дмитриевич, почти отсутствует то, что составляет основу большинства мемуаров и воспоминаний, — личное. Да и едва ли то, что он считал нужным рассказать о самом себе, своей семье и своих близких, о своих интересах и привязанностях, заинтересует любителя подробностей жизни знаменитостей. Скрывать ему было нечего — Папанов прожил достойную, честную жизнь. Но сам он в одном из интервью сказал, что
артист вне сцены или экрана не должен быть прочитанной книгой для зрителя, а уж выставлять напоказ свою личную жизнь и вовсе не годится…
В Папанове не было ничего от знаменитого артиста. Будучи очень известным и узнаваемым, он тяготился своей известностью и чуждался всего, что могло ее подчеркнуть. Скрывался за темными очками и невзрачной одеждой. Не было в нем ничего показного. Александр Прошкин, режиссер фильма «Холодное лето пятьдесят третьего», вспоминал, что Папанов, в отличие от других людей, не афишировал свою интеллигентность, и сквозь наружную его простоватость вдруг прорывалась то цитата из Тютчева, то еще что-либо подобное… Сам стеснительный и деликатный, он не терпел, когда лезли к нему в душу, и отгораживался от этого.
О маме
«Я прожил долгую жизнь, многое повидал, за плечами война, сорок лет работы на сцене, в кино, встречи с интересными людьми… Словом, не могу пожаловаться на отсутствие ярких впечатлений и запоминающихся событий. Журналисты, да и некоторые зрители, часто спрашивают: «А что в вашей жизни было самое-самое?» Я отвечаю: «Мама». Но так как вопрос этот обычно задается в череде других вопросов, — к примеру, между: «Каковы ваши дальнейшие творческие планы?» и «Ждать ли продолжения серии „Ну, погоди“?» — то и мое ответное слово скромно теряется в ворохе других… К сожалению. Потому что хоть и простое это слово, всем известное, но у всякого человека так много за ним стоит…
Мама… Первое слово, которое человек произносит, вступая в жизнь, и последнее, которое он шепчет немеющими губами, уходя из нее. Все самое сокровенное, дорогое, святое заключено для нас в этом слове.
Я как-то спросил одного нашего известного спортсмена: «Когда тебе приходится выступать в международных соревнованиях и вокруг тебя спортсмены из других стран перед ответственным стартом молятся, крестятся на счастье, о чем ты думаешь в эти мгновения?» Он ответил: «Я шепчу про себя: „Мамочка, помоги мне“». Я не удивился, потому что сам на войне, в самые страшные, решающие минуты, тоже шептал эти слова. А самые частые воспоминания, которые согревали меня в ту тяжелую пору, — о детстве, о доме, о Москве. Закроешь глаза — и вновь окажешься в знакомой восемнадцатиметровой комнатке, увидишь мать, отца, сестренку, и оживает душа, и будто вливается в тебя новая сила…
О Войне
Помню, уже спустя годы после войны бродил я по весеннему редкому лесу и вдруг увидел серый цементный конус с красной звездой и со столбцом фамилий на металлической табличке. Агапов, Дадимян, Мешков… Я читал фамилии незнакомых мне людей, а когда дошел до начинающихся на букву «П», подумал, что мое место в этом списке было бы здесь. Деловито так подумал, просто. Такой реальной представлялась мне смерть в окопах той страшной войны, так часто дышала она мне прямо в лицо.
В армию меня призвали в 1940 году. Служба моя началась в Саратове, затем перевели в Оренбург. Там и застало меня известие о начале войны. Короткая подготовка — и на фронт. А возраст — всего девятнадцать.
В июле нас сформировали и направили на 2-й Юго-Западный фронт — харьковское направление. Прибыли оборонять небольшой городок. По виду тех, кто уже воевал, было ясно — тут жарко. Окопались. Силища на нас шла — не сосчитать. Почти вся дивизия полегла, от нашего взвода человек шесть или восемь в живых осталось.
Основную тяжесть войны несла пехота. Мина, которая танку рвет гусеницу пехотинцу отрывает ноги.
Я помню свой первый бой, в котором из нас, сорока двух человек, осталось в живых четырнадцать. Я ясно вижу, как падал, убитый наповал, мой друг Алик Рафаевич. Он учился во ВГИКе, хотел стать кинооператором, но не стал…
Мы бежали недалеко друг от друга и перекликались — проверяли, живы ли. И вдруг:
— То-о-о-ли-ик!
Обернулся. Алик падает…
Рядом кто-то кричал:
— Чего уставился? Беги со всеми, а то и самому достанется, если на месте-то…
Я бежал, не помня себя, а в голове стучало: нет Алика, нет Алика… Помню эту первую потерю как сейчас…
Из оставшихся в живых сформировали новый полк — и в те же места. Грохот такой стоял, что порой сам себя не слышал.
А однажды утром была абсолютная тишина, и в ней неожиданно:
— Ку-ка-ре-ку-у!..
Петух какой-то по старой привычке начинал день. Было удивительно, как только он выжил в этом огне. Значит, жизнь продолжается…
А потом тишину разорвал рев танков. И снова бой.
И снова нас с кем-то соединили, и снова — огненная коловерть… Командиром нашего взвода назначили совсем молоденького, только что из военшколы, лейтенанта. Еще вчера он отдавал команды высоким, от юношеского смущения срывающимся голосом, а сегодня… я увидел его лежащим с запрокинутой головой и остановившимся взглядом.
Я видел, как люди возвращались из боя совершенно неузнаваемыми. Видел, как седели за одну ночь. Раньше я думал, что это просто литературный прием, оказалось — нет. Это прием войны…
Но там же я видел и познал другое. Огромную силу духа, предельную самоотверженность, великую солдатскую дружбу. Человек испытывался по самому большому счету, шел жесточайший отбор, и для фронтовика немыслимо было не поделиться с товарищем последним куском, последним куревом. Может быть, это мелочи, но как передать то святое чувство братства — не знаю, ведь я актер, а не писатель, мне легче показать, чем сказать.
Говорят, человек ко всему привыкает. Я не уверен в этом. Привыкнуть к ежедневным потерям я так и не смог. И время не смягчает все это в памяти…
…Мы все очень надеялись на тот бой. Верили, что сможем выполнить приказ командования: продвинуться в харьковском направлении на пять километров и закрепиться на занятых рубежах.
Мороз стоял лютый. Перед атакой зашли в блиндаж погреться.
Вдруг — взрыв! И дальше — ничего не помню…
Очнулся в госпитале. Три ранения, контузия. Уже в госпитале узнал, что все, кто был рядом, убиты. Мы были засыпаны землей. Подоспевшие солдаты нас отрыли.
В госпитале меня оперировали, вытащили осколок, а потом отправили санпоездом в другой госпиталь, находящийся в дагестанском городе Буйнакске.
Я из своего фронтового опыта помню госпиталь под Махачкалой, заставленные кроватями длинные коридоры. И громкий, словно пытающийся сдержать неуемную радость голос Лидии Руслановой: «Валенки, валенки…»
Пластинку ставят несколько раз. Мы знаем: это по просьбе бойца, который сейчас на операции. Ему надо было срочно ампутировать ногу, а в госпитале не осталось анестезирующих средств. Он согласился на операцию без наркоза, только попросил: поставьте «Валенки»…
Когда меня спрашивают, что мне больше всего запомнилось на войне, я неизменно отвечаю: «Люди». Есть страшная статистика: из каждой сотни ребят моего поколения, ушедших на фронт, домой возвратились лишь трое… Я так ясно помню тех, кто не вернулся, и для меня слова «за того парня» звучат уж никак не отвлеченно…
После ранения на фронт я вернуться уже не смог. Меня комиссовали подчистую, никакие мои просьбы и протесты не помогли — комиссия признала меня негодным к воинской службе. И я решил поступать в театральный институт. В этом был своего рода вызов врагу: инвалид, пригодный разве что для работы вахтера (я действительно побывал на такой работе), будет артистом. И здесь война вновь страшно напомнила о себе — требовались парни, а их не было… Так что те слезы в фильме «Белорусский вокзал», в квартирке бывшей медсестры, вовсе не кинематографические.
Лично я не стал бы называть войну школой. Пусть лучше человек учится в других учебных заведениях. Но все же там мы научились ценить Жизнь — не только свою, а ту что с большой буквы. Все остальное уже не так важно…
***
В своих интервью Анатолий Дмитриевич нигде подробно не говорит о своем ранении, которое было нешуточным: у него не хватало части стопы и двух пальцев на ноге, кости стопы были раздроблены, и эти частички, отторгнутые организмом, временами отходили, причиняя мучения. Под срезанную пятку все время приходилось что-то подкладывать… Но к окончанию института Папанов не только играл в футбол, но и танцевал.
***
Как познакомился с женой
1942 год. Надежда Каратаева — дружинница санитарного поезда
В институте я встретил свою будущую жену Надю Каратаеву. Она сначала привлекла мое внимание тем, что на ней была военная форма — как и на мне. Оказалось, Надя тоже была на фронте, работала в санитарном поезде. Фронтовое прошлое сблизило нас, мы стали общаться, вместе сидели в библиотеке, готовясь к занятиям…
В общем, эта красивая и талантливая девушка пошла рядом со мной по жизни… Мы поженились в 1945 году, вскоре после Дня Победы.
«- Мы познакомились студентами еще в ГИТИСе, — вспоминает Н. Ю. Каратаева. Он пришел с фронта после тяжелого ранения: в полинявшей гимнастерке, невзрачный, прихрамывающий, с палочкой. И я на нашем курсе — единственная девушка, которая была на фронте, тоже приходила на занятия в гимнастерке и кирзовых сапогах.
Больше нечего было надеть. Папанов сразу ко мне проникся. «Ты тоже была на фонте? Как хорошо, — сказал он мне при знакомстве. — Будет с кем поговорить. А то девчонки на нашем курсе — все такие расфуфыренные, я стесняюсь к ним подходить. А к тебе можно…» Вот так началось наше общение, а потом выяснилось, что и домой нам по дороге, и ездим в институт одним трамваем…
А когда я привела Папанова знакомиться с мамой, ее реакция была такой: „Толя, наверное, хороший парень, но больно уж некрасивый…“ Он ходил в линялой гимнастерке — больше не в чем было, — вел себя очень скромно. Слова мамы на мое решение не повлияли, я знала Толю, знала, каким незаурядным, талантливым он был.
Расписались мы с ним в 1945 году: 9 мая был День Победы, а 20 мая — наша свадьба. Со всех родственников собрали карточки на водку, сервировали стол. Я была в беленьком платьице, он — в каком-то костюмчике, принес букетик незабудок.»
Из «записной книжки» артиста
Я думаю о «записной книжке» художника… Она должна быть у каждого актера. «Записная книжка», в которую мы должны записывать жизнь. И неважно, в памяти ли мы храним все факты, события, встречи или же заполняем записями чистые листки блокнота. Нельзя быть актером, нельзя быть художником без любопытства к жизни.
…И еще: я не верю в большого человека с маленькой эрудицией. Мне кажется, талант приносит плоды только в совокупности с опытом, культурой, постоянным расширением знаний… Примером может служить очень уважаемый мною С. Юрский, глубоко эрудированный, крайне пытливый, постоянно ищущий, постоянно недовольный собой художник. Актер с «записной книжкой». А всегда покоряющая А. Фрейндлих, точности искусства которой можно позавидовать! Хочется назвать и А. Миронова, очень трудоспособного и ищущего актера, вспомнить А. Демьяненко…
***
Евгений Вахтангов говорил Мансуровой: у вас от природы некрасивые руки, работайте над ними, сделайте их эластичными, пластичными, они должны быть как звук скрипки. Неизвестно, сколько времени понадобилось актрисе, но она добилась этой пластики. Я знаю, например, что не могу повторить манеру игры Чаплина, подражать голосу Смоктуновского, заимствовать психологический рисунок Жана Габена. Изучая людей, не всегда можешь воспользоваться их особенностями. Но надо изучать — и других, и себя.
Возможно, я говорю здесь резко. Но я нас, актеров старшего поколения, обвиняю во многих бедах сегодняшней театральной молодежи. И прежде всего в том, что иные из них входят в искусство, забыв вытереть ноги и снять шляпу.
Наши крупные мастера должны напомнить молодым: «Служенье муз не терпит суеты». Ведь каждый мастер — это личность. И воспитывать он должен личностей. Воспитывать в уважении и во внимании к жизни. К большому и малому в ней. Ко всему ее спектру. Есть в Японии такое древнее искусство — икебана, искусство составления букетов. Нам надо учиться составлять букеты из многоцветья жизненных красок.
Существует ли «палестинский народ» как таковой или это просто сообщество кочевых племен, среди предков которых были цыгане, курды и бедуины? В своей новой книге востоковед Михаэль Чернин доказывает, что многие палестинцы произошли от евреев.
Если враги еврейского государства стремятся загнать под знамя палестинской национальной идентификации мусульман и христиан, феллахов и бедуинов, религиозных и светских, пролетариев и предпринимателей, членов самых разных, часто глубоко чуждых друх другу групп населения – то «правая» идеология, видящая во всех них в конечном счете врагов, которых раз нельзя изгнать, так надо хотя бы держать железной рукой за горло, подыгрывает в этом «левой», пусть неосознанно, зато успешно.
Весьма любопытно было узнать, например, о многократном (в 10 раз!) сокращении населения Палестины за первые 400 лет мусульманского владычества, о громадном количестве европейских поселенцев («франков») в эпоху Крестовых походов – оказывается, их численность приближалась к 100 тысячам человек и составляла около половины населения Святой земли. И, наконец, узнать о масштабной и стимулированной властями миграции на рубеже 
Многие арабские кланы происходят от принявших ислам евреев и даже сохранили память об этом в своей традиции. При этом в книге, в отличие от многих других работ по данной тематике, любые оценки преподносятся крайне осторожно. Мусульманские кланы, еврейские корни которых установлены достаточно надежно, проживают в основном к югу от Хеврона, и автор оценивает их численность всего в несколько десятков тысяч человек, а не в сотни тысяч, как другие исследователи.
Чернин не обходит и болезненного вопроса – жизни арабского населения, покинувшего – или вынужденного покинуть – свои города и деревни в 1948 году. С научной добросовестностью автор перечисляет населенные пункты, которых больше нет или которые стали еврейскими, как, например, город Ашкелон, и рассказывает, где именно бывшие их жители находятся теперь. Будет нелишним напомнить читателю, что такие места есть только в «основном Израиле», а вот на «территориях» за время «оккупации» не было снесено ни одного арабского хутора, не то что города. А уж что там в 48-м случилось, кто сам бежал, кого арабские лидеры подбодрили, а кого евреи подтолкнули – это тема для совсем другого исследования.
