ОПАСНАЯ ШУТКА

Александр Матлин Нью-Йорк, США

Номер 18 (173)

В Бруклине, в математической школе для одарённых детей шёл урок алгебры. Это был класс учеников выше среднего уровня во всех отношениях — как в смысле их возраста, так и в смысле их прогресса в освоении наук. У мальчиков начинал ломаться голос, девочки начинали брить подмышки, и все они шагнули в постижении математики так далеко, что наизусть знали таблицу умножения до четырёх. Теперь они с упоением погружались в холодные глубины алгебры. Они уже усвоили, что если a = b, то b = a, и это придавало им чувство избранности и приближения к абсолютной истине.

Учитель был полноватый, средних лет мужчина с матовой плешью, грустными бесцветными глазами и тяжёлым русским акцентом. Он страстно любил математику и надеялся, что эта страсть передастся кому-нибудь из его одарённых недоумков. Ученики почтительно называли его мистер Зайтлайн, а друзья запросто — Борька Цейтлин (о чём ученики, разумеется, не знали).

К середине урока, когда мальчикам надоело играть в морской бой, а девочкам надоело красить ногти, учитель неожиданно сказал нечто такое, что привлекло их внимание.

— Сейчас, — сказал учитель, — я вам докажу, что два равно одному.

Класс затих, и учитель, воспользовавшись паузой, добавил:

— Тот, кто найдёт ошибку в моём доказательстве, получит "А".

Класс молчал, напуганный неожиданным вызовом. В наступившей тишине раздался писклявый голос отличницы Брехман:

— Мистер Зайтлайн, по-моему, два не равно одному. Два больше.

— Правильно, — сказал учитель. — Отличное наблюдение. Два действительно больше, чем один. Но вы должны это доказать, то есть опровергнуть моё доказательство. Понятно? Итак, начнём. Для начала, предположим, что "а" равно "бэ".

Он повернулся к доске и написал: а = b.

— Откуда вы знаете? — раздался с задней парты ломающийся голос отличника Гойскера.

— Откуда я знаю что?

— Что "а" равно "бэ".

— Прекрасный вопрос, — кисло сказал учитель. — Я не знаю. Но я допустил. Если вы заметили, я сказал: предположим, что "а" равно "бэ".

— Предположим, что директора на завуча положим, — сказал отличник Рабунский, обводя класс победным взором.

Класс взорвался от хохота. Директор школы был пожилой мужчина, завуч — молодая женщина, так что класс по достоинству оценил остроту Рабунского.

Дождавшись, когда ученики успокоятся, учитель продолжал:

— Умножаем обе части уравнения на "а". Получается...

Он написал: a x a = a х b, то есть a2 = ab. Класс молчал.

— Отнимаем от обеих частей уравнения "бэ"-квадрат, — сказал учитель и написал: a2 — b2 = ab — b2. Класс молчал.

— А теперь... — сказал учитель, не в силах сдержать счастливой улыбки, — кто может сказать, что мы теперь делаем?

— Идём домой смотреть хоккей, — сказал отличник Рабунский. — Он явно был сегодня в ударе.

— Правильно, — сказал учитель. — Но не сейчас. До конца урока ещё пятнадцать минут. А пока продолжим доказательство. Что у нас в левой части уравнения? Разность квадратов члена "а" и члена "бэ", правильно? Чему равна разность квадратов? Она равна произведению суммы членов на их разность. А что в правой части? Общий множитель "бэ", который мы выносим за скобки. Преобразуем уравнение. Получается...

Он написал: (a + b) (a — b) = b (a — b).

— Понятно?

— Понятно, сказал остряк Рабунский. — Линда Брехман любит сумму членов Алана и Боба.

Класс потряс новый взрыв ликования. Учитель понял, что на этот раз не дождётся тишины. В его распоряжении оставалось шесть минут.

— Сокращаем обе части уравнения на "а" минус "бэ", — прокричал он, перекрывая ликующий гогот. — Получается...

Он написал: a + b = b.

Гогот не стихал. Учитель продолжал писать, одновременно выкрикивая:

— Так как "а" и "бэ" равны, заменяем в левой части "а" на "бэ". Получатся...

Он написал: b + b = b, то есть 2b = b.

— Сокращаем на "бэ". Получается: 2 = 1.

Последнюю строчку, стуча мелом по доске, он написал крупными цифрами и подчеркнул. Класс замолк, испуганно глядя на доску. Даже хулиган Рабунский на время притих. Учитель сказал, не скрывая своего торжества:

— Ну, кто может найти ошибку в доказательстве?

Отличница Линда Брехман подняла руку и сказала:

— Я знаю, где ошибка. Ошибка заключается в том, что на самом деле два не равно одному.

Учитель погрустнел.

— Правильно, Линда — сказал он со вздохом. — Ты это уже говорила. Конечно, они не равны. Значит, в моём доказательстве есть ошибка. И вы должны её найти.

В разговор неожиданно вмешался отличник Гойскер:

— Мистер Зайтлайн, если в доказательстве есть ошибка, зачем вы нам его показываете? Мы пришли сюда учить правильную математику, а не ошибочную.

— Замечательная мысль, — сказал учитель. — Это такое упражнение. Шутка. Если вы найдёте ошибку, вы будете знать, как её избежать в вашей дальнейшей жизни.

Прозвенел звонок, и ученики ринулись на выход. В классе осталась одна отличница Брехман.

— Мистер Зайтлайн, — сказала она, подойдя к учителю, — это очень странно, что два равно одному. Это правда шутка?

— Правда.

— А в чём ошибка вашего доказательства? В том, что на самом деле "а" и "бэ" не равны?

— Равны, равны, — сказал учитель, собирая портфель.

— Тогда в чём ошибка? Скажите по секрету, мистер Зайтлайн. Я никому не скажу, что вы мне сказали.

— Не могу, Линда. Это будет нечестно по отношению к остальным ученикам.

— Ну, пожалуйста, мистер Зайтлайн! Я же никому не скажу!

— Извини, Линда, не могу.

— Какой вы вредный! — сквозь слёзы пропищала отличница Брехман. — Я на вас пожалуюсь моему папе.

Она выскочила из класса, демонстративно хлопнув дверью.

Следующий день прошёл спокойно. Ни учитель, ни отличники не вспоминали о вчерашней коварной теореме. В конце дня учителя вызвал директор школы.

— Привет, Борис, присаживайся, — сказал он. — Слушай, что у тебя вчера произошло в классе? Мне звонили несколько обеспокоенных родителей. Они говорят, что ты травмируешь детей.

— Вчера? — переспросил учитель, пытаясь вспомнить, что такого страшного он вчера натворил. — А, да! Я им доказал, что два равно одному.

— Ты с ума сошёл! — испугался директор. — Как можно такие вещи доказывать несовершеннолетним детям! Ведь на самом деле два гораздо больше, чем один!

— Я знаю, что больше. Это была шутка. Я хотел проверить их знания основ математики.

— Ты им сказал, что это шутка?

— Сказал.

— Ну, тогда ладно, — директор с облегчением перевёл дух. — Ты смотри, будь осторожен. А то нас засудят.

Прошло ещё две недели, и опасная математическая шутка была окончательно забыта. Никто из отличников (а все ученики этой школы были отличниками) не вспомнил о ней и не попытался её разоблачить, чтобы получить "А". На третью неделю учителя снова вызвал директор школы. Он был мрачен, как похоронное бюро. Закрыв дверь кабинета, он предложил учителю сесть и швырнул перед ним письмо на плотной, палевого цвета бумаге. Письмо было из местной юридической фирмы "Оркин, Соркин и Дворкин". Оно гласило:

"Наша компания представляет интересы родителей учеников вашей школы. В связи с инцидентом, произошедшим недавно в седьмом классе на уроке математики, мы бы хотели встретиться с учителем, мистером Зайтлайном, чтобы получить его показания о вышеупомянутом инциденте. Вы можете назначить день и время встречи. Искренне ваш — А.Оркин".

Мистер Оркин явился на следующий день после окончания уроков. Его сопровождали Соркин, Дворкин и две секретарши. Интервью проходило в кабинете директора. Вопросы задавал самый молодой, мистер Дворкин. Остальные молча записывали. Для начала мистер Дворкин уточнил имя, фамилию, адрес и год рождения учителя. Затем он сказал:

— Мистер Зайтлайн, повторите, пожалуйста, что вы объявили ученикам на уроке математики пятого октября?

— Что два равно одному.

— Известно ли вам, что на самом деле два не равно одному?

— Почему вы так думаете?

— Мистер Зайтлайн, позвольте, я буду задавать вопросы. Признаёте ли вы, что преднамеренно ввели своих учеников в заблуждение?

— Я их никуда не вводил. Я просто доказал, что два равно одному.

— Каким образом вы это доказали?

Учитель взял лист бумаги и в течение минуты повторил злосчастную теорему. Под конец он лихо сократил обе части уравнения на "бэ", написал 2 = 1 и, не моргнув глазом, подчеркнул эту непристойность. Три юриста и две секретарши тщательно переписали бесстыжие выкладки учителя. Воцарилось тяжёлое молчание.

— Это шутка, — сказал учитель. — Это, как бы, упражнение. В моём доказательстве содержится ошибка, которую ученики должны были найти.

Адвокаты молчали, не глядя друг на друга.

— Я могу объяснить, в чём она заключается, — заискивающе сказал учитель.

— Не надо, — сказал мистер Дворкин. — Ученики задавали вам вопросы?

— Да. Гойскер спросил, откуда я знаю, что "а" равно "бэ".

— Что вы на это ответили?

— Что это моё предположение.

— Так. На чём оно было основано?

— Что — "оно"?

— Ваше предположение. Какие у вас были основания предполагать, что "а" равно "бэ"?

Учитель с мольбой посмотрел на директора. Директор отвернулся к окну и стал глядеть во двор, откуда неслись счастливые вопли отличников, играющих в софтбол.

— Продолжим, — сказал мистер Дворкин. — Как отреагировали ученики на ваше безосновательное предположение, за которым, как и ожидалось, последовало ошибочное доказательство?

— Рабунский сказал: предположим, что директора на завуча положим.

Директор заёрзал на стуле и сказал:

— Мои отношения с миссис Лифшиц являются чисто деловыми и основываются исключительно на интересах школы и её учащихся. Высокое качество образования, которое...

— Хорошо, — сказал мистер Дворкин. — Что ещё говорили ученики?

— Ещё Рабунский сказал, что Линда Брехман любит сумму членов Алана и Боба.

Две секретарши ниже склонились к своим блокнотам.

— Понятно, — сказал мистер Дворкин. — Реакция класса показывает, что дети были травмированы вашим безответственным доказательством. Родители учеников рассказали, что в этот день дети пришли из школы в подавленном состоянии, бледные, весь вечер плохо ели и долго не ложились спать. Многим родителям пришлось обратиться к помощи психологов и психиатров. Что вы можете на это сказать, мистер Зайтлайн?

— Что они врут, — вяло сказал учитель.

— Борис, ты с ума сошёл — сказал директор по-русски. И перейдя на английский, добавил: — Мистер Зайтлайн хотел сказать, что ученики побледнели оттого, что напряжённо думали над задачей, которую он им предложил с целью повышения их уровня знаний математики.

Мистер Дворкин хотел открыть рот, но его неожиданно перебил до сих пор молчавший мистер Соркин.

— В чём была ошибка? — спросил он, не проявляя эмоций.

— В том, — сказал учитель, заметно оживляясь, — что в шестой строчке мы сокращаем обе части уравнения на "а" минус "бэ", что, по определению, равно нулю. А на ноль делить нельзя. Ученики должны это знать.

— Что значит "нельзя"? — мистер Дворкин снова взял дело в свои руки. — Мистер Зайтлайн, мы живём в свободной стране.

— Понимаете, — сказал учитель, — есть закон, не позволяющий делить на ноль. А то получится бесконечность или вообще чёрт знает что.

— Закон? — переспросил мистер Дворкин. — Это закон штатный или федеральный? Он принят конгрессом? Вы знаете его номер и дату вступления в силу?

— Нет, но...

— Мистер Зайтлайн, — снисходительно сказал мистер Дворкин. — Можете не объяснять. Мы с мистером Оркиным и мистером Соркиным разбираемся в законах.

На этом интервью закончилось. Мистеры Оркин, Соркин и Дворкин с двумя секретаршами покинули кабинет. Директор сказал:

— Борис, ты понимаешь, что ты наделал?

— Я могу покаяться, если надо, — сказал учитель — Хочешь, я публично признаю, что два не равно одному?

— Теперь уже не поможет.

Через два дня в "Нью-Йорк Таймс" появилась статья под названием "Проблемы нашей системы образования — наследие республиканцев". Статья была посвящена инциденту в бруклинской математической школе. "Злосчастный эпизод, произошедший в Бруклине, — говорилось в статье, — является прямым результатом недостаточного финансирования наших школ в период администрации Буша. Если бы сегодня каждая школьная парта была оборудована современным компьютером с доступом к высокоскоростному интернету, ученики могли бы сами убедиться в том, что на самом деле два не равно одному".

Учителя уволили, и о нём больше никто не вспоминал. Говорили, что он запил и пошёл в частную женскую школу преподавать бокс. Тем временем, буря не стихала. Фирма "Оркин, Соркин и Дворкин" от имени родителей травмированных учеников возбудила гражданский иск против школы на сумму шесть миллионов долларов. После долгих переговоров с адвокатом школы стороны решили не доводить дело до суда и согласились на сумму в два миллиона. Из них полтора миллиона наличными причитались фирме "Оркин, Соркин и Дворкин" и полмиллиона — истцам, то есть родителям пострадавших учеников — в виде купонов на десятипроцентную скидку в местных супермаркетах.

Директор школы пригласил родителей на собрание.

— Дамы и господа! — сказал он. — Поздравляю вас с успешным завершением иска против школы. Ваша победа в этом процессе ещё раз подтверждает справедливость нашей системы правосудия. К сожалению, школа не располагает бюджетом, который позволил бы нам выплатить два миллиона долларов. Мы вынуждены будем объявить банкротство, закрыть школу и уволить учителей. Однако, если вы хотите, чтобы ваш ребёнок продолжал получать образование в нашей школе, вы можете взять на себя оплату иска, что составит восемьдесят тысяч долларов на каждую семью. Вопросы есть?

— Есть, — сказал мистер Брехман, — Нельзя ли разделить сумму иска пополам, с тем, чтобы один миллион оплатили родители и один — школа?

— Боюсь, что нет, — директор вздохнул. — Один миллион для школы так же недостижим, как два миллиона. Как видите, в данном случае, два таки равно одному. Ещё раз поздравляю с победой!

Аплодисментов не последовало.

ЧАЙКА

ЯКОВЕНКО НЕ НРАВИТСЯ ПУТИН

ИГОРЬ ЯКОВЕНКО: ПУТИН И РОССИЯ. ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ ЯНВАРЬ 4, 2017  Почему то, что хорошо для Путина – плохо для России.  Итоги – 2016 Два года назад, когда послекрымская Россия еще только формировалась, Вячеслав Володин, который тогда в администрации президента рулил внутренней политикой, обнародовал главный тезис той системы, которая существует до сих пор. «Пока есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России».  Авторитарный, с элементами тоталитаризма, путинский режим обходится без идеологии. Он весь висит вот на этой куцей фразе из девяти слов. Она в сегодняшней России выполняет ту функцию, которую в СССР выполняли 55 томов полного собрания сочинений Ленина, 50 томов Маркса и Энгельса и еще сотни томов идеологов масштабом помельче. Проблема не в том, что главная и единственная идеологема путинской России так мала и неказиста. Проблема, во-первых, в том, что она не выполняет главную задачу, ради которой существуют идеологии – она не формулирует образ будущего, не является планом. В ней полностью отсутствует проектное начало.  Вторая проблема этой идеологемы в том, что она абсолютно ложна. В действительности все обстоит с точностью до наоборот. А именно: Путин и Россия – есть акторы, абсолютно несовместимые на одном поле. И то, что Россия Путина терпит и избирает (слово «избирает» лучше писать в кавычках), никоим образом не опровергает утверждение об их несовместимости. Люди, для которых сладкое – яд, обжираются пирожными, те, кому категорически нельзя пить, убивают себя водкой. Уходящий, 2016-й был, наверное, одним из лучших и успешных в политической карьере Владимира Путина. Главный успех в том, что он сохранил свою власть. Прошедшие думские выборы дали результат, какого не было за всю четвертьвековую  историю новой России. Лукавством было бы говорить, что правящая пария, а точнее Путин контролирует конституционное большинство. Он контролирует 100% Государственной думы и 100% Совета Федерации. Для Путина это комфортно, создает ощущение безопасности и всевластия. Для России это громадная проблема. Поскольку все 450 депутатов Госдумы и все 170 членов Совета Федерации целиком, с потрохами, зависят от одного человека, а не от своих избирателей. Имитация конкурентной среды с помощью кукольных праймериз лишь подчеркнула декоративный характер российского парламента. Поле публичной политики в России зачищено до зеркального блеска – смотреться можно. Только некому смотреться, на этом поле – один игрок и множество подавальщиков мяча. Российская оппозиция раздавлена с помощью уничтожения (убийство одного из лидеров, тюремный срок для другого, выдавливание из страны для третьего, изматывающие суды для четвертого) и дискредитации. Стремительный, в разы, рост политзаключенных, узников совести, стал основой того страха, который вновь, спустя много лет поселился в российском обществе. Для Путина это хорошо: нет оппозиции – нет критики, нет угрозы конкуренции и проигрыша выборов. Для страны плохо, поскольку фактическое отсутствие легальной оппозиции приводит к двум крайне негативным последствием.  Во-первых, в отсутствии критики резко снижается качество управления, нарастает общее число ошибок, в том числе и фатальных, к которым в первую очередь можно отнести ввязывание в сирийскую авантюру, вылезти из которой будет намного труднее, чем из Афганистана.  Ввязавшись в тысячелетний шиито-суннитский конфликт на стороне шиитского меньшинства, Путин обрек Россию на противостояние с полуторамиллиардным суннитским большинством мусульманского мира. Очень хотел бы ошибиться, но убийство российского посла в Турции и гибель 92 пассажиров ТУ-154, направлявшихся в Сирию скорее всего далеко не последние российские жертвы в этом противостоянии. Вторым негативным следствием уничтожения легальной оппозиции неизбежно станет рост экстремистских групп, ориентированных на насилие. Социальный протест, которых в условиях падающей экономики неизбежно будет нарастать, при отсутствии легальной оппозиции, весьма вероятно, примет иные, скорее всего, уродливые формы политической самоорганизации. Стремление полностью загерметизировать котел при одновременном его нагревании чревато взрывом. Еще одно достижение Путина, обеспечивающее ему личный комфорт и безопасность на троне: вытоптанное поле в ближайшем окружении. Второе лицо государства, премьер-министр, по сравнению с Путиным, совершенно микроскопическая величина в смысле политического веса. Д.А.Медведев – это уникальное явление в истории государства российского. Человек, который за почти два десятилетия пребывания на высших должностях, не сумел создать своей команды, человек, аппаратный вес и влияние которого невероятно малы по сравнению с полномочиями главы правительства. Любой из его предшественников на этом посту за последнее столетие, от графа С.Ю.Витте до  А.Н. Косыгина покажется гигантом на фоне Медведева. Его знаменитое: «Денег нет, но вы держитесь там», стало главным символом уходящего года, народным мемом. Политический лилипут в кресле премьера – благо для Путина, поскольку исключает возможность аппаратного свержения при участии второго лица в государстве. И одновременно плохо для России, поскольку в стране нет человека, который мог бы взять на себя ответственность за решение ключевых проблем экономики и социальной сферы. Во внешней политике Путин добился уникального статуса «влиятельного изгоя», то есть игрока, с которым очень не хотят иметь дело, но вынуждены, поскольку он, используя немалый разрушительный потенциал государства, от крылатых ракет до чудовищной машины дезинформации, равной которой не было в истории, смог создать глобальный бизнес по производству проблем и неприятностей и поставил это производство на поток.  Путин – в данный момент крупнейший на планете продавец неприятностей. Именно этим он занимается в Сирии и в Украине, создавая везде проблемы, для разрешения которых главы ведущих государств мира вынуждены с ним разговаривать, садиться за один стол, чего в иной ситуации не стали бы делать. За этот своеобразный статус Путина расплачивается Россия. Жизнями своих граждан. Ненавистью многих представителей тех стран, граждан которых убивает путинская военная машина. Расплачивается санкциями. Сворачиванием научных, инженерных, технологических контактов. Резким падением жизненного уровня. Массовой гибелью от «Боярышника».  Начавшимися задержками выплаты пенсий и зарплат. Нет ни одной сферы, в которой успех Путина (реальный или мнимый) не привел бы к одновременному провальному результату для России. «Благо Путина – беда России!», – вот на сегодня краткая, но емкая формула нашей страны. Так было далеко не всегда. Вообще игра с нулевой суммой скорее исключение, чем правило во взаимоотношениях главы государства со своей страной. Полного совпадения, чтобы можно было сказать, что все, что хорошо для президента, хорошо и для страны, и наоборот – такой абсолютной гармонии не бывает. Но и такое состояние абсолютной функциональной несовместимости со своей страной в развитых странах встречается довольно редко. Это состояние абсолютной несовместимости возникло после оккупации Крыма и достигло своего крайнего проявления в уходящем году.  Следующий год может стать решающим: либо Путин будет и дальше «доедать» Россию, либо Россия избавится от президента-паразита. Иных вариантов не будет. Поскольку в играх с нулевой суммой оба игрока выиграть не могут.  Игорь Александрович Яковенко (род. 13 марта 1951 года, Москва) — российский журналист,  бывший секретарь Союза журналистов России, бывший депутат Государственной думы.  Генеральный директор Национальной тиражной службы. Председатель профсоюза  журналистов «Журналистская солидарность».

ДИНА РУБИНА О ДУШЕВНОЙ БОЛЕЗНИ АЛЛЫ ШАИНСКОЙ

               Вот она - ШАИНСКАЯ
Ответ Дины Рубиной д-ру А.Шаинской

Пересылаю письмо от Дины Рубиной.

Привет!

Хотела тебя развлечь. Тут возникла некая полемика в связи с моим эссе о войне. Открытое письмо некой Аллы Шаинской - левой сволочи, которая во время войны договорилась до того, что Израиль - не имеет права на существование. И мой не-ответ ей.

Всех благ!

Дина Рубина

www.dinarubina. com

Запоздалый ответ Дине Рубиной

Воображение - очень важное человеческое качество. Авторы беллетристики и научно-фантастических романов безусловно обладают большим воображением и полетом фантазии, чем обычные люди, они более ярко и остро воспринимают то, что случается в нашем мире; они наделены способностью воображать мысли, чувства, эмоции разных людей и словесно воплощать их.

Однако, насколько можно заключить из позиции госпожи Дины Рубиной, 

изложенной в ее недавнем эссе "О свинцовости. Взгляд писателя на сектор 

Газа", напечатанном в «Новой газете» 27 января её воображение существенно сужается, когда она пишет о политике.

Переходя к политическим вопросам или реалиям, Дина Рубина полностью игнорирует "другую сторону", "Я" и "Ты" человеческой философии Мартина Бубера, краеугольный камень человеческой культуры и сосуществования. Английский автор Ян МкИван говорит: "Способность вообразить, что это значит быть кем-то другим (по-просту говоря, предствить себя в шкуре другого - мой комментарий) - краеугольный камень человечества! Это - сущность сострадания, и это - начало этики и морали." Но, похоже, что как раз на эти понятия госпожа Рубина и наложила табу в теперешних обстоятельствах.

В данном случае у известной писательницы полностью отказывает воображение, способность видеть и понимать то, что видит и чувствует другая сторона - ее оппоненты, понимать мотивы их действий, - подход чрезвычайно произвольный, выборочный и схематичный. Похоже, что переходя от художественного изображения жизни к рассуждениям о политике она полностью отключает воображение, не говоря уже о сострадании (а по сути пользуется двойными стандартами).

Госпожа Рубина в своём письме не рассматривает действительность во всех её аспектах; совершенно очевидно что её воображение отказывается (хотя и воображения-то не надо, всё на глазу и на слуху), представить (а зачем, они же все (!) хама c овцы, и младенцы и дети (!),… да, кстати, мы ведь тоже были все большевики и коммунисты, комсомольцы и октябрята в нашем недалёком прошлом, и в младенческом возрасте, и Вы, госпожа Дина Рубина) страдания и трагедию другой стороны, которые не трогают лично ее, писательницу-гуманистку...

Д-р Алла Шаинская,

Заведующая лабораторией Биологической Масс Спектрометрии, Институт Вейцмана, 

Реховот.

Член Попечительского Совета Бецелем, Информационного Центра о правах 

человека на оккупированных территориях.

Член Общественного Совета Женевской Инициативы.

Член Политбюро партии Мерец.

alla . shainskaya @ gmail . com 

============ ========= =======

Я не могу вступать в полемику с Аллой Шаинской по причине ее недуэлеспособности: она не владеет основным оружием любого спора.

Увы, словесный ее арсенал убог даже в «аутентичном» варианте ее письма.

Само собой, я в двух-трех абзацах могла бы славно отделать Члена Политбюро партии МЕРЕЦ. На одном лишь понятии «оппонент», которым она определяет хамасовскую сволочь, я могла бы сплясать зажигательную лезгинку…

Но когда боксер-тяжеловес вступает в бой с одноногим дядей Федей, спьяну вылезшим на ринг, его попросту дисквалифицируют.

Поэтому я оставлю в стороне Аллу Шаинскую в обнимку с ее «оппонентами», но скажу лишь несколько слов о нашей национальной болезни.

Евреи – старый народ. Долог наш путь, а в пути, бывает, подхватишь какую-нибудь заразу. Таков тяжелый недуг: еврейская самоненависть. На протяжении истории им страдали немногие, но во все времена случались люди, заболевшие этой болезнью. Наиболее известные случаи: великий инквизитор Торквемада, отправивший на костер тысячи соплеменников, или блистательный венский психоаналитик Отто Вейнигер, который в приступе самоненависти даже выбросился в окно.

Евреи, как известно, народ-богоборец. При условии, что Бог есть. Если же Бога нет, то всю священную ярость еврей обрушивает на собственный народ. Как скорпион, жалит самого себя в голову.

И вот тогда враги превращаются в «оппонентов».

«Мы – враги, и будем вас убивать!» - честно предупреждают враги. А им отвечают: «Нет, вы - наши оппоненты, и мы будем с вами беседовать и танцевать». И всё призывают соплеменников «влезть в шкуру «оппонента», хотя тот откровенно и брутально обещает шкуру с них спустить.

Вот в чем беда израильской левой: даже не их пресловутая безмозглость, не их жалкая кротовья слепота, а вот это желание понравиться «оппонентам» больше, чем любить своих.

Этому тоже есть название – «синдром жертвы», - если мне не изменяет память.

Только я не желаю быть жертвой вслед за этой горсткой безумцев. Не хочу, чтобы во имя арабских детей еврейские дети выросли психопатами и заложниками в политических играх продажной швали.

Я не страдаю ни одним из перечисленных здесь симптомов душевных заболеваний, и готова ответить за каждое свое слово, тем более, что для подписи мне требуется не длинный перечень членств и званий, а одно лишь мое имя -

Дина Рубина

А.К. Прошли годы. Душевнобольная самоненавистью всё еще не в клинике, а даже на телеэкране гнусной девятки. Ничего не меняется. Мы так и не научимся защищаться от откровенных предателей и юдофобов в Израиле.

БОРОТЬСЯ СО СТРАНОЙ НЕЛЬЗЯ

АРКАДИЙ БАБЧЕНКО: НЕБРИТОЕ МУРЛО С ПЛЮШЕВОЙ ОБЕЗЬЯНКОЙ

СЕНТЯБРЬ 16, 2016

Ответ Людмиле Петрановской

Мечты просвещать народ у меня нет. Я человек, воспитанный прапорщиками. Миссией сеять доброе, разумное, вечное не страдаю. О том, как народ воспрянет и освободит себя, и меня — не мечтаю. На власть, как на главного европейца, не уповаю. Засыпать своими телами пропасть между собой и народом не желаю. По поводу отъезда решение еще не принято. И уж точно оправдываться по поводу этого решения не собираюсь.

Лично я хочу вообще только одного: свободно говорить, свободно писать, свободно зарабатывать — и не получать при этом арматурой по голове или зеленкой в лицо. Собственно, это все мои хотелки. А судьбы народа интересуют меня куда в меньшей степени.

На этом размышления о роли интеллигенции в стране — как и персональные колкости — оставляю в стороне и перехожу к сути вопроса.

Собственно говоря, многое из того, что Людмила Владимировна почему-то приписывает мне, не совсем так. Слово «народ» я вообще стараюсь не употреблять. Я вообще плохо понимаю, что это такое. Россия с Чечней, находящиеся (по крайней мере на данный момент) в составе страны «Российская Федерация» — это один народ? Я думаю, немногие после двух войн — по обе стороны — скажут, что чеченцы и русские — это один народ.

Поэтому я стараюсь употреблять слово «страна».

Этот термин намного понятнее.

А вот что касается страны…

Первое

Песня о том, что плохой царь угнетает хороший народ, также стара, как и песнь про интеллигенцию. Проблема в одном. До Путина, был Андропов. И Афган. До него — Брежнев. И Чехословакия. До него — Хрущев. И Новочеркасск. До него — Сталин. До него — Ленин. До него — Николай Палкин, до него — Павел, до него — Анна Иоанновна, до нее Петр, до него…

С 1776 года в США не было ни одного диктатора. В России мы уже насчитали с десяток. Нет, Российская Империя была не хуже и не лучше других империй, вполне себе государство тех времен, в чем-то даже и передовое, а в Америке и рабство отменили на четыре года позже, и сегрегация продержалась до середины прошлого века, но факт остается фактом — здесь так принято. 

За всю историю России я могу вспомнить только два года, когда эта страна была свободным европейским государством — с 1991-го по 1993-й. Ну, еще восемь месяцев с февраля по октябрь 1917-го. Все остальное время конструкция этой страны неизменна — диктатор на троне, ведущий имперские войны направо и налево, и «хороший» (но порабощенный и молчаливый) народ внизу. В этих войнах и участвующий.

И ничего с этой историей не поделаешь.

Второе

О том, что Путин является выразителем чаяний большинства населения страны, я пишу довольно давно. Я не верю в восемьдесят шесть процентов его поддержки. Тем не менее, поддерживает его действительно значительная часть населения. А по моим личным оценкам — даже большинство. Пятьдесят, пятьдесят пять, может быть шестьдесят процентов. И если завтра состоится самое-пресамое честное голосование при прочих равных — люди пойдут и выберут Путина. Честно и без фальсификаций. А «Яблоко» так же стабильно наберет свои три — пять — семь процентов.

Но проблема даже не в этом.

Проблема в том, что «рейтинг Крымнаша» — уже реально восемьдесят шесть процентов.

Подавляющее большинство населения страны поддерживает аннексию Крыма.

Даже если оно не поддерживает Путина. Даже если оно настроено проевропейски. Даже если оно частично хочет либерально-демократических перемен.

Подавляющее большинство населения России — носители имперского сознания. Это факт.

Захват Крыма примирил власть и большинство населения страны, которое власть в этом захвате поддержало.

Бороться с узурпатором — можно. Бороться со страной — нельзя.

После первой Чечни ты думаешь, что произошла какая-то ошибка. Надо написать, всем рассказать, чтобы поняли, чтобы такое больше не повторилось. Никогда! Ведь нельзя убивать людей!

После второй ты думаешь — ну, хорошо, это следствие предыдущих ошибок, но уж теперь-то точно такого больше не будет.

Потом разгоняют телеканал, на котором ты работаешь. Потом убивают твоего коллегу. Потом еще одного. Потом третьего. Потом по улицам начинают ходить фашистские марши. Мигрантам начинают резать головы.

Потом твоя страна вводит войска в Грузию. Потом строит фильтрационные лагеря для вьетнамцев. Потом аннексирует Крым. А затем начинает на Донбасе такую бойню, что, даже повидав кой-чего в жизни, стоишь с отвалившейся челюстью и не веришь.

Как говорил один мой знакомый, который на свои деньги издал книжку о чеченской войне и десять лет ходил с ней по школам, пытаясь старшеклассникам рассказать, как оно все было, а потом, в две тысячи восьмом, с началом новой войны, плюнув на все, подал документы на эмиграцию — «Что-то замумукался я вас переделывать, господа».

Если у кого-то есть желание потратить еще двадцать пять лет, пытаясь переделывать эту страну — пожалуйста. Но лично я теперь считаю, что если страна желает лететь в пропасть — ок. Скатертью дорога. Отойди с пути и не мешайся под колесами. Необучаемые.

Третье

На самом деле, мнение большинства в смутные периоды никогда никого и не интересовало. Что там желает большинство, не суть важно. Все всегда делается в столицах. Все всегда делается меньшинством. Наиболее активным. Большинство всегда настроено мещански. Его «политика» вообще мало интересует. Оно примет любую власть, достаточно только настроить нужную программу в телевизоре. И точно так же, как оно сегодня голосует за Путина, оно будет голосовать за Обаму.

Интересна ли такая страна, которой можно управлять джойстиком от телевизора — это другой вопрос, но, как мы видим, на данный момент данной стране можно внушить любую конструкцию — про то, что мы всех победили в Сирии, и про то, что нас в Сирии нет. Про то, что бандеровцы распяли мальчика, и про то, что надо выполнять Минские договоренности. Про то, что был независимый референдум, и про то, что «мы никогда и не скрывали». О том, что мы сбили транспортный самолет. О том, что мы ничего не сбивали. О том, что это был украинский «Су». О том, что это была ракета. О том, что мы никогда и не отрицали, что это «Бук», но это — украинский «Бук». И так далее.

Более того, большинство — оно вообще, в принципе, хорошее. Откровенных подонков, маргиналов, идиотов, убийц и садистов — их вообще мало. Воевать на Донбасс за русский мир адепты Новороссии в большинстве своем едут не потому, что они садисты и убийцы. А потому, что они не хотят, чтобы проклятые бандеровцы прибивали русских детей к рекламному щиту. Да, они инфантильны, не способны критически мыслить, сожрали свой мозг и поселили туда зомбоящик — но в сути-то своей они едут воевать за добро против зла!

И большинство полицейских, с которыми мне приходилось сталкиваться в обезьянниках — тоже хорошие добрые люди. Даже в ОМОНовцах есть что-то человеческое. Кто-то дверь автозака приоткроет, если душно. Кто-то сигарету даст. Кто-то выведет покурить. Кто-то выведет в туалет. Семь из десяти скажут — да, ты прав. Да, мы все понимаем. Да, со страной надо что-то делать. Более того, многие разделят твои взгляды! Я из всех своих задержаний не могу вспомнить ни одного идейного путиниста и ни одного отъявленного прирожденного садиста. Все они, в общем-то, хорошие, добрые и понимающие люди.

Потом, правда, эти же люди наденут на вас наручники, отведут в суд, где хороший и в общем-то добрый судья выпишет вам арест, если надо, отвезут в СК, где хороший и добрый следователь выпишет вам срок в пару лет, отвезут обратно в камеру, оприходуют дубинкой, а потом в камере снова угостят сигареткой — что же мы, звери что ли.

Но в целом — это добрые и незлые люди, все понимающие про власть. Тут я совершенно с Людмилой Владимировной согласен. Это истинная правда.

Но внушать, решать, действовать и управлять все равно будут не они. Решать и управлять всегда будет меньшинство.

Четвертое

Россия находится сейчас на такой развилке, что я допускаю любой вариант развития событий. От точки экстремума «власть плавно перейдет в руки Медведева, от него плавно в руки Навального и под его руководством Россия станет — ну если не демократическим государством с соблюдением прав человека, то хотя бы перестанет быть психушкой» — до точки экстремума «власть захватят совсем уже поехавшие головой фашисты и садисты и утопят в крови сначала страну, а затем и полмира». Между этими двумя вариантами я допускаю любое развитие событий включительно.

И вот тут мы подходим к самому главному.

 Пятое

Проблема в том, что в стране с имперским шовинистическим и нерешительным пассивным большинством (хоть в душе добрым и пушистым) власть будет принадлежать активному меньшинству.

Так на чем же основаны ожидания, что это будет непременно либерально-демократическое меньшинство? Почему грядущая смена строя произойдет непременно в буржуазно-демократическом направлении?

Социологические опросы говорят?

Я уверен, что если в Славянске года четыре назад провести социологический опрос — настоящий, всамделишний — подавляющее большинство населения оказалось бы проевропейски ориентированным, демократичным, поддерживающим права и свободы классом.

А потом туда пришла тысяча вооруженных, организованных мужчин, и поставила стотысячный город раком.

Тысяча человек. Стотысячный город.

Один процент.

Для России это — полтора миллиона человек.

На самом деле, хватит меньше: пятнадцать банд по десять тысяч. А их здесь, стараниями телевизора, взращено куда больше.

Почему мы должны думать, что если власть после ухода Путина достанется условному Медведеву или условному Навльному-Мальцеву — то они смогут ее удержать?

Почему мы должны думать, что люди, осознающие, что они являются военными преступниками, вдруг поднимут лапки и дадут отправить себя в Гаагу? Что делать с личной гвардией Рамзана Кадырова, например? С отрядами «православного бизнесмена» Малофеева? Который уже умудрился создать группировку, способную захватить стотысячный город?

Тридцать лет назад эта страна долбила Афганистан. Миллион трупов. Двадцать шесть лет назад — Прибалтику и Молдову. Двадцать — Чечню. Восемь — Грузию. Сейчас — Украину.

Половину из них — без Путина.

Это только новейшая история.

Почему через двадцать лет она не будет долбить еще кого-то? Также без Путина?

Один раз нам поверили. В девяносто первом. Когда, вроде, все — Сталина к черту, Дзержинского мордой об асфальт, КПСС запретить, ГКЧП не пройдет. Прошло всего двадцать пять лет. Всего двадцать пять. Танки этой страны оккупируют часть соседнего европейского государства. Перелома в массовом общественном сознании не произошло. Почему вдруг он произойдет через несколько лет?

Мои предположения о том, что этого не произойдет, строятся на опыте, практике и исторических примерах. На чем строятся предположения, что взять власть сможет именно буржуазно-демократическая часть населения? На социологических опросах?

Но что вы будете делать, когда выйдете на Красную площадь — а там танки? Покажете им результаты ваших соцопросов?

Лично меня, например, это не убеждает.

Я вообще считаю, что русский народ — в том смысле, в котором эту конструкцию употребляет мой оппонент — один из наиболее свободолюбивых в Европе. По крайней мере, был. Столько восстаний, сколько было в России, не было, пожалуй, нигде.

Проблема только одна. Здесь все время проигрывают.

В семнадцатом году Россия была вполне проевропейски ориентированным государством — совершенно с этим тезисом согласен. И революция произошла именно буржуазно-демократическая. Только потом пришло несколько тысяч вооруженных, организованных человек и погрузило страну в десятилетия кровавого хаоса.

Так что вопрос не в том, кто хороший, а кто плохой — интеллигенция или народ.

Вопрос в том, кто сумеет захватить и удержать власть.

И это самый важный аспект, который все русскооптимисты совершенно не хотят принимать в расчет. Когда говорят о социологических опросах, настроениях в обществе и «почему триста сталинистов играют большее значение, чем сто тысяч вышедших за Немцова». И в процессе борьбы за власть та часть общественного спектра, где находятся «триста сталинистов» активнее — активнее и решительнее! — чем сто тысяч либералов. И она готова к действиям. И она готова к крайним действиям. По отношению к своим внутренним врагам. К вам. К которым совершенно не готовы вы, мои прекрасные русскооптимисты.

Я никогда не говорил, что народ — необразованное пьяное быдло и гопник. Я говорил и говорю, что классом-гегемоном в этой стране на данный момент является — пьяный агрессивный гопник. При пассивном «народном» большинстве. И активном, но слабом «интеллигентном» меньшинстве.

И, исходя из этого, Шестое. И самое главное.

Проблема в том, что этот дискурс о хорошем народе/плохом народе возможен теперь только внутри России. О том, что это плохой Путин захватил власть, а на самом-то деле мы хорошие, добрые, демократичные, либеральные, за права человека и стонем под гнетом диктатора — это мы можем рассказывать теперь только сами себе. А за пределами России это самокопание больше никого не интересует.

Особенно по периметру.

Теорию о том, что это все проклятый Путин, вы можете рассказывать в России, но не сможете больше рассказать никому ни в странах Балтии, ни в Чечне, ни в Грузии, ни в Молдове, ни теперь в Украине. Особенно — в Украине. Вот там ближайшие лет двадцать лучше даже и не заикаться про «хороший русский народ».

Время рассуждать об этом — прошло. Страна такова, какова есть.

А она такова, что ее лицом на данный момент УЖЕ является не профессор Преображенский. Каков бы он ни был. И не хороший народ. Каков бы ни был он тоже.

Ее лицом на данный момент является то небритое мурло с сигаретой и автоматом, которое поднимает в руке детскую плюшевую обезьянку на фоне сбитого пассажирского «Боинга». Облетевшее весь мир фото.

Наша страна сегодня — страна международных террористов, головорезов, полоумных сталинофилов, мракобесов и дикого, необузданного ворья. Потому что внутреннюю, да уже и внешнюю повестку в стране определяют именно эти группы населения, а не хороший народ. И воспринимается она именно так, а не как страна хорошего народа. И ведет она себя как страна ворья, сталинофилов и мракобесов. А не как страна профессоров. И произошло это именно потому, что повестку диктуют агрессивные гопники.

Не мы делаем им лицо. Они делают лицо нам.

В Германии в 1938-м воевать тоже никто особо не рвался. Позиговать и поорать «Судетынаш» или написать донос на соседа-еврея — это одно. А идти воевать за «Дойчланд убер аллес» — совсем другое. Да только когда пришло время, уже никто не спрашивал. В итоге Германия вошла в историю не как страна, где большинство по кухням не поддерживало войну и не собиралось погибать, а как нацистское государство, развязавшее самую страшную бойню в истории планеты.

Всем плевать уже, хороший в России народ, или плохой. Поддерживает или не поддерживает. Достаточно того, что страна, в которой живет этот народ — такова, какова есть. А как этот хороший народ построил такое плохое государство — эти тонкости за его пределами волновать уже перестали. Два года назад. После десяти тысяч трупов в некогда бывшей нам братской стране. С тех пор всем глубоко плевать, как так вышло.

Вышло. И этого достаточно.

Вот, собственно, и все.

А так-то народ, конечно, хороший, да.  Кто же спорит