воскресенье, 4 сентября 2016 г.

ДИМУ БЫКОВА ОПЯТЬ НЕПРАВИЛЬНО ПОНЯЛИ

Лента новостей

Зашел на сайт «Новой газеты», а там скандал: Д.Л.Быков жалуется на необоснованные обвинения в расизме. Где-то в своем романе «Квартал» (тут, кстати, разночтения: кто-то полагает жанр книги публицистикой, пусть и излагаемой от лица вымышленного персонажа) Дмитрий Львович написал: «Фэншуйщики имеют к древней китайской мудрости примерно такое же отношение, как косоглазые гастарбайтеры, чаще всего казахи, в ресторанах-сушницах – к японской кухне».
Ну написал и написал. А потом решил поехать к казахам с лекцией. А казахи (точнее, блоггер Olzhas Bibanov ) возьми, да и вытащи на свет эту некрасивую цитату. Дальнейшее ясно: казахстанцы возмущаются, Фейсбук кипит, а Быков на всякий случай негодует, требует извинений за то, что его неправильно поняли (мол, «косоглазый» – вовсе не ругательство, и (цитата) «нет в этом слове ничего оскорбительного»), а в противном случае угрожает отменой гастролей, поскольку (снова цитирую): «Обеднею от отмены этой встречи не я» (то есть не он, Данила Багро… – пардон, Дмитрий Быков).
Обычно Дмитрий Львович чешет в рифму, причем погонными километрами, а тут вот, как дошло до ответа казахским чемберленам, сбился на прозу. Допекли, видать, степные волки и волчицы бедного московского васисуалия. Жаль человека, хотя, честно говоря, эту кашу он уже в который раз сварил себе сам. Когда твой язык, как помело, то чего он только ни подхватит: и мусор, и грязь, и деготь – хотя, справедливости ради, отмечу, что попадаются изредка и случайные капельки меда.
Прочитал я, значит, эту ответную прозу – в отличие от других образцов того же гладкописца, откровенно интонационную, сбивчивую и неуверенную, а оттого намного больше похожую на прозу, и пошел было дальше, но кое-что заставило меня задержаться. А именно: еврейская тема. Рассказывая о реакции сотен своих казахских оппонентов, Дмитрий Львович пишет, что они «почти поголовно» антисемиты. Что само по себе любопытно, поскольку я никак не могу взять в толк, каким образом проблема антисемитизма может волновать такого глубоко воцерковленного православного христианина, как Д.Л.Быков. Он-то тут каким боком? Неужели из-за горячей любви к Израилю?
Тем не менее, обвинение, брошенное писателем в адрес столь многих казахских комментаторов, показалось мне заслуживающим проверки и вот почему.
Любой человек, время от времени заглядывающий в читательские комментарии, которые обычно помещены под статьями большинства российских сайтов (будь то центральные или местные, спортивные или культурные, новостные или специальные), не может не обратить внимания на поистине звериный антисемитизм, который начинает буквально сочиться с экрана, когда речь хоть каким-то боком затрагивает Израиль или евреев. Именно боком, по касательной – этого хватает.
Допустим, обсуждается продажа нигерийского футболиста в британский футбольный клуб. Казалось бы, ну при чем тут евреи? Ан нет – непременно отыщется если не израильское гражданство спортивного агента, то хотя бы предположительно еврейское происхождение владельца команды... или массажиста... или буфетчицы на стадионе. И – понеслось. А уж если герой заметки явный яврей – тут и вовсе, что называется, туши свет.
Ничего нового, правда?
А недавно прислали мне линк на статью некого польского сайта, где среди прочего обсуждалась и моя скромная заметка. Ознакомившись (спасибо Гуглу-переводчику) с содержанием статьи польского журналиста (по теме современного консерватизма), я решил заодно поинтересоваться подвалом с комментариями читателей.
«Почему у жидов длинные носы? – вопрошал первый читатель в первом же комментарии и сам отвечал: – Потому что воздух бесплатный».
Следующие участники обсуждения были столь же информативны, и я довольно быстро осознал, что российские сайты не так уж и плохи.
Мог ли я после такого освежающего опыта упустить возможность ознакомиться с «почти поголовным» антисемитизмом вирального казахского обсуждения? Нет, не мог. И я добросовестно прошерстил примерно тысячу комментариев, набравшихся под вышеупомянутым постом Олжаса Бибанова. И был приятно удивлен достоинством и сдержанностью большинства ответов и реакций. Кроме нескольких действительно грубых выпадов – немедленно, впрочем, обрывавшихся автором поста или другими участниками, можно поставить им в вину разве что с десяток упоминаний – где вопросом, а где утверждением – предполагаемого еврейства Быкова. И всё! Всё! Трудно поверить…
«Почти поголовный антисемитизм»? – Враньё и клевета. Нечего и сравнивать уровень участников этой дискуссии с с юдофобией самого Дмитрия Львовича или с тем, что творится на других интернетовских площадках. Просто небо и земля. В общем, я с удовольствием снимаю шляпу перед казахскими коллегами. Честно говоря, не ожидал. Как говорят у нас на местном идише: «Мабрук!»

ПОЧЕМУ ТОЛСТЕЮТ ДЕТИ

 Автор: Константин Развозов Фото:9 Канал 27 комментариев

Почему толстеют израильские школьники

Если вам интересно, почему Израиль выиграл так мало медалей на Олимпиаде, то стоит начать искать проблему в спортивной культуре или, вернее, в ее отсутствии.
Уникальное исследование, проведенное министерством спорта по просьбе целого ряда исследователей под руководством доктора Йоси Харэля-Фиша (руководителя международной исследовательской программы по вопросам соцобеспечения и здоровья молодежи Бар-Иланского университета), наглядно демонстрирует, насколько плачевно наше положение в данной области.
Согласно результатам исследования, в котором приняли участие подростки различных возрастов и учеников государственных, государственных-религиозных и арабских школ, выяснилось, что 20% израильских детей в течение недели вообще не занимаются спортом. 11% сказали, что ежедневно в течение 60 минут занимаются спортивной подготовкой в соответствии с рекомендациями Всемирной организации здравоохранения. Подростки из более состоятельных социально-экономических слоев чаще занимаются физической деятельностью, чем из более бедные сверстники. Результат: 11% детей в возрасте 11 лет страдают ожирением.
Проблема начинается с отношения государства к урокам физкультуры. Разумеется, двух часов в неделю, значительная часть которых не используется по назначению, недостаточно, чтобы познакомить учеников с различными видами спорта. Ранее уже пытались подсчитать, в какую сумму обойдется введение дополнительного часа физкультуры во всех израильских школах. По словам представителя системы здравоохранения, если сравнить затраты на лечение детей и подростков от ожирения и диабета с затратами на дополнительную физподготовку – окажется, что цифры эти эквиваленты. Здоровые дети обходятся системе здравоохранения дешевле, не говоря уже о преимуществах создания спортивной пирамиды, основанной на сотнях тысячах израильских спортсменов, которую возглавят десятки или даже сотни олимпийских спортсменов.
Я считаю, что государство должно найти решение данной проблемы. Реальность диктует нам изменения и корректировки. К сожалению, в нынешнюю эпоху компьютеров дети сидят перед экранами и редко занимаются регулярной физической подготовкой. Важно понимать, что спорт начинается со школы, с уроков физкультуры, и так как я сам в прошлом олимпийский спортсмен, считаю, что министр просвещения и правительство должны принять решение и добавить, по крайней мере, два часа занятий физкультурой в неделю.
Речь идет о ничтожных затратах по сравнению с деньгами, которые государство сможет сэкономить на лечении ожирения, диабета и других заболеваний. В результате увеличения количества уроков физкультуры в Израиле вырастет поколение более здоровых детей. Также, если мы хотим в будущем выигрывать больше олимпийских медалей, следует увеличить количество детей, занимающихся спортом, и которые, в конечном итоге, смогут стать чемпионами. Это взаимовыгодный интерес системы просвещения, здравоохранения и спорта. Тем более что в таком случае, в школах будут преподавать настоящие профессиональные тренеры и воспитывать новое поколение спортсменов. Довольно странно, что правительство ничего для этого не делает, а как раз это было бы самым правильным решением, и чем скорее его примут, тем лучше.
Совсем недавно был принят мой закон, об отмене двойных страховок в спортивных секциях, которые до этого момента должны были платить родители. Закон вступает в силу уже в этом учебном году. В ближайшее время я планирую встретиться с представителями различных министерств, чтобы добиться увеличения часов преподавания физкультуры в школах.
Источник: "Курсор"

ФРАНЦИЯ БЕЗ ЕВРЕЕВ

Евреи: Франция – Израиль

В очереди в «купат холим» средних лет марокканка (еврейка из Марокко) обращается к молодой француженке (еврейке из Франции):
    — Ох, сколько же вас понаехало на нашу голову!
    — А вы что, нам не рады?
    — Чему же тут радоваться?
    — Мы ведь вам культуру несем.
    — Для культуры у нас уже русские есть, а вы только квартиры скупаете.
    Французы (евреи из Франции) действительно едут и действительно скупают. В последние два года их прибыло даже больше, чем из России и Украины. Из прекрасного Парижа, из Лиона и Марселя, из Ниццы и Тулузы они едут в Тель-Авив, Нетанию, Ашдод, Герцлию и Ход ха-Шарон.
    Оставаться во Франции евреям становится опасно. С 2000-го года в стране зафиксировано около 8000 антисемитских нападений. В их числе убийство взрослых и детей в еврейской школе в Тулузе, расстрел евреев в кошерном магазине Hyper Cacher, осквернение кладбищ, нападения на синагоги, избиения и оскорбления евреев средь бела дня в общественных местах…
    Serge AttalFlash90-1 (2)Сегодня пройтись по Парижу в кипе означает подвергнуть свою жизнь серьезной опасности. То же самое в Марселе, Лионе и других крупных городах.
    Причем не только беженцы-мусульмане, заполонившие Францию, нападают на евреев, но и сами французы. Возбужденные кампанией демонизации Израиля, запущенной в СМИ политиками Евросоюза, простые французы считают Израиль агрессором и виновником ближневосточного конфликта, последствия которого им, бедным европейцам, приходится пожинать.
    Дошло до того, что израильские власти готовы были начать эвакуацию французских евреев. Десятки представителей Сохнута отправились в регионы, чтобы облегчить оформление документов желающим репатриироваться.
    В Париже негативно отнеслись к идее «эвакуации» и назвали ее «недружественным шагом». Слишком обидным было бы сравнение Франции с Эфиопией, из которой в ходе операции «Соломон» в 1991 году ВВС Израиля в течение полутора суток вывезли 14 тысяч евреев-фалашей.
    «Франция без евреев уже не будет Францией. Каждый уезжающий еврей — это часть Франции, которую она утрачивает, — сказал по этому поводу премьер-министр Мануэль Вальс. – Когда нападают на евреев Франции, нападают на Францию». При этом еще в 2004 году тогдашний президент Франции Жак Ширак признал, что «власть не в состоянии искоренить антисемитизм в повседневной жизни на улицах и в школах». А это значит, что прежней Франции уже не будет.
    Страна меняется на глазах. Министр образования республики Наджат Валло-Белькасем уже предложила ввести в школах изучение арабского языка. Ранее предполагалось, что это мигранты будут изучать французский язык и проникаться французской культурой, но вышло наоборот.
    Молодые французы все чаще принимают ислам, а те из них, кто еще посещают церковь, зачастую стесняются признаться в этом сверстникам. В прессе же активно обсуждается вопрос использования пустующих церквей в качестве мечетей.
    Serge Attal/Flash90
    Вообще-то, с мусульманами можно ладить. Надо только чтобы французские женщины одевались скромнее, убирали волосы под платок. Чтобы французы перестали пить вино и есть свинину, и соблюдали законы шариата, признав Аллаха и Мухаммеда, пророка его. И тогда у них с мусульманами не будет проблем.
    Сексуальным меньшинствам, и тем, кто не готов отказаться от вина, свинины и откровенных нарядов, конечно, придется попрятаться. Хотя может быть для них и оставят уголок на отшибе, где-нибудь во французских Альпах. Этакий островок, где доживающее поколение сможет предаваться однополой любви, или пьянству с чревоугодием, не смущая правоверную молодежь.
    А евреи уедут в Израиль, потому что здесь их любят и ждут. Нетаниягу пообещал им радушный прием и государственную поддержку. Израиль, как он сказал, — это не просто место, в направлении которого вы молитесь, а дом ваш родной, приезжайте – почувствуете себя как дома.
    Щаранский, глава Сохнута, тоже всех зовет к нам. «Нет у евреев будущего во Франции, — заявляет он. — Израильское общество очень динамично и может абсорбировать неограниченное количество людей, обладающих знаниями и амбициями».
    Flash90
    И вот они приезжают в Израиль. А евреи из Франции, надо отметить, не те, что из России — их в караванах под Беэр-Шевой не поселишь. Они хотят жить в прибрежной полосе – от Ашкелона до Хадеры. Но если во Франции за 300 тысяч евро они могли купить маленький домик, то у нас, в Нетании, Холоне и других «французских» городах, за 1.5-2 млн шекелей им светит, в лучшем случае, 3-4 комнатная квартира.
    Причем и эти квартиры видимо дорожать будут тем быстрее, чем больше репатриантов приедет. По оценке Эхуда Даноса, председателя Ассоциации израильских оценщиков, алия хотя бы одного процента французских евреев, поднимет спрос на недвижимость в прибрежной полосе минимум на 12%. Но не все французы такие уж состоятельные люди. Многим это не по карману.
    Другая проблема — работа. Не хотят почему-то французы, как это делали мы, выходцы из стран СНГ, работать охранниками, уборщиками или раскладывать товары на полках супермаркетов. Врачи, медсестры, стоматологи, бухгалтеры и адвокаты хотят работать по профессии и не терять свой социальный статус, занимаясь неквалифицированным трудом.
    В связи с этим к Израилю обратился лидер еврейской общины Франции Мейер Хабиб. Он потребовал отменить «неоправданно трудные» квалификационные экзамены и признать французские дипломы, иначе он будет препятствовать репатриации. «Французские дипломы — одни из лучших в мире, — заявил он. — Их качество не может быть поставлено под сомнение».
    То ли Мейер Хабиб сдержал свое обещание, то ли и сами евреи разочаровались в израильском гостеприимстве, но в 2016 году темпы французской алии заметно снизились.
    Мы знаем как это непросто — покинуть страну, где ты родился и жил, и устроиться в новом, незнакомом месте. Даже уехать из Советского Союза было для многих из нас непростым решением, а тем более из Франции — богатой, красивой, цивилизованной страны. Для этого нужны веские причины.
    Dan Kitwood/GettyImages
    Всплеск антисемитизма, случившийся во Франции, заставил многих евреев почувствовать себя действительно евреями. До этого они были французами. Пусть еврейского происхождения, пусть с кипой на голове, с шаббатом и кашрутом, но французами.
    Ненависть окружающих и реальная опасность для жизни пробудила в них «память поколений», веками гонимых, веками сохранявших свою общность, традиции и веру.
    Для чего? Чтобы собраться, в итоге, на своей земле и совершить нечто, что только евреи и могут совершить, ибо есть в них что-то, чего нет в других. За что их так и ненавидят, упорно, веками, возводя одну напраслину за другой. За это труднообъяснимое, но явное отличие, суть которого им самим еще предстоит осознать.

    Однако далеко не на всех, антисемитские атаки произвели такое сильное впечатление. Кому-то они просто омрачили жизнь и заставили искать более спокойное место. Их настроения выразил Чарли Даян, глава еврейской общины города Лимож на юго-западе Франции. «Мы не сионисты, — заявил он. — Мы французы. Ехать в Израиль нужно только в том случае, если ты чувствуешь, что там твой дом и в этом твое призвание. Но ехать туда из-за страха – это неправильно. Лучше приезжайте к нам в Лимож. Здесь, всего в трех часах езды от Парижа, жить значительно спокойнее и безопаснее».
    В Лимож, в Швейцарию, в Канаду (там тоже говорят по-французски) или в Америку — неважно куда. Туда, где меньше мусульман и можно прилично устроиться, а в Израиль совершенно необязательно.
    Franck Prevel/GettyImagesИз бывшего Союза тоже немногие ехали сюда, пока у них была возможность выбирать. К нам едут или по осознанному выбору, или от безнадеги, что тоже хорошо, потому что современный Израиль и создавался как государство-убежище. Однако убежище должно быть не только безопасным, но и гостеприимным. А гостеприимство не ограничивается вежливостью служащей Министерства абсорбции и не определяется размером пособия, выдаваемого новым репатриантам. Гостеприимство — это готовность хозяев «подвинуться» ради гостя.
    Но «подвинуться» никто не собирается. Это вообще не в традициях израильского общества. Хаим Бялик говорил об этом еще в 1934 году: «Как мы приняли наших братьев, спасающихся от войн? Мы подняли цены на жилье и отняли у них последние гроши…». Такое отношение к приезжающим остается по сей день. В том же ключе обсуждают сегодня тему французской алии политики и СМИ: чем нам будут выгодны репатрианты из Франции, или чем их наплыв нам грозит?
    Натан Щаранский заявил, что французская алия поможет нам справиться с нехваткой врачей и медсестер, которая ожидается в Израиле в ближайшее десятилетие. (У нас почему-то половина врачей старше 55 лет). Но французские медицинские дипломы Израиль при этом не признает. Некоторые послабления были сделаны только для стоматологов, да и то под давлением из Франции. Другими словами, вы можете нам пригодиться, но помогать мы вам не станем. История известная. Сколько русскоязычных врачей с опытом и стажем так и не устроились по профессии из-за этих «неоправданно трудных» экзаменов.
    СМИ рассуждают о пользе, которую принесут экономике французские техники и инженеры. Профсоюзы опасаются, что работодатели заморозят рост зарплат, воспользовавшись притоком квалифицированных специалистов. Строители радуются французам, предвкушая рост спроса на жилье. Покупатели квартир опасаются их приезда по той же самой причине.
    Добрые надежды возлагает правительство на приезд обеспеченных французских бизнесменов. Они, правда, не спешат переводить свой бизнес в Израиль. Многие живут «на два дома» — пять дней работают во Франции, а выходные проводят с семьей в Израиле. Но им наши власти готовы пойти навстречу. Чтобы побудить их перевести свои активы в Израиль, им предлагают выгодные условия найма работников и облегченное налогообложение. Трогательный пример заботы о новых репатриантах.
    За счет французской алии правые политики ожидают усиления своих позиций. Понятно, что евреи, спасающиеся от антисемитизма, не будут голосовать за левых. А левые активисты усиленно отговаривают французов от переезда. «Евреи Франции, оставайтесь во Франции, — пишет в газете «Гаарец» израильский публицист Рогель Альпер. «Израиль — фашистское государство, которым управляют религиозные фанатики… Во Франции вы хотя бы страдаете за светлые идеалы демократии. Здесь же царят идеи оккупации, расизма и темного варварства», — пугает он.
    Так кто же они для нас, французские евреи: братья, попавшие в беду, возможность удачного «гешефта», нежелательные элементы, или просто «понаехавшие» — мол, нам и самим тут тесно?
    В Израиле действительно тесновато. Но подождите, вот-вот начнется заварушка в Европе: смута, фашизм, постоянные террористические атаки, — и мы узнаем, что значит по-настоящему тесно. Речь пойдет не о том, чтобы хорошо устроиться, а о том, чтобы успеть уехать.
    Сколько евреев может вместить наша прекрасная, но небольшая страна? Это не вопрос территорий, а вопрос широты наших сердец — сколько они могут вместить любви и заботы, сколько тепла могут уделить людям. Когда приезжают братья, сестры, дети, им всем находится место, потому что для них есть место в сердце.
    Так не будем же путать причину со следствием и начнем с главного — как мы относимся. Не только к французам, а ко всем, с кем мы делим это место под солнцем. Каждый сам знает как, но могли бы и лучше. Но ничего, захотим — научимся, не захотим — все равно научимся. В толпе не стоят, растопырив локти.

    ПАМЯТНИК ДОВЛАТОВУ ОТКРЫЛИ СЕГОДНЯ

    Картинки по запросу Памятник Сергею Довлатову в ПетербургеВ центре города, на улице Рубенштейна. Как же Антон Чехов бежал от памятника себе. Вот и Довлатов при жизни и представить себе не мог, что вернется к своему дому в бронзе.

    К УХОДУ ФАЗИЛЯ ИСКАНДЕРА

    Креслоносцы оккупировали Россию. Интервью с Фазилем Искандером

    Креслоносцы оккупировали Россию. Интервью с Фазилем Искандером

    Загадочное, отчасти сказочное существо…
    Каждое его слово я ловлю заворожено, как если бы заговорило вековое, все еще мощное дерево.
    Ловким движением он берет сигарету («Винстон» синий), щелкает зажигалкой. Раздув ноздри, выпускает облако, и я делаю снимок для instagrammна радость хипстерам: «Прикольный дед». Искандер много курит. По стародавней привычке, ложится далеко за полночь, а встает днем. Ему восемьдесят пятый год. Я приехал в его московскую квартирку в районе «Аэропорта». В синеватом дыму – блюдо с абхазскими мандаринами.
    Недавно он перенес тяжелую болезнь («Я слабо стою на ногах», –  замечает, сидя за столом), видно, что слова даются трудно, он как бы вымучивает их с гримасами, и отделывается короткими фразами, поэтому становится совестно его долго пытать.
    – Я вас не утомил?
    – Да нет, все нормально, – вдруг гаркает уверенно.
    И вот, я постепенно понимаю: он включен в общение и чутко внимателен. И ощущаю его внутреннюю силу.
    На какой-нибудь нескромный вопрос – лицо его озаряет живая озорная улыбка. Или он задумывается: «Сложный вопрос». Или переспрашивает, зорко глядя, точно пытаясь читать по губам. Или, отводя взгляд, уловив в вопросе чуждый ему ответ, подбирает такие слова, чтобы не быть истолкованным как-то так, как ему не хотелось бы…
    Мне кажется, краткость ответов – это, прежде всего, его стиль – въедливые формулы, афористичность. Гортанный голос звучит в клубах дыма и возникает ощущение таинства клинописи: словно бы он не говорит, а глубоко и с усилием вырезает ножом слова на деревянной дощечке.
    И другое наблюдение. Фазиль Искандер, обличавший советскую действительность, остался во многом в ней, будучи ею сформирован и по-прежнему пребывая в системе тех моральных идеалов и устоев, в том числе, «поколения шестидесятников». Он словно остановил для себя часы, отменил все двадцать с лишним постсоветских лет, и хотя писал и говорил о той же войне в Абхазии, все равно он там, за порогом времени. Он в СССР. Он дымит на его обломках.
    Он навеки остался неотделим от страны, где стал знаменитым писателем, где его подвергали гонениям и запретам, и обожали, где его не печатали, но и издавали баснословными тиражами.
    Он ничего не пишет, но много читает. По словам жены, после болезни стал записывать что-то в тетрадь, но потом густо-густо все зачеркнул, очевидно, посчитав недостойным. И в этом, как мне кажется, честность и требовательность к себе прожившего большую жизнь художника.
    Перемещаемся на кухню, Антонина Михайловна (бодрая и гостеприимная) подает на стол, приходит их сын тридцатилетний Саша (сам с недавних пор автор прозы). Живо и горячо, соглашаясь и споря, говорим о прямой линии Путина, о деле Навального, отставке Суркова, о коррупции и наплыве мигрантов. И за этим будничным разговором точно бы забываем о сидящем здесь же за столом Искандере, который с блаженным видом попивает чай, внимательно слушает.
    Искандер напомнил мне священника. Старца – в религиозном значении слова. В интервью он гулко, и с каким-то сакральным достоинством говорил о самом в его понимании существенном – о совести, добре, благородстве – отчеркивая каждый короткий ответ многозначительным надмирным молчанием, и словно паря в облаках «Винстона».
    А еще было ужасно интересно побеседовать с ним о литературе – здесь его ответы, правда, мне помогли.
    Фазиль Искандер
    Михаил Шатров, Фазиль Искандер, Николай Недбайло, Юрий Кувалдин, 1988

    Фазиль Абдулович, что вас в жизни больше всего радовало?
    – Хорошая книга больше всего радовала. Хорошие стихи, если попадались, радовали. Чужие, да. И более всего, конечно, хорошие люди, когда с ними знакомился и мы делались близкими. С годами человеческое общение ослабляется. Оно большое значение имеет в молодости.
    Человек сильно меняется с возрастом?
    – Кто как.
    Вы?
    – Я не сильно.
    Вы рады, что стали известным писателем?
    – (Смеется) Ну, я об этом не думаю. А, в общем, я не разочарован, от того, что отдался литературе.
    Вы были тщеславны?
    – Ну, был. Но в меру. Большой устремленности к славе я никогда не имел.
    Что главное для писателя?
    – Свои личные, самые сильные впечатления перевести в творчество.
    Рассказать о себе?
    – В той форме, в какой сам писатель решит. Но коснуться самых сильных впечатлений, потому что они наиболее выпукло показывают его душевные возможности. Главное удовольствие искусства – возможность повторения ни когда-нибудь, а сейчас того что было. Почему нас радует искусство? Жизнь повторима.
    Вы с детства знали, что будете писать?
    – Нет, конечно… Я вообще, любил всегда очень литературу. И очень много читал. И в детстве, и в юности, и в другие годы. Видимо, изначально какая-то такая склонность была, но я ее не осознавал. А потом… постепенно… В детстве отец читал мне «Тараса Бульбу», на душу мою влияло, но на творчество? Я об этом не задумывался… В моей жизни всегда главной была литература. Я старался соответствовать ее интересам, а не интересам моей жизни. Но это, как получалось… Я старался быть настоящим писателем.
    Своего рода, служение?
    – Да.
    Что для вас детство?
    – Я о детстве очень много писал и помню многое, оно было и радостным, и очень печальным. Детство – это первозданное отношение к миру.
    Как надо воспитывать детей?
    – Достаточно, чтобы было главное – любить. А все остальное наладится…
    У вас никогда не было соблазна писать по-абхазски и откуда у вас такой яркий русский?
    – Все-таки русский для меня был главным языком. Я учился в русской школе. В Сухуми все говорят по-русски. Отсюда – и все остальное… Абхазский язык был домашним. Писать на абхазском советовали, но я не слушал этих советов. Вообще, я изучал немецкий, английский, но по-настоящему знаю только два языка – русский и абхазский.
    Фазиль Искандер
    А что помогало вам писать?
    – Я думаю, что дар в первую очередь, но и труд. Я сразу понял, что надо много работать над рассказом, чтоб он вышел приличным. Сначала писал все, как напишется, а потом занимался каждой фразой. Вносил правку и заново печатал на машинке. Три, четыре раза перепечатывал. Машинка ломалась, буквы отлетали… Начинал с десяти страниц, а заканчивал иногда вещью в шестьдесят страниц. Всю прозу только на машинке печатал!
    А компьютер?
    – С компьютером я не свыкся.
    Бывало, что не хотелось писать?
    – Да, и это было связано с отсутствием вдохновения. Я никогда не заставлял себя писать. Бывало, не писал месяцами. Дело в состоянии. Душа не хотела… А потом я мог писать днями и ночами.
    Были замыслы, которые не осуществились?
    – Были, в которых я разочаровался. Некоторые я откладывал…
    Алкоголь и литература…
    – Я считаю, писателю надо быть подальше от алкоголя. Я всегда писал в трезвом состоянии.
    Есть такие писатели, которые на вас сильно повлияли?
    – Кроме классических писателей, из наших, двадцатого века на меня повлиял Бабель. Из классиков – Толстой, это вершина русской прозы.
    А были писатели, с кем вы по-настоящему дружили?
    – Были, но большого влияния не имели на меня. Я всегда себя чувствовал самостоятельным. Большой творческой близости у меня ни с кем не было.
    Свой голос – очень важен, да?
    – Да! Но это либо само приходит, либо этого нет. Я никогда не пытался найти собственный голос.
    Смех важен в литературе?
    – Если в вашем даре есть – чувствовать и понимать юмор, это замечательное свойство, а если нет, то искусственно его привить нельзя. Юмор – остаточная радость жизни после вычета глупости. Мы радуемся юмору, осознав глупость, даже если после вычета глупости в жизни не остается ничего, кроме разума. Но в божественном смысле это и есть главное.
    Интересная формула, над ней хочется размышлять. А у вас были серьезные страсти?
    – (Посмеивается) Нет, пожалуй… Ну как, были… Влюблялся… Вот самая серьезная страсть!
    А страх?
    – Страх тоже бывал, но до каких-то панических вещей никогда не доходило. Был страх перед государственной полицией…
    А что может спасти от отчаяния?
    – Умение жить какой-то внутренней целесообразностью, и, соблюдая эту высшую целесообразность, не бояться неожиданных ударов. Важно нежелание идти на поводу у людей или направлений. В Евангелии все сказано. Быть честным, порядочным, добрым. Главное в человеке, конечно, совесть. Совесть смягчает человека. Это великий дар, данный от природы. Я думаю, с обостренной совестью жить сложнее, но та же обостренная совесть облегчает жизнь и помогает выжить.
    Антонина Михайловна говорит: вас соборовали вчера. Вы религиозный человек?
    – Ну как вам сказать. Я склонен верить в Бога, но сильной религиозности в себе не замечаю. Если человек праведен, значит, он в глубине души верующий.
    Сейчас религиозность часто выглядит фальшиво…
    – Это есть. Нажрался жизнью, и пришел к Богу, чтобы нажраться и у Бога.
    Книги помогают человеку?
    – При прочтении книги, которая мне лично по-настоящему понравилась, у меня дух подымается, и я чувствую себя крепче.
    Что вам важнее в литературе: язык, сюжет, идея?
    – Дух. Дух…
    А идея должна быть?
    – Дух, конечно, уже содержит какую-то свою идею. Задача литературы быть литературой. Первое – правдивость и талант. Второе – мастерство. Правдивое и талантливое доводить до читателя в лучшем виде – это и есть мастерство. И я думаю, благородство должно быть в самом замысле, и надо его соблюдать. Но этот замысел появлялся у меня независимо от моей воли.
    А где граница между реалистичной правдой и иллюзией благородства?
    – Такой границы нет. Вопрос в степени оптимизма в отношении писателя к жизни. В какой-то степени писатель должен быть оптимистом, иначе все развалится. Но один человек от рождения не верит ни во что, другой верит во что-то хорошее, от личности зависит…
    Прямо от рождения?
    – Да, от рождения.
    А Лермонтов?
    – Он был пессимистом и гением.
    А вы?
    – (Смеется) Сложно сказать. Отчасти и оптимист, и подчинился какой-то оптимистической мысли. Подчинился! Вовремя… Важно не упускать чувство того, что ты можешь быть полезен своему читателю.
    Для вас читатель был важен, когда вы писали?
    – Я об этом не думал, но подсознательно был важен.
    Фазиль Искандер
    Хорошо написанная, однако не дающая надежд литература может как-то помочь человеку?
    – Конечно.
    Общественное поведение существенно для писателя? Взять, например, Валентина Катаева. Его упрекали в конформизме.
    – Талантливый писатель. Но, к сожалению, это ослабляло его талант. На талант влияют поступки.
    Вы следите за новостями?
    – Да, но не очень… В более юные годы я был более политизирован.
    Вы не были близки с диссидентскими кругами?
    – Не особо.
    И вы удержались от политики?
    – Я не особенно удерживался, писал какие-то протесты: коллективные и личные. И с этой стороны получил достаточно неприятных ударов. Сейчас не так плотно связан с происходящим.
    Как вы считаете, возможно ли идеальное устройство общества?
    – Нет, идеальное общество невозможно, потому что человек по природе своей неидеален. Наибольшая несправедливость – жизнь с завинченными гайками. Это трудно выразить словами, но есть представления о демократическом строе, который дает гораздо больше справедливости, чем любой антидемократический. При этом надо помнить, что коллективной ответственности не бывает, ответственность бывает только личной. Покраснеть от стыда можно только лично. Коллектив не может покраснеть от стыда.
    Что вы думаете про сегодняшнюю Россию?e/strong>
    – Бед, конечно, много. Мне кажется, что креслоносцы оккупировали Россию.
    Креслоносцы? Вы о чиновниках?
    – О них. Но я думаю, что из того сложного положения, в котором она находится, она все-таки выкарабкается, может быть, не очень быстро. Я думаю, что Россия должна не упускать свои силы и свое влияние.
    Вы переживаете за Абхазию?
    – Когда ее положение было гораздо более трагичным я, конечно, остро переживал. Сейчас, кажется, там более-менее.
    Ваше отношение к советскому прошлому менялось?
    – У меня всегда было критическое отношение к Сталину и его эпохе.
    Почему народы СССР стали воевать друг с другом?
    – Если в душе у вас было теплое отношение к другим народам, оно от политики не зависит, остается. Думаю, при достаточно тонком отношении к народам гражданских войн в республиках можно было избежать. Но в жизни все происходит грубее, чем хотелось бы. Когда человек лишается всех человеческих достоинств, национальное достоинство раздувается, как раковая опухоль. И это смертельная опасность для жизни страны.
    Что очевидно хорошее принесло падение прежнего строя?
    – Для литературы, на мой взгляд, важно, что власти гораздо меньше стали обращать внимания на то, что пишет писатель, его внутренний мир. Раньше было гораздо строже. Меня всегда это задевало, и я считал чудовищным, что талантливого человека могут не печатать, потому что якобы его талант не на то направлен, а у нас это было сплошь и рядом. Многое из того, что я писал, не мог напечатать и даже не отдавал никуда, заранее зная, что не пропустит цензура. Но и вес писателя сегодня уменьшился. Однако русская литература имеет такое значительное основание, что ее развитие не может остановиться.
    Вы, я читал, критичны и по отношению к богатеям «дикого капитализма»…
    – Да, да, да… Кстати, важно помнить: честные люди – это не те, которые всю жизнь удерживают себя от воровства, а те, кому и в голову не придет, что можно что-то украсть, то есть присвоить.
    Не было соблазна уехать?
    – Никогда. Это от человека зависит.
    2013 год
    Фазиль Искандер

    НОВОДВОРСКАЯ ОБ ИОСИФЕ БРОДСКОМ

    Песня ухода. Валерия Новодворская об Иосифе Бродском

    Песня ухода. Валерия Новодворская об Иосифе Бродском

    Иосиф и его фараоны

    Иосиф Бродский был осужден и призван повторить путь Набокова, но там, где Набоков пролетел бабочкой, своим любимым радужным созданием, не попавшим ни в советский, ни в гитлеровский сачок, Бродского тащило волоком, обдирая в кровь о булыжники его любимого Петрополя.
    Тащили скифские кони, к хвосту которых его привязали советские фараоны из отдела культуры при ЦК КПСС. У этого Иосифа не было братьев, и о сестрах мы тоже не слышали. И никогда ему не пришло бы в голову, подобно Сталину, воззвать к согражданам в тяжелый момент именно так, по-родственному.
    Он дружил с немногими фрондирующими от души интеллектуалами, он не собирался поднимать народ в атаку; соборы, камни, дворцы и волны были ему куда ближе людей. Он ненавидел пафос. Впрочем, Набоков тоже не бил в лоб, его диссидентство было сродни «Приглашению на казнь»: коварная, обволакивающая, ядовитая сатира, растворяющая грошовый оптимизм аляповатого и обманного советского лубка. Но Бродский повторил крестовый поход на Запад, за цивилизацией, безопасностью и свободой, он был усыновлен той же Америкой, он вписался в американский пейзаж, он сумел творить свои шедевры по-английски. Он говорил по-английски даже с собственным ребенком. И он лишил жестокое отечество обещанной ему своей могилы на Васильевском острове, и было за что.
    Иосиф Бродский
    Он был несчастен, как и Набоков, его грызла ностальгия, но он не вернулся в ту же реку под названием Нева. Смерти своих отчаявшихся, одиноких, несчастных родителей он не мог простить. Бродский был слишком умен и ироничен, чтобы вляпаться в развесистую клюкву торжественной встречи, рыданий вчерашних доносчиков у него на груди, приветственных адресов, премий, вранья о всеобщей к нему любви, словом, «казуса Евтушенко», который, кажется, даже не понял, за что И. Бродский так ненавидел его, Е. Евтушенко, который хотел сделать ему добро, был посредником между изгоем, отпетым и обреченным, и фараонами в лице чекистов.
    Стихи Бродского в нашем Храме – воздушное кружево, опасная, бездонная готика, пространство, зеркала, бездны. Он сродни Мандельштаму, чья плоть переходит в состояние мысли. Как у элементарной частицы. Закон неопределенности Гейзенберга: или движение, или масса. Массы у Бродского нет, как и у Мандельштама. Высший пилотаж. И тут же – зрелая, холодная, злая, сверкающая сатира, которой научили бесхитростного, доброго человека решившие извести его фараоны города Ленинграда.
    Собственно, сажать и ссылать его было не за что, его преследовали впрок. Наверное, кто-то из пристяжных экспертов вычислил гениальность рыженького поэта, и поскольку было очевидно, что он не «за», а «против», то следующего Пастернака решили отправить подальше, не дожидаясь ни сборников стихов, ни «Доктора Живаго», ни Нобелевской премии. Его осудили и выслали не за настоящее, а за будущее. Но хотя его будущее протекло вдали от нас, фараоны промахнулись: с «делом Бродского» в рост заколосился самиздат, появилась хорошая и правильная привычка дежурить у закрытых дверей судов, где идут политические процессы, и, главное, кончился роман интеллигенции с властью, поскольку власть нарушила общественный договор оттепели. А договор был такой: власть не трогает интеллигенцию, не мешает ей писать, ваять, рисовать, ругаться шепотом и на бульдозерных выставках. И вот договор был нарушен: сначала обозвали «пид…ми», потом снесли бульдозером картины, потом обыски, нападки и в конце концов – арест и ссылка. Власть напала первой, без объявления войны, и если Пастернак мог бы наплевать и забыть про членство в Союзе совписов, забрать Нобелевскую премию и укатить в голубом экспрессе к пальмам и морям, то за Бродским пришли, посадили, отправили в болота и леса, а потом обещали сгноить в психиатрическом застенке где-нибудь в Сучанах. Пастернаку повезло, по Галичу: «Он не мылил петли в Елабуге и с ума не сходил в Сучане». Впереди колонны будущих диссидентов, антисоветчиков, советологов, неудобных мыслящих людей сталинской эпохи в белом венчике из роз на рыжей голове шествовал великий поэт Иосиф Бродский, сжимая в объятиях очередного любимого кота. Коты всегда были против обожествлявших их фараонов, котов не подкупишь.
    Иосиф Бродский
    С котом Миссиссипи, Нью-Йорк (фото: Julia Schmalz)

    Простор меж небом и Невой

    Нет, маленький Иосиф родился не в сказочном поместье с нарядными бабочками и гувернантками, как Набоков. Он не был сыном богатого аристократа. Он родился не в Серебряном веке, а в разгар советского Железного века – 24 мая 1940 года в Ленинграде, на Выборгской стороне. Его отцу, профессиональному фотографу Александру Ивановичу Бродскому, было уже 37 лет. На фронте он служил фотокором, вернулся поздно, в 1948 году, устроился в фотолаборатории Военно-морского музея. В 1950 году избавился от армии, работал фотографом и журналистом в нескольких ленинградских газетах. Мать, Мария Моисеевна Вольперт, была моложе на два года, трудилась бухгалтером. Жили трудно, по-советски: от зарплаты до зарплаты, кормили и одевали сына на медные деньги.
    Детство Иосифа было безрадостным, голодным и смертельно опасным. Он мог сгореть от зажигалки, его могли убить бомбы, он мог умереть от голода в блокадную зиму, как тысячи других несчастных детей – жертв сталинского зверского решения не сдавать город. Только в 1942 году Марии Моисеевне удалось уехать с сыном в Череповец. Это была жизнь. Не всем так везло. Никто не считал, сколько осталось в блокадном городе в живых малюток – сверстников Иосифа. В 1944 году мать с сыном вернулись в разбитый и полуголодный город. Была жизнь, но не было здоровья, стенокардия Бродского – блокадный след. И не было радости. Собственно, Питер – город не для радости. Эта нездешняя каменная сказка, эта красота, холодная, величественная, заоблачная, на крови и костях, этот город не от России, не для России, но внутри России – это боль и мечта о Несбывшейся Европе, это ее печальный Диснейленд, это город великой печали, недобрый город Петра, столица грубо остановленного в Октябре Февраля, столица Шлиссельбурга, Петропавловской крепости, столица Сенатской и Дворцовой. Столица убитого Александра II, повешенных декабристов, столица казненного Николая IIи его несчастной семьи, столица Семеновского плаца, раскольниковского дворика, столица запертого большевиками приюта Учредительного Собрания – Таврического дворца. Столица мрачного Инженерного замка, вечных наводнений и горькой невской воды. Петербург – столица печальных поэтов. Блока, Ахматовой, Гумилева, Каннегисера, Бродского, Набокова, Мандельштама. В этом городе можно только мыслить и страдать. Так что жизнерадостного школьника из Иосифа не вышло.
    В 1947 году он пошел в 203-ю школу. В 1950 году – еще одна школа, 196-я. А в 1953 году – последняя школа, 181-я. Иосиф пошел в 7-й класс – и остался на второй год. У гения были проблемы с рутиной. Ему было скучно в этой казарме, он не видел смысла в уроках, где все гуманитарное подавалось под советским соусом. Инакомыслие принимали за неспособность. Оставшись на второй год, Иосиф бросает школу. Советское образование для него – каторга. А дома нет денег, хочется заработать, помочь немолодым родителям. Бродский пытается попасть в Морское училище, в школу подводников. Его не берут никуда: плохое здоровье и нелады с математикой. Тогда он идет фрезеровщиком на завод «Арсенал». Ему 15 лет, у него 7 классов. Больше не будет никогда.
    Иосиф хотел стать врачом, подрабатывал в морге. Трупы – это тоже не для него. Уплыть надводно или подводно в флибустьерское дальнее синее море не удалось. И пять лет будущий поэт и гений – на черной работе. Есть небольшой заработок и не отнимают свободу у «малых сих». «Пролы и животные свободны» (Дж. Оруэлл). Бродский работает истопником в котельной, матросом на маяке, рабочим в геологических экспедициях. Он много читает: поэзия, философия, религия, изучает английский и польский. Он свободен, но не невидим, увы!
    Иосиф Бродский
    В 1958 году Иосиф с друзьями по стихам и мечтам, понимающими, что в СССР – тюрьма, треплется в скверах и парках (там, где якобы нет «ушей») о возможности бегства из СССР путем угона самолета. От этого замысла он отказывается, но в группе, видимо, был сексот. Как напишет поэт в 1986-м: «Ветер свищет. Выпь кричит. Дятел ворону стучит». Но поэту открывается его предназначение: он начинает писать стихи, он понимает, что это дар и долг. Теперь он будет заниматься этим, ну еще и переводами для заработка. Начинает он в 1958 году, а кое-что выходит в самиздате и раньше: «Пилигримы». «Мимо ристалищ и капищ, мимо шикарных кладбищ, мимо храмов и баров, мимо больших базаров, мира и горя мимо, мимо Мекки и Рима, синим солнцем палимы – идут по земле пилигримы». И этот жестокий конец: «И значит, не будет толка от веры в себя и в Бога, и значит, остались только иллюзия и дорога. И быть над землей закатам, и быть над землей рассветам… Удобрить ее – солдатам, одобрить ее – поэтам». Таковой вот советский «Тангейзер», Вагнер постгитлеровской и постсталинской эпохи, когда нечего терять, когда больше святынь для пилигримов не осталось и шествовать некогда и некуда.
    Следом за стихами приходят мэтры и учителя. В 1959 году он знакомится с Булатом Окуджавой. В феврале 1960 года Бродский впервые выступает на «турнире поэтов» в ДК имени Горького с участием А. Кушнера и В. Сосноры. Чтение печального и безобидного стихотворения «Еврейское кладбище» вызывает скандал. Нельзя упоминать о «еврейском вопросе» и евреях, нет таких в СССР! «Центральная газета оповестила свет, что больше диабета в стране советской нет» (А. Галич). Знали бы участники турнира, что напишет этот гад Бродский в 1986 году в защиту Израиля! «Над арабской мирной хатой гордо реет жид пархатый». В августе 1961 года Бродского в Комарове привечает Анна Ахматова, потом – Надежда Яковлевна Мандельштам и Лидия Чуковская. Один карасс. Карасс неудобных нонконформистов и порядочных людей.
    В 1962 году Бродский встречает свою первую тревожную любовь, молодую художницу Марину Басманову. Она не очень красива, но умна и талантлива. Бродскому она дороже жизни. Но Марина не готова стать безропотной музой поэта, как жена Набокова. Она независимая натура, да и Бродский еще беден и неизвестен миру. Они то сходятся, то расходятся, поэт пытается покончить с собой. В 1968 году, после рождения сына, Андрея Басманова, они расстаются навсегда. А ведь поэт так нуждался в жертвенной любви!
    Иосиф Бродский
    Начало эмиграции. Весна, 1972

    Аутодафе

    В 1963 году тупые фараоны Петербурга стали обеспечивать Бродскому дорогу в бессмертие. 29 ноября газета «Вечерний Ленинград» напечатала статью «Окололитературный трутень», подписанную Лернером, Медведевым и Иониным. Бродского клеймили за «паразитический образ жизни». Стихи, за которые его склоняли в статье, отчасти принадлежали Д. Бобышеву, ученику Ахматовой, а отчасти были скомбинированы из «Шествия» Бродского: «Люби проездом родину друзей» + «Жалей проездом родину чужую» = люблю я родину чужую (шедевр КГБ, Бродский этого не писал). 8 января 1964 года эта же газета печатает письма читателей с требованием наказать «тунеядца Бродского». Брать было настолько не за что, что ухватились за тунеядство (на суде стало ясно, что тунеядство выражается в том, что поэт мало зарабатывает и не имеет трудовую книжку где-нибудь в отделе кадров). 13 февраля следует арест и пока КПЗ в отделении милиции, а 14 февраля в камере поэта настигает первый приступ стенокардии, и с тех пор она вечно будет следовать за ним. Интересно, жива ли судья Савельева? С Бродским она управилась за два заседания, записанных Фридой Вигдоровой и пущенных в самиздат «Белой книгой». Вот главное: «Судья: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам? – Бродский: Никто. А кто причислил меня к роду человеческому? Судья: Не пытались ли вы окончить вуз, где готовят поэтов? – Бродский: Я не думал, что это дается образованием. Я думал, что это… от Бога».
    Иосиф Бродский
    У Бродского отобрали карандаш и бумагу, его орудия труда. Судья сжалилась и велела вернуть. Дали поэту максимум: пять лет принудительного труда в отдаленной местности. Это оказался Коношский район Архангельской области. Поэт поселился в деревне Норенская. Это было счастливое и спокойное время: рыбалка, природа, леса, молоко. Ни одного стукача, звезды, луна, книги и много стихов. А к достатку, комфорту и горячей воде он не привык. Но поэта взяли под защиту Д. Шостакович, С. Маршак, К. Чуковский, К. Паустовский, А. Твардовский и Ю. Герман (вот и начало правозащитного движения). Писатели добрались до Сартра, Сартр нажал на советское правительство. Иосиф Александрович вернулся через полтора года.
    Его «Шествие» было гениально. Особенно «Крысолов». Опять песня бегства и ухода: «Так за флейтой настойчиво мчись, снег следы заметет, занесет, от безумья забвеньем лечись, от забвенья безумье спасет. Так спасибо тебе, Крысолов, на чужбине отцы голосят, так спасибо за славный улов, никаких возвращений назад. Как он выглядит – брит или лыс, наплевать на прическу и вид, но счастливое пение крыс как всегда, над Россией звенит! Вот и жизнь, вот и жизнь пронеслась, вот и город, заснежен и мглист, только помнишь безумную власть и безумный уверенный свист».
    Иосиф Бродский

    Бегущий по волнам

    А власти все это – читали. Не поняли, но осудили и сообразили, что этот гений – бомба замедленного действия. Ведь Бродский писал не только символическую лирику. Злая, убийственная сатира была понятна всем. И интеллигенты жадно читали и перечитывали этот самиздат: «Холуй трясется. Раб хохочет. Палач свою секиру точит. Тиран кромсает каплуна. Сверкает зимняя луна. Се вид отечества, гравюра. На лежаке – Солдат и Дура. Старуха чешет мертвый бок. Се вид отечества, лубок. Собака лает, ветер носит. Борис у Глеба в морду просит. Кружатся пары на балу. В прихожей – куча на полу».
    Вот вам и история России. Плюс русские святые, Борис и Глеб. Или так: «Если где-то пахнет тленом, это значит, рядом Пленум». Уже можно КПСС распускать. Анна Ахматова имела неосторожность сказать: «Какую биографию делают нашему рыжему!» А ему не нужна была героическая биография, он хотел жить так: «Не знаю я, известно ль вам, что я бродил по городам и не имел пристанища и крова. Но возвращался, как домой, в простор меж небом и Невой, не дай мне Бог, не дай мне Бог, не дай мне Бог другого».
    Иосиф Бродский
    Irving Penn для Vogue, 1980
    А здесь 12 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР и предложили на выбор: эмиграция или пожизненная психушка. Благо и в Питере была такая спецтюрьма. И поэта давно поставили на учет. Его отправляли срочно: в СССР хотел наведаться Никсон. Не дай бог, захочет встретиться. И вот 4 июня Бродский вылетел в Вену. Не закончив даже школы, он оказался настолько компетентным, что несколько лет преподавал в американских университетах историю поэзии и теорию стиха. Он выучил английский в совершенстве и писал на нем. Его наградили орденом Почетного легиона. Это – от французов. А прогрессивное человечество в 1987 году присудило ему Нобелевскую премию по литературе: «За всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии». Он не занимался политикой, он слагал совершенные стихи. Только услышав о том, что Е. Евтушенко высказывается против колхозов, он с возмущением заявил: «Если Евтушенко против, то я – за». Ведь Евтушенко приходил к нему с миссией от КГБ! С точки зрения Евтушенко – это была помощь гонимому, с точки зрения Бродского – верх подлости.
    Поэт завел себе шикарного кота и назвал его Миссисипи. Из Нобелевки Бродский отдал часть денег на модный ресторан «Русский самовар», один из центров русской культуры в Нью-Йорке. В 1990 году он даже женился на русско-итальянской переводчице Марии Соццани. Она была прекрасна, умна и создала поэту хороший семейный очаг. С дочерью поэт говорил по-английски. Но он тяжело страдал от разлуки с родителями, и все чаще болело сердце. Ни мать, ни отца не пускали к нему – ни в гости, ни насовсем. Так не мстили даже Солженицыну. И ведь не было выступлений по «Свободе» или «Голосу Америки». За стихи карали строже, чем за политику. Родители подавали заявление 12 раз, но даже после того, как Бродский в 1978 году перенес операцию на открытом сердце, им было отказано в праве увидеть сына. Мать Бродского умерла в 1983 году, отец пережил ее на год. Бродскому не дали приехать на похороны. Фараоны постарались: Черное море разверзлось и сомкнулось за спиной поэта навсегда. Об этом Бродский напишет в 1986 году: «От любви бывают дети. Ты теперь один на свете. Помнишь песню, что, бывало, я в потемках напевала? Это – кошка, это – мышка, это – лагерь, это – вышка. Это – время тихой сапой убивает маму с папой».
    Иосиф Бродский
    С женой Марией, фотография Михаила Барышникова
    Это случилось 28 января 1996 года: Иосиф Бродский умер от инфаркта в 56 лет. Он писал в начале шестидесятых: «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я вернусь умирать». Так не случилось. Он нас наказал, и за дело. Бродский лежит на кладбище Сан-Микеле, в своей любимой Венеции, «в глухой провинции у моря».
    «Понт шумит за черной изгородью пиний. Чье-то судно с ветром борется у мыса. На рассохшейся скамейке – Старший Плиний. Дрозд щебечет в шевелюре кипариса» (1972).
    А.К. Теперь редко покупаю книги, но трехтомник Новодворской ( в каждом томе почти тысяча страниц) купил. Читаю, и думаю, какого великолепного критика, историка отечественной культуры, потеряла России. Герой она, конечно, боец, настоящий солдат свободы, но, сколько же блестящих статей, исследований, а, возможно, и прекрасной прозы не успела из-за всего этого написать Валерия Ильинична. Мне далеко не всегда хочется делиться прочитанным, но здесь совсем не тот случай