Интервью с Антониной Аксеновой
Какое чудесное интервью, но грустная история. Типичная для талантливых людей,в этой, по сей день не изменившейся стране, где влавствует зависть, ненависть к тем кому хорошо, разврат, бандитизм и как всегда антисемитизм.
В сегодняшнем номере федерального еженедельника "Европа Эскпресс" опубликовано интервью с дочерью Евгении Гинзбург - аторa романа "Крутой маршрут" и родной сестрой писателя Василия Аксенова - Антониной Аксеновой.
Интернет-версии нынче выходят с большим опозданием, поэтому я представляю оригинальную версию интервью, без газетных сокращений. Комментировать ничего не буду - Антонина Аксенова скажет все сама.
Уход из жизни Василия Аксенова вызвал волну сожалений не только в России - живущие в эмиграции бывшие соотечественники, особенно старшее поколение, восприняли известие с печалью. Тема неизбежной потери значимых
людей России моментально коснулась в литературных кругах переселенцев романа "Крутой маршрут". И не случайно - автор пронзительного откровения - Евгения Гинзбург, приходится Аксенову матерью.
Представленное на суд читателей автобиографическое произведение, исповедующее тяжелейшие годы сталинских репрессий, перешло из самиздата в свободную продажу только в период горбачевской перестройки - в 1988 году. Незаменимый вклад в издание романа в России внесла Антонина Аксенова - дочь Евгении Гинзбург и сестра всемирно известного писателя.
Антонина - профессиональная актриса театра и кино, в последнее время проживает во Франкфурте-на-Майне, но эпицентром ее существования по-прежнему является
театральное творчество. Мне удалось познакомиться с ней на премьере спектакля, где Антонина выступала в качестве режиссера детского театра. Состоящая из детей и подростков труппа, поразительная по глубине трактовка роли и не по годам понятый юными актерами философский сюжет, не скрою, потрясли мое воображение. Умение увидеть в ребенке человека и выпестовать по частицам талант определяет профессиональный уровень по высшей шкале мастерства.
По возвращении Антонины из Франции, где она дает мастер-класс, мы встретились в Доме Российско-Немецкой Дружбы. С первых минут беседы я перестала ощущать время - наш диалог приобрел характер исповеди...
- Антонина, мой вопрос может задеть личные мотивы. И, тем не менее, что ушло из вашей жизни с кончиной Василия Аксенова?
- Конечно, это очень большая потеря - прежде всего, как брата, как друга, как очень близкого человека. Со смертью Васи размылся громадный пласт моей жизни - всего, что связано с детством.
Нечеловеческие по своей жестокости условия, в которых мы росли, то страшное время репрессий 1937 года и общие переживания соединили навечно наши души. Нас связывала не
только судьба - выпавшие на нашу долю испытания явились основным экзаменом на прочность и преданность, который мы выдержали, который определил каждому из нас свою цену.
Мы виделись последний раз за полтора года до Васиной смерти. Тогда он уже болел, но, казалось, ничто не может сломить силу его духа. Умер он, так и не приходя в сознание...
- Я позволю себе задать вопрос - по крови Василий Аксенов не приходится вам братом?
- Я родилась в Магадане и не знаю своих настоящих родителей. Уже в наши дни мне удалось установить, что моя настоящая и, как выяснилось, очень редкая фамилия - Хинчинская. И сейчас мои родственники, с которыми меня связывают тесные отношения, проживают в Израиле.А в том детском доме, где я росла, меня двухлетнюю нашла и усыновила семья Евгении Гинзбург и Антона Вальтера, как сейчас принято говорить - русского немца, с которым Гинзбург познакомилась в ссылке на Колыме.
Представьте вместе глыбу искристого льда и сноп яркого пламени. Два антипода, мои приемные родители - Гинзбург и Вальтер. Мама - преданная идеалам коммунистической партии и учению сталинизма патриотка. Образованный человек, научный сотрудник, владеющая иностранными языками, ведущая газету, живущая с чистыми помыслами и искренними идеалами. Но это не мешало ей быть преданным членом партии, жить с бескомпромиссной верой в идеалы партии. В общем-то, за это она и поплатилась.
И отец - глубоко верующий, соблюдавший религиозные обряды человек, живущий с именем Бога на устах и в душе. Талантливейший врач и человек, верящий в божью справедливость. Попал в ссылку за неосторожно оброненный анекдот. Они были созданы друг для друга.
Нет ни одного дня, чтобы я не вспомнила о Вальтере и не поблагодарила за доброту и участие. О том, что мама - иначе не могу сказать - не была мне родной матерью, я узнала, уже учась в институте. Мама в то время приступила к роману и во избежание слухов (мир не без добрых людей), рассказала, все как есть.
Вася Аксенов - ее старший сын от брака с Павлом Васильевичем Аксеновым, крупным партийным работником в Татарском обкоме партии, стал для меня родным братом и такой же родной душой. Мама не дождалась Васиного отца - ей передали, что он был приговорен к расстрелу. И мама длительный период оставалась в неведении. Павел Васильевич, как выяснилось спустя много лет, остался жив, но мама уже тогда встретила Антона. Красивая, умная, за словом в карман не полезет - такая женщина не могла остаться одна.
Васе досталось не меньше моего - когда ему не было и пяти лет, родители с клеймом <<Враги народа>> попали под общую чистку, и Вася, сирота казанская, был помещен в детский дом в Костроме. Позднее, его уже с измененным именем и фамилией с трудом выцарапали родственники отца...
- Каким вам запомнилось детство?
- Тогда в Магадане, на краю света, в условиях вечной мерзлоты и
ненависти меня окружала необыкновенно теплая обстановка и противоречащая всем разумным представлениям духовная атмосфера. Там ведь сидели сливки общества. Нас окружала опальная профессура - изгнанные, но не сломленные дамы света и ученые мужья, искалеченные ужасными условиями и лагерным трудом балерины Большого Театра, музыканты с изувеченными во время допросов руками.
Много лет спустя, в 1948 году, живя еще в ссылке в Магадане - городе, построенном на костях - маме все-таки удалось добиться разрешения на приезд Васи. Тогда ему уже исполнилось 16 лет - молодой человек, в силу пережитого - с очень сложным характером, слишком рано повзрослевший, много узнавший и необычайно талантливый. Так мы и познакомились: мне - три года, ему - 16.
Вася никогда не задевал вопрос нашего кровного родства - мы не затрагивали эту тему. В мамином доме, на свободных четырех метрах постоянно собирались люди, о чем-то шептались, ничего не скрывая от детей. Но закон был один: дома - что угодно, за порогом дома - язык на замок. В таком режиме двойных стандартов мы жили до самой смерти Сталина.
В 1955 году реабилитировали маму, а Вальтера - в 1958. Но на тот момент Вася по настоянию семьи уже учился в медицинском институте в Ленинграде: родители решили, что профессия писателя - дело неблагодарное и непрактичное.
Мы начали выбираться на большую землю. Нам всюду отказывали из-за национальности Вальтера - Немец! Те кровавые годы прошлись бороздой по судьбе, практически, каждого человека - Вальтер так и остался врагом народа. Единственным приютившим нас городом стал Львов. Бедствовали ужасно, но после постоянной слежки, магаданских страшных бараков и хлеба с водой наши крошечные метры казались изобилием и царством свободы.Вася сразу же к нам nриехал, успев уже к тому времени блестяще окончить медицинский институт. Мои юношеские воспоминания, связанные с Васиным приездом, наверное, и сегодня остались самыми сильными.
Город встречал Васю, как столичную знаменитость: рассказы <<Коллеги>>, <<Звездный билет>>, <<Апельсины из Марокко>> обрушили на него лавину славы. Я смотрела на суету вокруг него распахнутыми глазами и с открытым ртом. Мама была страшно горда - на пик популярности взлетел ее оставшийся в живых единственный сын, да еще с данным от Бога талантом. Первый-то сын, Алеша, умер в блокадном Ленинграде.
- Творческая атмосфера семьи и талант Василия Аксенова оказали влияние и на вас?
- Мама всегда и везде была центром внимания, она притягивала к себе людей утонченностью, интеллектом, неукротимой энергией, неунывающим характером и небывалой силой воли - наша квартира во Львове сразу же превратилась в литературный салон. Но с приездом Васи наш салон стал, по сути, центром встреч всей творческой элиты города.
Вся наша семья и внутренние отношения были выстроены на обожание Васи. Мама буквально его боготворила, увидев в нем творческую натуру и разглядев его писательский дар. Вообще, это было необыкновенно талантливое поколение, выход творческому потенциалу которому дала хрущевская оттепель. Люди, наконец, начали дышать полной грудью, жизнь обрела краски.
Шестидесятые дали миру плеяду талантливых людей, масштаб которых и сегодня остался непревзойденным: Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Аксенов, Битов, Высоцкий, Окуджава, Войнович, Гладилин, Горин - kстати, бывший сокурсник
Васи по медицинскому институту. Веселое поколение, шумное, гулящее, преданное идеалам дружбы. Искренняя фраза: <<Старик, ты гениален!>> была самой большой и заслуженной наградой.
Шум вокруг Васи, мамины литературные вечера, витавший в доме дух творчества не прошли для меня бесследно. Я поехала в Москву - поступать в МГУ на журналистику. А в результате, поступила в театральное училище имени Щукина.
Мама не разговаривала со мной целый год. Она была изначально против театральной карьеры и не скрывала убеждения, что мой, в хорошем смысле слова, авантюрный характер не совместим с актерской профессией. Зависимость от режиссера, сложные отношения с коллегами по цеху - это сопутствующие факторы жизни любой актрисы, и даже самой талантливой. А я была заводная, прямолинейная, за что на меня сваливались постоянные неприятности. И время тогда было особенное - оттепель закончилась, ни брякнуть, ни вякнуть лишнего слова.
В общем, после экзамена по актерскому мастерству на первом курсе, мама подошла ко мне, обняла и сказала: <<Я понимаю, ты должна быть актрисой. Это твое призвание!>>. Мама все поняла... На то она и мама...
- Кто с вами учился? Вы реализовали профессиональное призвание?
- Из звезд со мной учились Леонид Филатов и Иван Дыховичный. Их уже нет. Послевоенные мы дети. Видимо, сказываются лишения и испытания, рано пригнувшие детские плечи к земле.
После окончания училища меня пригласил Акимов в Театр Комедии. Очень был известный театр. Громкий. И опять судьба распорядилась по-своему - Акимов неожиданно умер. Знаете, приглашает один режиссер, на смену ему приходит другой - со своими взглядами и требованиями. Это был 1971 год - время острых театральных конфликтов и закулисных войн. Начался дележ власти.
Старые и заслуженные актеры едва держались на плаву, а какая перспектива ждала меня? Сидела бы безвылазно за кулисами... Я опять оказалась на распутье - могла бы поступить в один из московских театров. Тем более, к тому времени мама и Василий с семьей, жили в Москве. Но, я, как всегда, решила по-своему.
Лев Копелев, мой крестный отец, мой учитель по жизни, используя связи, посоветовал мне уехать в Красноярский театр им. Ленинского Комсомола. Друзья меня не понимали - имея направление в Питер, стремиться на край света. Между прочим, многие мои однокурсники, сделав ставку на большие города, попали в забвение, а я - именно там, за полтора года сделала себе профессию! И с кем - с Камой Гинкасом и Генриеттой Яновской! Я попала на большие роли, я работала до седьмого пота, я умирала от страха, но я не сидела без дела.
Мастерство актера требует постоянной работы и творческого приложения сил, чего у меня было в достатке.
Красноярск - город с удивительным театральным климатом. Власти позволяли нам, практически, все. Там, в середине 70-х, мы ставили Вампилова!Мы приехали на гастроли и покорили северную столицу. Вампилов, Мольер, Шекспир потрясли видавший виды город на Неве. Всю труппу мгновенно разобрали - нас с Камой Гинкасом заметил и пригласил в театр <<Акимова>> главный режиссер.
Подводя черту под очередным этапом жизни, мы, не понимая, что творим, как одержимые, жгли эксклюзивные декорации спектаклей, созданные Эдуардом Кочергиным - а они вошли в антологию советского театра. Мы расставались с костюмами, смоделированными самой Аллой Коженковой. Я вспоминаю об акте сожжения прошлого с тяжелым сердцем. Воистину, мы жгли мосты...
- Итак, начался ваш питерский период?
- Да. Я опять попала в Театр Комедии, который по сей день называют <<акимовским>>. Зубастый театр! Гинкас бы и раньше перешел на питерскую сцену, но режиссерскую дорогу ему, как и Льву Додину, перекрыл Товстоногов, распоряжавшийся в те годы судьбой театрального Ленинграда. Свободных вакансий в труппе не было - театр всегда был укомплектован <<под завязку>>, но для меня сделали исключение. <<Монолог о браке>> Радзинского - мой дебют, поставленный Камой. Все в театре знали, что я родная сестра Аксенова, собственно, я это и не скрывала. Нас часто видели вместе - Вася постоянно навещал Питер.
Старики, столпы питерской театральной сцены - Зарубина, Уварова, Юнгер, Вельяминов, Севастьянов, Лемке отнеслись ко мне замечательно. С некоторыми ровесниками отношения не сложились. Закулисная жизнь, страсти в гримерках, любовные интриги, недвусмысленные предложения режиссеров - это, пожалуй, основная движущая сила любого театра. Я не могу сказать, что у меня мертвая хватка, но, я смогла влиться в труппу без всех этих сложностей. Видимо, как в спектакле, оказалась в нужный час в нужном месте.
Я проработала с одним из ведущих режиссеров - Петром Фоменко, семь лет, захватив самые лучшие годы театра! Наверное, питерский период был одним из самых плодотворных. У меня появился колоссальный круг знакомых и друзей. Миша Барышников стал одним из самых близких мне людей. В 1974 году Миша становится невозвращенцем. Именно в этот самый день мы возвращаемся с гастролей по российской глубинке. Спускаемся с трапа самолета, и я моментально попадаю в объятия КГБ. Под белы рученьки меня препровождают в черную волгу и увозят на Литейный 4.
Начинается дотошное выспрашивание: знала ли я о предстоящих планах Барышникова? Если да, то, с какого момента? Если нет, то не лучше ли - да? Кто бывал в гостях у Барышникова? С кем последним он контактировал перед отлетом? Кого последним я видела у него в гостях? Если никого не видела, то не лучше ли напрячь память? Если я забыла, может, помочь мне вспомнить? N дальше в таком же духе.
А я сижу и думаю только об одном: - С собакой остался?
- Без шуток тут! - Строго постучал пальцем по столу высокий КГБэшный чин.
Закончилась моя актерская жизнь в этом театре тем, что к нам приехал Валерий Раевский - режиссер Национального Театра Белоруссии. Шукшина у нас ставил. Талантливый режиссер и незаурядный человек - он покорил меня мгновенно, и я поехала за ним. Меня никто не мог понять: <<Как ты можешь менять Питер на Минск?>>. Но, любовь - есть любовь...
- Вы никогда не жалели?
- Я вообще никогда ни о чем не жалею. Но основной причиной переезда в Минск послужила смерть мамы. Мне нужно было отвлечься от мыслей об одиночестве, терзавших душу после ее ухода. В моей жизни не было человека более родного, более близкого. Меня всегда окружали друзья, но в этот период уже пошла первая волна эмиграции. Друзей оставалось все меньше, пустоты - все больше...
В Белоруссии проблем на мою голову свалилось не мало. Сначала в 1979, когда Аксенову в связи с событиями в Чехословакии припомнили все, он вынужден был выйти из Союза Писателей. Это вызвало соответствующий резонанс в высших кругах власти. А когда в 1980 году, прямо в самолете, Васю лишили советского гражданства, мне в Русском театре досталось по полной схеме: и КГБ, и чиновники окружили плотным кольцом. Полетело все - и моя дополнительная работа в газете, работа на радио, съемки в кино. Коллектив театра сразу же отвернулся, за спиной постоянно шептались.Раевский, ставший к тому времени моим мужем, испугался за свое кресло - предал меня самым банальным образом. Опала и изоляция - все, что у меня осталось. Вот, когда я вспомнила Магадан - он научил нас держать удар!
- Как в этот период складывались отношения с Василием Аксеновым?
- Все эти годы меня не покидала Васина поддержка - я часто ездила в Москву до его отъезда в США в 1980 году. Вася, поддерживающий дружбу с послом США тех лет - Джеком Мэтлоком, мог с заднего хода - таясь и вздрагивая от каждого шороха, проводить меня в американское посольство, где мы видели некоторые новинки американского кино. Мама сходила с ума, эти несанкционированные вылазки могли закончиться чем угодно - любой контакт с иностранцами моментально фиксировался. Тем более, Вася уже тогда попал в опалу, и, будучи членом Союза писателей, остался без работы. Его никто не хотел печатать, его намеренно игнорировали. Приходилось что-то издавать под чужими именами. Он хватался за любую работу - переводы, сценарии. Платили гроши, и то из милости.
Очень выручал Васю Евгений Евтушенко - кормил Васю в прямом смысле слова, постоянно помогал материально. Вроде бедствовали, но Женя не отпускал Васю от себя, и даже в такой тяжелой ситуации водил по ресторанам. Женя же финансировал ремонт Васиной машины. Еще мама говорила: <<Вася должен сидеть на золотом стуле и пить виски!>>. Откуда в нем это стиляжничество и завышенное честолюбие - никто из нас не понимал.
- Вы часто навещаете Россию. Как бы вы охарактеризовали сегодняшнее nоложение в столичном театральном мире?
- Я часто бываю в Москве - я обожала этот город. Я перестала его узнавать - это слияние Нью-Йорка и псевдо-европейских стандартов вызывает у меня отторжение. Псевдо-стиль задел все плоскости жизни - и театральную, в первую очередь. О Петербурге говорить страшно - легендарный театр города на Неве, театр, как государственный институт, давно умер. Труппы нет, режиссеров нет - в основу работы театра легла коммерция. Театры надеются только на помощь спонсоров. Кругом сплошные антрепризы, постоянная зависимость от денег, от политических взглядов, от власти, от конкуренции - часто, совсем не на честных условиях.
В связи с этим сразу же всплывает в памяти очень некрасивая история, связанная с Марком Розовским. Нынче он -
крупный театральный и общественный деятель, режиссер известного театра <<У Никитских Ворот>>. Случилось это давно, когда Марик поставил на малой сцене БДТ <<Холстомера>> по Льву Толстому. Это же он нашел этот материал, отобрал актеров, выстрадал с ними спектакль. Материал увидел Товстоногов, понял, что это настоящее открытие, шедевр, с которым он покорит весь мир - так собственно и случилось, и забрал спектакль у Розовского. Марика даже в афише не было, его превратили в мальчишку. А что он мог сделать, какие силы мог
противопоставить главному режиссеру БДТ?
Я часто вспоминаю маму - она, как всегда, оказалась права. На сегодня картина вырисовывается совсем безрадостная - московские и питерские мэтры стареют, силы уходят, амплитуда таланта сужается - наступает пора искать преемников. А их нет - это трагедия! Галина Борисовна, Марк Анатольевич, Любимов - они же не знают, кому передавать дело. Приходят молодые честолюбивые мальчики, которым приходится сначала указывать на книги. Звезды столичных театров уже давно живут не в России - приезжают только на гастроли.
На Васиных похоронах мы затронули эту тему с Галиной Борисовной Волчек - мы остались близкими подругами еще со времен моего студенчества. Галина Борисовна, одна их самых, на мой взгляд, талантливейших режиссеров, сразу обратила на меня внимание. Много позже, в конце 80-х, она предложила роль мамы в спектакле Современника <<Крутой маршрут>>. Я отказалась - эта роль для меня невозможна по психологическим причинам. Ее гениально сыграла неповторимая Марина Неёлова.
- Как вы себя чувствуете в Германии?
- Германия - не первый мой опыт жизни за границей. В 90-х я по
приглашению Васи оказалась в Америке, где создала детский оперный театр. А Германию я знаю давно - ставила спектакли со школами разных конфессий и организовывала еврейские праздники для детей. Сейчас я живу здесь на полную катушку! Я берусь за все, что мне нравится. Основала детский театр - для всех возрастов. Нахожу в детях искру божью, вытаскиваю ее на свет, придаю таланту грани - самые одаренные и трудолюбивые остаются. Сейчас в коллективе 20 человек - у нас далеко идущие планы.
С недавних пор даю мастер-класс по актерскому мастерству на кафедре славистики Гренобльского университета им. Стендаля. Там царит удивительная атмосфера, а я, как всегда, сталкиваюсь с поразительным стечением обстоятельств - почти все профессора знали лично Аксенова. И, тем не менее, я не живу прошлым, но я помню о нем - а это совсем иная история...
- Спасибо вам за исповедь!
