понедельник, 22 июня 2015 г.
РОССИЯ УСТАЛА ОТ ЛЮБВИ К ВРАГАМ И ЧРЕЗМЕРНОЙ ТОЛЕРАНТНОСТИ
Опубликовал Андрей Смирнов , 21.06.2015 в 17:17
ЕЩЕ ОДИН ЕВРЕЙ, ЛЮБИВШИЙ РОССИЮ
“БУХЕНВАЛЬДСКИЙ НАБАТ"
Стихотворение, из которого взяты эти строки называется"К евреям Советского Союза" и написано оно в 1971 году. Конечно, представить себе, что оно было тогда же напечатано, просто невозможно. Могу с уверенностью сказать, что его вообще и до сих пор никто не читал. Однако, у незаурядного, талантливого поэта, написавшего эти строки, есть одно-единственное стихотворение, известное буквально всем. Это слова песни"Бухенвальдский набат".
Люди мира, на минуту встаньте,
Слушайте, слушайте:
Гудит со всех сторон.
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон…
Это кажется невероятным, но за десятилетия жизни этой песни, облетевшей весь мир, переведенной на множество языков, в Союзе при исполнении ее никогда (!) не объявлялось имя автора стихов. Хотя автор, конечно, был, и звали его *Александр Соболев*.
Известный писатель Константин Федин дал тогда такую оценку словам этой песни: "Я не знаю этого поэта, я не знаю других его произведений, но за один "Бухенвальдский набат" я поставил бы ему памятник при жизни".
"Памятник" при жизни поэт получил, но совершенно в духе социализма. Советская власть с каким-то садистским упоением уничтожала собственную культуру. Сегодня мы знаем: убивали, как Бабеля, гноили в лагерях, как Мандельштама, позорили, как Пастернака, изгоняли из страны, как Галича… Несть им числа…
Поэта Александра Соболева просто замалчивали, нигде не печатали, преследовали, не давая возможности донести свое творчество до читателей и слушателей…
Он родился в 1915 году в одном из местечек Украины. Был младшим ребенком малосостоятельной, но многодетной еврейской семьи. Слагать стихи начал очень рано, примерно с семи лет, но это "баловство" в семье не поощрялось. Рано оставшийся без матери, мальчик, после окончания школы был отправлен к старшей сестре в Москву и определен в школу ФЗУ. Закончив ее, получил звание слесаря и стал самостоятельно зарабатывать себе на хлеб.
Юноша, мечтавший о литературе, стал учиться в литобъединении, начал печататься в заводской многотиражке. Затем работал в печати, писал, кое-что печатал. Но наивная мечта молодости о справедливости и свободе не уживалась в его сознании с реалиями кровавого коммунистического террора. За полвека своего поэтического творчества он не посвятил Сталину ни строчки. Его гипертрофированная честность не допускала никакого приспособленчества. А это значит, что жизнь его с самого начала творческой деятельности была очень нелегкой.
Пришла война и он ушел воевать. Был пулеметчиком стрелковой роты, то есть воевал на передовой. Несколько ранений и две контузии – вот "трофеи", принесенные с войны.
Инвалид Великой Отечественной,
Кровь твоя на траве, на песке, на снегу…
Нет, не только твое Отечество –
Вся планета, все человечество
Перед тобою в долгу, в неоплатном долгу.
Кто-то с фронта вернулся счастливый – целый!
Кто-то мертвый – бессмертный – в землю зарыт.
Ну, а ты возвратился, в общем и целом, ничего…
Так, не жив и не мертв – инвалид!
Пожизненная вторая группа инвалидности – это значит, что не разрешается работать на штатной работе. А у него погибли все близкие. Его призывают на трудовой фронт, отправляют слесарем на военный завод, дают койку в общежитии и карточку на хлеб. Так началась его мирная жизнь.
Вскоре его назначают ответственным секретарем в заводскую многотиражку. Здесь он себя показал не только хорошим журналистом, но и великолепным сатириком. Газета начала борьбу с управлением завода против злоупотреблений, против разнузданности, против использования руководителями своего положения и тому подобное. В результате секретарь ЦК партии на заводе пригрозил журналисту, чтоб "не лез не в свое дело".
И его уволили и отправили "на лечение в психбольницу". Четыре долгих года мотался он по больницам и госпиталям…
Еще работая на заводе он женился на русской девушке-журналистке. Молодая семья жила впроголодь, не имея постоянного заработка. Только любовь и взаимопонимание давали им силу для дальнейшей жизни. Поэта не принимали никуда на работу, нигде не печатали его стихов, всячески подчеркивая, что еврею в журналистике делать нечего. Мало того, его русскую жену уволили из Московского радиокомитета вместе с евреями-журналистами, а затем предложили
восстановить на работе, "если она разведется с этим евреем". Здесь хочу вспомнить стихи, полные сарказма, А.Галича:
Где теперь крикуны и печальники?
Отшумели и сгинули смолоду!
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание – золото!
……………………………………..
Промолчи, промолчи, промолчи.
Как инвалид он получил "квартиру" – убогую комнатенку без воды, отопления и других удобств. Два журналиста, они влачили жалкое полуголодное существование, а все то, что он писал в те годы, отправлялось "в стол".
В 1959 году Александр Соболев услышал о создании мемориального комплекса в Бухенвальде. Его – еврея, фронтовика, поэта так потрясло это сообщение, что он закрылся в комнате и через два часа прочитал жене слова, ставшие потом песней. Ни одна газета не взялась их напечатать, никого они не заинтересовали. Но в это время должен был состояться фестиваль молодежи в Вене, и поэт рискнул послать стихи в комитет подготовки к фестивалю, а затем отправил их композитору Вано Мурадели. Потрясенный композитор ответил такими словами: "Пишу музыку и плачу,.. да таким словам и музыка не нужна! Я
постараюсь, чтобы было слышно каждое слово!!!"
Действительно, песня получилась "литая", в ней неразрывно едино
совместились слова и мелодия. А когда в Вене ее исполнил свердловский хор студентов, она сразу стала известной и любимой во всем мире. Ее переводили на десятки языков. Это полный триумф! Ее исполнял и хор им. Александрова, и самодеятельные коллективы, детские ансамбли и выдающиеся певцы…
В 1963 году песня была выдвинута на Ленинскую премию…
Но – это трудно объяснить молодому человеку – не допустили до премии этого безвестного поэта, не имеющего покровителей, да еще с неподходящей 5-ой графой! Что двигало партийными деятелями, всячески замалчивающими творчество Соболева? Что толкало на отрицание его творчества поэтов, критиков, деятелей от литературы? Скорее всего, это была элементарная зависть, замешанная на указании сверху, плюс торжествующий антисемитизм…
Но песня шагала по планете, песню пела вся страна, не задумывающаяся, почему у песни только один автор – композитор.
Однажды ему позвонили ночью домой и пригрозили: "Мы тебя прозевали, но голову поднять не дадим!" И не давали! Всю жизнь. До самой смерти.
Песню пел весь мир. Пел много лет.
Однажды в Москву приехал японский хор "Поющие голоса Японии". Поэт слушал их концерт:
Я это надолго запомню:
Концертные два часа
В Москве звучат "Японии
Поющие голоса"…
И вдруг загудел над нами
"Бухенвальдский набат".
И снова безвинно сожженные
Строились к ряду ряд…
Слова, в России рожденные,
Японцы как клятву твердят.
Через двадцать лет после создания песни, в 1979 году газета "Культура и жизнь" напечатала статью Игоря Шаферана, в которой были такие слова: "Это песня – эпоха, и скажу без преувеличения – мир замер, услышав эту песню".
Да песня "Бухенвальдский набат" – был звездный час поэта Александра Соболева. Но она стала и трагедией всей его жизни.
Он был очень разносторонним и талантливым человеком. Его песни, написанные с Анатолием Новиковым, Борисом Терентьевым и другими композиторами стали популярными и исполнялись лучшими коллективами. "Вечный огонь", "Голуби мира", "Голос страны моей", "Роза на море" – вот далеко не полный перечень песен, написанных на его стихи.
Сквозной темой его творчества стала война и борьба за мир.
…На бойне той я был солдатом
И с бойни той пришел назад.
Какую я тянул упряжку
Сквозь дождь и снег, и день и ночь!
Сказать, что это было тяжко –
Неправда: было мне невмочь.
Такого адского накала
Не смог бы выдержать металл.
Но чудо! Я не умирал,
И начиналось все сначала…
Именно во фронтовые годы осознал себя поэт гражданином и патриотом всей планеты Земля. (Кстати, это тоже возмущало власть могущее партийное руководство в его песне. Как, считали они, мог он обращаться к "людям всей земли?" Ведь это, по их мнению, моральная эмиграция!).
Ведь только мы, народы, только мы,
За нашу Землю только мы в ответе.
В другом стихотворении:
…Не сатана, несущий зло вовек,
Не ценящий живое и в полушку,
А человек, подумать – человек! –
Свой дом, свою планету "взял на мушку".
Еще:
Отныне по земле шагает Бог –
Раскрепощенный человеком атом.
Что принесешь ты Миру, божество, -
Иль смерти мрак, иль жизни торжество?
Мог ли такой человек пропустить в своем творчестве трагедию Афганистана?
Одно из его стихотворений на эту тему буквально потрясает. Уже одно
название "кричит": "В село Светлогорье доставили гроб". (Такое сильное противопоставление – "Светлогорье" и "гроб"). А затем картина прощания:
…И женщины плакали горько вокруг,
стонало мужское молчанье.
А мать оторвалась от гроба, и вдруг
Возвысилась, как изваянье.
Всего лишь промолвила несколько слов:
- За них – и на гроб указала, -
призвать бы к ответу кремлевских отцов!!!
Так, люди? Я верно сказала?
Вы слышите, что я сказала?!
Толпа безответно молчала –
РАБЫ!!!
Да, рабы, выращенные и воспитанные партией, рабы страны-тюрьмы…
И рядом с этими высокогражданскими строчками огромное количество лирических стихотворений, - теплых, нежных, трогательных.
Звоном с переливами
Занялся рассвет,
А меня счастливее
В целом мире нет.
Раненный, контуженный
Отставной солдат,
Я с моею суженой
Нищий, да богат…
Или:
Красные искры, желтые искры –
Праздник осенней метелицы.
Кружатся листья, падают листья,
Падают тихо и стелются.
Уже тогда, в 60-70-х годах он, прозорливый, как настоящий Поэт, обращает внимание читателя на необходимость беречь Землю.
Земля наша – добрая мать,
Без нее – ни дышать и ни жить,
Землю нельзя просто топтать,
Землю надо любить.
Очень ярко выражался талант Александра Соболева в сатире. Единственный журнал, печатавший его произведения – это "Крокодил", редактор которого, Мануил Григорьевич Семенов, впал в немилость из-за такой смелости. Большое количество стихотворных фельетонов, острых и злых, создали славу журналу. А поэт от "Крокодила" получил награду и даже была напечатана небольшая
книжечка фельетонов. Но большая часть его сатирических произведений писалась, конечно, в стол. Судите сами, можно ли было напечатать такую, например, эпиграмму на Суслова:
Ох, до чего же век твой долог,
Кремлевской банды идеолог –
Глава ее фактический,
Вампир коммунистический.
Русский поэт еврейского происхождения Александр Соболев по-настоящему любил свою Родину – Россию. И поэтому страдал ее страданиями.
Утонула в кровище,
Захлебнулась в винище,
Задохнулась от фальши и лжи…
Как ты терпишь, Россия,
Паденье свое и позор?!...
– " –
Кто же правит сегодня твоею судьбой?
- Беззаконие, зло и насилие!
Наследие Соболева есть и проза: роман "Ефим Сегал – контуженый сержант". Произведение автобиографическое и поэтому особенно ценное. Идея романа сводится к тому, что общество развитого социализма – явь тоталитарного государства, а герой сражается с системой и терпит полное поражение. Как и все другие произведения Соболева, роман увидел свет спустя много лет после его смерти.
Затюканный, никому не нужный, лишний в этом обществе, так и не увидев напечатанными свои произведения ушел из жизни опальный поэт…
Ни в одной газете не напечатали о нем ни строчки.
Ни один "деятель" от литературы не пришел проститься с ним.
Просто о нем никто не вспомнил.
В 90-х годах, уже в преклонном возрасте, верная, преданная и любящая вдова его – Татьяна Соболева – начала длительную, изматывающую борьбу с властями, "собратьями по перу", издателями за восстановление честного имени поэта, отдавшего Родине здоровье, силы, молодость и ничем никогда не запятнавшего себя. Рассказ о ее "хождении по мукам" – это история отдельная. Поэтому отметим только факты.
С помощью ЕКА (Еврейская Культурная Ассоциация) небольшим тиражом был издан сборник его стихов (еще им самим подготовленный к печати) "Бухенвальдский набат".
Были изданы 2 диска с его патриотическими песнями. И среди них "Навечно с живыми":
От старших и до новых поколений
Внимай, внимай народ родной земли,
Мы не погибли на полях сражений:
На марше ураганных наступлений
С Победой мы в бессмертие вошли…
Чтобы издать роман "Ефим Сегал" за свой счет в 1999 году (тиражом "аж 1000 экземпляров") вдове пришлось ни больше, ни меньше – продать свою трехкомнатную квартиру.
В 2006 году вышла ее книга (не забывайте – она же журналист) "В опале честный иудей"… (тираж 500 экземпляров), сердечный памятник другу и мужу. Она закончила ее писать в 2005 году. Ей было 82 года.
Увы, пятого "достижения" не было. Она просила установить на Поклонной горе в Москве, на Мемориале плиту со словами "Бухенвальдского набата"; четырежды обращалась в приемную Президента России Путина, ей отказали.
В своей книге она расставила все согласно табели о рангах: назвала фамилии тех, кто хоть как-то помогал ее мужу и не забыла его гонителей. Вот "эпилог":
"Я писала эту книгу искренно, честно. С болью и горечью. С надеждой быть услышанной. Чистосердечные дары принято сопровождать цветами. Вот я и предлагаю для обозрения самосостоявшийся букет: "Ату его, жида, ату!" Смотрится?
*Запомним это имя – Александр Соболев – еврей, солдат-фронтовик, инвалид ВОВ, поэт, писатель, человек…*
*Если не мы – то кто же?*
ОБЫЧНАЯ ПРОВОКАЦИЯ АРАБОВ
|
ЕВРЕИ, "НАМ БОЛЬШЕ НЕКУДА ИДТИ"
TO JEWS WHO STILL SUPPORT OBAMA
TO JEWS WHO STILL SUPPORT OBAMA =Евреям,которые до сих пор поддерживают ОБАМУ
Быть евреем в Америке…всем евреям прочесть!!!
Последнее по времени неожиданное откровение вице-президента Байдена потрясло американскую еврейскую общину.
Возможно даже, что оно натолкнёт её на размышления. Байден со всей свойственной ему прямотой сказал еврейским лидерам, что если над евреями Америки нависнет опасность, они могут рассчитывать только на Израиль - не на саму Америку.
Об этом необычном признании сообщил журналист Джеффри Гольдберг в журнале The Atlantic. В своей статье он пишет, что минувшей осенью, когда в связи с праздником Рош а-Шана вице-президент принимал в своем доме лидеров американского еврейства, он рассказал им о том, как в бытность свою молодым сенатором встречался с бывшим премьер-министром Израиля Голдой Меир. - "Я никогда не забуду разговора в ее офисе с ней и с ее молодым помощником - парнем по имени Ицхак Рабин - о Шестидневной войне. В конце встречи мы поднялись и пошли к выходу.. дверь открыта, пресса щелкает фотоаппаратами.. Она посмотрела прямо вперед и сказала: "Сенатор, не глядите так грустно.. не волнуйтесь. У нас евреев есть секретное оружие". Байден тут же спросил, что это за оружие. "Я думал, она скажет мне что-то про ядерную программу",- признался он. - "Но она посмотрела прямо перед собой, - продолжил свои воспоминания Байден, - и сказала: "Нам больше некуда идти".
После этой фразы Байден выдержал паузу и повторил: "Нам больше некуда идти". - После чего продолжил: "Друзья, идти больше некуда, и вы ощущаете это своими костями. Вы понимаете своим костным мозгом, что как бы гостеприимна (ни была страна), как бы значительны и активно вовлечены вы ни были, как бы глубоко вы ни вжились в Соединенные Штаты ... гарантия есть только одна –и только одна абсолютная гарантия, и это государство Израиль", заявил Байден.
Реакцию многих американских евреев высказал политолог и журналист Кори Робин, который написал на популярном сайте "Salon", что это очень тревожное заявление вице-президента, который, по сути, "заявил части американских граждан, что они не могут надеяться на правительство США, как на гаранта своей свободы и безопасности".
"Человек, занимающий вторую по важности должность в стране, считает, что американские евреи должны рассматривать иностранное правительство, как основу своих прав и безопасности, - пишет Робин. - Страна, которая когда-то предлагала себя в качестве прибежища преследуемым евреям по всему миру, теперь говорит своим евреям, что в случае какой-то страшной вспышки
антисемитизма им придется. - что? - Планировать попасть на ближайший самолет на Тель-Авив?"
Это заявление вице-президента США стало тяжелым ударом для 78% американских евреев, поддержавших и все еще поддерживающих Барака Обаму.
Спасибо за откровенность, господин Байден!
ИСТОРИЯ ДЛЯ ПЛУТОВСКОГО РОМАНА
Судьба вымышленного «красного героя» Амозова
В 1917 году монах Ершов сменил фамилию на Амозова и энергично влился в Революцию. К середине 1930-х Амозов числился уже старым большевиком, орденоносцем, четырежды раненым, соратником Ленина. Лишь случайно в 1936 году выяснилось, какие легенды сочинил вокруг своего имени этот авантюрист.
Эта удивительная история «советского Хлестакова» началась 1 февраля 1936 года, когда на должность заместителя отдела по экономическим преступлениям ленинградской милиции кадровики начали оформлять Ивана Васильевича Амозова. Этот человек имел блестящий послужной список: член ВКП(б) с 1910 года, активный участник Гражданской войны, принимавший участие в боях с интервентами на Севере, в Поволжье и на Украине. В сражениях за советскую власть он был несколько раз ранен, перенёс три трепанации черепа. Был награждён орденом Красного Знамени, именным браунингом и другими наградами. О нём неоднократно писали газеты, ему был посвящен целый раздел в музеях Петрозаводска и Новгорода. Это был настоящий герой нового времени.
Ещё два-три года назад биография Амозова ни у кого не вызвала бы вопросов. Но середина 1930-х – это уже время сверхподозрительности (кругом враги народа). Проверку биографии Амозова поручили Георгию Петровичу Евсееву, опытному оперативнику. Раскручивать его он начал как троцкиста – по доносу, но оказалось, что в биографии Амозова гораздо больше интересного, чем его пьяные речи, как он «вместе с товарищем Троцким душил контру».
Евсеев начал проверку с родителей Амозова, которые, по его словам, были якобы политическими ссыльными. В деревне Ульино Подпорожского района Ленинградской области местный участковый уполномоченный быстро разыскал тех, кто знал семью Ершовых (такой была подлинная фамилия Амозова). Обычная крестьянская семья, и никакой политики. Их сын Иван рано ушёл из дома, бродил по монастырям, был псаломщиком, послушником, в монастыре выучился читать и писать. Тем и существовал.
Во всех документах Амозов указывал, что окончил учительскую семинарию, но якобы из-за преследований полиции был вынужден работать металлистом на питерских заводах. Однако ни в одном заводском архиве Евсееву не удалось найти документов, подтверждающих это.
На самом деле всё смешал февраль 1917-го. Монах понял, что наступает время свободы. Раздобыв мундир вольноопределяющегося (солдата), он явился в Таврический дворец, где тогда располагалась Государственная Дума, пообщался с несколькими депутатами, после чего смог написать в своей биографии: «В марте 1917 года еду в Олонец, Лодейное Поле, на родину (в Подпорожский район), арестовываю монархистов, полицию, буржуазию, организовываю Советы, разъезжаю по воинским частям, разлагаю солдат».
Но в Карельском центральном архиве Евсеев отыскал протокол собрания жителей Олонца, на котором Амозов убеждал горожан от имени депутатов Государственной Думы «всемерно поддержать Временное правительство». Для «большевика с дореволюционным стажем» — более чем странное выступление. Кончилось собрание вручением Амозову приветственного адреса от священников и купцов Олонца. После столь торжественного приема Амозова понесло: он производит самочинные обыски, аресты и реквизиции, отбирая прежде всего спиртное.
Ретивого «посланца» разоблачил подлинный депутат IV Госдумы от Олонецкой губернии крестьянин М.Аристархов. Он задал Амозову несколько вопросов о повседневной работе Думы, самом здании и тем самым полностью выявил его полную некомпетентность. В итоге самозванец оказался на нарах петрозаводской тюрьмы, откуда вышел через несколько месяцев.
Но Амозов научился из всего извлекать выгоду: факт своего пребывания в тюрьме он будет позднее выдавать как арест за подготовку вооружённого восстания большевиков.
Разобравшись с «петрозаводской эпопеей», следователь Евсеев вплотную занялся историей вступления Амозова в большевистскую партию. Амозов всюду писал, что в 1909 году, работая на станции Кемь, он стал членом марксистского кружка и там же в 1910 году вступил в партию. Но допрошенные в качестве свидетелей кружковцы Паршуков и Мосорин, на которых ссылался Амозов, показали, что в 1910 году они в Кеми не были и Амозова знать не могли.
Евсеев снова допрашивает Амозова: как и когда он все-таки стал большевиком. В своих «чистосердечных признаниях» тот показал, что «в 1919 году в с. Александро-Невском Раненбургского уезда, будучи беспартийным, я работал в комитете ВКП(б), где словесно заявил о своём желании вступить в партию и на общем собрании был принят в члены ВКП(б) с датой стажа — январь 1919 года с указанием, что я участвовал в революционном движении с 1910 года».
Затем судьба занесла Амозова в Симбирск, на родину Ленина, где ему пришлось менять партийный билет. В новом билете на внутренней стороне обложки технический секретарь сделал надпись: «состоит членом партии с 1910 года». При обыске в квартире Амозова этот партбилет был найден. Но в нём было указано, что Амозов вступил в партию 30 июля 1920 года. Правда, имелась там и надпись о вступлении в партию в 1910 году с печатью симбирской организации РКП(б), но никем не подписанная. Более того — криминалисты обнаружили на первой странице следы подчистки.
Получив партбилет в Симбирске и выждав определённое время, Амозов в 1922 году подал ряд писем и заявлений в Общество старых большевиков, на основании которых и был зачислен в «ветераны революции». Цель сугубо меркантильная — получить особый паёк. Но на спецпайке Амозов не успокоился — он начинает хлопотать о награждении себя орденом Красного Знамени.
Он добился у секретаря Общества старых большевиков Давильковского письменного ходатайства на имя заместителя предреввоенсовета Э.Склянского о представлении его к награждению. В своём рапорте на имя Склянского Амозов приписал себе ликвидацию белофинского мятежа Мальма в Карелии, участие в боях на Северном, Южном, Западном и Восточном фронтах, где якобы занимал 53 ответственных должности, был четырежды ранен (среди них – ранение ударом шашки при штурме Зимнего дворца в октябре 1917-го), четырежды контужен и даже приговаривался белыми к расстрелу.
К своему рапорту Амозов приложил 509(!) документов. И его наградили орденом Красного Знамени.
Опросив участников боёв с белофиннами, Евсеев разоблачил ещё одну байку Амозова. Оказалось, что никакого участия в боях за город Сорока тот не принимал, а наоборот — позорно бежал оттуда на «мобилизированной у крестьянина лошади».
Свидетели «установления им советской власти в Кемской волости» уличили авантюриста в том, что «никакими отрядами он не командовал и никакой руководящей роли не играл». Больше того — местные руководители прихватили Амозова на самовольной реквизиции у населения тёплых вещей, а затем и ювелирных изделий. Узнав об этом, руководители Кеми с треском выставили «борца за советскую власть» из города. Белые действительно приближались к Кеми, и красным было не до Амозова. Только это и спасло его от трибунала.
Но Иван Васильевич сумел и тут заработать дивиденды. Эпизод в Кеми он подавал как историю своего ранения при защите города, в результате чего он «оказался в плену у белогвардейцев, и они его чуть не расстреляли».
Нашел Евсеев и свидетеля «деятельности» Амозова при ликвидации восстания белогвардейской «Чёрной армии» в Уфе. Выяснилось, что никакого участия в подавлении восстания он не принимал и по ранению в больнице не лежал. Что же касается активного участия Амозова в «подавлении белогвардейского восстания» в городе Дмитриеве Орловской губернии, то, как показала свидетель Наумова, такого восстания вообще не было.
Но одного ордена Красного Знамени Амозову было мало. В июне 1924 года он пишет рапорт на имя командующего Ленинградским военным округом В.Гиттиса, где вновь расписывает свои заслуги и просит наградить его вторым орденом Красного Знамени. Правда, военные оказались более недоверчивыми, чем Смелянский, и ордена авантюрист не получил.
Однако неунывающий Амозов — уже как «ветеран революции» — тут же добивается освидетельствования комиссией Сануправления Кремля. В итоге ему была назначена персональная пенсия, что по тем временам позволяло жить достаточно комфортно. 5 мая 1931 года Амозов «пробил» себе ещё и право на ношение жетона «Честному воину Карельского фронта».
Но жажда личной славы буквально сжигала его. Амозов добивается для себя персонального места в экспозиции историко-революционных музеев Петрозаводска и Новгорода, где он был представлен как один из главных «учредителей и борцов за советскую власть» в этих регионах.
Но в Лодейном Поле, маленьком райцентре Ленинградской области, у самозванца вышла осечка. Амозов явился в местный музей в форме командира Красной Армии, при бинокле и оружии, и, не найдя себя в экспозиции, устроил директору музея Г.Варичу разнос. Разгневанный Амозов буквально орал на директора музея, обвиняя, что тот ничего не делает, хотя во многих музеях ему, Амозову, «отведено почётное место, в том числе и в Петрозаводске».
Варич был рабочим выдвиженцем: в музей пришел из кочегаров паровоза. На крик «заслуженного большевика» он отреагировал по-пролетарски спокойно, пообещав рассмотреть материалы, которые Амозов предусмотрительно принёс с собой в большом чемодане. Это были «мемуары», рассказывающие о его «заслугах» перед советской властью. И чего там, в этих воспоминаниях, только не было! И организация взрыва новгородского губернатора Иславина, и фантастический побег от полицейских. А главное — Амозов приписал себе участие в собрании большевиков в особняке Матильды Кшесинской, встречу в 1917 году в Териоки (Зеленогорске) В.Ленина, которому «лично отдал рапорт и вместе с ним вернулся в Петроград и участвовал в митинге на Финляндском вокзале».
Судя по протоколу допроса Варича, он был эрудированным человеком, хорошо знал музейную терминологию и пробить место в экспозиции музея Амозову не позволил.
О своей славе Амозов начал беспокоиться ещё в 1923 году, когда в газете «Наш край» от 15 ноября опубликовал статью в свою честь. Также он смог напечатать очерк о себе в главной красноармейской газете «Красная звезда» от 26 июля 1924 года в рубрике «Страна должна знать своих героев», где рассказывалось, как он встречал В.Ленина на финляндской границе, и прочих подвигах, связанных с обеспечением безопасности вождя. В 1934 году он встречает старого знакомого по Лодейному Полю — «бывшего купца и черносотенца» Фомина-Светляка, и тот публикует о нём статью в районной газете «Ленинская правда», где Амозов предстает борцом и основателем советской власти на Мурманской железной дороге. Затем Амозов написал и подготовил ещё две статьи, которые тоже опубликовал в газетах «Свирская правда» и «Октябрьская правда» 22 ноября 1934 года и 15 мая 1935 года.
Следователь Евсеев нашёл и более серьезные факты из жизни Амозова.
В 1920 году, будучи председателем военного трибунала Приволжского военного округа, пьяный Амозов задержал одного из своих сотрудников, инсценировал над ним суд и приговорил к расстрелу.
В 1923 году — уже как член Коллегии военного трибунала Западного фронта — Амозов был откомандирован в Смоленск, но самовольно уехал оттуда в Москву, где прошёл медицинское обследование. Члены комиссии порекомендовали ему «отдых в деревенской обстановке». Бросив службу, Амозов уехал из Москвы, никого не поставив в известность. Это было расценено как дезертирство. Через год его задержали в Ярославле.
25 августа 1928 года пьяный Амозов устроил скандал в новгородской гостинице. Придрался к военнослужащему Кузьмину. Тот пригласил Амозова для объяснений в свой номер. Здесь Амозов в хмельном угаре застрелил «обидчика». Но и убийство, и дезертирство сошли ему с рук, поскольку оба преступления совершались якобы «в состоянии невменяемости».
В итоге под тяжестью собранных следователем Евсеевым доказательств Амозов сознался, что все факты его «героического прошлого» были придуманы с одной целью — иметь дополнительные льготы. Не отрицал он факта дезертирства и убийства Кузьмина.
Судили Амозова по второй части статьи 169 УК РСФСР — за «мошенничество, имевшее своим последствием причинение убытка государству или общественному учреждению». Санкция статьи предусматривала до 5 лет лишения свободы с конфискацией всего или части имущества. Но Амозова судило Особое совещание при НКВД СССР и приговорило к максимуму того времени – 10 годам заключения. О дальнейшей его судьбе ничего не известно. Возможно, он снова поменял имя и продолжал жить в новом обличье.
(Фото: Уильям Осгуд Филд в Советском Союзе, 1931-35 годы)
ТОЛКОВАТЕЛЬ