"В Москве прошла "научно-практическая
конференция" о ситуации в Иерусалиме. По итогам мероприятия участники
приняли обращение к генеральному секретарю ООН с просьбой положить конец
"евреизации Иерусалима". По этим сведениям, среди прочих, на
конференции выступили сотрудник Института российской истории Николай Лисовой,
российский дипломат и историк Петр Стегний (бывший посол России в Израиле),
профессор МГИМО Александр Крылов, секретарь по межхристианским отношениям ОВЦС
Московского патриархата иеромонах Стефан, сотрудник Института востоковедения
РАН Татьяна Носенко, писатель Исраэль Шамир и другие". Из СМИ
Достаточно
выяснить, кто такой «писатель» Исраэль Шамир, чтобы понять, кто обратился в
отзычивое на такие обращения собрание ООН. Так что же – этот Изя?
В тот давний год я не понимал, что с таким, как Изя Шамир,
даже садиться по нужде на одном гектаре возбраняется, но профессия обязывала.
Газете нужны были материалы из любого источника, даже из такого зловонного.
Никогда не
думал, что когда-нибудь решусь на разговор с этим человеком. Еще в России, уже
не помню в какой профашистской газете, прочел интервью с ним и пришел в ужас не
от текста, отчаянно бичующего Израиль и евреев, а от фамилии автора. /
Я был
убежден, что не мог еврей написать такое. Подумал, что какой-нибудь завзятый и
хитрый юдофоб, вроде Проханова или Маркова, сочинил этот пасквиль, а в издевку
придумал себе красноречивый псевдоним, всей
своей откровенностью доказывающий патологическую
склонность потомков Авраама к предательству. /
На том и успокоился, сочинив очередной миф и охотно
запамятовав имена Торквемады и Маркса, Азефа и Троцкого. … И только в Израиле узнал, что Изя Шамир -
фигура подлинная и действующая. Он – гражданин Израиля, воевал в рядах ЦАХАЛа,
печатается, издает книги, переводит с иврита. /
Газетные его статьи были написаны в прежнем духе: достаточно
профессионально, но без блеска. Опыты пересказа греческих мифов – откровенно
слабы./
Миф о
псевдониме рухнул. Озлившись на себя самого, я пару раз «лягнул» подлинного
Шамира – и поставил на нем «точку». И тут случайно попал мне в руки перевод Агнона. Пол ночи читал, не мог
оторваться. Только сейчас мне стало понятным происхождение Нобелевской премии
этого талантливейшего автора. Сила проникновения в подлинник была оптимальной.
Чувство языка – поразительным. Любовь к автору переводчика – очевидной. Да и не
только к автору, но и к чисто еврейским особенностям текста, уходящим в
традиции Торы. /
Агнона
перевел на русский язык Израиль Шамир! /
Вот это уже
было интересным. Два человека в одном. Ангельское и дьявольское начало.
Черно-белая гамма. Где игра, маскарад, и в чем подлинная суть этого человека.
Материал не для статьи газетной, очерка, а для романа. /
И не мог я
пройти мимо Шамира. При первой же встрече подошел к нему, представился и
предложил тему разговора: /
А.К. Скажите,
это один человек сочинял статьи в газету «Правда» и переводил Агнона? /
И.Ш. Один.
Уже хорошо, что вам понравился перевод . /
А. К. А ваши
греческие опыты просто ниже всякой критики. Они сделаны совершенно без чувства
подлинника, как-то равнодушно и даже фальшиво./
И.Ш. Скоро
выйдет моя «греческая» книга с полным текстом. И тогда вы убедитесь, что не
правы. С моим творчеством в Израиле плохо знакомы. Меня замалчивают. Но что
делать. /
А.К. Это
понять можно. Вас мало кто в Израиле считает евреем и патриотом страны. А мы,
как вам хорошо известно, по сей день живем в прифронтовом государстве. /
И.Ш. Я не «ихний» еврей. /
А.К. Это
как понять. /
И.Ш. Я не тот еврей, который слушается их приказов. /
А. К. А чьи приказы вы слушаете? /
И. Ш. Я – еврей независимый, ничей. Еврей, который гуляет
сам по себе, как кошка у Киплинга. Я не следую ничьим установкам. /
А.К. Но ваши статьи, порой, напоминают кальку с опусов
советских газет образца 1952 года. А потом, может ли еврей никому не
принадлежать. Мы – народ Божий. /
И.Ш. Вот это
правильно. И я принадлежу только Богу. Но никого не интересуют отношения со
Всевышним. Всех интересует только партийная принадлежность. /
А. К. Ничего
понять не могу. Как могут ваши большевистские идеалы согласоваться с верой? В
переводах Агнона я услышал голос Бога, в статьях ваших – распоясавшийся
воинствующий богоборец. /
И.Ш. Это и есть диалектика./
А.К. А греки?
Вся наша традиция уничтожает язычество мифа. Нравственный наш Кодекс, Закон –
принципиально враждебен античности. /
И.Ш. Это
установочное понятие, а не реальное. Если мы вернемся к временам Макковеев, то
увидим, что имена у них были
греческие, культура греческая, несмотря на фундаментализм. Расцветал театр, и
все, что угодно. То есть, конечно, была где-то подспудная мысль о чистоте
иудаизма, но реальная жизнь была пропитана
эллинизмом./
А.К. В быту,
вполне возможно, но вы, похоже, отрицаете борьбу монотеизма с язычеством? /
И.Ш. А что
такое язычество? Есть такая притча у еврейского мудреца, потомка Гилеля -
Гамлилеля. Однажды он мылся в бане Афродиты. Ему и говорит грек: «Что же ты
пришел мыться в нашу баню?» А Гамлилель ему отвечает: « Ничего страшного. Это
Афродита мылась после меня, а я здесь был раньше». Просто в те годы
эллинистическое влияние было таким же тотальным, как сегодня американское и
европейское. /
А.К. Перенесемся в наше сегодня. Кому, как не вам, знать,
что влияние на нашу жизнь оказала и тотальность коммунистического
мировоззрения. Не существует ли в нашей, в частности и израильской жизни, и эта
составляющая? /
И. Ш. В Израиле я не вижу этой компоненты. Когда-то она
была, но сегодня ее нет. В
этой стране разница доходов между категориями населения огромная, одна из самых
больших в мире. Где здесь социализм? /
А. К. Допустим, но в сфере идеологии он очевиден. Во многих
живы идеалы интернационала. Многие верят в мир с арабами, на основе любви и взаимопонимания. Для
многих крушение коммунистических иллюзий стало причиной усталости, цинизма, и
даже предательства. /
И. Ш. Весь этот «мирный процесс» – дурная комедия. Я здесь
не вижу стремления к коммунистическим идеалам. /
А. К. Но почему же «комедия». Мы отдаем палестинцам вполне
реальную землю в виде аванса, за какой-то мифический мир. Это для арабов,
возможно, комичны наши усилия. Для нас же они, скорее, трагичны. /
И.Ш. Землю они отдают, чтобы создать еще одно гетто, только арабское,
резервацию. Там люди будут тотально подвластны израильским солдатам./
А. К. Израиль – тоже маленькое гетто с арабскими солдатами по всему периметру
сухопутной границы. Вас это не смущает? /
И. Ш. Израиль тоже маленький, но любой житель Израиля может
поехать, куда он хочет, искупаться в Средиземном море. В то время, как житель
Хеврона может о море только мечтать. Его сюда не пускают. Палестинский араб не
может даже помолиться в Иерусалиме. Мы создали жесткую систему резервации в
рамках апартеида, которая была опробована в Южной Африке. Сказать, что за всем
этим стоят традиции интернационализма никак невозможно. Это наши деды боролись
с чертой оседлости, за права человека. Мы же устроили арабам эту «черту» с
бесправием. /
А. К. Арабы живут в Израиле, как полноправные граждане.
Причем, живут гораздо лучше, чем в большинстве стран Ближнего Востока.
Палестинцы территорий тоже работают в Израиле, но поток их ограничен по
известной причине. Не мы начали убивать палестинских детей, взрывать автобусы и
торговые центры Хеврона. Не мы навязали арабам кошмар конфронтации и террора.
Не мы отрицаем за арабами право на национальную независимость, и не мы
призываем к геноциду палестинского народа. Арабы территорий сами лишили себя
определенных прав, проповедуя все это в адрес евреев. /
И. Ш. То,
что вы говорите, можно было бы сказать и моему дедушке. Мой дед просился в
Москву, но его не пускали, а при этом говорили, что он собирается взорвать там
Кремль. А он хотел только равенства. Вот я и думаю, что с равенства и нужно
начать. /
А. К. Как в ЮАР станем жить, под руководством арабского
большинства?/
И.Ш. Прекрасно будем и дальше жить. Меня вполне устраивает,
чтобы у нас был всенародно избранный президент. Изберем араба, пусть будет араб.
Еврея – пусть руководит государством еврей./
А. К. Увы, на этом крошечном клочке земли, наше равенство с
арабами будет означать конец сионизма, а, вернее всего, новую Катастрофу.
Арабам еще предстоит добиться гражданских прав в своих странах, уйти от пережитков
феодализма, изжить фанатичную ненависть к иноверцам… Не знаю, кто
окажется в гетто после
создания государства Фалыстын. У палестинцев за спиной сотни миллионов арабов,
миллионы квадратных километров территории. У нас – только море, в котором вы так
хотите искупать обиженных и угнетенных. /
И. Ш. Нет, есть еще и еврейская нация, и она не так уж
малочисленна. Простонать о нашем одиночестве очень приятно, сидя здесь, на
зеленой лужайке, возле роскошного отеля, но не будем в этом плане вести
разговор. Мы живем сыто и богато. Нам грех жаловаться. Нам можно позавидовать.
И правильно делают те, кто завидует. /
А К. Но нам всегда завидовали, даже тогда, когда мы жили в
нищем местечке «на носах»
друг у друга. Но мы и в нищете жили цепко. Мы хотели жить, следуя заповедям. И
у наших предков это получалось. Не сытости нашей завидовали юдофобы, а
моральному превосходству. /
И. Ш. Как там жили в местечках, не знаю. Но мой дедушка был
из очень состоятельной еврейской семьи. Уверен, что завидовали богатству. Были,
конечно, и бедные евреи. Вот они и боролись за равенство. А мы теперь решили,
что равенства этого не нужно и, тем самым, плюнули в морду своим покойным
дедам. /
А. К. Вы сказали, что ваш дед был богат, но при этом тоже
боролся за права, хотел жить в Москве. По вашей логике, зачем ему было делать
это? Образованные люди и купцы первых гильдий в столицы империи допускались.
Объяснитесь, Изя? /
И.Ш. Если мы считаем, что борьба наших дедов была делом
правильным, мы и сегодня должны бороться за всеобщее равенство. Каждый человек
должен иметь право искупаться в море и помолиться Богу там, где он это считает
нужным. /
А. К. Мы преобразили эту землю, отвоевали ее у болот и
пустыни. Мы создали цветущее государство. Равенство в правах с арабами будет,
ко всему прочему, означать и смерть этой земли. Как известно, араб не сын
пустыни. Он ее отец. /
И. Ш. Все не так. Там, где работают палестинские крестьяне,
там земля цветет, а в Израиле все реки отравлены. Евреи Израиля относятся к
этой стране, как временщики. Вы зайдите, как - нибудь, на пляж в субботу. Это
ужасно, что там происходит: горы грязи. /
Затем мне стало скучно. Я выключил диктофон. Мне вдруг
показалось, что Изю Шамира кто-то и что-то заставляет против воли говорить так,
а не иначе, что не был он в соседних арабских странах и никогда не видел, как
ранним утром специальные, уборочные комбайны причесывают и убирают наши пляжи.
И видно никогда бедный Шамир не любовался нашей страной сверху – зеленым островом жизни в океане
мертвой пустыни./
Есть грех, он прав, - наши маленькие речушки отравлены. Но
это беда всех промышленно-развитых стран. Справимся и с этим. /
Вот только не уверен, что справимся с грязью идеологических
раздоров. С этой экологией, как обычно, труднее всего сладить. То, что сказал
Шамир, – лишь крайнее,
откровенное выражение тайных мыслей многих наших руководителей./
Как раз, за
откровенность Изю Шамира и
«замалчивают» в Израиле. Этот человек - прямое, незамутненное зеркало наших
«миротворцев». /
Без диктофона я спросил у Изи не юдофоб ли он? /
Он ответил, что любит все народы мира и в особенности,
правда, палестинский, как кровно обиженный нами – евреями. Еще он сказал, что
очень любит русский народ. И вообще, считает себя гражданином Вселенной. /
Смотрел я на этого человека, на которого были удивительно
похожи только все евреи мира, и думал: вот, не дай Бог, случись вновь Холокост,
пощадят Изю за склонность к арийским ценностям эллинизма или за
разоблачительный пафос в адрес «еврейских угнетателей». Нет, решил я твердо, не
пощадят, потому что будет лежать перед палачами томик Агнона, переведенный
Шамиром, а там уже не игра в оппозиционность, не детская, тщеславная попытка
выделиться, быть не такими, как все, не азартный поиск друзей среди врагов, а
подлинный еврейский гений мужества одиночества. /
Думая об
этом, спросил у Шамира, почему он не переводит таких известных израильских
писателей левого лагеря, как Амос Оз или Йегошуа? Изя только пожал плечами: «
Неинтересно. Не тот уровень». /
И тут я понял: нравится еврею Изе быть изгоем в стране
евреев. Просто нравится – и все. Вне определенной среды – человек заметней.
Мало, к счастью, в Израиле таких, как он, и замечательно! И в этом Шамир тоже
настоящий еврей, не терпящий никакого подобия с остальными. /
У Евно Азефа
спросили, как ему долгие годы удавалось предавать и охранку и революционеров
одновременно. /
- Провокаторов сколько угодно, - усмехнулся Азеф. – Двойным провокатором был
только я один. В этом весь секрет./
Думаю, представителям ни одного народа мира не приходилось
заключать одновременно Союз с Богом, тут же подмахнув договорчик с дьяволом.
Нам это удавалось прежде, и удается делать это по сей день.
