понедельник, 23 декабря 2013 г.

ЖИЗНЬ ЗА ЗАБОРОМ


«Есть такой известный американский социолог Фрэнсис Фукуяма. В одной из его книг был примерно следующий пример: Представьте себе две деревни с одинаковым количеством жителей, обладающих одинаковым набором производственных навыков, одинаковыми орудиями труда и одинаковым количеством земли идентичного качества. Однако в деревне №1 уровень доверия жителей друг к другу очень высок, а в деревне №2 очень низок. Это приводит к тому, что жители деревни №2 тратят часть своих средств на покупку в городе замков и строительство заборов вокруг своих участков. Они содержат сторожевых собак и привлекают к составлению договоров друг с другом юристов, в отличие от деревни №1, где сделки совершаются на честном слове. Жители деревни №1 кооперируются для организации доставки и продажи своей продукции в городе, снижая тем самым транспортные издержки за счет эффекта масштаба. Жители деревни №2, боятся, что их обманут и вынуждены каждый самостоятельно ездить продавать свою продукцию, неся большие издержки. И, наконец, если всем жителям любой из этих деревень нужно будет скинуться на то, чтобы организовать проведение в деревню асфальтированной дороги, газа или электричества, деревня №1 сделает это быстрее и эффективнее, в то время как деревня №2 рискует не сделать этого вообще. Очевидно, что качество жизни в деревне №2 окажется значительно ниже, чем в деревне №1, хотя орудия труда, квалификация рабочей силы и принципы организации производства у них одинаковые». Из блога Дм. Некрасова.
 Россия,  где и прежде заборы были в чести, нынче вся закована в замки и запоры.  Когда-то добавил к этой теме немного лирики:"Совершенно неожиданно,  набрел в дремучем лесу на высокую, бетонную стену. Вокруг странного сооружения не было ничего особенного – лишь обычная чаща леса. Ничего вокруг, кроме болот и бурелома. Кто, когда, почему поставил эту стену, и каким образом?… Каким образом? Вот что тогда казалось мне важным,  потому что к обветшалому, серому, в трещинах, бетону стены не вела дорога или обычная просека. Казалось, стена эта упала с неба или выросла из–под земли, как растут грибы.
В трещину той стены воткнул кустик брусники, покрытый спелыми, красными ягодами. Теперь я  понимаю, что мой поступок был попыткой хоть как-то понять и приручить  жуткий, нелепый, уродливый бетонный забор в прекрасном лесу.
 Это деревянные заборы не растут. Бетонные способны тянутся вверх, в бесконечность, наглухо закрывая цветы, листву деревьев, небо и солнце.
 Нынче та страшная, нелепая стена в лесу будто упала на всю Россию. Даже в городках глухой провинции двери домов закрыты  электронными запорами. Впрочем, и в Израиле – это дело обычное. Частная собственность требует охраны. Но в Еврейском государстве сам климат добр к бродягам. Под небом, часто, комфортнее, чем под крышей. В России климат злей. Боюсь, тяжко там с  тем, о чем я писал когда-то:  «  Тогда не было проблемы - КАК, была проблема - ГДЕ. Жили мы, обычно, в тесных коммуналках, а для любви необходимо свое, личное пространство, "территория любви", не опошленная чужими глазами и сторонним дыханием. Это нынче спокойно целуются на людях, да и не только целуются…. Тогда, всего лишь 50 лет назад, в городе Ленинграде, в СССР, все это было совершенно невозможно. «Квартирный вопрос» мучил влюбленных. Мы шатались по улицам, мерзли зимой и осенью, плющили зады на скамейках в Таврическом и Летнем саду и говорили без остановки, вместо того, чтобы заниматься прямым, любовным делом. Выручали открытые двери подъездов. В те времена дома принадлежали только государству. Люди не были хозяевами своей собственной крыши над головой. Двери подъездов должны были быть распахнуты навстречу милиции, органам, скорой помощи, почте…. Да и с криминалом было не так круто, как сегодня. В деревне молодых баловала сама природа. Нас, городских, спасало тепло этих подъездов – благословенных пещер. Поздний час, жильцы спят, а мы тискаем друг друга, превращая губы в лохмотья. На большее не решались, а вдруг…. Был и у меня такой любимый подъезд на Дворцовой набережной, Подъезд с камином. Всегда запасался газетой, чтобы сжечь ее в этом самом камине, украшенном бело-голубыми изразцами. Горит живой огонь, а мы так юны, что жить собираемся вечно…»

 Вот и получается, что раскрыл Фокуяма всего лишь часть проблемы замков и заборов. Само человечество, потеряв доверие друг к другу, теряет особое  тепло, благодаря которому и  жив человек. Заборы и замки убивают душу «мыслящего тростника», снижая, упомянутое знаменитым ученым, качество жизни. Мне так нравится, что наши соседи никогда не запирают дверь в свой дом. Я всегда могу постучаться к ним и войти с добрым сердцем.

ОПЕРАЦИЯ БЕЗ ОПЕРАЦИИ



>
>Израиль: «операция без операции» на головном мозге 25 ноября
2013.
>В медицинском центре Рамбам впервые в истории медицины Израиля осуществили операцию на головном мозге человека, посредством направленных ультразвуковых волн
под контролем МРТ. Такое вмешательство стало возможным с помощью  инновационной медицинской технологии, разработанной израильской научной компанией «Инсайтек». Новая технология делает ультразвуковые волны эффективным медицинским инструментом, способным заменить нож хирурга. Основная инновация данного лечения заключается в том, что оно проводится без наркоза, без необходимости вскрывать череп пациента, без опасности инфицирования пациента, и не требует вообще никакого реабилитационного периода. Пациент может встать на ноги непосредственно после завершения процедуры. >«Операция без операции» в медцентре
Рамбам была проведена для семидесятитрехлетнего жителя севера страны, последние пятнадцать лет страдавшего от сильнейшего тремора
тела. По прибытии в медицинский центр, правая часть тела пациента и в особенности правая рука, сильно дрожала. Пациент не мог писать, удерживать в руках чашку кофе, производить прочие элементарные
действия. «Операция без операции», которая излечила пациента, стала возможной благодаря объединенным усилиям компании «Инсайтек» и медицинского центра Рамбам. В операции принимали участие медики из:
>отделения нейрохирургии, директором которого является профессор Менаше
Заруар, отделения лечения болезни Паркинсона, директор которого – доктор Илана Шлезингер и нейрорадиологического отделения, под руководством профессора Дорит Гольдшар.
 «Операция без операции» началась в девять утра и продолжалась два часа. По завершении процедуры пациент сам легко встал с кровати. Он двигался без малейших затруднений и великолепно
себя чувствовал. Он заявил врачам, что ощущает себя заново родившимся.
>Как это работает?
>Хирургам, проводящим операции на мозге, давно известно, что такие заболевания, как болезнь Паркинсона, тремор или невропатические боли лечатся удалением крошечных областей мозга, которые заболевание вынуждает к чрезмерному функционированию.
Идея, которая лежит в основе метода
«операции без операции» компании «Инсайтек», заключается в слиянии двух технологий. Как давно известно, если направленные ультразвуковые волны касаются тканей организма, с их помощью удается удалять или выжигать крошечные кусочки ткани, включая и ткани головного мозга. А чтобы направить данные волны в нужную точку, в компании «Инсайтек» использовали технологию МРТ позволяющую получить подробное, трехмерное изображение мозга пациента в реальном времени и указывающую на местное повышение
температуры в тканях мозга, соединив ее с аппаратом который выглядит как шлем и выделяет ультразвуковые волны высокой мощности, направленные на одну крошечную точку в мозге пациента. Волны направляются в нужную точку с точностью до десятой доли миллиметра. Сам пациент в ходе процедуры неподвижно лежит в аппарате МРТ, а оперирующий нейрохирург находится за стеклянным окном, в пяти метрах от пациента. Хирург, с помощью компьютерной мыши, приводит в действие прибор-шлем, который начинает испускать ультразвуковые волны, направленные в точку, которая определяется за несколько секунд до этого с помощью МРТ. Пациент все время процедуры находится в полном сознании, каждые несколько минут врачи справляются у него о его самочувствии. Нейрохирург периодически увеличивает интенсивность ультразвуковых волн, а в перерывах между мини-сеансами излучения, неврологи отслеживают состояние здоровья пациента, осматривают его, проверяют его рефлексы и возможность функционирования. Уже через десять минут после начала процедуры наблюдается значительное улучшение:
например, пациент, который не был способен начертить прямую линию, вполне справляется с движениями
карандаша. Компания «Инсайтек» провела уже около ста сорока процедур по новой технологии – в Америке, Южной Корее и Швеции. Сейчас «Инсайтек» «вернулась домой» и впервые продемонстрировала возможности своего изобретения, позволяющего проводить «операции без операции» на мозге с большим успехом. 
>To watch in details :
>http :// www . insightec . com / TEDMED . html

СМОТРИТЕ НА ЛИЦО!


 Калашников умер. Его автомат еще долго будет убивать людей. Пишут, что в одной только Африке 1 миллион 500 тысяч рабов - детей до 13 лет, которых используют в межплеменных конфликта. Все они вооружены"калашами". Интересна фигура ведущего в этом фильме. Многие в России считают  Рогозина будущим президентом этой страны. Вот что пишут о нем в Интренете: "4 декабря 2003 лидер СПС Анатолий Чубайс дал интервью итальянской Corriere della Sera, в котором предупредил о грядущем нашествии "национал-социалистов, бюрократов и фашистов". Носителем этой угрозы, по словам Чубайса, была партия "Родина", возглавляемая Глазьевым и Рогозиным:. "Это агрессивная партия, объединяющая бюрократов и фашистов, проповедующая классовую борьбу и не гнушающаяся расовой ненавистью".
Итак - смотрите на лицо!

http://www.vesti.ru/doc.html?id=1170510&tid=103854

КТО ПО НАЦИОНАЛЬНОСТИ М,ХОДОРКОВСКИЙ?



Либералы России от В. Познера до Д. Быкова упрямо твердят, что М. Ходорковский – еврей. Познер считает, что ему по этой причине никогда не стать президентом. Быков не исключает такую возможность, так как хозяевами России были часто инородцы.
 Себя же Ходорковский в интервью интернет-изданию «Газета.ru», определил так: «У меня еврей отец, но мы с ним никогда об этом не говорили. Думаю, он ощущает себя русским. Я тем более».

 Спрашивается, зачем человеку, который даже не разу не говорил со своим отцом-евреем о его еврействе, человеку, который по галахе евреем считаться никак не может,  человеком, который ощущает себя русским, навязывают в обязательно м  порядке еврейство? Насколько мне известно, Михаил Борисович в пору своего могущества мог поддерживать кого угодно, даже юдофоба Зюганова. Но желания участвовать в жизни еврейской общины России не выказывал. Внешность? Да, Ходорковский из тех, кого бьют не по паспорту, но мало ли кто в нашем мире на кого похож. Я знавал, даже в Израиле, таких чистокровных, похожих как капля воды на Сергея Есенина евреев,  что внешностью меня обмануть трудно. Так почему же Ходорковского, против его воли, тащат в еврейство? Мне кажется, что только по одной причине – обвинить его врага В.В. Путина еще и в антисемитизме. За годы отсидки Ходорковского либералы этого не делали по понятной причине: боялись реакции самого Михаила Борисовича и  понимали сами, что не тот он кандидат на роль «Менделя Бейлиса» Теперь же можно обратить Ходорковского в еврейство, так как на эту глупость он, как мне кажется, и отвечать не будет. Теперь, нужен ли Ходорковский евреям и Израилю? Думаю, что нет. У него есть полное право считать себя русским человеком. Ему, судя по всему, нравится быть русским. Именно к матери он демонстративно проявляет нежные  чувства при спокойном отношении к отцу.  Потомки Иакова, симпатизирующие этому человеку, могут утешить себя тем, что для юдофобов мира Ходорковский  всегда останется евреем и тем, что выдающимися способностями своими он, наверняка, обязан отцу, который, увы, тоже пытался забыть о своем еврействе.
 Вот еще появилось на эту тему в немецкой газете:
"Ходорковский знает, что он не может выиграть прямую конфронтацию с Путиным. Он также понимает, что не может надеяться от российских избирателей на большее, как человек еврейского происхождения и бенефициарий "грабительской приватизации". Вместо этого Ходорковский думает о долгосрочной перспективе и ставит "на созревание общества". Последние десять лет, полагает Süddeutsche Zeitung, демонстрируют этот процесс. От себя здесь добавим, что нынешний финансовый кризис исключает саму возможность этого ровного эволюционного процесса. Кризисные явления могут быстро уничтожить "тонкий средний слой" в столицах. Правда, означенный процесс также чреват кризисом, но уже другого рода. Быть может, именно с подобным развитием событий связано то, что Ходорковский назвал себя в Берлине "в определенной степени националистом".

 Надо думать, русским националистом объявляет себя человек "еврейского происхождения". И тут я подумал: нет ли здесь, как ни странно, обычного комплекса неполноценности и неприязни, с детских лет, к отцу. "Вот, если бы не он со своим еврейством, каких бы высот я достиг". Тем не менее, неизвестно - не от папы ли у Михаила Борисовича такое умение считать и делать деньги?

 Незамедлительно побывал Ходорковский и в Израиле, как чисто русский человек. Никакой тебе Стены плача или музея Катастрофы - один бизнес. Прилетел - и улетел.
 

СОКРОВИЩЕ У ОЗЕРА рассказ


   «Уж коли зло пресечь, забрать все книги бы да сжечь». А.С. Грибоедов «Горе от ума»                      
 «Жечь  было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как  огонь пожирает  вещи, как они чернеют и  меняются. Медный  наконечник  брандспойта зажат в кулаках, громадный питон  изрыгает на  мир  ядовитую струю керосина, кровь  стучит  в  висках,  а  руки  кажутся   руками  диковинного  дирижера, исполняющего симфонию огня  и  разрушения,  превращая  в  пепел  изорванные, обуглившиеся страницы истории»  «451* по Фаренгейту»  Рей Бредбери
"Ты спрашиваешь, что такое жизнь? Это все равно что спросить: что такое морковка? Морковка есть морковка, и больше ничего неизвестно". Антон Чехов.
  
 С хирургом Капланом Ильей случилось несчастье: он вдруг перестал любить и ценить то, что любил и ценил прежде. Еще вчера ему казалось, что книги, музыка, живопись – это подлинное содержание жизни. Мало того, это броня и защита от всех тех мерзостей, из которых реальное бытие и состоит. И вдруг все это исчезло, будто раньше он претворялся, лицемерил, лгал, собирая библиотеку, покупая живопись, и слушая музыку.
 Каплан не понимал, что с ним происходит. Он решил, и не без оснований, что виной всему болезнь, о которой он пока ничего не знает, что смерть вот-вот властно, ударом ноги, распахнет дверь его дома – и все кончится. Он увидел свою неизбежную, близкую кончину  тенью от невидимого фантома, и тень эта была готова закрыть его всего: от трещин на мраморе лысины до сухой кожи на пятках.
 Каплан обратился к врачам. Он прошел все, возможные исследования и убедился, что относительно здоров и нет у него причин думать о близкой смерти.
 Тогда он подумал, что виной всему любовь юности – единственная, настоящая любовь в его жизни. Он решил, что все эти годы жил только этой подлинной страстью, хотя давно уже не встречался с той девушкой, а теперь пожилой женщиной. Он решил, что она умерла, а вместе с тем умерла его любовь к ней и к людям, потому что всегда считал, что за преданностью книгам, живописи и музыке стоит любовь к человечеству вообще. И вот теперь та женщина исчезла, и любовь к людям погибла вместе с ней.
 Было непросто, но, в конце концов, Каплан узнал, что его любовь юности жива и здорова. Узнав это, он испытал странное чувство, близкое к разочарованию, а потому решил позвонить в далекий город на другом материке.
 - Илюха, ты черт! – весело удивилась любовь юности. – Ты что это вдруг меня вспомнил, старый козел?
- Да так просто, вот решил позвонить, - ответил Каплан.
- Ой, врешь, - не поверила любовь юности. – Случилось что?
- Я рад, что ты жива и здорова, - сказал Илья. – Ничего не случилось.
Он не знал, о чем еще говорить с этим, некогда очень дорогим и единственно нужным ему, человеком.
 - У меня пятый внук родился, - сказала любовь юности. – А я внучку ждала. Мальчишки все хулиганы. У тебя как с внучками?
 - Порядок, - сказал Каплан. – Обнимаю тебя, - и он повесил трубку, не дождавшись отзыва.
 Он повесил трубку и подумал, что если голос, который когда-то казался Илье волшебным, оставил его равнодушным, почему не могло случится подобное с тем, что прежде казалось единственно возможным прорывом из одиночества.
 Был вечер, накануне Лаг ба-омер. Дети, как веселые муравьи, стаскивали на пустырь под его окном доски, остатки мебели, обрубки деревьев. Откуда-то уже несло гарью от невидимого костра…
 Ночью, после  звонка когда-то любимой девушке, Каплану приснился дикий совершенно сон, в котором он жил в неизвестном прежде доме, но со своей библиотекой и картинами на стенах. И вот он выносит книги и картины к костру на пустырь за домом, поросший мертвыми, черными кактусами и швыряет свои сокровища в пламя… Холодно, он протягивает к жару костра руки и думает, что это тепло - главная польза от его библиотеки… Вокруг появились люди под черными зонтами и Каплан стал выступать перед ними с речью, в которой он стал уверять собравшихся, что все, превращенное им в пепел, - совершенно не нужный хлам, не способный облегчить жизнь человека, дать ему радость и помочь в трудную минуту.
 Люди под зонтами не спорили с Ильей. Они просто стояли и слушали сбивчивую речь Каплана. Потом эти свидетели истерики чужого человека, как-то сразу, исчезли, но он продолжал оправдываться перед пустотой, грея руки от горящих книг, потому что ему становилось все холодней и холодней.
 Илья и проснулся от того, что одеяло упало на пол. Каплан лежал замерзший, в одних трусах  и боялся подняться, чтобы не увидеть голые стены и пустые стеллажи от сожженных ночью книг. Но все было на месте: и картины, и некогда любимая им живопись.
 На месте оказалась и  работа Ильи в одной из частных клиник Тель-Авива. Сегодня был день, свободный от операций, но не свободный от больных с их тяжелыми проблемами, отчаянием и тщетной надеждой на выздоровление. Больные говорили о своих жалобах, но он не слышал их, наблюдая за экраном компьютера. Ему совсем не нравилось то, что он видел, и угнетала неизбежность разговора о диагнозе человека, который сидел перед ним.
- Поэт сам выбирает предметы своих песен,- вдруг сказал он больному, - и толпа не имеет права управлять его вдохновением... Это Пушкин в «Маленьких трагедиях». А теперь всем верховодит толпа, значит, она выиграла битву. Вдохновение потерпело поражение. К чему тогда Гоген и Рембрандт, к чему Лев Толстой и Моцарт? Они уничтожены, их нет…
 - Вы о чем, доктор? – прервал Илью больной.
- Так, извините… Подумал о своем… Это бывает… Ничего страшного … Мы не будем торопиться с операцией… Динамика есть, но она меня не пугает… Через пол года жду вас, запишитесь на прием…
 Больной ушел, сомневаясь в здоровье доктора.
- Я ищу оправдание своей болезни, - подумал Каплан, - своему несчастью… Это гнусно… Это от растерянности и слабости… Мне самому нужен врач.
 Каплан сидел напротив маленького человека с большой головой и сбивчиво рассказывал о том, что с ним происходит. Большеголового психоаналитика Илья знал давно и мог говорить с ним прямо и откровенно.
 - Мои прадеды, деды, отец – все читали, - говорил он. – Я читал…  И вдруг все оборвалось… Пропасть, тупик? Я не знаю, как это все назвать… Мои дети не читают… Им это не нужно… Моя внучка, ей еще нет трех лет, лучше разбирается в смартфоне, чем я… Мы жили глазами, мозгом. Их жизнь в кончиках пальцев… Мы жили в книжном мире. Они живут в мире виртуальном…  Пойми – раньше прошлое было стартовой площадкой. Теперь это болото. Я не чувствую под собой почвы. Я вязну… Мне не за что опереться, а под ногами трясина.
 - Тяжелый случай, - улыбнулся большеголовый приятель Каплана.
- Без тебя знаю, - тяжко вздохнул Илья. – Скажи, что делать?… Я будто попал на чужую планету без скафандра. Мне дышать нечем… Понимаешь, нечем дышать!
 - Понимаю, - опустил свою тяжелую голову психоаналитик. – Вся история человечества за последние столетия – это бег. Бег с ускорением, пропади он пропадом. Мы бежали все быстрей и быстрей. Теперь летим, не чуя ног, без оглядки. Это опасно. Это риск. Мы можем загнать сами себя. Мы загоним сами себя, если не остановимся. Пора остановиться. Нужен отдых, нужен покой, нужна пауза. Грядет новое варварство! – он вдруг закричал это, поднявшись на кривых ногах во весь свой, совсем уж незавидный рост. – Да здравствует новое варварство! Ты неизлечим. Всё – точка…  Иди, Илюха, домой, и умри, если не можешь жить иначе.
 - Спасибо, помог, - усмехнулся Каплан. – Ты все-таки редкая сволочь.
- Знаю. И горжусь этим, - вновь утонул в своем кресле большеголовый приятель Ильи. – Мы попытались сделать все человечество народом Книги, а они устроили костер из книг...Потом, что понятно и логично, принялись за нас. .. Была атака в лоб, в прошлом веке… Гунны первыми поняли, что к чему. Нам только казалось, что мы победили тех варваров. Они сделали свое дело. Костры, ими зажженные, не погасли, - психоаналитик говорил это все  тише и тише, опустив веки, словно засыпая. – Все исчезает: цивилизации, города, народы. Мы готовы принять и понять это. Мы не хотим примериться только с одним финалом - своим собственным...
 - Все ты врешь, - сказал, поднявшись, Каплан.
 - Может быть, - не стал спорить с ним большеголовый приятель.
 Сны у костра с книгами и картинами стали приходить к Илье каждую ночь. И каждую ночь он грел у огня озябшие пальцы и смотрел как корежилась, оплывая, краска на его любимых полотнах. По утрам он пробовал вернуться в прошлое, наполненное радостью от запаха старых фолиантов, света и теней на любимых полотнах, но безуспешно. Он подумал, что и дело всей его жизни давно уже решено всякого смысла. Не он, так другой войдет в операционную. Вот они, жадноглазые и суетливые, стоят за спиной старика, только и ждут, когда задрожат его руки.  Каплан решил, что жизнь его превратилась в агонию и продолжать ее нет смысла. Он вспомнил жестокую шутку большеголового приятеля: "Иди и умри, если не можешь жить иначе". Илья вынес себе приговор. Осталось выбрать способ казни. Конец, связанный с кровью, был ему, хирургу, почему-то отвратителен. Веревка с петлей казалась пошлостью. Нажраться таблеток? Нет, в этом что-то дамское, трусливое. Он остановился на самом простом пути с обычным исчезновением - смертью под водой.
 Стемнело, когда Илья оказался на пустынном, каменистом пляже. Каплан выбрал Кинерет, справедливо рассудив, что в пресной воде утонуть легче. Он знал, что ему хватит силы воли просто уйти под воду без жернова на шее. Илья оставил простую, прощальную записку, разделся и шагнул в тихую, все еще холодную воду большого озера.
 Галька заскрипела под тяжелыми шагами, Каплан был вынужден обернуться и увидел грузную женщину лет пятидесяти, в камуфляже и с объемным рюкзаком за спиной.
 - Ненавижу эту еврейскую причину кучковаться, - с раздражением подумал Каплан. – Мало ей что ли места вокруг.
 - У меня тут прикормлено с прошлого раза,  - сказала женщина, резким движением плеча сбрасывая рюкзак на камни. – А ты купайся, не мешаешь.
 Но Каплан раздумал "купаться". Он оделся, спрятал записку в карман и сел на большой, теплый от солнца, камень. Он сидел на этом камне и следил за ловким обустройством женщины. Первым делом она достала из чехлов два спиннинга, снабдила крючки наживкой, забросила грузила далеко от берега, устроила удилища на подпорки, а потом принялась за палатку, надувной матрац и сложила костер из принесенных с собой чурок.
 Случился клев, женщина вытащила из воды приличного карпа, сразу же разделала рыбу и занялась ухой. Картофель, перловка, все припасы у нее были с собой... Вскоре чудные запахи напомнили Каплану, что он голоден.
 Женщина махнула рукой, приглашая Илью к костру.
 - Будешь? – спросила она, доставая из рюкзака фляжку.
Они выпили и даже чокнулись.
- Будем! – сказала женщина.
- Будем, - отозвался, давно забытым словом, Каплан.
 Он съел полную миску ухи и не отказался от добавки. Аппетит гостя понравился женщине.
  - Вообще-то я это дело на рыбалке не люблю, - низким голосом произнесла она, строго глядя на Илью. – В самый момент клев может начаться... Но ты вроде ничего еще. Замерзнешь, заходи, согрею.
 Потом, ночью она сказала Каплану:
 - Ну, хватит... Спать, - и сразу же шумно заснула, повернушись к Илье широкой спиной.
  Ему не спалось, и он выбрался в ночь из палатки. Илья стоял босой, у шепота легких волн Кинерета, пораженный  увиденным. Он прежде не знал, что луна может быть такой огромной и светло горящей. И призрачная лунная гладь дороги до вершин Голан показалась Каплану настоящим чудом, как и  высокая рассыпь звезд над головой. Он стоял и слушал оглушительную тишину над озером, будто попал в первый день творения, когда отделен был творцом свет от тьмы.
 Илья вдруг  понял то, о чем никогда не думал прежде: что все это чудо преображенного ночью мира вокруг и есть Бог, книги, живопись, музыка. Что все то, чем он был счастлив прежде, родилось из этого неба,  огромной, светлой луны,  тихих волн у его ног, и горного кряжа на востоке.

 Илья вернулся в палатку, завладел куском одеяла, укрылся, сразу заснул и спал без тревожных снов до самого рассвета.

О КРОВИ "ЛЕВОГО" ИЗРАИЛЯ


"Статья публициста Гидеона Леви, опубликованная в воскресенье, 22 декабря, в газете "Гаарец", вызвала резкие отклики со стороны русскоязычных пользователей социальных сетей и некоторых политиков. В своей статье Леви сетовал на возмутительное, с его точки зрения, отношение израильского общества к африканским иммигрантам. По мнению публициста, оно зиждется на расизме, и для подтверждения своего тезиса, он привел в пример репатриантов из бывшего СССР. "Все дело в цвете кожи. Миллион эмигрантов из России, треть которых не евреи, и в крови которых также есть немалая доля алкоголя и склонности к криминалу, не стал проблемой", – писал Леви. Комментируя эти слова, глава фракции "Байт Иегуди" Айелет Шакед заявила, что "после подстрекательств против жителей Иудеи и Самарии, у Леви, по-видимому, освободилось время на клевету в отношении "русских" израильтян". По словам Шакед, "в этой отвратительной демагогии есть только одна проблема: в отличие от нелегальных мигрантов из Эритреи, русскоязычные евреи прибыли в свою страну, в свой дом, в свой Израиль".


 Репатрианты из России чаще всего не голосуют за левые партии Израиля. Они хорошо знают, чем пахнет социализм в любом разливе. Это вызывает откровенную неприязнь, мягко говоря,  к недавней волне репатриации ряда старожилов страны, считающих себя наиболее просвещенной, продвинутой, привилегированной частью общества. Все это понятно, как и понятно то, что указанные старожилы стали рабами своей партийной идеология, а идеология эта невольно делает их врагами своего собственного государства. И все, что может Израиль разрушить, они сознательно, но часто на уровне подсознания, встречают тайным или открытым одобрением. Очередной скандал с публицистом из «Гаарец» Гедеоном Леви может только подтвердить этот вывод. Представляет для Еврейского государства, при плотности населения 365 человек на квадратный километр, опасность бесконтрольная, массовая эмиграция африканцев в Израиль? Любой человек  со здоровой памятью и в твердом уме ответит на этот вопрос однозначно. Но один лишь запашок, привкус опасности разрушения родной страны заставляет левый лагерь впадать в истерику от расизма, попрания прав и человека, нарушения демократических  институтов тех, кто робко пробует ограничить поток иммигрантов. Тех же, кто уже проник в страну, заставить жить по ее законам и правилам.                   
 Статья Леви – один из симптомов этой истерики. И здесь надо бы не возмущаться обвинением в проценте не той крови у «русских», а  как можно чаще говорить о смысле подобной пропаганды и деятельности левого Израиля. В итоге, факты бытия и патриотизм оказываются в защите и уже потому терпят поражение, так как сама порядочность и боязнь обвинить невинных в предательстве - делает  позицию недосказанности , недоговоренности - откровенно слабой. Этим и пользуется левые пропагандисты Израиля, которых не смущает и не смущала откровенная  ложь и клевета и даже расизм, если он служит левой идее и борьбе за власть. Не знаю, сколько процентов алкоголя в крови репатриантов из России, но знаю точно, что в плоти леваков в Израиле хватает микробов предательства, трусости и обычной глупости. И не гнилому сегодня чреву израильского социализма, порождающему таких невежд и мракобесов, как профессор Шломо Занд, заниматься анализом крови репатриантов из России.

ЕСТЬ И ТАКОЙ ИЕРУСАЛИМ



 
Из Меа Шеарим с селедкой

 
С тех пор как меня давным-давно поймали за шкирку в нескольких метрах от иерусалимского района Меа Шеарим и предупредили, что «в таком виде здесь лучше не появляться», я много лет обходила это место за километр. Шутка ли — ультрарелигиозная антисионистская община. 

Для нас, светских израильтян, мир глубоко верующих людей вообще загадочен, а, услышав приставки «ультра» и «крайне», мы забираемся в такую плотную скорлупу, что выманить нас из нее практически невозможно. А уж в гости пойти в такое место? Нет уж, как говорится в том фильме: «Лучше вы к нам».

Несколько лет назад в одной кулинарной (sic!) передаче известный израильский шеф-повар рассказывал про кухню ашкеназских евреев, и, не без некоторой грусти (видимо, вспомнив бабушкин форшмак), заметил, что лучшую соленую селедку на всем Ближнем Востоке можно отведать... в ультрарелигиозном районе Иерусалима Меа Шеарим. Только там, сказал он, в первозданном виде сохранились кулинарные традиции восточноевропейской диаспоры. Услышав это, я сначала присвистнула от удивления, а потом задумалась. Неожиданно мне захотелось заглянуть в мир, где время остановилось несколько веков назад, в единственное на земле место, где жив дух еврейского штетла, легендарного «местечка», про которое сложено столько рассказов, написано столько картин, который узорами вышит на кулисах памяти целого народа.

И вот мы стоим у входа в Меа Шеарим, переминаясь с ноги на ногу, и, чтобы настроиться, вспоминаем несколько любопытных исторических фактов. 

Меа Шеарим, один из первых еврейских районов за пределами Старого города, был заложен в конце 19 века. Любопытно, что проектировать его поручили Конраду Шику, немецкому архитектору и христианскому миссионеру.

Название района многие ошибочно переводят, как «сто ворот». На самом деле, название переводится, как «сто крат» и происходит от библейского выражения: «И сеял Ицхак в земле той и получил в тот год ячменя во сто крат (מֵאָה שְׁעָרִים): так благословил его Господь» (Берешит 26:12).

Население Меа Шеарим, вопреки расхожему представлению, далеко не однородно. Оно состоит из представителей разных хасидских дворов (Бэлз, Гур, Толдот-Аарон и др.) и литваков. Пройдя вглубь, мы увидели, что район и спланирован соответственно: несколько улиц и большие внутренние дворы, обрамленные домами с многочисленными балконами и наружными лестницами, с колодцем, оставшимся с тех времен, когда воду черпали из водосборников, и колышущимся на веревках чистым бельем. Видно, что двор здесь — центр жизни, своеобразный общий очаг.

Удивительно, как, несмотря на разногласия и споры, существующие между различными направлениями иудаизма (вспомним хотя бы противостояние хасидов и литваков), их представители мирно уживаются друг с другом в этом небольшом районе. Здесь действуют общий устав, законы и даже суд, которому подчиняются все жители. 

Тем временем мы заприметили бакалейную лавочку и робко поинтересовались, можно ли войти. «Конечно, можно, почему нет?!» — приветствовал нас приятного вида немолодой бородач-хасид. Рядом с прилавком стояли скромные юноши в черных шляпах, которые помогали (отцу? дяде?) раскладывать по коробочкам какие-то соления, кажется, это были маринованные баклажаны. «Эх, а мне бы селедочки...» — пробормотала я мечтательно себе под нос, и, о чудо, кулинарная молитва была услышана, и мне была торжественно вручена плотно закрытая банка, в которой, как потом выяснилось, действительно томилась прекрасная соленая рыба.

Всех обитателей Меа Шеарим объединяет и отличает от остальных жителей Израиля то, что они не являются сионистами. Грубо говоря, они не приняли создание государства, так как считают, что время нового, великого Израиля еще не пришло. Надо сказать, что, если не брать в расчет экстремистов, ведут они себя по отношению к государству честно: не берут у него ни копейки, скромно живут за счет пожертвований из-за границы. Конечно, я упрощаю, но лично мне, чтобы зауважать людей, не принимающих участия в жизни израильского общества, достаточно знать, что они не живут на мои налоги. 

Следующей нашей остановкой после дворов разных общин должна была стать пекарня. Если хотите коснуться самой души незнакомого вам места, обязательно ищите там хлеб. А про халы, выпекаемые в Меа Шеарим по старым еврейским рецептам, я тоже была наслышана.

Было уже поздно, и мы почти отчаялись, как вдруг мягкий свет уличных ламп сам вывел нас к месту, где разлились, разложились по прилавкам пироги с маком и яблочные штрудели, мягкие булочки и косички хал. Выпечка встретила нас запахом домашней кухни и румяными бочками. А тепло огромной халы, прижатой к груди, согревало меня весь оставшийся вечер в осеннем Иерусалиме.

В Меа Шеарим не любят больших групп туристов. Поэтому гулять здесь желательно стайками в несколько человек. Одевшись в закрытую одежду и соблюдая простые правила приличия, чувствуешь себя вполне комфортно. А жители района, хоть и разговаривают между собой на идиш, прекрасно знают иврит и весьма приветливо в случае необходимости объясняют дорогу.

Я нарочно не писала тут об экстремистских группах Меа Шеарим. Они существуют, и отношение к ним даже самих жителей района неоднозначно. С другой стороны, в список одной из партий на недавно состоявшихся выборах в городской совет Иерусалима была включена и жительница этого района. А я — я очень верю, что знакомство нужно начинать с открытого сердца и хлеба. Желательно с селедкой.

Дина Школьник

ИЗРАИЛЬ БЕЗ ГРАНИЦ



О ГРАНИЦАХ до 1967 года (Израиль и позиция Демократической партии США – социалистов)

 
«Почти 22 века назад, в 167 г. до н.э. глава народно-освободительной войны иудеев против греческого господства Шимон Маккавей, после освобождения Иудеи, Иерусалима и Самарии (обозванных сегодня врагами Израиля Западным берегом), ответил греческому царю Антиохию: "Не чужую землю взяли мы…Это земля наших праотцев, которая была отобрана у нас врагами. Но когда собрали мы силы и настал подходящий час, вернули мы наше владение”». (В.Раевский, «Слово/Word», № 73, стр. 140)

Почти 22 века спустя, уже в наше время, в 1947 году, после освобождения Иудеи от английского господства, заставив стотысячную английскую оккупационную армию покинуть Страну и одержав победы (1948-73) в Войне за независимость, Войне на истощение, в Шестидневной войне и в войне Судного дня с вторжениями арабских армий – евреи Страны смогли повторить: – Не чужую землю взяли мы. Это земля  наших праотцев, которая была отобрана у нас врагами. Но когда собрали мы силы и настал подходящий час (1967 год) и вернули мы наше владение, что и было признано:

– 1968 год, президент США Линдон Джонсон: «Ясно что возвращение к ситуации

4 июня 1967 года (что требуют сегодня демократы во главе с  покровителем «Мусульманских братьев» президентом Обамой, – В.Р) не принесет мира. Границы должны быть безопасными и признанными».

– 1982, президент Рональд Рейган: «В границах до 1967 года ширина Израиля в самом узком месте составляет всего 10 миль… Я не требую от Израиля быть в таких условиях». Но именно «таких условий» требуют от Израиля демократы во главе с Обамой.

– 1988 год, госсекретарь США Дж. Шульц: «Израиль никогда не должен вести переговоры о возвращении к границам 1967 года». Но именно на таких переговорах настаивает социалист Обама и его Демократическая партия.

– 1993 год, представитель США в ООН, Джин Кирпатрик об Ословских соглашениях, где впервые был поднят вопрос о передаче Иудеи и Самарии арабам: «Эта сделка не только рискованна для Израиля – она смертельна», ибо без этих территорий Израиль не имеет шансов на оборону.

Так написали государственные политические профессионалы, а не одержимые захватом власти социалистические демократы наших дней.

К таким же выводам пришли и военные профессионалы США:

МНЕНИЕ ПЕНТАГОНА

Практически сразу после Шестидневной войны, 29 июня 1967 года, министр обороны США Роберт Макнамара приказал начальникам Объединенных штабов подготовить меморандум, определяющий минимальную территорию, необходимую Израилю для обороны от возможных атак арабских стран. Пентагон подготовил меморандум и карту минимальной территории обороноспособности Израиля. Эта карта включает всю Иудею (включая Иерусалим) и Самарию, почти всю Газу, несколько участков Синая и все Голанские высоты. Этот документ настолько не совпадал с американской политикой, что оставался засекреченным до 1983 года.

2. Мнение высших офицеров вооруженных сил США в отставке.

(«Евр. жизнь», 10 января 2001 г. (т.е. еще до 9.11.01), № 01);

– «… Учитывая наш долголетний военный опыт, мы пришли к твердому заключению, что безопасность Израиля имеет огромное значение для политики США на Ближнем Востоке…, а также во всем мире. Америка может смело рассчитывать на преданность сильного Израиля… Организованные Палестинской автономией (Иудея, Самария, Газа – по сегодняшнему новоязу: Западный берег) кровавые беспорядки в Израиле, единственной стране на Ближнем Востоке, являющейся нашим другом и разделяющей наши демократические и гуманитарные ценности. Друзья не оставляют друзей на поле боя».

Подписи (39 высших офицеров всех родов войск):

ВВС – генерал-лейтенанты: М.Андерсон, А.Буршик, Ч.Мей, Э.Пратт и генералы: Дж.Дейвис, Л.Дайнер, А.Хансен, Дж.МакКомбе и Р.Паттерсон.

ВМС – адмиралы: Х.Чайлс, Б.ДеМарс, Л.Эдни, К.Трост, Дж.Джонон, Л.Смит и вице-адмиралы: Ч.Биерс, Д.Джонс, Дж.Пенкинс, С.Шапиро, Дж. Татл и Г.Зеллер.

Морская пехота: г/л А.Блейдс и генералы; Дж.Линч, Л.Тейлор.

Береговая охрана: контр адмиралы Н.Саудерс и В. Мерлин

Армия (сухопутные силы): г/л Р.Баер, П. Сержан, Дж.Бейтс, Дж.Фосс, Дж.Гарнер, Т.Гриффин и генералы:  В.Гаррисон, Д.Гранж, В.Моор, С.Сачноу, М.Робертс, и Т.Вайт (полный текст этого заявления с указанием полных званий и занимаемых должностей подписантов, а также мое послесловие – имеется в моем архиве).

В своем послесловии я повторил: «Друзья не бросают друзей на поле боя, но напасал % я, – «тем не менее, дважды бросила администрация демократа Клинтона «своих друзей на поле боя», дважды – при голосовании в Совете Безопасности и на Генеральной ассамблее ООН эта администрация не наложила «вето» и воздержалась при голосовании решений, поощряющих Арафата на расширение тотальной кровавой войны против всех, молодых и старых, представителей еврейского народа…». Б.Шустев тогда написал об этих голосованиях, что «это позорное предательство Израиля "наиболее преданным другом” является одним из самых низменных актов американской дипломатии». Меня это голосование не удивило, ибо еще до него, тоже бывший демократический президент Картер уже был другом не Израиля, а Арафата и даже принимал его у себя дома. Ну а Клинтон в Белом Доме принял Арафата большее количество раз, чем всех глав государств вместе взятых.

Так что предательство демократами Израиля уже стало традиционным, да и не только Израиля: Картер предал союзника США – иранского шаха Пахлеви и вызвал Исламскую революцию 1979 года, Клинтон неоднократно предавал Израиль Арафату, а наш нынешний президент Обама предал Каддафи и привел в Ливии к власти «аль-Каиду» – боевое крыло «Мусульманских братьев» и предал этим же «Мусульманским братьям» союзника США президента  Египта Мубарака (помните фото его (Обамы) Иудиного поцелуя? Оно имеется в моем архиве).

Сегодня демократы не только бросают друзей, а даже поддерживают врагов.

3. Мнение высших офицеров армии, авиации и флота  США уже после 9.11.01, уже при президенте Обаме (Е.М., №937, май 2010 г.)

– «…Обладая военным опытом десятилетий и имея беспрепятственную возможность встреч с израильскими гражданскими и военными руководителями, мы… непоколебимо уверены в том, что безопасность Государства Израиль является делом огромной важности для Соединенных Штатов и их политики на Ближнем Востоке и Восточном Средиземноморье. Сильный и хорошо защищенный Израиль представляет собой достояние, на которое американские планировщики военной стратегии и политические лидеры могут положиться… Как американские профессионалы в сфере обороны, мы рассматриваем события на Ближнем Востоке через призму американских оборонных интересов. Сегодня обе страны стоят перед лицом общей угрозы терроризма… Израиль и США притягивают друг к другу общие ценности и общие угрозы нашему существованию… На Ближнем Востоке, в этом неустойчивом регионе, столь жизненно важном для американских интересов, было бы глупостью расторгать отношения с таким союзником, как Израиль, или унижать его» (Заявление подписано 50 генералами и адмиралами всех родов войск США и его полный текст имеется в моем архиве).

Повторяю: друзей и союзников, не оставляют на общем поле боя – так говорят военные профессионалы, но именно эту «глупость» и совершает бывший уличный агитатор-социалист, дилетант, ставший главкомом Вооруженных сил США, настойчиво заталкивая Израиль в гетто границ  до 1967 года – вдвое сокращая его территорию, признанную минимально необходимой для обороны. Наиболее четко это мнение сформулировано еще в 1998 году при обсуждении "мирного процесса” и Конгрессе. В справке для Конгресса, представленной группой генералов и адмиралов Вооруженных сил США указано (Слово/Word. №73, стр. 140):

– «Без этих территорий (Иудеи и Самарии) карликовый Израиль станет исключительно соблазнительной мишенью для арабских авантюр и терроризма, а в конечном счете – для решительного военного нападения, способного положить конец существованию еврейского государства… Иудея и Самария стали бы идеальным плацдармом для наступления арабских танков» (обоснование этого вывода приведено мною в Е.М. №1042, май, 2012).

Из пяти областей Израиля (Голаны, Галилея, Иудея, Самария, Газа и Негев с общим размером равным всего лишь территории штата Нью-Джерси, в границах до 1967 г. остаются только Галилея и Негев). Нет сомнения, что на такой территории Израиль устоять не может и в этом случае его ждет судьба Варшавского гетто. Фрагмент из исповеди-завещания одного из последних защитников Варшавского гетто (апрель 1943 г.) приведен ниже (полный текст опубликован мною – Еврейская жизнь, № 8, 18 апр., 2001 г.):

– «Я, Иосель, сын Иоселя Раковера из Матернополя пишу эти строки, когда Варшавское гетто пылает… Еще немного и дом, в котором я нахожусь превратится в могилу. У меня остались еще три бутылки с бензином (зажигательной смесью) после того как несколько десятков уже израсходовано. Варшавское гетто погибает с боем, с выстрелами, с борьбой и в пламени… Смерть не может больше ждать, и я вынужден кончить…

Я горжусь тем, что я еврей, не назло миру, так относящемуся к нам, а именно из-за этого. Я стыдился бы принадлежать к народам, которые произвели на свет и взлелеяли преступников, ответственных за то, что сделали с нами.

Слушай, Израиль! Б-г Всесильный наш, Б-г один!».

Я убежден, что наш урожденный мусульманин, воспитанный коммунистом  Ф. Дэвисом президент, в течение 20 лет бывший постоянным прихожанином чернокожего расиста, антисемита и антиамериканца, известного своим призывом «Боже, прокляни Америку» и утверждением «Государство Израиль –  незаконно», Джеремии Райта (Обама: «он мне как дядя»), друг лидера «Нации ислама» Фаррахана, покровитель «Мусульманских братьев», идейный социалист, Обама – не защитник, а враг Израиля и враг демократической Америки. В своей разрушительной деятельности он пользуется полной поддержкой частично идейно-левой и в большинстве закупленной группами Сороса (Н.Меридиан, № 980, стр. 16, 2012) лидеров Демократической партии, установившей в ней жесткую партийную дисциплину.

Сто лет назад «призрак марксизма уже бродил по Европе» – он породил национал-социализм Гитлера и Союз социалистических государств Сталина. Вопреки предостережению Юлиуса Фучика «Люди, будьте бдительны!», люди допустили эти    социализмы. Сегодня объединенный «призрак» социализма и ислама уже поглощает Европу и набирает силу в Америке и нет оснований полагать, что его режим будет менее жестоким.

Через год – выборы в Конгресс. Кто не хочет гибели Израиля и победы социализма в Америки не должен голосовать за демократов ни на каких федеральных или местных выборах. Люди, думайте о своих детях и внуках, не способствуйте усилению союза социализма с исламом, голосуйте за республиканцев, особенно за представителей «Чайного» движения.
Автор: Виталий Раевский


Источник: http://kontinentusa.com/...
Автор: Виталий Раевский

КАМЕНЬ И ЦВЕТЫ притча



« - Как ты думаешь, почему евреи кладут на могилы  камни?  
   - Что тут думать. Жалко денег на цветы – и все».
                            Из услышанного.

  Жили люди в долине. Жили скудно и скучно, были убеждены, что земля кончается там, где устают ноги, а неба вообще не существует, потому что нельзя достать до звезд, луны, солнца или облаков рукой.
 Соседи с гор убивали и грабили людей долины, и каждое новое нападение становилось для несчастных полной неожиданностью. Бедняги никогда не успевали спрятаться сами или спрятать свои нищенские запасы.
 Голод и болезни довершали то, что не успевали сделать враги.
 Народ долины погибал и, ничто, казалось, не могло помочь ему выжить.
 Но тут появился в долине Человек Мудрый. Он научил погибающее племя добывать огонь, разводить скот, ловить рыбу в реке,  выращивать злаки, и главное - строить крепостные стены для защиты от врага.
  Наступили дни благоденствия, но не мира. Соседи продолжали свои опустошительные набеги, потому что грабить богатого гораздо выгодней, чем потрошить нищету.
 Крепостные стены помогали народу долины сохранять жизни, но все вокруг крепости становилось добычей захватчика.

 И все-таки, народ долины научился искусству улыбки и смеха. Люди разогнули спины и кланялись до земли только при виде Человека Мудрого. Прежде, в пору бедности и полного отсутствия цветов, они могли только камни опустить на могилы усопших. Теперь повсеместные цветники позволили украшать надгробья целыми букетами. И народ долины обратился к Мудрому Человеку за разрешением делать это. И тогда он сказал вот что: «Дорогие мои сограждане! Поверьте мне, что есть вещи гораздо более ценные, чем ваши сады, ваши стада, ваше оружие и даже ваши крепостные стены. Это традиции, пришедшие к вам из прошлых веков. Достаточно забыть о них и не поможет вам ничего из перечисленного. Дарите цветы в радости праздника и забудьте о них в дни печали». 

СЛУГИ АЛЛАХА И КОНЕЦ СВЕТА


«ХАМАС приветствовал организаторов взрыва в пассажирском автобусе в Бат-Яме. В сообщении, распространенном этой организацией, говорится, что "речь идет о легитимном ответе на преступления, совершенные оккупационным режимом"
 В Сирии, как будто, нет «оккупационного режима». Вот сводка  только за вчерашний день: «В шиитском поселке Умм-Амед, к востоку от Хомса, террорист-смертник направил заминированный автомобиль в комплекс школьных зданий. В результате взрыва погибли 20 человек, большинство из них дети, десятки получили ранения, передает ИТАР-ТАСС со ссылкой на информационное агентство Sana. На юге Сирии, в Дераа, под минометный огонь попала старинная церковь Благовещения, расположенная в центре города. Жертвами обстрела стали восемь человек, в том числе трое детей. Еще четверо погибли в административном здании, где разорвались три снаряда. В Дамаске мина упала рядом с отделением банка в христианском квартале Касаа. Погиб один служащий, двое получили ранения. В ходе проведенных сирийскими военнослужащими боевых операций в окрестностях Дамаска уничтожены бандформирования, в составе которых были десятки саудовских, иорданских и египетских наемников, передает Sana. Артиллерия ведет обстрел оплотов боевиков в предместьях Дума, Хараста, Джубар и Дарайя. Удары с воздуха наносятся по их базам в районе горного курорта Забадани, в 45 км к западу от Дамаска. В Алеппо боевики напали на госпиталь "Аль-Кинди" - крупнейший медицинский центр на севере страны. Около сотни солдат, защищавших его, противостояли трем тысячам боевиков из группировки "Джебхат ан-Нусра". Не сумев взять здание штурмом, террористы подогнали к нему два заминированных автомобиля. В результате мощных взрывов госпиталь разрушен. О числе погибших военнослужащих точные сведения не приводятся. В центре северной столицы силы национальной обороны пресекли попытку террористов просочиться к гостинице "Карлтон". Сообщения об ожесточенных перестрелках поступают из разных районов мегаполиса. На подступах к нему авиация наносит удары по скоплениям формирований противника в населенных пунктах Хайян, Харейтан, Майер, Дарет-Изза, Байянун, Зарзур, Хан-эль-Асаль и двигающимся в Алеппо колоннам с оружием и боеприпасами».


 Слуги Аллаха убивают друг друга по всему миру: от Индонезии до Ливии. Это какая-то эпидемия бешенства. Нет места расизму. Среди поклонников Корана люди разных цветов кожи. Получается, что дело в самой вере этих разнокожих граждан. Либералы сразу поднимут вой, что нет плохих религий! Нельзя подвергать сомнению полезность убеждений полутора миллиардов человек. Увы, количество никогда не шло за руку с качеством. Десятки и сотни миллионов верили в неизбежное пришествие коммунизма или в тысячелетний  рейх. Стоила это вера людям слишком дорого. Верховные вожди ислама стоят перед неизбежностью реформ своей веры, из которой следует исключить религиозную нетерпимость к людям иного мировоззрения и вражду между шиитами и суннитами. Они должны сделать попытку хоть как-то обуздать фанатизм масс, научить свою паству жить мире с самим собой и другими народами. Мне скажут, что это невозможно. Но в этом случая мир должен быть готов, что раковая опухоль исламской розни неизбежно пустит метастазы и охватит весь мир. Есть еще выход: у развитых стран, пока что,  в наличии возможность гасить силой очаги исламской агрессии, без фальшивой и глупой поддержки одной из сторон. Увы, это требует еще более крутой реформы международных институтов и общественного сознания, а пока что Запад и США делают все, чтобы вооружить слуг Аллаха ядерным оружием, не желая понимать, что горючая смесь из исламского религиозного  фанатизма и страшной силы ядерной энергии – может навсегда покончить с человеческим присутствием на Земле. Именно об этой легитимности Апокалипсиса и говорят глашатаи ХАМАСа, а евреи и Израиль – это так: требование момента.

ШУМ ОПАСЕН ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ


"В Иваново предновогодний праздник с участием Деда Мороза и Снегурочки подпортило беспрецедентное событие: лошадь, которая привезла бричку со сказочными гостями на центральную площадь, околела прямо во время представления.
Как сообщает сайт ivday.ru, ЧП произошло в субботу. Сказочный кортеж, как и обещала городская администрация, проехал по центральным улицам Иванова и остановился на площади Пушкина, где установлена главная городская новогодняя елка.
При этом лошадь по недосмотру поставили прямо напротив динамиков. И когда громко заиграла музыка, лошадь начала нервничать, упала на землю, стала биться в конвульсиях и околела".

 В Израиле, с помощью разных хитростей, старюсь не ходить на ресторанные торжества. Когда деваться некуда, беру с собой беруши. Да и сами рестораны оцениваю по тактичности звука. Тому две причины. Во-первых, боюсь околеть раньше временеи, как та лошадь в Иваново, во-вторых, вопящие динамики меня вытесняют из жизни даже при действии всех органов чувств. Мир грохочущий для меня синоним ада. Вот та бедная лошадка в России - доказательство тому, что я прав. И еще, как точен был Сергей Довлатов: "Где больше шума, там и собирается народ. Может, в шуме легче быть никем?" А мне все еще хочется быть кем-то.

ОДИНОЧЕСТВО В ТОЛПЕ ЧИТАЯ ИОСИФА БРОДСКОГО


 Он декларировал себя язычником, ветхозаветным евреем, последователем Жана Кальвина… За всеми этими масками были поиски абсолютной свободы  в культурном поле, как он это поле понимал. Он хотел быть тем, кем ему нравилось быть в тот или иной год жизни, но на самом деле Иосиф Бродский был  рабом, фанатиком языка и гениальным поэтом – все остальное «оборочки». Из интервью Анни Эпельбаум: « Когда мы хвалим того или иного поэта, мы всегда совершаем ошибку, потому что хвалить надо не поэта, а язык. Язык не средство поэзии; наоборот, поэт – средство или инструмент языка… Язык – это важнее, чем Бог, важнее, чем природа, важнее, чем что бы то ни было иное, для нас как биологического вида»
 Подарил он как-то мэру Питера – Собчаку свою книгу с такой надписью: «Городскому голове от городского сумасшедшего». Бродский и сумасшедшим имел право быть, тем более, что пару раз его запирали и мучили в психушке Питера.
 Он соглашался быть кем угодно. Боялся только клейма: «лучший». Так и говорил об этом: «… я думаю, корень всякого зла – утверждение: «Я лучше других».
 Далеко не всегда соглашаюсь с Бродским. Я часто спорю с ним, как с живым человеком, нервничая и обижаясь. Мне, порой, не хватает дара Божьего и знаний, чтобы понять и принять сказанное поэтом, но, возможно, здесь дело совсем в другом: ему  не удалось по-настоящему состариться. Он умер, так и не заразившись самыми горькими болезнями преклонного возраста: скепсисом и цинизмом.
 Ну, например: Иосиф Бродский просил Вацлава Гавела поверить, что зло не в коммунизме и посткоммунизме, а в самой порочной натуре человеческой и советовал попытаться эту натуру, пока совсем не поздно, исправить талантливыми и добрыми текстами. Ему так хотелось верить: есть Страна Обетованная, где подобное возможно под мудрым руководством власти. Бродский так и писал президенту государства: « «Учитывая  численность населения Чехии,  это  может  быть  сделано даже  указом,  хотя  я  не думаю,  что ваш парламент  стал  бы возражать. Давая вашему народу Пруста,  Кафку, Фолкнера, Платонова, Камю или Джойса, вы можете превратить, по крайней  мере, одну нацию центральной Европы в цивилизованный народ».
 О том же он заговорил в интервью Майклу Главеру: «Будь у меня какая-то власть, я заставил бы все «Правды» и «Известия» печатать Пруста, чтобы его мог прочесть каждый. Пруста, а потом еще Музиля – писателя гениального в своем умении сомневаться».
 Бродский будто нарочно… даже не роняет, а разбрасывает семена спора. О чем бы ни говорил он: о поэзии, политике, искусстве – поэт уходит от общепринятого стандарта, дразнит собеседника и будущего читателя. Ему нравится словесный поединок. Иногда Бродский сражается сам с собой. Он настоящий рыцарь в дуэли и перчатку   бросает не в лицо, а к ногам оппонента. Он разрешает спорить с ним, когда дает низкую оценку романам-идолам ХХ века: «Мастеру и Маргарите» и «Ста годам одиночества». Ему нравится то, что читают и понимают немногие. Он понятия не имеет, что такое политкорректность. Он согласен подчиниться только одному суду – Божьему.
 Объем его знаний огромен, но объять необъятное невозможно, и рассуждения поэта о музыке, живописи, кинематографе кажутся, порой, слишком наивными, зависящими от вкусовых пристрастий автора. Хотя и «наивные» оценки по-своему гениальны. Спросили как-то Бродского о любимом времени года: «Я думаю, что все-таки зима, - ответил он. – Если хотите знать, то за этим стоит нечто замечательное: на самом деле  за этим стоит профессионализм. Зима – это черно-белое время года. То есть страница с буквами. Поэтому мне черно-белое кино так нравится».
 Замечательный композитор Борис Тищенко был знаком с Бродским. Однажды Тищенко спросили о музыкальных пристрастиях поэта: «А он был тонкий ценитель музыки?» Тищенко: «Он был толстый ценитель музыки. У него были свои заштатные симпатии: Альбинони, Корелли — всякая сладкая, якобы (как говорил Дмитрий Дмитриевич Шостакович) старинная музыка. Когда я ему поставил симфонию Прокофьева, он мне сказал: «Не может быть, чтобы Господь Бог выражался так сложно!» Нет, он не был докой в музыке. А поэт он был гениальный".
 Можно ли быть гениальным поэтом и не быть «докой в музыке»? Не думаю, что Альбинони Бродский ставил выше Прокофьева или Шостаковича. Гениальный поэт не может быть «толстым ценителем музыки», потому что он сам отличный композитор. Только его инструмент слово, а не ноты. Особая, избирательная любовь к Корелли, всего лишь, некое «кокетство». Иосиф чаще говорил о Е. Баратынском, чем о Пушкине. Это не значит, что он не понимал разновеликость этих поэтов. Дело здесь в ином: в убежденности, что Бог говорит с людьми  посредством искусства. Без голоса Бога нет музыки, живописи, поэзии, прозы. Бродский и сам был убежден, что ему диктует Бог. Гордыня?
 «В этом бы Бродский с вами согласился. Однажды он заметил, что научился композиции у музыки. А сколько у него в стихах живописи? Он восхищался Возрождением» В.Полухина из интервью с Лес Моррей.
 Большой художник до последнего часа ученик и не боится признаться в этом. Композиция поэзии Бродского мало похожа на гармонию барокко.
            "Говорят, открылся Пленум".
            "Врезал ей меж глаз поленом".
            "Над арабской мирной хатой
            гордо реет жид пархатый". Ну, какой уж тут Альбинони.
 Гордыня и гордость – разные вещи.  Бродский независим и горд, но он ненавидит пьедестал и трибуну. «Энергия заблуждений», наивная, святая простота, но рядом, в том же интервью Главеру, трезвая, если не жестокая, оценка своей, собственной значимости. И в этом весь Бродский.
 - Стало быть, раздорам, борьбе нет никакой альтернативы?
- Такая альтернатива есть, - ответил Бродский. - Кто-то должен быть совершенно откровенным в отношении будущего. Кто-то, чей голос несет  в себе… ну, хотя бы намек на моральный авторитет.
 - Быть может, Солженицын, как раз считает себя таким вот человеком? Или, возможно, такой человек – это вы?
- Я себя таковым не считаю. Ну и, кроме того, меня никто не будет слушать, поскольку я еврей.
 Здесь, впервые слышна нота природного, неизбежного изгойства. И мужество судить мир с высоты этого самого изгойства.
«Где же проходит главный водораздел — между Солженицыным и Бродским? – пишет Наталья Иванова. - Солженицын негодующе цитирует одну очень важную для понимания обоих фразу Бродского: в ХХ веке для пишущего “невозможно принять [и] себя абсолютно всерьез”. Бродский в этом уверен. И вся его поэзия, исполненная горькой самоиронии, не исключающей постановки самых серьезных, “проклятых” вопросов бытия, это подтверждает. Солженицын уверен — так же абсолютно — в обратном: в ХХ веке пишущий должен принять себя всерьез и нести это бремя».
 Прошли годы. От морального авторитета Солженицына, автора «200 лет вместе», мало что осталось. Голос Иосифа Бродского может слышать каждый, кому еще интересно что-либо слышать и знать.



 Мы родились в одном городе и жили рядом. Он - на углу ул. Пестеля и Литейного проспекта. Я - на углу того же Литейного и Кирочной ул. Три минуты пешего хода от дома до дома. Мы даже учиться начинали в одной школе: 203–ей – «Петершуле», у кинотеатра «Спартак». Наверняка, много раз сталкивались в общественном транспорте, в магазинных очередях и на улице. Если бы я знал то, что знаю теперь…  Если бы… Потом было  поэтическое кафе «Буратино». В Питере открылось такое на волне хрущевской оттепели. Он читал стихи.
    Мимо ристалищ, капищ,
     мимо храмов и баров,
     мимо шикарных кладбищ,
     мимо больших базаров,
     мира и горя мимо,
     мимо Мекки и Рима,
     синим солнцем палимы,
     идут по земле пилигримы.
     Увечны они, горбаты,
     голодны, полуодеты,
     глаза их полны заката,
     сердца их полны рассвета.
 Он читал стихи.  Я слушал и понял тогда, что поэтом мне не стать никогда. Пройдут годы – и он войдет в мою жизнь авторитетом незыблемым,  советчиком, поддержкой в трудные дни сомнений. Судьба разнесет нас в разные части света, но я будто продолжал жить рядом с ним…  Была, впрочем, еще одна встреча с поэтом. Вот я, подростком, иду по Литейному, а он  стоит у будки айсора-чистильщика обуви. Ждет, наверно, кого-то.
 - ЗдравствуйТЕ, Иосиф! – решившись, говорю я.
- Ну, здравствуй! – говорит он, на меня не глядя, и улыбается кому-то за моей спиной. Он идет мимо, навстречу красивой девушке. И сам он красив и силен. Бродскому 20 лет, мне – жалкие 15. Он давно уже ушел из советской школы и советской жизни. Я  там остался, я там застрял на долгие годы. И только после пятидесяти стал лихорадочно наверстывать то, что было утрачено за годы подлого компромисса с системой. Но поздно, поздно… Ничего не поделаешь: человека ведет по жизни сила его дара. У высокого таланта только своя дорога: тяжкая, в ухабах, опасная, у прочих душ человеческих – общая, гладкая, протоптанная толпой.
 Айсора - усатого старика из будки на углу  хорошо помню. Соломон Волков, еврей из Риги, удивился, когда Бродский назвал Сталина Гуталином. Вот и у Владимира Тольца прочел: «Пару лет назад мне пришлось писать реальные комментарии к информационно-образовательному проекту "ХХ съезд". В частности, надо было объяснить одно из прозвищ Сталина - "Гуталин", бытовавшее в конце 1940-х - начале 1950-х годов в среде негативно относящихся к существовавшему политическому режиму (прежде всего это - осужденные по статье 58 УК РСФСР). Мне казалось, все я расписал: и внешнее сходство вождя с уличными чистильщиками обуви -"гуталинщиками" (в Москве и Ленинграде этим промыслом занимались прежде всего айсоры, многие из которых носили "сталинские" усы), и ареал использования этой уничижительной клички; и на Бродского сослался, и на лагерный фольклор, зафиксировавший это словоприменение:
"В кремлевском зале музыка играет,
Благоухают ландыш и жасмин,
А за столом Россию пропивает
Пахан Советов Иоська Гуталин!"»
 Этого гуталинщика Бродский мог каждый день видеть с балкона своего дома. Я его видел реже, но не только видел, но и чинил, по мелочи, у айсора обувь. Весело было думать, что Сталин - «Гуталин» набивает набойки на каблуки твоих ботинок.  Уверен, и Бродскому это было, как нынче говорят, – в кайф.
 Из окна нашей комнаты, выходящей во двор-колодец, я видел близкие купола Спасо-Преображенского собора и слышал его колокола. Сам собор находился через небольшую площадь у окон «полутора - комнат» Бродского. Иосиф Александрович любил поэта и человека Юрия Кублановского. Сам Кублановский писал о Бродском так: « Однажды он мне написал, что его антицерковность продиктована тем, что он жил около Спасо-Преображенского собора и когда пробегал мимо, запах ладана автоматически вызывал у него порыв к рвоте. А ведь мы знаем таких чистокровных евреев, как его друг Анатолий Найман, который все это в себе преодолел и воцерковился”.
 Кублановский не был человеком круга Бродского, а потому он не мог понять, что дело здесь не в физическом, инстинктивном неприятии церковности. Иосиф Бродский в интервью Аманде Айзпуриете: «… за всей русской трагедией стоит одна простая вещь – качество Русской Церкви. Ахматова говорила: «Христианство на Руси еще не проповедано». И была права».
Два типа характера: кошачий и собачий. Владимир Маяковский любил собак, даже себя идентифицировал с собакой. Письма любимой подписывал «твой Щен». Бродский жаловал  кошек. Маяк, несмотря на свой высокий дар, был предан по-щенячьи Советам и Лиле Брик. Бродский гулял сам по себе и клялся в верности только поэзии, слову. В кошачьем характере он видел возможность свободы от всякого мусора, заполняющего душу человеческую. Привожу финал разговора с Любовью Аркус. Беседа состоялась в ноябре 1988 г. : «… Вот, смотрите, кот. Коту совершенно наплевать, существует ли общество «Память». Или отдел идеологии при ЦК. Так же, впрочем, ему безразличен президент США, его наличие или отсутствие. Чем я хуже этого кота?»
  Он любил давать интервью. Здесь я не совсем точен со словом «интервью». Он любил беседовать, разговаривать, спорить с теми, кого уважал и кому, чаще всего, верил. Соломон Волков был точен, назвав свою книгу о поэте: «Диалоги с Иосифом Бродским». В семитомное собрание сочинений Бродского могли с полным правом войти  разговоры, диалоги, беседы с поэтом, но не вошли, образовав отдельное информационное поле, в котором самые приметные сборники опубликованы издательством «Захаров» и журналом «Звезда».
 Наивные люди – спириты. Не нужны столы, магический круг, открытые форточки и горящие свечи, не нужно ждать полуночи. Открой книгу – и вот перед вами даже не дух, а живой Иосиф Бродский.
 Мало у кого из высоких талантов хватило мужества и щедрости заниматься «стриптизом» подобного рода. Не думаю, что страсть к разговорному жанру стала следствием тщеславия лауреата Нобелевской премии.  Бродский был добрым человеком, а добрый человек редко бывает молчальником, по насущной потребности делиться с богатством, отдавать накопленное. Видимо, и отказывать в просьбе о беседе Бродский не любил. Самого поэта было очень много. Избыточность опыта, знаний, идей – все это требовало выхода, причем незамедлительного. Иосиф Бродский всегда знал, что век его, по нынешним меркам, будет недолог.
 О Бродском – гражданине мира и великом поэте - написано множество текстов. О Бродском, национальном поэте не титульной национальности можно прочесть только в интервью с поэтом или с людьми, хорошо его знавшими. Михаил Хейфец нашел простой выход в разговоре с В. Полухиной: «Бродский – конечно, великий российский поэт, но не русский». Это верно – человек раб своих предков, хочет он того или нет. Предков и Бога, в случае еврейского происхождения поэта, даже тогда, когда он клянется в своем атеизме. Пастернаку и Мандельштаму только казалось, что они поэты русские, а не российские, проще говоря, - русскоязычные.
 В том же интервью слова Валентины Полухиной: « Манера чтения Бродским собственных стихов многими воспринималась как имитация иудейской молитвы. Голос, интонация - всегда были для Бродского сутью поэта, «Биографии не оставалось ничего другого, как следовать за голосом, постоянно от него отставая», - пишет он о Цветаевой».
 Здесь Полухина повторяет слова другого героя своего интервью – Анни Эпельбуэн: «… как он читал стихи, это, конечно, удивительно: его манера имела что-то общее с кадишем в синагоге…  Он закрывал глаза, как будто не он читает эти стихи, а целые поколения страдающих, помнящих людей говорят с ним через века».
 Разговор о Бродском: о его поэзии, прозе, судьбе – рано или поздно завершается диспутом или информацией о его вере и национальной принадлежности. Одни об этом говорят с досадой, другие с удивлением, третьи с гордостью. В любом случае, за всем этим - попытка понять, каким образом в тройке великих русских поэтов ХХ века не титульной национальности оказался еще один гений - еврей. Этот феномен русской культуры до сих не осмыслен в должной мере, тем более, что саму эту культуру достаточно верно определил Лесс Моррей, как антисемитскую.
 Тем не менее, еврейство Бродского – всего лишь одна, пусть и заметная, особенность его творчества. Бродский поэт сложный. Стихи его, чаще всего, полны загадок и скрытых смыслов. Сплошь и рядом они существуют ради одной просодии. Свой голос в поэзии дается с великим трудом. Может быть, и по этой причине в интервью и эссе поэт прост и предельно ясен. Тексты эти часто могут служить комментариями, расшифровкой поэзии Иосифа Бродского.
 Время властно над всеми нами, даже над такими большими художниками и мыслителями, как Бродский. Он сам в этом не раз признавался:
«Лишь те заслуживают званья гражданина,
кто не рассчитывает абсолютно ни на
кого - от государства до наркотиков -
за исключением самих себя и ходиков,
кто с ними взапуски спешит, настырно тикая,…
 Вот «тиканье» образца 1979 года. Бродский дает интервью Еве Берч и Дэвиду Чину: « Я не то, чтобы религиозен, вовсе нет. К счастью или несчастью, я не знаю. Не думаю, что я принадлежу к какому-то вероучению. На самом деле, когда в больнице мне задали этот критический вопрос, потому что все может случиться, я был в затруднении».
  В тот год Бродскому сделали первую операцию на сердце. Впрочем, он и спустя семнадцать лет, в час своей смерти, «был в затруднении».
 1982 год. Интервью Свену Биркертсу: « Вообще я не сторонник религиозных ритуалов или формального богослужения. Я придерживаюсь представления о Боге, как о носители абсолютно случайной, ничем не обусловленной воли. Я против торгашеской психологии, которая пронизывает христианство: сделай это – получишь то, да? Или и того лучше: уповай на бесконечное милосердие Божие. Ведь это, в сущности, антропоморфизм. Мне ближе ветхозаветный Бог, который карает… В этом смысле я ближе к иудаизму, чем любой иудей в Израиле. Просто потому, что если я верю во что-то, то я верю в деспотичного, непредсказуемого Бога».
 Отказ от корней, от своего рода – напрямую связан с косвенным сиротством. Проще говоря, добровольным отказом от родителям. Как это было в дикие времена сталинщины. Детям «врагов народа» предлагали отказаться от отца с матерью, стать предателями. Бродский не раз, и не только в эссе «Полторы комнаты», говорил о своей органической, биологической и душевной связи с родителями. В беседе с Евгением Рейном об отце: «Но в принципе, я думаю, что на самом деле все гораздо интересней, потому что не то чтобы он на меня влиял, а просто я был частью его, по сути, я – это он».
Бродский категорически не желал быть выкрестом, но он и к еврейскому движению в мире и США относился настороженно. Бродский, убежденный   враг левого либерализма, не хотел быть «политически обязанным» ни кому, так как считал, что у поэта один долг перед обществом - «писать хорошо». Он хотел быть человеком свободным и «отдельным». Позиция опаснейшая. Талант, значимость его творчества, спасли, хранили Иосифа Александровича в эмиграции от зависти, мести и козней людских… Что еще? Повторюсь - доброта. Доброта, как единственный вид правоты. Она помогала ему выжить в России, помогла и в мире, говорящем на других языках.  В одном из интервью Бродскому задали редкий вопрос: « У вас есть что-то от матери. Или?...  «Вы знаете, - ответил он, - мне трудно говорить об этом, но я думаю, что если во мне есть какие-то положительные качества и какая-то степень душевной доброты, то это от нее».
 Доброта и нервы. В интервью Биргит Файт: «… у меня нет ни философии, ни принципов, ни убеждений. У меня есть только нервы». Бродский считал, что этого достаточно. И был прав. Из книги Симона Шноля «Гении и злодеи русской науки»: «Условие благополучного завершения метаморфоза — сохранение нервной системы. Нервные центры — скопление нервных клеток (ганглиев) — видоизменяются, но сохраняются, а с ними сохраняется память о приобретенных личинкой рефлексах и способах поведения. А потом в этом кажущемся хаосе формируются новые органы: суставчатые конечности, другой ротовой аппарат (чтобы питаться нектаром, а не грызть листья), образуются мохнатые антенны для ориентировки и прекрасные крылья. Оболочка разрывается. Над цветущим лугом в голубом и солнечном небе летит чудесная бабочка... Условие биологического метаморфоза всегда одно — сохранение и совершенствование нервной системы».
 По Симону Шнолю гений нации и есть ее нервная система: ученые, поэты, композиторы… Исчезнут они – и никогда червяк гусеницы не превратится в «чудесную бабочку». К какому народу принадлежала нервная система Иосифа Бродского: еврейскому, русскому, английскому? Глупый вопрос. Поэт и здесь хотел принадлежать только слову, как таковому, чудесной способности рода людского к речи, то есть к крыльям, могущим поднять человека над цветущим лугом к голубому, солнечному небу.
 Бродский не считал, что он что-то должен «обществу», как и не думал, что «общество» что-то должно ему. Он не был трибуном, «горланом и главарем».  Из интервью Адаму Михнику, 1995 г.:  « То, что говорит Солженицын – монструозная бредятина. Как политик он полный ноль. Обычная демагогия, минус изменен на плюс… Факт, что Россия не Франция или Англия. И нам еще предстоит кое-чему научиться. Особенно писателям. Их задача – писать книги, а не лезть на трибуны. Если же он лезет на трибуну, то мы говорим о нем, ты знаешь, как о ком… Только не как о писателе».
 Боюсь, что Бродский не подозревал, как плохо станет с читателем через 17 лет, а потому писателям не останется ничего другого, как «лезть на трибуны».  Но в те годы поэт не мог пожаловаться на отсутствие внимания к его слову. Он и по этой причине  ни к кому и к чему не хотел примыкать открыто. Тем не менее, Биркертс сообщает поэту, что его стихи Бостонский университет включил в список обязательного чтения по курсу «Новейшая еврейская литература».
 - От души поздравляю Бостонский университет! – смущен Бродский. – Не знаю, право, как к этому отнестись. Я очень плохой еврей. Меня в свое время корили в еврейских кругах за то, что я не поддерживаю борьбу евреев за свои права. И за то, что в стихах у меня слишком много евангельских тем. Это, по-моему, полная чушь. С моей стороны тут нет никакого отказа от наследия предков. Я просто хочу дать следствию засвидетельствовать свое нижайшее почтение причине – вот и все».
 Бродский хотел думать, что христианство должно быть полно «нижайшего почтения» к иудаизму. Собственно, уже тогда он, в этом смысле, идейно примыкал к нынешнему движению евангельских христиан в США. Повторю, человек добрый, он искал мир между «причиной и следствием», ясно сознавая опасность наступления варварства. Именно в этом корни «отдельности» Иосифа Бродского.
  Из интервью  Дэвиду Бетеа «Наглая проповедь идеализма», 1990 год:
- … Вам не нравится, когда о вас говорят как о русско-еврейском поэте. Вы не хотите принадлежать ни к еврейской, ни к какой-либо другой группе…. Вы не были воспитаны этнически и религиозно как еврей… Три великих поэта и интерпретаторы христианства – Мандельштам, Пастернак и вы – евреи. Как вы расцениваете статус еврея в русской культуре?
- Я стопроцентный еврей, у меня еврейская кровь. Так что здесь для меня вопроса, кто я, не существует. Но в течение всей жизни я так мало обращал на это внимания, даже будучи молодым человеком, хотя в России молодым еврейским людям напоминают об их происхождении каждые пять минут…. Как бы вам сказать? Я в сущности до конца не осознавал себя евреем. К тому же, если вы живете в контексте тотального агностицизма и атеизма, не столь уж важно, кто вы: еврей, христианин, аристократ или не знаю, кто еще. В каком-то смысле мне это помогло забыть свои исторические и этнические корни… С течением лет я чувствую себя куда большим евреем, чем те люди, которые уезжают в Израиль или ходят в синагоги. Происходит это в силу одной простой причины: мое понимание, мое чувство своеволия Всевышнего более глубокое… Моя причастность… не столько, может быть, к этносу, сколько к его духовному субпродукту, если хотите, поскольку то, что касается идеи Всевышнего в иудаизме, довольно крепко привязано к тому, чем я  занимаюсь».
 «Каждые пять минут». Невольно вспомнил слова Михаила Шемякина о том, почему его друг так и не посетил Питер: ««Я знаю, почему Иосиф Бродский не хотел возвращаться в Россию с его измученным, больным сердцем. Он боялся услышать из зала «жидовская морда» и получить инсульт или инфаркт».
  Бродский не боялся смерти, но очень больное сердце заставляло помнить о ней. Впрочем, и мысли о неизбежном и, вернее всего, близком конце  поэт считал благотворными, неким «редактором» того, что он писал. Все так, но самоубийцей Бродский не был.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили гнилой,
Из него раздаваться будет лишь благодарность.
 Он и в самом деле был благодарен своему больному сердцу, и коммунистам, загнавшим Бродского в ссылку, а потом выбросившим его  из России. И, конечно же, человек со счастливым характером, он искренне был благодарен своему еврейству. И не желал понимать собеседников, которым хотелось сродниться с ним не только на почве поэзии. Думаю, понимал он и то, что причиной подобных попыток может быть латентный антисемитизм.
 - Мне жаль тебя, - говорил Бродский, беседуя с Адамом Михником, - но я еврей. Стопроцентный. Нельзя быть евреем большим, чем я. Отец и мать – никаких сомнений, без капли примеси. Но я думаю, что я еврей не только поэтому. Я сознаю, что в моих взглядах присутствует некий абсолютизм. Если же взять религиозный аспект, если бы я сам себе формулировал понятие Высшего Существа, то сказал бы, что Бог – это насилие. Ведь именно такой Бог по Старому Завету. Я это ощущаю очень сильно. Именно ощущаю, без каких-либо доказательств».
 В одной из своих прежних заметок о поэте я писал, полемизируя с неким И. Спиваком: «Итак, Иосиф Бродский считал себя евреем не только по папе и маме, но и по ВЕРЕ. Здесь не место доказывать, что под словом "насилие" далеко не всегда нужно понимать зло... И все же скажу несколько слов. Насилие над рабством в душах человеческих, над языческими предрассудками, над злыми и порочными страстями потомков Иакова - разве это не Бог Ветхого Завета. Разве не насилие сотворил Всевышний над праведником и страдальцем Иовом, да и над всем еврейским народом, сделав его народом "отдельным", "избранным".»
 Думаю, что и религиозность Иосифа Бродского была искренней и абсолютной по тому «ритуалу», который он неукоснительно соблюдал. Из интервью Дэвиду Бетеа: «… мне кажется, что моя работа по большому счету есть работа во славу Бога. Я не уверен, что Он – насколько я могу себе представить Его – обращает на нее внимание… что я ему любопытен… но моя работа, по крайней мере, направлена не против Него. Не важно, что я там провозглашаю в каких-то заявлениях. Ему это по душе. Главное, каким ты представляешь себе Всевышнего и как он довлеет над доктриной и твоими возможностями. Я думаю, именно это нам зачтется, и пусть меня изжарят на сковороде, но я уверен, но я уверен, что наша работа в наших областях  куда больше значит, чем стандартная набожность… Однажды у меня у меня состоялся любопытный разговор с Тони Хектом… он сказал: «Не кажется ли вам, Иосиф, что наш труд – это в конечном итоге элементарное желание толковать Библию». Вот и все. И я с ним согласен».
 «Главное, каким ты представляешь себе Всевышнего». Большой поэт и здесь не мог обойтись без изысканной образности. Из интервью Давиду Бетеа: « Я понял, что в сравнении с горными вершинами индуизма иудаизм является чем-то, вроде сильного воздушного течения в пустыне, у которого нет конца и начала, и что мне предстоит войти в это течение».
 Вот не был человек в Израиле, не бродил по Негеву и Синаю, а все почувствовал и все понял. Фанатик слова вполне мог услышать голос предков, ищущих Бога не в горах, а в тишине пустыни под звездным небом.
«У православного, вовлеченного в проблемы своей церкви, знающего ее историю Солженицына, в творчестве религиозная тема почти отсутствует, - писал Лев Лосев. - Для “плохого еврея” и “христианина-заочника”, по собственным ерническим определениям, Бродского вера, “свет ниоткуда” — самая постоянная тема самой страстной лирики».
 Как мы видим, не только лирики.  Атеист по воспитанию Иосиф Бродский «с течением лет», приходит к мысли Федора Достоевского, что «еврей без Бога как-то немыслим». Значит, и он, как еврей, без Бога немыслим. Но читаем дальше в интервью Дэвиду Бетеа:  - … Это происходит оттого, что мы народ Книги, - говорит Бродский. – У нас это, так сказать, генетически. На вопрос о том, почему евреи умные, я всегда говорил: это потому, что у них в генах заложено читать справа налево. А когда ты вырастешь и оказываешься в обществе, где читают слева направо… И вот каждый  раз, когда ты читаешь, ты подсознательно пытаешься вывернуть строку наизнанку и проверить все ли там верно.
 - Как в Талмуде…
- Верно…  Я не люблю громких слов, вроде «сохранения культуры»… Мы защищали культуру, но в самом  широком смысле слова, не русскую, не еврейскую культуру, а просто – цивилизацию от варваров.
  Иосиф Бродский не был расистом, но в безразличии к проблеме «крови» поэта не упрекнешь. Он предельно откровенен в разговоре с Элам Рот: « По вопросу души мне, полагаю, придется вернуться к Библии. У каждого, кто слышит о подобных вещах, возникает естественный вопрос: где помещается душа в человеческом теле? И я, помнится, читал в Книге Левит; там описывается жертвоприношение, и это была инструкция, как поступать после принесения в жертву животных. «Ешьте мясо животных, но что до крови, не пейте кровь, потому что в крови их душа. Поэтому я начал воспринимать кровь как вместилище души. И настолько, что однажды, когда у меня была операция, и мне делали переливание крови, я был озабочен тем, какую кровь получу».
 Бродский не соблюдал кашрут, при точном понимании этого табу, но варвар для него – это существо вне Закона,  пьющее кровь жертв.
 Человек, Бога ищущий или к Богу идущий, не может обойтись без попыток определить сущность добра и зла. Иосиф Бродский, исполненный хасидского духа (о чем он не догадывался), был убежден, что концентрация на зле – ловушка дьявола. Тезис этот поэт и философ повторял неоднократно. В разговоре с Чеславом Милошем остановился на нем  подробно: «… не кажется ли вам, что размышления о зле как таковое уже есть его, Зла, или частичного зла, победа, поскольку человеческому рассудку легче сконцентрироваться на зле, чем на иных, скажем так, метафизических категориях?»
 Бродский прав, рассуждая о добре, ты открываешь перед собой горизонты света, думая о зле, попадаешь в тупик ада, но одно дело теории, а другое – практика. Без точного определения зла, человек беззащитен перед ним, он не способен сохранить свой дом, свою семью и свои идеалы, если не расставит по местам добро и зло. Защита не терпит полутонов. Не знаю - стал бы настаивать на своем тезисе Бродский, если бы оказался в Израиле, а не в США.
 Впрочем, Бродский был плоть от плоти российской культуры, настоянной на слезе пессимизма. Он говорил, отвечая на вопросы Свена Биркертса: «Мир меня давно не удивляет. Я думаю, что в нем действует один-единственный закон – умножение зла. По-видимому и время предназначено для того же самого».   Да и сам Иосиф Бродский не страшился, иной раз, попадать в «ловушку дьявола», особенно тогда, когда ему приходилось говорить о России и СССР. В беседе с Мириам Гросс была помянуты интеллектуалы Запада, симпатизирующие большевицкому режиму.
 Бродский: «Всякий, кто симпатизирует политической системе, уничтожившей шестьдесят миллионов подданных ради укрепления своей стабильности, должен быть признан законченным идиотом. В лучшем случае может идти речь о задержке в развитии».
 Поэт – добрая душа и не подумал о корысти, но как часто только ради денег мы можем наблюдать «симпатии» к чуждой «системе», враждебной твоему народу и твоей же стране. Предательство отлично оплачивается. В этом нетрудно убедиться в Израиле, где подобное считается издержками демократии, а не преступлением.
 В интервью Виллему Г. Вестстайну: «… несправедливость во имя коммунизма задевает меня больше, чем несправедливость на Западе. Коммунизм означает безысходность, это источник зла, он излучает зло. На Западе есть всегда надежда на улучшение».

 Но вот пришел конец очередному кровавому эксперименту, и Бродский ясно видит контуры очередного зла.  «Наш мир становится вполне языческим. И я задумываюсь, а не приведет ли это язычество к столкновению – я страшно этого опасаюсь, - к крайне жесткому религиозному столкновению – пусть слово «религиозное» здесь не очень удачно – между исламским миром и миром, у которого о христианстве остались лишь смутные воспоминания. Христианский мир не сможет себя защитить, а исламский будет давить на него всерьез». Все это сказано Бродским  Гжегожу Мусилу в 1990 году, за 11 лет до крушения башен – близнецов, своего рода объявления фанатиками ислама войны Западу. 
 Бенгт Янгфельд пишет: «Заявление Бродского, что он «никогда не был более счастлив, чем во время шестидневной войны», звучало не столько декларацией о поддержке еврейского государства, сколько выражением удовлетворения тем, что арабские государства и их покровитель СССР получили по заслугам». Написано это левым либералом. Верно, сионистом Бродский не был, но в битве Израиля с арабами он видел сражение цивилизации с варварством. Этого швед не понял, и понять, как человек идеологически ангажированный, не мог.
 Агрессия варварства - один из главных лейтмотивов  в творчестве Иосифа Бродского. Здесь он охотно и часто концентрировался на зле. Стихи и проза поэта на эту тему сегодня носят характер пророчеств. Гуманист Бродский был далек от химер общепринятого либерализма, продиктованного глупостью и трусостью. Вот строки из эссе «Путешествие в Стамбул»: «О эти  бесконечные,  непрерывные  войны: против неверных, против  своих же  мусульман-но-шиитов,  за  расширение империи,  в отместку за нанесенные обиды, просто так и  из самозащиты. И о, этот институт янычар,   элита   армии,   преданная   сначала   султану,   но    постепенно вырабатывавшаяся в отдельную, только со своими интересами считающуюся касту, - как все  это знакомо! О,  все эти чалмы  и  бороды - эта униформа головы, одержимой только одной  мыслью:  рэзать -  и  потому  - а не  только из-за запрета, накладываемого исламом на изображение чего бы то ни было живого, - совершенно неотличимые друг  от друга! Потому, возможно, и "рэзать", что все так друг на друга похожи и нет ощущения потери. Потому и "рэзать", что никто не бреется. ""Рэжу", следовательно существую".
 Толпа однолика. Как это все ненавидел Бродский.
« Мы здесь и сгинем. Горькую судьбу
гордыня не возвысит до улики,
что отошли от образа Творца.
Все будут одинаковы в гробу.
Так будем хоть при жизни разнолики!» АNNO DOMINI
 Все знакомо. Сначала безликие, беснующиеся толпы, вопящие: «Аллах акбар!» А затем типичная информация в СМИ: «В половине одиннадцатого утра в иерусалимском трамвае на военнослужащую ЦАХАЛа напал араб и ударил ее ножом в районе груди. 19-летняя девушка была госпитализирована в больницу "Шаарей Цедек". Ее состояние врачи оценивают как тяжелое». Они существуют, только когда режут. Мыслить, по определению Рене Декарта, соседи Израиля категорически отказываются. К чему это народу, пьющему кровь жертв? Народу, для которого смерть каждого, пусть грудного младенца, но еврея – национальный праздник.
 Еще более резко, в лоб, в интервью Гжегошу Мусялу: « Наш мир становится вполне языческим. И я задумываюсь, а не приведет ли это язычество к столкновению – я страшно этого опасаюсь – к крайне жестокому религиозному столкновению…  Прагматики утверждают, что разница между двумя мирами не столь уж велика. Я же в это ни секунды не верю. И полагаю, что исламское понимание мироустройства – с ним надо кончать. В конце концов, наш мир на шесть веков старше ислама. Поэтому полагаю, у нас есть право судить, что хорошо, а что плохо».
 Сказано это Бродским за шесть лет до крушения «башен – близнецов».  Сказано точно, но здесь он невольно забыл, что «наш мир», а точнее и его, еврейский мир, старше ислама не на века, а на тысячелетия, но и с этой поправкой сказанное поэтом наивно. Бродский, новатор поэтической речи, был убежден в своем святом праве на эту, особую речь. Точно так же адепты новых идеологий  (коммунизма, фашизма, ныне фанатики ислама) убеждены, что старый мир им не указ.
 Сам Бродский хотел и был причастен к этому «старому миру», миру иудео-христианской цивилизации, чья основа была положена текстами Библии. Он говорил в интервью Чеславу Милошу: « Я бы, надо сказать, почаще употреблял выражение иудео - христианство, потому что одно немыслимо без другого. И в общем-то это примерно та сфера или те параметры, которыми определяется моя, если не обязательно интеллектуальная, то, по крайней мере, какая-то душевная деятельность».
 Мудрец-Бродский в сравнительно-вегетарианское время понимал то, что упрямо не хотят понять сегодня русскоязычные писатели -  евреи выкресты .  «Лично мне никогда не справиться с моим личным еврейством, - пишет Людмила Улицкая, - оно надоело мне хуже горькой редьки… Я так хочу быть свободной – еврейство не даёт мне свободы». Бродскому не мешало еврейство быть свободным.  Напротив – помогало. Улицкой – мешает. Думаю, ей и таким, как она, оковами не «пятый пункт», а банальная юдофобия. Ненависть к своему народу – распространенная форма духовного рабства.
 Конечно же, великий миротворец – Бродский принимает желаемое за действительное. Иудаизм прекрасно мыслил и мыслит себя без христианства, способен находится в одиночестве и сегодня, но поэт понимал, что угроза наступления варварства делает неизбежным согласие между двумя родственными религиями.
 Он сам хотел быть этим связующим звеном. Больше ни к какой партийной, гражданской, классовой и или расовой общности Бродский примыкать не желал. Причину такого выбора он ясно указал в интервью с Дереком Уолкотом: «Задача человека, прежде всего, в том, чтобы понять, что он такое. Первый его заданный себе самому вопрос должен касаться не того, американец он, итальянец, швед, швейцарец или японец; не того, верит ли он в Бога и какой философии придерживается. Вопрос таков: труслив я или, может быть, храбр, честен или бесчестен я с людьми, как я обхожусь с противоположным полом?»
  Замечательно! Но может ли  сам человек ответить на эти вопросы? Его ли это персональное дело, а не друзей, родных, знакомых, его женщин, наконец? Человек рожден быть человеком. Здесь спорить трудно, но все это общие слова. Существенные разборки и в жизни личности, в жизни народов и государств начинаются с тех определений, которые поэт считал не столь важными. Проще говоря, с вопросов анкеты, на которые человек способен ответить искренне. Нужно быть одиноким великаном в пустыне, чтобы рассчитывать только на себя и власть времени. Людям «нормального роста» приходится считаться с другими, прямыми вопросами анкет. Тем не менее, Бродский прекрасно понимал, что без ясных ответов на эти вопросы человеку не обойтись. Не захочешь ответить сам, за тебя ответят другие.
 Из интервью Джейн Б. Катц: « Довольно рано пришло ко мне понимание того, что я еврей. Мою семью ничего не связывало с иудаизмом, абсолютно ничего. Но у системы был способ заставить осознать свою этническую принадлежность. В Советском Союзе есть удостоверяющий ее документ… Антисемитизм в России в значительной степени порождается государством… В школе быть «евреем» означало постоянную готовность защищаться. Меня называли «жидом». Я лез с кулаками. Я довольно болезненно реагировал на подобные «шутки», воспринимая их как личное оскорбление».
 Бродский постоянно возвращался к «еврейской» теме или его упрямо возвращали к ней. Из интервью Мириам Гросс: « Я был воспитан вне религии, но  не мог не знать, каково быть евреем: это вроде отметины. Люди называют тебя «жид», тебя преследуют антисемитские замечания; в какой-то степени человек становится изгоем. Но может быть, это и хорошо: это вынуждает тебя быстрее проверить, что ты собою представляешь».
 Далее следует точнейшее наблюдение. Я сам не раз думал, почему юдофобия так развита в двух сферах: в среде детей-подростков и интеллектуалов разного рода. Почему простой мужик в Вологодской деревне мало задумается, какой национальности встречный, а его земляк – писатель В. Белов – теоретик юдофобии. В ответе Бродского это звучит так: « Позже, работая на заводе, в деревне, даже сидя в тюрьме, я удивительно мало сталкивался с антисемитизмом. Сильнее всего антисемитизм проявлялся  у литераторов, интеллектуалов».
 Зависть, тщеславие, гордыня – извечная почва для юдофобии. Острота конкуренции ведет к смертельному поединку. Литератор, сплошь и рядом, отрицает достоинства и значимость коллег по труду. Он желает быть на Парнасе в одиночестве, подталкивая к обрыву соседей. Еврей, по традиции и привычке, кажется ему самой легкой жертвой.
 Но вернемся к Бродскому.  Мириам Гросс спешит поставить все точки над i.
 - А как вы переживали свое еврейство как таковое?
- Я мало задумываюсь об этом, - ответил Бродский, – хотя бы потому, что всегда старался, возможно самонадеянно, определить себя жестче, чем то допускают понятия «раса» или «национальность». Говоря иначе, из меня плохой еврей. Надеюсь, что и плохой русский. Вряд ли я хороший американец. Самое большее, что я могу о себе сказать: я есть я, я – писатель».
 Сказанное Бродским достаточно банально, чтобы быть правдой. Еврейство обрекало на изгойство. Выбор невелик – Иосиф Александрович выбрался из одной одиночной камеры, чтобы попасть в другую, на которой висит  табличка – «Поэт». Об этом не раз напоминала коллегам по перу обоготворяемая Бродским Марина Цветаева.
 Он сам говорил об этом часто. Из интервью Дэвиду Бетеа: « …идея Всевышнего в иудаизме, довольно крепко привязана к тому, чем я занимаюсь. Более того, природа этого ремесла в каком-то смысле делает тебя евреем, еврейство становится следствием. Все поэты по большому счету изгои в своем обществе».
 - Что означают слова Цветаевой, что все поэты – жиды? – спрашивает у Бродского Адам Михник.
 - Что их положению не позавидуешь, - отвечает Бродский. – Что они все изгои. Что они не нужны. Отчуждены.
 Ярко и трагически точно об этом в разговоре с Дереком Уолкоттом: «… вы всякий раз - где бы вы ни были – являетесь чужими. Я очень ясно помню, как сидел у себя в комнате, в своем родном городе, в России, и писал стихи – а потом прогуливался по улицам, и люди вокруг производили  на меня впечатление абсолютных иностранцев… Поэтому совершенно нет разницы, когда ты обнаруживаешь себя где-нибудь в другом месте, в другой стране, среди действительных иностранцев, говорящих на ином языке».
 Но за сказанным не только вечное и неизбежное одиночество творца. Все усугубляется чудовищным опытом ХХ века, опытом фашизма и коммунизма, кровавой практикой геноцида и террора. Большой поэт оказывается не только иностранцем в любой стране мира, он утрачивает веру в ценности, некогда казавшиеся незыблемыми. Из беседы с Адамом Михником: « Выражаясь брутально, пусть Х1Х век не учит нас жить. В двадцатом столетии мы увидели совершенно иной образ. В Х1Х веке существовала идея народности. Идея  справедливости, которую каким-то способом следует достигнуть. В ХХ веке идея народа как носителя некоей истины – попросту уровень детского сада».
 Бродский не кичится своим одиночеством, изгойством, отсутствием веры в любой народ. Он не видит трагедии в том, что в обозримом будущем людям не достичь справедливости, но он верит в правоту и силу одиночества. Мне кажется, что и в этом выражается глубинное еврейство поэта.
 Гений обречен на ужас, отчаяние и восторг одиночества. Но и здесь есть место дуализму. Иосиф Бродский был счастлив  в ссылке, когда в 6 часов утра, вместе со всем народом, шел за нарядом. Он сам в этом признавался.  Как и признавался в своем одиночестве: «…человек, создавший мир в себе и носящий его, рано или поздно становится инородным телом в той среде, где он обитает. И на него начинают действовать все физические законы: сжатия, вытеснения, уничтожения». Вот и Франц Кафка – как он бежал от потомков Адама и Евы, как он боялся их, а в Дневнике: «Какое счастье быть вместе с людьми».
  «Вместе» подразумевает: хочу быть, как все, а это невозможно. Ты рожден другим, отдельным. Нравится тебе или нет, ты вынужден глодать черствый сухарь одиночества.
«Сколько мог, я старался жить сам по себе, - говорил Бродский, - на отшибе, по возможности приватным образом, заниматься своим делом, жить своей собственной жизнью и не играть чью-то, даже свою, роль, потому что я знаю, что никакой роли я сыграть до конца как следует, не сумею». Он прав. Роль еврея, христианина, сына, отца, что там еще? Бродский сыграть должным образом не смог. Вот роль поэта удалась наилучшим образом. А когда человеку удается сыграть хотя бы одну роль – это большая удача и подарок судьбы.
 «Без господдержки смерть «толстых» журналов — вопрос времени. Надо наконец-то понять: серьёзное искусство неконкурентоспособно! Ради голой девки газету купят скорее, чем ради стихов Бродского или изречений Бодрийяра». А. Василевский,  гл. редактор журнала «Новый мир».
  Не так все просто. Бодрийяр – философ, личность специальная для «специальных» людей. Иосиф Бродский умер на излете ХХ века. Все его стихи сотню раз перепечатаны. С тем же успехом главред может жаловаться, что он печатает стихи Пушкина, а читатель к журналу равнодушен. Нужна «новая кровь» вместо «голых девок», а ее нет. Нет «серьёзного искусства», а есть подделки под него. Натуральная «голая девка» лучше имитации разных художеств. Кризис – исчезает «нервная система» человечества. Вот и весь секрет.
 Долго искал текст для завершения этого  монтажа документов и нашел его в январском номере питерского журнала «Звезда», за 1997 год, полностью посвященного умершему год назад Иосифу Бродскому.
Валентина Полухина спрашивает Льва Лосева:  -… Не кажется ли вам, что Бродский находит духовную опору скорее в языке, чем в вере?
 -… Мне смехотворны нападки на христианство Иосифа или иудаизм Иосифа, или атеизм Иосифа и т. д., - отвечает Лосев. – У меня лично есть свои соображения на этот счет. Я думаю, что в русской литературе нашего времени, в русской поэзии после Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама не было другого поэта, который с такой силой выразил бы религиозность, как таковую, в своей поэзии… Но обсуждать его личные верования я совершенно отказываюсь».

 Уверен и нам это ни к чему. Достаточно убедиться, что всю свою жизнь великий поэт Иосиф Бродский искал Бога, стремился к Богу и боролся с Богом, словно имя ему было не Иосиф, а Израиль.