ГЕН АГРЕССИИ

Статья эта написана лет 13 назад, но и сегодня готов подписаться под ее текстом.

 Почта в нашем районе  Холона сквернейшая:  максимум три вялые дамы по ту сторону окошка и, как результат, длинные очереди. И это при странном разделении труда. Деньги принимают все дамы, но торгуют конвертами, марками, бланками не все.

 Скандалы на нашей почте – дело обычное. Вот и сегодня одна из работниц отказалась продать молодому человеку конверты, послала его в другую очередь, но клиент оказался тертый. Он сразу стал кричать, что это безобразие. Почему его заставляют бегать, крадут его время? Дама молча выслушала его крик и отправилась пешим ходом за конвертами, а настырный юноша сразу успокоился.

 В который раз подумал, почему крик, напор – помогает в борьбе с мелким чиновным людом в Израиле, а в России точно такое же поведение могло лишь ухудшить положение просителя.

 Вот на этой почте и появилась у меня догадка, может быть и достоверная: молодой человек криком показал даме, что он такой же еврей, как и она, то есть дама – вовсе не охотник, назначенный свыше убивать время клиента, калечить его нервы и так далее, а такая же жертва, как он сам. Служащая живо усвоила урок и повела себя так, как положено.

 В России практически каждый бюрократ - охотник. Он охотится за вашими деньгами, вашим здоровьем, вашим временем. Он поставлен властью, чтобы «отстреливать» просителей, а не выполнять их просьбы. Кричать на охотника бесполезно. Он только быстрее «нажмет на курок».

  Вспомнил я об этой свежей истории вовсе не затем, что соорудить очередной, бытовой очерк с целью исправлять положение в сфере обслуживания граждан и так далее. Нет, иная, более серьезная проблема, стоит за этим привычным и обычным скандалом на почте. Но начну снова издалека.

Наша псина, нежнейшее и добрейшее создание, ведет себя, порой, самым возмутительным образом: бросается на кошек, пугает воробьев и голубей, разную, водоплавающую птицу в соседнем парке решительно и грубо гонит с берега в воду. Дома наша собака готова охотиться за тенями и солнечными зайчиками. Достался бедному созданию от дальнего предка  почти в полном объеме – ген охотника. Почти, потому что бросаться-то на дичь наша псина бросается, только не с целью получить жирный, кровавый кусок, а так, чтобы потешить, ублажить свой инстинкт игрой в охоту.

 Псу соседа, собаке той же породы, ген охотничий не достался. Плевать ей на кошек и голубей, а о солнечных зайчиках и говорить нечего. Охотником, выходит, нужно родится.

 Еврей и араб – люди тоже одной «породы». Только еврей взвалил на себя тяжкую ношу «народа Божьего» и тысячелетиями вытравливал из своего генного кода охотничий инстинкт, страсть к мучительству, а вместе с ним и ген агрессии. Арабы, как были охотниками, так ими и остались. Да и не одни арабы.

 Как ту  не вспомнить культовый, русский фильм «Брат». Главный герой этого фильма признается, что «евреев он не очень» жалует, а  к немцам относится нормально. Евреи, выходит, буки–бяки, а недавние палачи славянства, отправившие на тот свет десятки миллионов русских людей, не вызывают у героя чувств отрицательных.

  И вот фильм, сделанный природным антисемитом, приобретает феноменально-разоблачительный характер. Положительный, таким он задуман авторами, герой становится обычным, серийным убийцей, то - бишь – профессиональным охотником на людей.

 Мало того, режиссер с видимым удовольствием снимает предсмертные судороги подстреленных жертв, прославляя, тем самым, мучительство, как таковое.

 Слышу, как  израильское радио призывает граждан бороться с антисемитизмом, и думаю, в очередной раз, что борьба эта обречена на поражение и вовсе не потому, что, руководствуясь здравым смыслом, невозможно доказать неким безумцам, что евреи не пьют кровь христианских младенцев и вообще ее не пьют, а потому, что вытравить из охотника агрессивный инстинкт – задача нечеловеческой силы.

 Выходит, потомки Иакова, добровольно согласились на роль жертвы. Евреи - дети Ицхака, жертвы, спасенной Создателем. Но представить себе Ицхака с ножом, занесенным над своим сыном – невозможно.

 Евреи и были последние две тысячи лет жертвой, сохраняя свой род чем угодно: деньгами, знанием, хитростью, мастерством, талантом, врожденной способностью к компромиссу.

  В прошлом веке выяснилось, что такой защиты недостаточно, и тогда появился сионизм, Еврейское государство и Армия Обороны Израиля. Казалось, что новый стиль защиты спасет еврейские жизни. Мало того, охотник перестанет считать евреев жертвой, примет в свои ряды охотников и перестанет ненавидеть, как ровню.

 - Создатель! – сказали евреи. – Ты ошибся. Мы не жертвы, мы – народ пророков, героев и царей. Мы не хотим больше терять своих детей в огне чужой ненависти. Мы обязаны защитить их.

 Но не все так просто: почти каждое государство – это собрание охотников за чужими землями, чужими душами, чужой собственностью. Кто знает, может быть, и Земли обетованной  лишил Всевышний евреев только затем, чтобы подавить в «избранном народе» охотничий инстинкт.

 Израиль старался. Он одерживал победы в многочисленных войнах, он скрипел танковыми гусеницами и шумел моторами самолетов. Он брал солдат неприятеля в плен тысячами, он уничтожал непримиримых врагов, но другим народом так и не смог стать. Еврей, как и был жертвой, так ей и остался. Потомки Иакова научились огрызать, то так и не смогли осилить науку смертельной охоты.

 Побежденные арабы не без оснований решили, что потомки Иакова лишь притворяются охотниками, а на самом деле они только и думают, как затаится в своей теплой норе, и добывать хлеб насущный, чем угодно, только не с помощью агрессии.

 Когда-то, давним - давно, великая, мудрая, нечеловеческая Сила разобралась в том, что такое человек и в том, что представляет для этого вида живого смертельную опасность. Сила эта поняла, что инстинкт охотника, ген агрессии, рано или поздно примется за уничтожение самого человека, и остановить этот чудовищный процесс сможет лишь попытка вывести «особую» людскую породу: по сути дела, жертву, а не охотника.

 Сила эта не могла объясниться с человечеством на своем, тайном, космическом и непонятном языке. В результате, ей пришлось дать людям, в образной, художественной форме, ряд приказов, советов и рецептов, способных спасти «двуного без перьев» от себя самого.

 Мудрейший, один из самых талантливых натуралистов, лауреат Нобелевской премии – Конрад Лоренц один из многих, кто занимался расшифровкой «кодов» Торы.  « В символе Древа познания», - писал он в своем классическом труде «Агрессия, - «заключена глубокая истина. Знание, выросшие из абстрактного мышления, изгнало человека из рая, в котором он, бездумно следуя своим инстинктам, мог делать все, чего ему хотелось. Происходящее из этого мышления вопрошающее экспериментирование с окружающим миром подарило человеку его первые орудия: огонь и камень, зажатый в руке. И он сразу же употребил их для того, чтобы убивать и жарить своих собратьев».

 Проще говоря, одно дело охотник с дубиной в руке, а другое – с ядерным оружием. Упомянутая Сила, мы зовем ее Богом, Всевышним, Творцом, Создателем, знала, что рано или поздно человек-охотник добьется своего и, успешно истребив мир животных, примется за себя самого. Маниакальная страсть к суициду в генах наблюдаемого объекта  также была отмечена этой силой.

 Австриец Лоренц служил врачом в гитлеровской армии, в 1944  году он сдался в плен и просидел в лагере под Москвой четыре года. Войну он пережил зрелым мужем и выводы, сделанные в ходе наблюдений над человеком, подкрепил многолетними исследованиями живой природы.

 Вновь цитирую Лоренца: «Человек не погиб в результате своих собственных открытий – по крайней мере, до сих пор – только потому, что способен поставить перед собой вопрос о последствиях своих поступков – и ответить на него».

 Эту способность и дала человеку Книга Книг. В каждой ее строке и вопрос и ответ. Все, чтобы остановить человека в его апоплексическом безумии. Закон: «Не убивай намеренно», табу крови – все это прямой ответ на вопрос: «Может ли человек оставаться охотником, то есть агрессором?»

 Инстинкт, некогда обеспечивший существование человеческого рода, инстинкт, закрепленный в его генах, стал смертельной опасностью в результате феноменальной способности детей Адама к познанию.

 Догнать, убить, сожрать – благодаря этой способности род людской существовал сотни тысяч лет, и вдруг в «лаборатории Рая», исследуя некие человеческие существа, Высшая Сила пришла к убеждению, что так продолжаться не может и необходимы срочные меры спасения рода людского, а вместе с ним и редчайшей экологической системы под именем Земля.

 Почему выбор Творца пал на одно из диких, пустынных, семитских племен – определить ныне невозможно. Не думаю, что виной тому были какие-либо особые достоинства этого племени. Скорее всего – здесь дело случая или специального выбора самого, казалось, «жестоковыйного» материала. Создатель, и, если угодно, Исследователь и Учитель, подумал, если я справлюсь с этим народцем, то появится возможность исправить род людской в целом.

 Так началась полная мук, страданий, высоких достижений, мудрых пророчеств        и прочего, прочего  многотрудная, трагическая, а вместе с тем полная удивительных и радостных открытий, история «избранного народа».

 Экспериментальный материал и не мог надеяться на другую жизнь. Евреи – белые мыши в лаборатории Создателя, препарированные клетки под микроскопом Творца. 

 Жертва, которую заставляют быть охотником, – вот подлинная, трагическая проблема еврейского бытия. Мир агрессии принуждает потомков Иакова спорить с самим Богом, сражаться с ним в первую очередь, а не с очередным врагом в лице арабов территорий.

 Наивно надеяться, что, получив свое государство, природные охотники утратят инстинкт агрессии, перестанут испытывать «оргазм души», убивая и причиняя муки своим жертвам. Они не способны перестать быть охотниками, как евреи не в силах уйти от предначертанной роли жертвы.

 Охотник не виноват в том, что он родился охотником. Трудно персонифицировать зло и вынести ему приговор, как трудно обвинить комара в том, что он питается кровью. Комара можно только прихлопнуть или намазать себя особой мазью. Вот и весь выбор защит от кровососущих насекомых.

 Мне кажется, что и попытки найти причины агрессии в религиозных догмах и традициях - не продуктивны.

 Иосиф Бродский писал в своем эссе «Путешествие в Стамбул»: «О, все эти чалмы и бороды – эта униформа головы, одержимой только одной мыслью: рэзать – и потому – и не только из-за запрета накладываемого Исламом на изображение чего бы то ни было живого, - совершенно неотличимые друг от друга! Потому, возможно, и «рэзать», что все так друг на друга похожи и нет ощущения потери. Потому и «рэзать», что никто не бреется. « «Рэжу», следовательно, существую».

 Бродский выкрестом не был и не мог им быть по самой природе своего характера и высокого таланта, но как мог он забыть о запрете на изображения живого в иудаизме и о своих предках, не знающих бритвы? Предков, на протяжении тысячелетий испытывающих отвращение ко всякому пролитию крови. Нет, причины агрессии рода людского гораздо глубже и фатальнее. 

 За этими заметками явственно проглядывает исторический пессимизм, но это все же не совсем так. Я свято верю, что рука Божья в последний момент всегда будет останавливать нож, занесенный над безропотной жертвой. Я верю в бессмертие своего народа. Может быть, и избранного для этого самого бессмертия.

БАБЕЛЬ И БУЛГАКОВ

 Космос территорий пуст, за исключением материальных следов в нем: муравьиных городов арабов и поселений евреев. Перенаселенность Иудеи и Самарии – понятие мнимое. Арабам не нужна земля, как таковая: для садов, плантаций, заповедников, им необходимо всего лишь  о щ у щ е н и е, с о з  - н а н и е  своей земли.

 Добрые люди копошатся в границах стен городов, не в силах взять то, что само идет к ним в руки. Пастухи не становятся пахарями, ремесленники не хотят быть крестьянами, крестьяне становятся рабочими только поневоле, лишь воры, бандиты, убийцы востребованы и не сидят без дела.

« -А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?

-         Всех, - ответил арестант, - злых людей нет на свете».

                           М. Булгаков «Мастер и Маргарита».

« – Какой ты дурак, - промолвила Маргарита, приподнимаясь на кровати. – Люди злые.

-         Нет, - сказал Гершкович, - люди добрые. Их научили думать, что они злые, они и поверили».

                          И. Бабель «Элья Исаакович и Маргарита Прокофьевна».

Рассказ свой Бабель написал за двенадцать лет до начала работы Булгакова над «Мастером». Опубликован он был в петроградском журнале «Летопись», в декабря 1916 года.  Не знаю, читал ли Михаил Афанасьевич короткую историю о незаконном пребывании еврея Гершковича в закрытом для иудеев городе. Вполне возможно, и не читал.

 Не будем искать источник идеи. Вернее всего, злое время подсказало писателям мысль о добрых людях, об «интернационале добрых людей», как писал Андрей Платонов.

 Во время кровавой мясорубки Первой мировой войны сочинил свой рассказ Бабель. После гражданской бойни, после чудовищных лет голода, нищеты, разрухи приступил к своему роману Булгаков.

 Необходимо было как-то защитить человека от человека, и себя от обезумевшего человечества. Вот оба гуманиста и придумали миф о «добрых людях».

 М.А. Булгакова палаческая власть «добрых людей» заставила ползать на брюхе, выпрашивать свободу, свет, право на работу. Другого - те же «добряки», расстреляли, обвинив в шпионаже и в заговоре против  ВКП (б). Но прежде, чем убить, мучили 8 месяцев в пыточной камере.

 И все – таки оба писателя были правы. Нет на свете злых людей, но есть люди   н е п р а в и л ь н ы е. И таких, к сожалению, слишком много.

 Бабель мудр: «Их научили думать, что они злые». Арабов Палестины научили быть злыми. Науку ненависти они восприняли легко и успешно, сдав экзамен на отлично.

 Видел этих людей в Газе лет 15 назад. В каждом кубометре центральных улиц сидел мастер. На допотопных швейных машинках мастера латали одежду, спасали разношенную обувь, стригли и брили, пекли, жарили. Мимо мастеров гнали своих осликов к грязному и шумному базару крестьяне, торговали всем, чем только можно. Мы видели правильных людей. По преимуществу, были они людьми пожилыми. Молодежи не заметил среди мастеровых Газы и даже торговцев на базаре. Молодежь слонялась без дела. Тогда я не знал, что эти мрачные парни только и ждут приказа. Это им сказали, что они злые. Научили такими быть. Точнее, приказали быть злыми.

 Нищие телом и душой любят подчиняться приказу. Любому приказу. Приказ становится смыслом их существования.

   «Квартирный вопрос их испортил», - утверждал М.А. Булгаков, но придуманный им Сатана  был слишком мудр, чтобы списать все недостатки рода человеческого на дефицит жилой площади в городе Москве.

 Воланд имел в виду вечную страсть человечества к переделу, перекройке земной поверхности. Он считал, смею думать, именно это причиной порчи людского племени.

 Объективных причин волноваться от перенаселенности  не вижу. В Дании, Бельгии, Голландии, даже в Китае, и так далее, никто не грызет друг друга от невозможности широко расставить ноги.

 Видимо, дело не в квадратных метрах, отпущенных на душу населения, а в особенностях  характера того или иного народа. Арабы, повторю это, легко восприняли науку ненависти. «Квартирный вопрос» – всего лишь предлог.

 Евреи, пожалуй, единственное племя в мире, способное на полноценное существование без своей земли. Есть еще цыгане, но у этих никогда ее и не было. Цыгане – настоящие люди дороги. Дорога – их выбор, их судьба.

 Евреи – домоседы. Евреи рациональны. Они стремятся облагородить пространство, в котором обитают. Живут ради нажитого: Всевышнего, детей, имущества, денег…. Ради сохранения всего этого добра правильные люди – евреи - готовы идти на любой компромисс, но неправильные, потому и неправильные, что ни какой компромисс не приемлют.

 Неправильные  хотят уподобить себе евреев. Это не получается, это не может получиться. Отчаявшись, неправильные начинают евреев убивать. И тогда сам дух насильственной смерти становится сигналом для гонимого племени собираться в дорогу.

  Испортил ли   евреев «квартирный вопрос», жизнь без своей земли? Не знаю. Никакими особенными качествами не наградил Бог потомков Иакова, даровав им свою «квартиру», вернув их домой. Что-то народ Израиля приобрел, что-то утратил - не это важно. Отвоевав свой клочок земли, не смогли евреи спастись от ненависти неправильных людей. Людей, которых научили быть злыми.

 Снова кровавая ненависть эта гонит потомков Иакова в дорогу. Вновь добрые, но неправильные люди не хотят  простить евреям не зло в них, а добро правильности. 

   Исаак Бабель и Михаил Булгаков, еврей и русский, были солидарны в своей оценке человечества. Оба эти писателя ушли в мир иной, в один год, как раз, накануне  войны с фашизмом, Холокоста и атомной бомбардировки Японии.

 Ушли, как будто, вовремя. Нынче писателей такого масштаба нет на земле. Может быть, случилось это потому, что ни у кого, после ужасов ХХ века, не хватит сегодня смелости сказать, что «все люди добрые». А без уверенности в этом не нужны человечеству гении, мудрецы и пророки. 

ВОСТОК - ДЕЛО ЛЖИВОЕ

 До чего же мудрые мультики снимались в СССР. Вот нагадят коту  Леопольду мыши, припрут их обстоятельства к стенке – сразу начинают они хвостиком вилять и просить пардону, а кот-Леопольд и рад их простить по либеральной своей сути, хотя прекрасно знает, что в следующей серии мыши снова не услышат его призыв: «Ребята, давайте жить дружно», а придумают новую пакость, омрачающую спокойную жизнь благодушного кота.

«Государственный секретарь США Джон Керри в интервью программе "60 минут" на канале CBS заявил, что вскоре может быть принято решение об отмене международных санкций против иранского режима в случае, если Тегеран будет сотрудничать и допустит инспекции на свои ядерные объекты. По оценке Керри, если иранские власти проявят добрую волю, решение об отменен санкций может вступить в силу уже в ближайшие месяцы». Из СМИ

 «Арабская весна», волнения в Иране, международные санкции подсказали режиму аятолл, что сохранить власть они  смогут, кардинально изменив риторику. Проще говоря, хватит скалить зубы, пора вилять хвостиком. Время простака-параноика Ахмадинеджада прошло, на его место забрался хитрый лис Рухани. Новый президент освоил искусство лицемерных улыбок, и готов соблюдать чувство меры. Он понимает, что просто глупо не признавать, к примеру, Холокост. Достаточно ратовать за ликвидацию «сионистского образования». За этот грех его никто не осудит. Он знает, что на день сегодняшний «большой сатана» всесилен и проклятиями его не одолеть. Да и зачем биться головой об стену, когда можно сделать попытку найти дверь. Тем более, что нынешняя администрация Белого дома, готова  её отворить, поверив любой брехне из Тегерана, только бы внешне она походила на желаемую правду. Что будет в следующее «серии» ясно любому, только не либерал-социалистам США, понятия не имеющим, что восток не дело  тонкое, а дело лживое.

ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ ЗА СВОБОДУ КАВКАЗА ОТ РОССИИ

Интереснейший, на мой взгляд, материал. Мы узнает, что Россия, завоевав Кавказ, совершила военное преступление, что, собственно, сама Российская империя была агентом Германии. Мы узнаем, что распад нынешний России неминуем, что евреи (Ротшильды) скопили в Китае 30 тысяч тонн золота и готовы поработить весь мир... В общем, какие проблемы стоят перед Кремлем, в попытке противостоять мировому джихаду ислама.

16.09.2013 | 18:03

Позиция

В гостях: Гейдар Джемаль

В студии: Екатерина Родина, Юрий Будкин

Ю.БУДКИН: Это программа «Позиция». «Русская служба новостей». В студии Юрий Будкин. Наш гость - председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль. Гейдар Джахидович, добрый вечер.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Добрый вечер.

Ю.БУДКИН: Первая тема – это то, что произошло в Чечне, где после реконструкции открыли мемориал в Дади-Юрт – памятник чеченским женщинам, которые отомстили российским солдатам за уничтожение одноименного села. Сегодня об этом много спорят. Но событие было. Об этом сообщается на сайте правительства Чечни. Как к этому относиться?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Ну, насколько я понимаю, речь идет о Кавказской войне?

Ю.БУДКИН: Да.

Г.ДЖЕМАЛЬ: И речь идет о «подвигах» генерала Ермолова.

Ю.БУДКИН: Для кого-то в кавычках, для кого-то нет. Это тоже вопрос.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Генерал Ермолов, который являлся, бесспорно, расистом и империалистом, по стандартам XX века – это военный преступник. И, конечно же в современных условиях, если бы такой генерал проявился, его бы, наверняка, ждала участь военных преступников на Балканах.

Ю.БУДКИН: Генерал Ермолов был в XIX и события были в XIX веке, а памятник в XXI.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Правильно. Тем не менее, генерал Ермолов был военным преступником XIX века. Генерал Ермолов был расистом и империалистом. И его так сказать «заслуги» перед Отечеством были жестко оценены в советский период, когда в 20-30-40-е годы….

Ю.БУДКИН: То есть был какой-то кавказский трибунал по Ермолову?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Нет. Просто советская историография в первые 3 десятилетия советской власти рассматривала Кавказскую войну и шейха Шамиля как национально-освободительную войну и шейха как героя этой национально-освободительной войны. Затем Берия и Сталин, исходя из того, что они начали переводить формат большевистской революционной страны в новую империю, восстанавливать стандарты золотых погон и министерств, они переоценили шейха Шамиля – объявили его английским агентом, и тех, скажем, философов и теоретиков, которые разрабатывали его образ, как образ героя национально-освободительного движения, ну, например, Гейдар Гусейнов – вице-президент Азербайджанской академии наук – они подверглись шельмованию, и Гейдар Гусейнов странным образом покончил собой в 50-е годы в кабинете. То есть, это предмет жестких идеологических споров. Но личность Ермолова была настолько одиозна, что признавали даже служившие под его началом офицеры.

Ю.БУДКИН: Но девушки, которых вспоминают сегодня, и ради которых стоит этот памятник, девушки ведь убивали не Ермолова, русских солдат, которые шли по приказу Ермолова.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Эти аргументации вы бы предъявили белорусским партизанам, которые убивали немецких солдат, шедших по приказу Гитлера, вместо того, чтобы убивать самого Гитлера.

Ю.БУДКИН: Но Германия и Белоруссия – это не одна страна.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Я вам предлагаю оценить как бы аргументацию собственную с точки зрения вот такой логики. Почему белорусские партизаны атакуют немецких солдат, которые являются беззащитными молодыми людьми, мобилизованными собственным государством, посланными в войну, которая им не нужна, вместо того, чтобы убивать всяких Кохов, Мильхов, или начать с Гитлера.

Ю.БУДКИН: Но 638-й тут же вам пытается возражать по поводу Ермолова как военного преступника, потому что все-таки это разные века, и по современным нормам военными преступниками были все военноначальники прошлого.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Это, действительно, так. Но тем не менее, Ермолов особо выделялся на этом фоне, потому что он ввел, так сказать, систему геноцида, которая потом была институционализирована только во время англо-бурской войны, то есть, это выжигание посевов, это уничтожение мирного населения.

Ю.БУДКИН: Почему Ермолов в Чечню пришел?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Дело в том, что Россия управлялась династией Романовых, которая на самом деле имеет германские корни. И собственно, царская империя, которая была так впечатляюще на первый взгляд, и которую до сих пор рекламируют как образец такой византийской грандиозности в эпоху модерна – она на самом деле находилась под внешним управлением этой грибницы, западной империалистической грибницы. Не случайно Ленин называл Россию слабейшим звеном в империалистической цепи угнетения. Кавказ был необходим этому.

Ю.БУДКИН: То есть набегов со стороны Чечни на местные сёлы не было. Это был лишь повод?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Какие местные села? Россия долго двигалась на Кавказ, отгрызая часть за частью до тех пор, пока она не дошла до глубинных горных районов. Завоевание Кавказа было необходимо для того, чтобы вырваться на оперативный простор для оказания давления на Иран и Османскую империю.

Ю.БУДКИН: И все-таки, прежде, чем мы сейчас уйдем на рекламу, ваша позиция – открывать памятник чеченским женщинам, которые убивали в XIX веке русских солдат – это нормально?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Дело в том, что регионы, входящие ныне в состав России, не обязательно имеют представление об истории такое, как это официально подается в стандартном курсе истории в российских школах. Скажем, Казань представляет себе падение Казани под ударом Ивана Грозного несколько иначе, допустим, чем это преподается в московской школе на уроках истории. И более того, я, наверное, вас удивлю, но даже мордва и чуваши, возможно, имеют разночтения с официальным курсом. Это нормально. Если даже в советскую эпоху…

Ю.БУДКИН: Но это подчёркивание в данном случае, подчёркивание вот этих разногласий в истории.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Я считаю, что Рамзан Кадыров открытием этого мемориала на самом деле орется за то, чтобы стандарты хищнические, канонерские – имеется в виду политика канонерок – стандарты XIX века не устанавливались в XXI.

Ю.БУДКИН: Говорит Гейдар Джемаль. Вы с ним согласны – 916-55-81. 916-55-82 – вы не согласны, вы готовы спорить в прямом эфире, но сначала проголосуйте. 9136-55-82. Все, голосование идет. Уходим на рекламу. В Чечне открыли памятник местным женщинам, которые во время Кавказской войны XXI века убивали русских солдат. Это нормально, говорит участник сегодняшней программы «Позиция» Гейдар Джемаль. 13% согласны, 87% не согласны. Именно не согласных мы ждем сейчас в прямом эфире. 4-й спрашивает: «А что, Суворов, он тоже военный преступник?» То есть, если мы уже так заговорили.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Суворов не прославился уничтожением мирного населения целенаправленным, а Ермолов имел целую стратегию, построенную на уничтожении посевов, распространении болезней, там были по принципу вот этих американских колонистов, подбрасывавших отравленные одеяла для индейцев.

Ю.БУДКИН: Вы не допускаете, что люди, которые иначе смотрят на роль Ермолова в истории, тоже могу быть правы?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Правда может быть одна: либо ты имеешь право уничтожать население захваченной территории, то есть, приходишь на чужую землю и начинаешь жечь посевы и убивать женщин и детей, либо ты считаешь, что ты так сказать, можешь это делать в порядке вещей, либо ты считаешь, что это все-таки военное преступление. Ермолов был просвещенный человек, и, кстати говоря, парадоксально при всем своем расизме и империализме он ухитрился быть при этом не лояльным к своему собственному царю. Имеется в виду его связь с декабристами.

Ю.БУДКИН: И все-таки, ведь сам Ермолов объяснял тот штурм, эти зверства, как вы говорите, дерзостью жителей Дади-Юрта. Он говорил о том, что это они, как раз нападали, что они как раз нападали на лояльных царю жителей соседних сел.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Вы понимаете, любой колонизатор, входя на чужую территорию, он всегда изумляется тому, что туземцы, оказывается, не покорные, дерзкие, сопротивляются. Индейцы устраивают там, как называется? Лонг-крик или что такое? Какого-то ручья сопротивляются полку федеральной кавалерии Соединенных Штатов. Тасманийцы тоже как-то огрызаются англичанам. Суданцы идут в атаку на пулеметы грудью. Всегда колонизаторы недовольны, что туземцы не разбегаются и не ведут себя как покорные овцы, а кусаются.

Ю.БУДКИН: Игорь пишет: «В партизанской войне мирного населения не бывает: либо союзники, либо противники. Это война».

Г.ДЖЕМАЛЬ: Партизанская война является народной войной, которая отвечает регулярной армии, пришедшей на землю этого населения с насилием.

Ю.БУДКИН: 788-107-0 – телефон прямого эфира. Добрый вечер. Алло. Вы в эфире, слушаем вас. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Меня зовут Борис. Я из Петербурга.

Ю.БУДКИН: Да, Борис. Слушаем вас.

СЛУШАТЕЛЬ: Я прошу прощения. Пусть уважаемый гость нам ответит, не пора ли им вообще от нас освободиться? Не пора ли нам построить, наконец, стену между вами и нами? Я не считаю его своим. Я не считают, что мы когда-нибудь сможем нормально жить при таких отношениях.

Ю.БУДКИН: А что это за отношения?

СЛУШАТЕЛЬ: Гейдар Джемаль сейчас в таком порядке назвал сначала татар, потом чуваш, потом мордва – это же план, как будет наступать на Россию вся их организация.

Ю.БУДКИН: То есть вы знаете про мордву. Я понял, спасибо. Гейдар Джемаль, прошу вас.

Г.ДЖЕМАЛЬ: В высказывании нашего слушателя Бориса из Петербурга прозвучало ключевая фраза. Он предлагает построить стену.

Ю.БУДКИН: Между нами и мордовскими исламистами.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Между нами и кем угодно. А это означает, что у него модель мышления сформирована израильским опытом. То есть, он фактически является проводником чисто израильских методологий в нашей стране.

Ю.БУДКИН: Но все-таки, Денис 21-й обращает внимание вот на что: «Значит, в одном из регионов России героями признаются те, кто убивал русских. Представителей русских войск, российских – не важно. Речь не об этом.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Чтобы снять пафос я вам напомню, что Салават Юлаев – руководитель башкирского восстания, который боролся против упомянутого Суворова, он тоже убивал русских солдат, и он до сих пор считается героем в Башкирии.

Ю.БУДКИН: «И это нормально, когда детям, - пишет Денис 21-й, - с молоком матери объясняют: русские - захватчики у нас?»

Г.ДЖЕМАЛЬ: Да не русские-захватчики, а империалистическое руководство Санкт-Петербурга, германская династия псевдо-Романовых – вот она и являлась проводником царской империалистической политики, которая была заклеймена и осуждена в позитивные демократические десятилетия советской власти. Потом уже при застое, при, так сказать, строительстве империи и подготовке ее будущего разрушения, естественно, все это было переоценено. Но я считаю, что 20-30-40-е годы российско-царская история получила совершенно правильную оценку.

Ю.БУДКИН: 432-й пишет: «Хорошо. Но национальный вопрос сегодня и без того напряжен. Зачем по сути подливать бензин в огонь сейчас? Ведь этого можно не делать громко?»

Г.ДЖЕМАЛЬ: Дело в том, что женщины – это наиболее яркий представитель именно народной войны. То есть, можно, допустим, сказать, что да, когда собрались мужчины, создали партизанский отряд и так далее – это банда, это какие-то незаконные вооруженные формирования. Напомню, что в немецко-оккупационной документации партизаны именовались террористами и бандитами. Это совершенно нормально для любой оккупационной силы. Но когда речь идет о женщинах, сказать, что это незаконное вооружённое формирование и банда, уже сложно. Потому что женщины как бы представляют субстанцию, самый дух и суть народа, борющегося за свое выживание на своей земле. И поэтому если уж говорить о том, что на самом деле исторически было совершено очень много несправедливости и в том числе военных преступлений против Чечни и других кавказский народов, напомню здесь еще и черкесов, подвергшихся совершенно четко и однозначно, геноциду, и изгнанных в значительной части на территорию Османской империи, выброшенных со своей территории. Если мы говорим о том, что мы должны осудить эти вещи, мы должны осудить это именно в интересах примирения. А если мы будем под ковер заметать мусор, то это будет настоящее разжигание.

Ю.БУДКИН: Но нет ли в интересах примирения некого одностороннего движения, когда одни всегда захватчики, а другие всегда пострадавшие?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Извиняюсь, с одной стороны великая империя с гигантскими ресурсами, а с другой стороны – маленький народ, который отбивается примитивными, архаичными средствами.

Ю.БУДКИН: 788-107-0 – телефон прямого эфира. Слушаем вас, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте.

Ю.БУДКИН: Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ: Андрей. Москва. Я хочу сказать Гейдару: не в ту сторону куда-то клонит, понимаете. А если по логике взять, понимаете, Ермолов там жестоко – не сразу было жестоко, Гейдар, не сразу, понимаете. И судя по тому, что эта тактика подействовала, видимо, только так с ними и можно, только так они и понимают и какие подлятины устраивали чечены и другие, ингуши. И почитайте записи офицеров той войны, насколько коварен и хитер был народ. Там гуманизмом и не пахнет. Это какой-то шовинизм, граничащий с фашизмом, понимаете.

Ю.БУДКИН: Гейдар Джемаль, прошу вас.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Меня поражает каша, которая царит в мозгах нашего слушателя, который обвиняет подвергающиеся уничтожению малый народ в фашизме, и восхваляет тактику могил и тактику поголовно выжженной земли в качестве гуманной альтернативы. То есть, на самом деле, именно на таких заблудших умах, заблудших душах и строится безнаказанность империализма, как я считаю.

Ю.БУДКИН: Гейдар Джемаль - председатель Исламского комитета России. Это программа «Позиция». Сейчас реклама, потом продолжим. Продолжаем. С нами Гейдар Джемаль. 247-й пишет: «По вашей логике тогда следующим памятником в Чечне может появиться памятник женщинам-снайперам».

Г.ДЖЕМАЛЬ: Не будем так далеко заходить, потому что это логика, так сказать, спецслужб, которые строят альгаму и сочиняют дело, исходя из презумпции аналогию. Пока что такого памятника нет. Когда будет такой памятник, мы будем говорить о нем отдельно. А сейчас это памятник женщинам, которые в XIX веке боролись против геноцида своего народа.

Ю.БУДКИН: 465-й пишет: «Как раз после спокойного отношения к появлению таких памятников, появляются танцующие лезгинку где-нибудь на Красной площади или центральных улицах, потому что так они считают нас проигравшими».

Г.ДЖЕМАЛЬ: Видите ли, я ничего плохого в лезгинке не вижу. Потому что, например, лезгинка – это гораздо более трезвый, организованный танец, чем выплясывание какого-нибудь подгулявшего пьяного коренного хама. А такую картинку можно достаточно часто встретить на тех же самых улицах.

Ю.БУДКИН: Следующая тема по поводу Сирии. Сирия подтвердила готовность выполнить план по разоружению, согласованный Россией и США - сегодня об этом сообщают, - но только после утверждения в Совете безопасности ООН. Это по сути российский план. Как вы оцениваете роль российской дипломатии: это успех, победа?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Понимаете, здесь же есть картинка, которая идет, что называется, для широкого общественного мнения. А есть, что называется, тайная дипломатия, закулисье. Прежде всего, сам этот план удается потому, что в нем заинтересован Обама, который, как известно, боролся всеми силами, как кот, которого запихивают в валенок, он, оттопырив четыре лапы не давал себя подтолкнуть к удару по Сирии.

Ю.БУДКИН: А потом сказал – а вот еще и русские предлагают.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Русские предлагают и, кроме того, Конгресс как-то там долго там чего-то затягивает эту тему. В-общем, он ее заматывал. Почему он ее заматывал? Потому что если бы он ввязался в агрессию против Сирии, то он оказался бы крайним в итоге, то есть это был бы провал демократов на выборах 14 года, это были бы колоссальные имидживые потери для конкретно него и для Соединенных Штатов. И, естественно, это была бы победа евро-бюрократии и Международного валютного фонда, который стремился поставить Саммерса на место Бернанки возглавить федеральную резервную систему. Сейчас в результате того, что Обама с помощью Путина и так же при тайной, скрытой поддержке – не будем этого забывать, это почему-то не упоминается в широких СМИ, массовых – при поддержке Ирана и Китая, это не надо выкидывать, сбрасывать со счетов. В результате Саммерс пишет письмо с просьбой освободить его от предложения ему поста председателя федеральной резервной системы. То есть, это конкретный успех администрации Обамы, который не дал МВФ поставить своего человека на федеральную резервную систему.

Ю.БУДКИН: Но ведь Сирию все равно потом будут бомбить.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Да не будут ее бомбить.

Ю.БУДКИН: Почему?

Г.ДЖЕМАЛЬ: А с какой стати?

Ю.БУДКИН: Потому что это не нужно Путину и Обаме?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Потому что это не нужно Путину, Обаме, Китаю и Ирану.

Ю.БУДКИН: Но если так, тогда это огромный успех русской дипломатии.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Нет, это скажем так, огромная победа тех сил, которые противостоят Международному валютному фонду, евро-бюрократии Брюсселя и сговору глобальных спекулянтов. Потому что глобальные спекулянты – они реально вели, они реально стоят за проектом бомбежки Сирии.

Ю.БУДКИН: Тогда мы должны понять, а вот инициативы, которые наше внешнеполитическое ведомство представляет, они ставят нас лидерами только на сирийском направлении или в той борьбе, о которой говорите вы, с евро-бюрократией и так далее?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Они не ставят нас лидерами, потому что, конечно, большинство моих слушателей могут со мной не согласиться, но поскольку здесь мы защищаем позицию, я должен в этом плане быть совершенно открытым. Я считаю, что в этом конфликте, как и в других конфликтах сегодня Россия является младшим партнером Китая. Мы привыкли воспринимать….

Ю.БУДКИН: Россию мы видим, а Китай – нет.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Китай почему-то стоит за кадром – это его собственный выбор. Он и в голосовании в Совбезе ООН оценивается как последовавший за Россией, то есть Россия голосует против, вето накладывает, ну и как бы Китай вдогонку, как сателлит.

Ю.БУДКИН: Старший брат, который не выходит из комнаты, получается.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Китайцы действуют сейчас в таком ключе почему? Потому что на самом деле именно Китай является центром сопротивления МВФ сегодня со своей зоной юаня, со своим колоссальным золотым резервом, который там под шумок они сосредоточили у себя более 30% мировых запасов физического золота. И кроме того, Китай продолжает оставаться крупнейшим товарным производителем мира. И, на самом деле существует такая смычка: Россия, которая уже перестала поставлять технологии, но все еще является сырьевой подпиткой, и китайская всемирная кузница, которая стремительно приобретает на уровне военно-промышленного комплекса такой высоко-технологический пик.

Ю.БУДКИН: О каких-то особых успехах внешнеполитической дипломатии России нельзя, она не в лидерах, она под Китаем, по сути? Такова ваша позиция?

Г.ДЖЕМАЛЬ: Россия представляет собой определенную связку, огромную связку евразийскую, которая выражается во внешнем плане в лице ШОС, и в лице ОДКБ. Но я хочу отметить, что по сравнению с НАТО и с Евросоюзом это еще очень рыхлая и малопродуктивная, малоэффективная система.

Ю.БУДКИН: И причем Россия от Китая зависит как младший брат? Я вернусь к этой формулировке.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Россия – дипломатический партнер Китая в целом ряде вопросов и сегодня смычка КНР-РФ он как бы попадает в повестку дня Обамы, который тоже отбивается от наступления евро-бюрократии.

Ю.БУДКИН: В общем, Россия не на первых ролях – это позиция Гейдара Джемаля. 916-55-81 - вы с ним согласны. 916-55-82 – вы не согласны и готовы спорить по этому поводу. Прямо сейчас информационный выпуск, после этого продолжим. Продолжаем программу позиция. С нами председатель Исламского комитета России Гейдар Джемаль. До информационного выпуска была высказана позиция Гейдара Джемаля по поводу успехов российской дипломатии на сирийском направлении. Вы говорите о том, что успехи может быть есть, но везде Россия вторична, она зависит от интересов более крупных игроков. Так ведь? Результаты голосования – 52-48. 52% с вами согласны, 48% готовы спорить по этому поводу. 788-107-0 – вы не согласны с Гейдаром Джемалем. Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. Не согласен. Меня зовут Николай, Москва. Мне хотелось просто уточнить, фонд МВФ был создан на конференции под председательством Англии и Америки. Гейдар Джемаль утверждает, что Америка сейчас борется с этим фондом, хотя в этом фонде находятся все активы, получается, Европы, золотовалютные резервы всех стран 188, которые входят в этот Фонд.

Ю.БУДКИН: Понятно, Америка не может бороться сама с собой, по сути.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Золотовалютные резервы там не находятся и активы. Вообще не понятно, где они находятся, потому что, например, Китай открыто врет о своих золотовалютных резервах – он постоянно выдает смешную цифру 1000 тонн, в то время как неофициально известно, что он сосредоточил, сконцентрировал в своих руках более 30 тыс. тонн золота. И эта скупка, и переправка золота в Китай через Гонконг продолжается. Это прямая смычка с Ротшильдами, которые противостоят, в частности, МВФ, и которые на этом направлении имеют общую повестку и общий интерес с Обамой. Как Обама защищает просто долларовую зону, которая угрожает МВФ. Ссылка на то, кто и когда создавал МВФ – она некорректна, потому что в нашем мире все очень динамически меняется. Еще несколько лет назад Ротшильды и МВФ были как бы заодно. Но сегодня существует ожесточенная борьба между по крайней мере тремя такими экономическими макрокланами. Потому что приближающаяся глобальная депрессия фактически заставляет вот эти кланы вцепиться друг другу в горло, потому что база так сказать получения доходов с мира, она сокращается постоянно. Поэтому если в одном направлении идет наступление на права низов, то есть сокращение социальных льгот, пенсий и так далее, всюду выходят широкие массы с протестами – это одно направление. Другое направление – это раскол в стане управляющего класса. И вот этот раскол сегодня порождает очень мощные пертурбации. Почему Ротшильды выбрали Китай для того, чтобы сконцентрировать там золотой запас? Потому что Китай сегодня единственная страна, которая обладает достаточно мощным военным и политическим ресурсом, чтобы защитить эти золотовалютные резервы, точнее золотые резервы, которые туда сводятся и концентрируются там. Китай тоже не сам по себе. Китай тоже является пешкой на шахматной доске. Потому что сегодня игроками являются не страны, не империи, а правящие кланы.

Ю.БУДКИН: 788-107-0 - телефон прямого эфира. Если вы не согласны с Гейдаром Джемалем, то есть готовы отстаивать успехи российской дипломатии. Добрый вечер. Алло. Не слышно. 788-107-0 - телефон прямого эфира. Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Абсолютно не согласен. Нам в Сирии абсолютно интересно, что сирийские войска уничтожали исламских террористов. Как говорит Мусин, который недавно вернулся оттуда, там воюют, по крайней мере, около 4 тыс. татар, азербайджанцев, киргиз, которые приехали отсюда.

Ю.БУДКИН: Успехи российской дипломатии в чем?

СЛУШАТЕЛЬ: В том, что мы сохранили ситуацию, когда их убивают, а они не совершают теракты здесь.

Ю.БУДКИН: Неожиданный поворот. Гейдар Джемаль, прошу вас.

Г.ДЖЕМАЛЬ: Это обычная и довольно такая распространенная точка зрения. Я думаю, что она не чужда, в том числе и дипломатам, причем не только российской, но и американской стороны. Но я бы хотел сказать следующее, что и Асад и Иран, при том, что он противостоит Западу в целом, я уж не говорю про Россию, Китай, США и т.д. - это все части и элементы глобальной системы, в том числе и Асад. Просто период кризиса системы некоторая часть системы требует удалить гнилой элемент как Асада, а другая его защищает. А вот те, кто воюют с Асадом – это строго антисистемные силы.

Ю.БУДКИН: Гейдар Джемаль - председатель Исламского комитета России был сегодня в программе «Позиция». Я благодарю вас. Спасибо.

СОВМЕСТИМОСТЬ. Повесть для кино

1. Ничего не поделаешь, история эта должна начаться с грубых слов, даже очень грубых.

   - Старый козел, - скажет в мобильник Роза Слоним в адрес своего мужа – Бориса. – Да…Сука! Молодая девка…. С какой целью? С медицинской. Витамин «Е» ему нужен…. Ненавижу!

 ( Ничего, ничего, все впереди – и нежность, и любовь вечная).

 Дело происходит летом и в большом супермаркете. Внизу каток. На катке, в паре, этот самый Борис Слоним с упомянутой девицей.

 «Старый козел» катается отлично, девица совсем плохо. Он ее учит секретам скольжения под музыку. Ласково учит, даже с поцелуем.

 Роза Слоним наблюдает за этой гламурной сценой сверху, сидя за столиком кафе второго этажа торгового заведения и продолжая разговор по сотовой связи:

 - Хватит!... Все….Молодая…. Двадцать, тридцать… Какая разница…. Все, мне на работу… Не хочу думать… Все, мама, все! – отбой, но она не сразу уходит. Смотрит, как, подустав, Борис Слоним садится на бортик, ловит ртом воздух, дышит тяжело, а девица перед ним с дыханием легким  пробует показать свое возросшее умение в катании на коньках.

 2. Некогда была здесь дворянская усадьба, даже не усадьба, а целый дворец. Нынче вся эта роскошь с колоннами по фасаду выглядит, как древнеримские развалины, только без присмотра музейных служб.

 Тем не менее, бродит по этой невеселой площадке группа людей аккуратных, прекрасно одетых, полных значимости. Господ настолько суровых и серьезных, что можно принять их за бандитов, собравшихся на стрелку. На самом деле, это вполне добропорядочные граждане, только обремененные большими деньгами и собственностью. Приглядевшись, можно заметить и охрану этого богатства – статных молодцов с внимательными, холодными глазами. 

 В группе серьезных мужчин Роза Слоним и лохматый, тощий, небрежно одетый человек, по имени Александр, фамилия – Зайчик – друг Розы и помощник.

 Сквозной ветер метет старую, тяжелую листву, бумажный мусор, пластиковые пакеты. Судя по всему, состоятельным господам надоедает путешествие по этой заброшенности. Один из тех, кто под охраной, поворачивается к Розе Слоним.

 - Мы начнем финансирование с четверга. Вас это утраивает?

 - Вполне.

 Ведущий из господ пожимает руку даме. Все остальные молча, с превеликим достоинством удаляются через пролом в стене к машинам на площадке перед бывшим дворцом.

  - Сволочи, - негромко говорит Роза Слоним им в спину.

   - Кто? – удивлен Зайчик.

   - Все, - никого не щадит Роза Слоним.

 3. Снова каток. Теперь обычный, в спортивном зале. На этот раз Борис Слоним учит кататься не девицу, а милых деток. Тренером он работает.

 Увлекшись, снова переоценивает свои силы, почти падает на раскладной стул, жестом подзывает своего помощника – молодого парня.

 - Анекдот хочешь?

 - Можно.

- Звонок в дверь. Мужик подходит и спрашивает: « Кто там?». « Смерть твоя». « Ну и что?»  «Ну и всё…»

 Помощник по молодости лет не сразу обнаруживает «соль» анекдота.

  - Смешно? – косится на него Слоним.

 -  Не очень, - честно признается помощник.

 - Ты прав, - согласен Слоним. – Слушай, мне тут надо по делу… Закончишь?

 - Нет проблем.

 4. Все те же романтические развалины. Зайчик на сей раз с планшетом, зарисовывает останки камина. Розы Петровны не видно.

- В дерьмо не вляпайся! – кричит лохматый, пряча фломастер.

- Давно там! – женщина появляется на площадке лестницы второго этажа.

- Не понял, - рассеянно отзывается Зайчик.

- Я вся в дерьме! – уточняет Роза Петровна.

- Да что с тобой?! – кричит Зайчик.

 На этот раз Роза Слоним отзывается только тогда, когда оказывается рядом с ним:

 - Дворцы людям нужны?! – выпаливает она в лицо Александру. – Замки, любовь, верность?! Сортир им нужен! И больше ничего!

 - Но прежде пожрать, - дополняет Зайчик, окончательно поставив точку на человечестве.

 5. На голого по пояс Бориса Слонима надвигается сканирующий аппарат.

   - Вдохни! – командует радиоголос.

 Слоним покорно вдыхает.

 - Выдохни!

 Он и здесь покорен.

6. Потом Слоним одевается в кабинете врача. Врач – его старый приятель, зовут Романом.

Смотрит он на пациента серьезно, даже очень.

 - Хочешь анекдот? – предлагает Слоним.

 - Нет, не хочу.

 - Что, Ромка, плохо мое дело?

 - Не знаю. Боюсь, что да…. Завтра результат…. Ты не психуй раньше времени. Слышишь, не психуй!

 - Не буду, - обещает Слоним. – Есть анекдот про психов отличный.

 - Ну, валяй, - со вздохом разрешает Роман.

-         Новенький в сумасшедшем доме, - начинает Слоним.

Врач смотрит на больного так что сразу становится ясным: любой анекдот насмешить его не сможет.

 7. Архитектурная мастерская. Идет презентация проекта. Все обставлено должным образом. На стендах чертежи отремонтированной усадьбы, в центре зала макет, ближе к двери столы с выпивкой и закуской. Звучит клавесин.

 Публика - все те же посетители развалин. Роза Петровна здесь за хозяйку. Серьезные господа собираются у макета. Она что-то втолковывает им терпеливо и с улыбкой.

 Впрочем, большая часть презентующихся выпивает и закусывает, среди них Зайчик и Борис Слоним.

 - Жизнь проклятая, - говорит лохматый Слониму. – Все за деньги и за деньги, а когда по любви?

 - После денег, - твердо обещает Слоним. Смотрит он не на Зайчика, а на Розу Петровну. Да и Роза Петровна внимательно следит за Слонимом мимо голов серьезных господ.

 - Твоя жена – гений. Ты в курсе? – проследив за взглядами этой пары, спрашивает Зайчик.

 - В курсе.

 - А что есть наша работа реставраторов? – уже под шафе продолжает допрос лохматый и сам себе отвечает: - Наша работа есть покаяние за грехи времени и вандалов.

 - Красиво, - отзывается Слоним.

 - А эти, - кивает на публику в мастерской Зайчик. – Эти все испортят. Повесят мазню на стены. Мебель притащат золоченную. Пошлость тоже оружие вандала.

 - Злой ты, Саша, - улыбается Слоним.

 - Я не злой, - возражает Зайчик. – Я честный.

 8. На стоянке Слоним успевает сесть в машину рядом с водительским местом. Роза Петровна не успевает.

 Подкатывает фургон с журналистами телевизионной программы.

 - Привет! – кричит Розе Петровне один из них. – Извини, опоздали! Пробки проклятые!

 Технику разворачивают быстро. Камера, микрофон. Борода журналиста. Интервью больше похоже на игру в пинг-понг.

 -  Вы были на суде?

 - Нет.

 -  У Маслова особый ресурс, так? Почему не приехали потомки?

 -  Слушай, давай по делу.

 Слоним наблюдает за интервью. Зрелище это ему надоедает. Жмет на кнопку, поднимая стекло.

  9. Роза Петровна за рулем, Слоним рядом с ней. Глаза Бориса  закрыты.

  - Сашка сказал, что ты гений, - говорит он. – Это большая честь быть мужем гения…. А я, между прочим, тоже не последний в очереди. Тяжкими, самоотверженными трудами таких скромных тружеников, как я, прокладывается путь юным дарованиям к вершинам спорта!

 - Перестань, - хмурится Роза Петровна и  молча выводит машину со стоянки.

-  Устал?  Как собака. Сам не пойму, что со мной? – жалуется Слоним.

-  Ты устал, как старый козел, - поправляет мужа Роза Петровна.

 - Старый, это точно, - не спорит Борис Слоним. Продолжать разговор ему не хочется. Здесь отметим, что он лет на десять старше сорокалетней жены.

10. Затем, дома,  обычная сцена ухода оскорбленной супруги.  Роза Петровна швыряет вещи в сумку.

Борис Слоним тяжело сидит на диване и наблюдает за ней.

 - Зря ты это, - говорит он.

 - Зря?! – останавливается перед мужем Роза Петровна. – Все правильно…. Нет детей – нет семьи! Ты свободен, милый, лети, маши крылышками…. Я понимаю: тебе поплавок нужен, чтобы не тонуть, держаться за молодость, за здоровье. Со мной не получается. Старое тряпье носим по привычке. Но с меня хватит! Хватит, не могу я больше!

 - Не торопись, - говорит Борис Слоним. – Я был у Ромки…. Он говорит, что все плохо.

 - Что плохо? – замерев, спрашивает Роза Петровна.

 - Все, - невесело улыбается Слоним.

 Тем не менее, Роза Петровна не намерена оставаться, застегивает она сумку, уходит.

11. На улице  зашвыривает вещи в багажник, садится за руль, но мотор не заводит. Сидит, тупо глядя перед собой…

12. Холл квартиры. Борис Слоним все в той  же позе сидит на диване.

 Роза Петровна распахивает дверь, чтобы повторить свой вопрос:

 - Что тебе сказал Ромка? Что плохо?

 - Я же сказал тебе – все, - поднимает глаза на жену Слоним.

 13. Современная столичная клиника. Знакомый кабинет врача.

 Роза Петровна пристально, с тревогой, смотрит на Романа.

 - Ну, что ты молчишь?! Говори, наконец!

 Доктору говорить не хочется. Тут, как раз, дверь распахивается, двое мужиков молча вносят в кабинет объемную коробку. Поставить ее они хотят на то место, где находится Роза Петровна. Ей приходится посторониться. Один из грузчиков намерен закурить после тяжких трудов.

 - Нельзя здесь курить! – раздраженно кричит на него доктор.

 - Напугал, - бурчит курильщик, но сигареты прячет, и мужики кабинет покидают.

 Доктор на этот раз пробует «спрятаться» у окна.

 - Ну, что молчишь?

  - Я говорю, - отводит глаза медицина. - Врать все равно не буду. Поражены обе почки. Склероз. Сейчас он на диализе, но долго так не протянет. Сердце ни к черту. Даже не думал. Нужна пересадка. Чем быстрее, тем лучше. Вот и все.

 - Пересаживай… Деньги? Любые деньги. Миллион? Все продам.

 - Донор нужен, родной человек.

 - Бери у меня.

 - Дура, - наконец-то поворачивается к Розе Петровне доктор. – Совместимость, слышала о таком. Ты – жена. Жены годятся, но в последнюю очередь.

 - Почему? Ты сказал родной человек.

 - По крови родной, по крови – братья, сестры, родители!

 - Братьев, сестер нет, - растерянно бормочет женщина, - родители в катастрофе автомобильной погибли, давно уже…. Что делать, Ромка?

 - Ждать…. Надеяться и ждать.

 14. Небольшая, но отдельная палата. Даже телевизор есть на кронштейне. Слоним подключен к счетчикам и датчикам, но он в сознании и выглядит не так уж плохо.

 Роза Петровна невесело смотрит на Слонима.

 - Не вышло у тебя, - говорит муж.

 - Что не вышло?

 - Сбежать.

 - Еще успею, - уверяет Слонима Роза Петровна.

 - Не факт, - помолчав, отзывается Борис Слоним.

 - Перестань ныть, - советует жена. – Тебе сделают пересадку…. Поживешь еще…. Покатаешься с девками.

 - Все видела? – усмехается Слоним. – В супере была. Я так и думал.

 - Ты тупой физкультурник. Ты не умеешь думать.

  – Хочешь анекдот? – предлагает Слоним.

 - Давай.

 - Вызывает  санитара доктор и орет: «Ты что, умом тронулся? Зачем  сказал больному из седьмой палаты, что мы хотим отрезать ему ноги?

Санитар, хохочет: « Чтобы заставить его ходить»…. Смешно?

 -  Очень, - поднимается Роза Петровна. – Хочешь, я ей позвоню.

 - Кому?

 - Твоей девице.

 - Нет, не нужно, - говорит Слоним.

 - Сам справишься?

-         Сам, - помедлив, не спорит Слоним.

15. Гулкая тишина пустой церкви. Одна лишь согбенная старушка чистит основу от свечного наплыва. На шаги старушка поднимает голову – видит Розу Петровну.

 Случайная прихожанка двигается в растерянности вдоль стен храма. Старушка оставляет свое дело, спешит на помощь растерянной женщине.

-         Кого ищешь, милая?

-         Муж болен…. тяжело, - поворачивается к старушке Роза Петровна. 

-         Так во здравие…. Это к Николаю Угоднику.

-         Где он?

-         За мной иди.

Идет Роза Петровна. Останавливается старушка перед иконой, крестится.

-         Что говорить? - отрывисто спрашивает Роза Петровна.

-         Как зовут болезного?

-         Борисом.

-         Ну и проси у святого помочь твоему Борису…. Как умеешь, так и проси, - уходит старушка к своему нехитрому делу.

 Стоит Роза Петровна, молча смотрит на икону, потом ее губы начинают шевелиться…. Что говорит не слышно.

 16. Пригородная трасса. Гонит женщина машину на предельной скорости. Глаза безумны.

 Приходит она в себя от пронзительных сигналов автомашины ГУВДа. Милиция догоняет Розу Петровну, заставляет затормозить, прижавшись к обочине.

 - Старший лейтенант Варчук, прошу документы.

 - Что случилось? – поднимает глаза на молодого парня Роза Петровна.

 - Вы превысили допустимую скорость на сорок километров, - принимая документы, сообщает Варчук.

 - У меня муж погибает,- вдруг говорит незнакомому человеку Роза Петровна.

 - Где? ДТП? – настораживается патрульный.

 - В больнице… у него почки. Он умирает, понимаете?

 - И вы на тот свет хотите, так? – возвращает ей документы Варчук. – Детей хоть пожалейте.

 - Детей? – с ужасом смотрит на патрульного Роза Петровна и почти кричит. – У меня нет детей! 

 17. Пригородное кладбище за низким забором. По дороге, вдоль этого забора на фоне старых, темных могил идет Роза Петровна.

  18. Человек в защитной маске занят сваркой во дворе пригородного дома на окраине кладбища. Здесь что-то, вроде мастерской под навесом. Здесь же сложены фигурные заготовки для решеток, да и сами секции решеток.

 За искрящейся, веселой работой тупо наблюдает Роза Петровна. 

Сваркой занят ее отец – Петр Никитич.

 Он поднимает защитный щиток и пробует состыковать готовые заготовки. Тут только мы видим, что это часть могильной ограды.

 Видит это и Роза Петровна. Поднимается, идет на отца и вдруг начинает бить его кулаками в грудь, по плечам.

 - Не надо! Хватит! Не надо! Перестань!

 Отец все понимает. Он крепко обнимает дочь и громко зовет жену.

 - Маша!

 Потом он сидит чуть поодаль. В разговор матери и дочери не вмешивается, но продолжить работу не смеет.

 - Ты на себя в зеркало глянь – на чучело похожа, - говорит мать. – Чего делать-то? Все помрем. Как раньше-то хорошо говорилось: Бог дал, Бог взял…. Сама говорила, чтоб он сдох… Уйти хотела.

 - Мама, ты чудовище!

-  Чудовище, пусть… А ты кто? Истеричка. Рыдаешь, орешь, отца колотишь.

 - Маша, чего там, пусть, - подает голос Петр Никитич.

 - Ладно, помолчи, - закуривает папиросу его жена. – Возьми себя в руки. Думать нужно, что-то делать…. Успокоится, прежде всего.

 19. Мать провожает Розу Петровну вдоль той же ограды кладбища к машине.

 - Я во всем виновата, - говорит дочь. – Нужно было родить тогда ему сына…. Меня предупреждали – первая беременность. Все думала – успею… Работа, аспирантура… Вот теперь.

 - Брось казниться. Что прошло – не воротишь. Ты девчонкой была. Слушай, а, сколько лет Борьке стукнуло, когда вы поженились.

 - Тридцать два.

 - А до тебя у него…. Было что насчет баб?. Ну, чтобы серьезно?

 - Откуда я знаю.

 Они останавливаются у машины.

 - У любого нормального мужика скелет есть в шкафу, - говорит мать.

 - Какой скелет, господи, - Роза Петровна садится в машину.

 - Дура ты все-таки, - наклоняется к опущенному окну мать. – Знаешь, где его старые документы? Все перерой. Письма там всякие, записки. Чем черт не шутит…. И звони,  слышишь?

 Роза Петровна не с  первого раза заводит двигатель.

 - Стой! – вдруг решает Мария Захаровна. – Я с тобой поеду, сама поведу, - она решительно оттесняет дочь и садится за руль.

  20. По дороге домой всего несколько реплик в машине надо бы озвучить.

 - Ненавижу, говорила, - ворчит мать. - Старый козел - говорила. Что теперь-то?

-         Не знаю…. Здоровый был – хотела, что б умер. Теперь… умрет – и мне не жить. Как ты не понимаешь!… Ма, я в церковь ходила к Николаю Угоднику.

-         Куда? – не верит Мария Захаровна.

-         В церковь…. В храм Божий.

-         Ну, ты совсем, - вздыхает тяжко мать.

  Молчит  Роза Петровна.

 - Понимаю, - ловко выруливая в пробке на въезде в Москву, говорит мать. – Он тебе и мужик, и ребенок. Терять сразу двоих – это проблема.

 Роза Петровна отворачивается к окну.

 - Не реви, мы еще повоюем, - свободной рукой Мария Захаровна выбрасывает папиросу из пачки «Беломора».

 21. В коридоре квартиры  антресоли. Роза Петровна с помощью стремянки, исследует недра этого хранилища ненужных вещей.

 Внизу, на полу, проводит комиссию пакетов, коробок, чемоданов Мария Захаровна.

 - Взяли бы кого из детдома, было бы теперь, чем жить, - ворчит мать.

 - Мама, перестань, не надо.

 - Хоть бы собаку завели.

 - Мама!

 - Ладно… Это елочные, оставь!

- Все, - говорит, спускаясь, Роза Петровна. – Больше ничего нет.

- Хорошо смотрела? У тебя вон антресоли, как пещера.

- Да вроде.

- В роде, в числе, падеже, - ворчит Мария Захаровна, забираясь по ступеням  стремянки. – Швабру подай.

 Роза Петровна протягивает матери швабру. Та энергично шурует этим инструментом в глубинах антресолей. Тянет на себя рваный, завернутый в газету пакет. С пакетом этим садится на верхней площадке лестницы, рвет гнилую веревку, которой пакет связан.

 В пакете пачка писем и толстая общая тетрадь.

22. Затем все это богатство исследуется на столе в гостиной. Письма проходят цензуру «быстро». Только одно из них задерживается у Розы Петровна. Она читает:

 - Ты на розу совсем не похожа, девочка моя! Где колючки, где гордыня? Нет, ты совсем другой цветок, занесенный на нашу землю совершенно случайно - инопланетянами….

 - Перестань! – сердится мать, листая общую тетрадь. – Мне эти сопли и вопли вот здесь, - проводит большим пальцем по горлу,- а потом старый козел…. Курить-то у тебя можно?

 - Кури, теперь все равно.

 Мария Захаровна закуривает и с еще большим вниманием ворошит страницы тетради.

 - Выпить есть что? - спрашивает она.

 - Мама, ты же знаешь.

 - Тогда хоть кофе свари.

 Надо отметить странные картины на стенах квартиры: все сплошь гравюры и олеографии старых замков, развалин, дворцов…

23. Роза Петровна на кухне исполняет просьбу матери. Действуя отстраненно, как робот, наливает кофе в чашку.

 На пороге победителем останавливается Мария Захаровна с тетрадью в руках.

 - Вот и скелет, - говорит она. – Все косточки на месте. Я же тебе говорила!

24. Больничная палата.

 - Ты был в Азовске на соревнованиях? – спрашивает Роза Петровна, доставая из сумки пакет с фруктами.

 - Ну, был…. На третьем курсе.

 - Июль семьдесят восьмого года?

 - Точно. Еще до войны в Афгане.

 Роза Петровна извлекает из сумки общую тетрадь с закладкой. Хмурится Борис Семенович, увидев тетрадь эту.

 - Погулял ты там, - отмечает Роза Петровна.

 - Какие к чертям гулянки? Да объясни ты толком!

 - Успокойся, - говорит Роза Петровна. – Не кричи на меня, - все-таки она дочь «крутой» мамаши. – Не исключено, что тебе понадобится донор, причем срочно. Желателен родной человек для пересадки.

 - Нет у меня родных. Я же тебе говорил.

 - Читаю, - раскрывает тетрадь Роза Петровна. – «К. пишет, что наша связь… В общем, она на третьем месяце. Спрашивает, что делать?… Я ответил честно, что не люблю ее, да и она меня, судя по всему, не любит и связывать наши жизни не стоит», - Роза Петровна захлопывает тетрадь. – Кто эта К.?

 - Клара… Нет, Катя. Был у меня роман ровно сутки. Красивая девица. В магазине работала. Она мне потом написала, чтобы я не волновался, что ребенок ей тоже не нужен… И… Она даже не знает точно, от кого он. Вот и все.

 - Все?

 - Клянусь тебе, все! 

 - Ты уверен,  эта Катя сделал аборт?

 - Факт. Она была девицей бойкой. Если что, так бы не отстала.

 - Какие вы, мужики, все-таки…. Фамилию этой Кати помнишь?

 - Откуда? Я имя-то еле вспомнил…. Да и не знал я фамилию, не к чему это было. Я же тебе говорю – связь на день. Сам потом не понимал, зачем мне все это было нужно?

 - Понятно зачем.

 - Роза, перестань!

 - Рост, вес, брюнетка, блондинка, сколько лет?

 - Кому?

 - Этой Кате?

 - Внушительная была девица, - не сразу вспоминает Борис Семенович. – Почти с меня ростом. Брюнетка – это точно. Лет двадцать, может чуть больше…. Но зачем, зачем тебе все это?

 - Я должна поехать в Азовск, - говорит Роза Петровна. – А вдруг…

 - Что вдруг?!

 - Вдруг у тебя все-таки есть сын или дочь.

 - Это безумие.

 - Обойдешься без меня… несколько дней. Твоя девица тебя покормит с ложечки…. Ромка обещал полный уход… Самолетом туда и обратно, - поднимается Роза Петровна.

 - Имею к вам чувство, причем нежное, - еле слышно говорит Борис Семенович.- Когда-то, давним давно оно называлось любовью.

 - Не ври… хоть сейчас не ври!

 - Как раз сейчас и не хочется.

 Роза Петровна резко отворачивается. Она вовсе не хочет, чтобы больной видел выражение ее лица.

 25. Развалины дворянского гнезда. На этот раз мы видим там совсем другой народ: большая бригада рабочих занимается уборкой. В общем, начинается нулевой цикл реставрации.

  Носилки, тачки, ведра. Работают гастарбайтеры быстро, организованно, молча.

 Зайчик Александр кричит на бригадира:

 - Здесь не все мусор! Не все на свалку! Ты должен понять!

 - Понять, да, - не спорит бригадир.

 - Перестань, - говорит помощнику Роза Петровна. – Образцы отобраны. Нам хватит… И пошли отсюда.

 Но Зайчик находит обломок плитки, тычет этот плиткой в нос своему шефу.

 - А это ты видела, видела!

 - Хватит! – кричит на него Роза Петровна. – Перестань! – уходит.

 Зайчик догоняет ее.

 - Да, - бормочет он.- Все до фонаря. У нас  проблема. У нас любимый муж коньки собирается отбросить. Конец картеры!

 - Какой ты гад все-таки! – останавливается Роза Петровна.

 - А нет проблем, - говорит Александр. – Стой! – он поворачивается к рабочим.

 - Эй, мужики, все сюда! Дело есть!

 Гастарбайтеры прекращают работу. Смотрят на Зайчика.

 - Сюда! Ко мне! – кричит он.

 Рабочие подходят. Вот они все готовы слушать, что скажет начальство.

 - Есть работа! – объявляет Зайчик. – У человека две почки. Одна лишняя. Кто готов отдать?! Не даром мужики, за большие деньги?

 Молча смотрят на Зайчика рабочие, не сразу понимают, что от них требуется.

 - Перестань! – пробует увести помощника Роза Петровна, но тот упрямится.

 - Аллах дал человеку запасную почку! – кричит он. – Кто готов ее продать подними руку! Ну, быстро! Кто?

 Один из рабочих  робко руку поднимает, за ним другой, третий… И вот почти все они наступают на Зайчика с поднятыми руками.

 - Всем спасибо! – благодарит он гастарбайтеров. – Работаем, ребята! – помощник  догоняет Розу Петровну. – Ну, видела! Никаких проблем! Бери любого.

26.  В машине. Роза Петровна за рулем, Зайчик рядом.

 - Я Борьке завидую, - говорит он. – Когда хоть один человечек, хоть кто-то заплачет над твоей могилкой, считай не зря небо коптил…. Вот ты заплачешь, точно.

 - Дурак ты, боцман, - отзывается Роза Петровна. – И шутки у тебя дурацкие.

 - Ну, извини.

  Отворачивается Роза Петровна.

 - Что, совсем плохо? – спрашивает помощник.

 - Хуже некуда.

 - А ты беги, - советует Зайчик. – Знаешь, когда плохо, нужно бежать. Просто бежать из последних сил, пока сил хватит, пока дыхалка работает… Я всегда так: выйду на улицу и бегу.

 - Куда тебя? – спрашивает она.

 - В мастерскую, куда еще.

 Роза Петровна выруливает на грунтовую дорогу через запущенный парк.

 - Какая все-таки скотина человек, - говорит Зайчик.

 - Ты о ком?

 - О себе. Вдруг подумал – помрет Боб, ты поплачешь, а потом ты выйдешь замуж за меня.

 - Выйду, - согласна Роза Петровна. – А куда деваться?

 - Перестань, - отмахивается Зайчик. - Вы с Бобом – уроды. Нельзя так любить друг друга. Ненормально это. Извращенцы вы – вот кто. Любить можно только Бога, потому что все люди дрянь.

 - И ты?

 - Еще какая!... Тормози, выйду.

 - Куда здесь?

 - Пройдусь.

 Останавливается Роза Петровна, готова выпустить Зайчика, но тот не уходит.

 Слишком долго она держалась. Смотрит перед собой недвижимо и глаза на мокром месте.

 - Прости меня, кретина, - говорит лохматый. – Дубину стоеросовую.

 - Нет, ничего, все нормально, - достает платок Роза Петровна.

 - Я пойду, - говорит Зайчик.

 - Иди.

 - Слушай, ты же знаешь, если что, только мобилу достань.

 - Я знаю, - поворачивается к лохматому  Роза Петровна.

 Зайчик решительно, рывком покидает машину.

 Роза Петровна уезжает. Она видит  долговязую фигуру спутника в зеркальце заднего вида.

27. Она быстро идет по коридору больницы. Дверь в палату мужа приоткрыта. Роза Петровна видит девицу, склонившуюся к  койке Бориса Слонима, к  изголовью, слышит невнятные голоса.

 Она не входит в палату. Она садится на узкую скамеечку в коридоре. Она ждет.

 Ждет недолго. Девица выходит из палаты, не обращая внимания на Розу Петровну. Лицо девицы спокойно.

 Роза Петровна догоняет ее в дальнем конце коридора.

 - Стой!

 Девица останавливается.

 - Тебя как зовут?

 - Леся, - что-то начинает понимать девица, отступает к стене.

 Роза Петровна приближается к ней грубо, угрожающе. Она ниже красавицы на пол головы, но она сильнее. Руки на плечах девицы.

 - Ему почка нужна! – кричит Роза Петровна. – Твоя почка! Ты дашь! Вырежешь и дашь! Ты молодая красивая! Твоя почка! – она бьет девицу спиной о стену, хрипит ей в лицо: - Твоя!

 Девица в ужасе сползает по стене, выскальзывая из рук Розы Петровны.

 - Мразь! Гадина! – кричит та и пробует ударить девицу ногой. Доктор наук, гений архитектуры Роза Петровна Слоним бьет ногой девицу, закрывающую лицо руками.

 Бежит к ней по коридору Роман, за ним медицинская сестра.

 Доктор пробует оттащить Розу Петровну в сторону. Удается ему это с большим трудом.

 - Шприц! – кричит Роман медсестре.

 Роза Петровна рвется из его рук, увидев спину убегающей девицы.

28.   Знакомый кабинет врача. Роза Петровна приходит в себя. Она лежит на топчане. Видит Романа.

 - Что это было? – спрашивает Роза Петровна.

 - Обычное дело, истерика, - врач садится на стул рядом с ней. – Ну, как ты?

 - Все нормально, - садится Роза Петровна, пристально смотрит на врача.  - Ромка, ты тоже старый козел?

 - Тоже, - не спорит доктор.

 - Все вы старые козлы?

 - Все, - ставит точку Роман.

 29. Аэродром «Домодедово». Взлетают, садятся самолеты. Возможен, впрочем, любой знак аэродромной жизни.

 В бистро тесно. Все столики заняты. Пассажиры желают подкрепиться перед дорогой в небо, причем плотно. Наверно так, на всякий случай.

 Один из столиков занимают Роза Петровна и  Мария Захаровна. Мать ест хорошо, обстоятельно и вкусно. Дочь нехотя¸ лениво. Мария Захаровна достает из сумки фляжку.

 - Ну, давай на дорожку, - протягивает фляжку дочери.

 Роза Петровна отпивает глоток, морщится.

 Мария Захаровна и пьет со вкусом, прячет фляжку, достает из той же сумки записку.

 - Держи, здесь адрес… Он в Азовске живет…. Старый друг…. Между прочим, вполне мог стать твоим отцом…. Найди его, поможет, если что…. Человек хороший.

 Роза Петровна безучастно рассматривает записку.

 - Она к нему приходила.

 - Кто? – спрашивает мать.

 - Эта девка… Больше, наверно, не придет.

 - Врезала ей?

 - Сама не знаю, как получилось, - растерянно улыбается Роза Петровна. – Первый раз в жизни.

 - И правильно. А он?

 - Ничего не знает.

 - Это тоже правильно. Я увижу, тоже вломлю…. Я тебе что скажу: каждый мужик в тайне мечтает о гареме. Не хватает сил, денег и общественного согласия.

 Только теперь до Розы Петровны доходит смысл записки.

 - Кто этот Герман? Твой «скелет в шкафу»?

 - Брось, - отмахивается, поднимаясь, Мария Захаровна. – У меня этих скелетов на целое кладбище хватит. Идем, скоро посадка.

 

 30. Летит воздушный лайнер.

 

31. В самолете место у иллюминатора занимает Роза Петровна. Рядом с ней дородная мамаша с грудным ребенком. Ребенок тихо посапывает во сне.

 Роза Петровна пробует заснуть, сидит с закрытыми глазами.

 Мамаша свободной рукой притрагивается к плечу соседки.

 - Слышь, подержи, а? Я быстро в уборную. Начнет орать – соску сунь.

Роза Петровна не без опаски принимает младенца. Мамаша торопится в дальний конец салона.

 Роза Петровна сидит, прижимая к груди чужого ребенка.

 Стюардесса развозит напитка.

 - Вам что?

 Роза Петровна отрицательно качает головой. Говорить боится, чтобы не потревожить младенца…

 Соседка возвращается.

 - Спасибо, давай.

Роза Петровна будто не слышит.

Мамаша сама забирает у нее ребенка.

- Свои-то есть? - спрашивает она.

Роза Петровна вновь только покачивает головой.

- Счастливая, - вздыхает мамаша, доставая бутылочку с молоком. – А у меня этот третий… Они нас трахают в свое удовольствие, а мы рожай, воспитывай…. Слышь, говорят, что за бугром наркотик колют? Рожаешь без всякой боли.

 - Наверно, - не спорит Роза Петровна и отворачивается к иллюминатору.

32. «Скелетом в шкафу» Марии Захаровны оказывается тучный, большой мужчина лет шестидесяти. Это он встречает Розу Петровну в аэропорту.

 - Здравствуй! Ты – Роза…. Меня зовут Германом…. Мама просила тебя встретить.

 Встречи Роза Петровна не ожидала. Тем не менее, Герман решительно забирает у нее сумку на колесиках, уходит вперед.

 33. Машина у Германа оказывается такой же большой и тяжелой, как и ее хозяин.

 - Через час будем у нас, - говорит он, втиснувшись между рулем и сидением. – Ко мне или в гостиницу?

 - В гостиницу, если можно.

 - Нужно, - выруливая со стоянки, говорит Герман. - Сам терпеть не могу зависеть от хозяев. Благодарить приходится, кланяться…. Ни черта не знаешь, где что…. Простите, где тут у вас душ?... А у меня душ во дворе, между прочим, с голубями… Стоишь под водопадом и они перышки моют. Экзотика!

 - Спасибо, что встретили, - говорит Роза Петровна.

 - Пожалуйста…. Ты очень на мать похожа…. Только тихая. Маша была вулкан, причем извержения никаким прогнозам не поддавались…. Я в курсе, Роза, твоих дел…. Екатерина Лымарь работала в Центральном универмаге  до 1980 года. Ушла по собственному. Чем занялась потом, не знаю. Есть телефон ее давней знакомой. Пока все.

 - Спасибо, - вновь благодарит Роза Петровна.

 - Кончай, девушка, кланяться, - говорит Герман. – У нас тут жизнь тихая, провинциальная, любому событию рады…. А потом – дочь Маши…. Это для меня…. В общем, кланяться и ножкой шаркать не будем, так?

 - Так, - согласна Роза Петровна.

 Они едут через степь, через золотую, солнечную степь, до горизонта заполненную спелым плодами подсолнечника.

 Герман тянется к радиоле, чтобы поставить диск.

 - Бах, если не возражаешь?

 - Нет, конечно.

 - Иоганн Себастьян – это музыка, природа и Бог, как теперь говорят, в одном флаконе, - сообщает Розе Петровне Герман.

 - И подсолнечное масло, - бормочет Роза Петровна.

 - Что? – поворачивается к ней Герман.

 - Еще подсолнечное масло во флаконе.

 Герман в ответ выключает музыку и дальше они едут в тишине.

  34. Вся стена небольшого гостиничного номера украшена нехитрым, но красочным пейзажем: пляж, море, беседка, яхты на горизонте, птички.

 Герман вносит в номер сумку Розы Петровны.

 - Отель «Бристоль»! Добро пожаловать! – он садится в кресло у низкого столика.

 Роза Петровна стоит спиной к нему, она не в силах оторваться от пейзажа.

 - Понимаю всю сложность вашей миссии, - говорит Герман. – И ваш цинизм мне понятен. Вы не любите красивые слова… Ваша мать тоже… А я любил.

  - Что вы сказали? - поворачивается к Герману Роза Петровна.

 - Да так, ерунда, - поднимается Герман. – Ну, отдыхайте… Вечером у меня репетиция в Краеведческом музее…. Будут проблемы – приходите…. И вообще…

 Роза Петровна остается одна и снова она поворачивается к морю, пляжу и птичкам на стене. 

 35. Базар города на юге, со всеми  изобильными прелестями и характерным шумом.

 Рыбный ряд. У гор сушеной воблы толстая тетка: взбитая коком прическа, яркое платье, с покупателем торгуется.

 - Шо тоби треба?… Где ты бачишь, что несвежа. Тильки с моря.

 Покупатель отмахивается, уходит.

 - Тоби чего?

 - Вы – Оксана? – спрашивает Роза Петровна. – Я вам звонила насчет Катерины.

 - С Москвы? – строго смотрит на нее толстуха.

 Роза Петровна кивает.

 - Такое теперь носят? – оглядывает ее Оксана.

 - Носят, да.

 - Так оно… Климат у вас злой, потому…. В торговле працуешь?

 - Да.

 - Чего продаешь?

 - Проекты.

 - Тоже товар, - решает Оксана. – Слухай, постой тута хвилин пять. Я мигом, - показывает на рыбу. – Этот вязон по сотне, а этот – сто пятьдесят, - она чуть ли не силой ставит Розу Петровну за прилавок. – Ну, гоже! – и убегает.  

 Тут и покупательница.

 - Почем вобла?

 - Это сто пятьдесят… Нет, кажется, сто.

 - Во, чумичка. Твой товар?

 - Нет, Оксаны.

 - А где Оксана?

 - Ушла.

 - Ладно, держи сотню, - покупательница забирает связку воблы. Роза Петровна в растерянности, не знает, что делать с чужими деньгами.

 Издалека, от фруктовых рядов, наблюдает за ней еще одна грудастая дама в каскетке. Рядом  Оксана стоит, отщипывает виноградину. Толстуха у винограда остается. Дама в каскетке, не торопясь, приближается к Розе Петровне.                    

 - Ты Катю Лымарь искала?

 - Я?

 - Зачем она тебе?

 - Привет хочу передать.

 - С деньгами?

 - Может быть.

 - Это можно, - решает дама. – Да чего мы шпиены, чего нам прятаться? – оторвав кусок бумаги от обертки, замусоленным карандашом пишет адрес. – Грамотная? Читай.

 - Чехова 110.

 Роза Петровна готова сразу уйти.

 - Куда? Стой, жди Оксану.

  Тут очередной покупатель.

 - Почем вобла?

 - Сто пятьдесят.

 - Мне пару связок.

 - Бери хоть все.

 Товар – деньги, дама степенно, не торопясь, удаляется. Да и Оксана не спешит вернуться к своей вобле. Смотрят две дамы на Розу Петровну. Сразу видно обсуждают ее. Тогда сама Роза Петровна покидает рыбный ряд.

 С Оксаной они встречаются на середине дистанции.

  - Вот, - протягивает ей деньги Роза Петровна.

 - Взяла бы сама пару вязок, - предлагает Оксана.

 - Да, конечно.

 - Три сотни с тебя.

 Покидает базар Роза Петровна с двумя внушительными связками воблы.

 36. Роза Петровна выходит из такси на улице Чехова. Ищет она номер дома. Такси отъезжает, но тут же возвращается задним ходом. Шофер выбирается из машины и, окликнув пассажирку, вручает ей забытые связки с воблой.

 37. Двор в старом городе на улице Чехова 102. По краям поросший травой двор, с виноградной беседкой, старой колонкой для водосбора. В центре двора составлены разномастные столы, на столах выпивка, закуска. Вдоль столов лавки, доски на табуретах. Все соседи в сборе. Музыка, шумно, весело.

 Роза Петровну чуть не сбивает с ног дородная брюнетка с тазом салата оливье.

 - Ты кто?

 - Ищу… Катерину Лымарь.

 - Ну, я Катерина… Давай твою воблу, садись!

 Таз и вобла оказываются на столе. Розу Петровну сажает рядом с собой тощий субъект с интеллигентной бородкой. Он уже отметился, судя по сбивчивой речи.

 - Генка вернулся! Жив, здоров, силен и могуч! Да здравствует Красная армия! – он наливает Розе Петровне мутноватую жидкость из объемной бутыли. – Откуда будете?

 - Из Москвы.

 - И вобла оттуда?

 - Нет, местная.

 Выпив, он совсем теряет интерес к Розе Петровне. Да и она давно уже наблюдает за противоположным концом стола.

 Сидят там четверо, тесно прижавшись друг к другу: щуплый парнишка в майке и в армейской фуражке, обнимает его крупный, совершенно лысый мужчина, облаченный в костюм, белую рубашку с галстуком, с другой стороны льнет к парнишке Катерина Лымарь, а со спины его обнимает статная, совершенно рыжая девица лет тридцати.

 - Вобла есть, а пива нет, - возвращается к старой теме интеллигент. – Почему?

 - Не знаю, - честно признается Роза Петровна.

 - А я знаю. Нет в мире справедливости.

- Нет, точно, - не спорит Роза Петровна. - Кто это? – спрашивает это у интеллигента, кивнув на семейство во главе стола.

 - Федя Лымарь. Мент честный, потому и бедный…. Нет в мире справедливости.

 - Не он, вот рыжая девушка?

 - Ты чего, Алену не знаешь? – удивлен интеллигент. –  Алена это чемпион всех веков и народов… Хромает, а чемпион. Герой баба…. Нет, ты мне скажи, почему вобла есть, а пива нет?

 Роза Петровна не отвечает, но интеллигенту ответ и не нужен. Он его и так знает.

 Застолье продолжается. Кто-то выпивает, кто-то закусывает, кто-то танцует, кто-то перебирает струны гитары….

 Только виновники пира держатся рядом, не расстаются. Вот только рыжая девица чмокает брата, уходит, чуть прихрамывая. Видимо по этой причине переходит на бег, теперь и хромота ее не так заметна.

 Роза Петровна поднимается следом за рыжей девицей.

   38. Торопится Алена. Спешит за ней и Роза Петровна. Старый город. Одноэтажные дома причудливой архитектуры. Улица больше похожа на аллею в парке.

 Затем спуск к морю.

 На углу Пиццерия, туда и заскакивает рыжая девица.

  39. Помещение невелико, всего два столика, но оборудовано по последнему слову кулинарной техники.

 - Привет, Алена! – рад рыжей официант. – Генка вернулся?

 - Ну, зашел бы. Второй день гуляем.

 - Успею…. Как обычно, на двоих? Пепси?

 - Фанту.

 - А вам что? – спрашивает у Розы Петровны официант.

 - Пиццу.

 - Есть с грибами, колбасой, оливками.

 - Да, пожалуйста.

 Они располагаются за соседними столиками. У Розы Петровны есть возможность рассмотреть внимательней рыжую девицу. Алена ловит взгляд соседки и улыбается ей, будто здоровается таким образом.

 За стеклянной стеной заведения тормозит мотороллер. Широкоплечий парень спешивается.

 Вот он в пиццерии  и целует Алену.

 - Валера, привет! – поднимает руку официант.

 Парень только поднимает руку в ответ, залпом выпивает свою фанту

 - На круг сегодня? – спрашивает у молодых людей официант.

 - Ну, - отзывается Валера, подхватывая рыжую девицу.

 Вот эта парочка уже в седле мотороллера. Шум заведенного мотора – и нет их.

 Официант, «мужчина во цвете сил», да еще и с усиками, смотрит на Розу Петровну.

 - Не понравилось? – спрашивает он, кивнув на пиццу.

 - Нет, почему? Вкусно…. Красивая девушка.

 - Кто?

 -  Алена.

 - Ты тоже супер, - делает ей комплимент официант. Он всего лишь лет на пять моложе Розы Петровны и не прочь за ней поухаживать.

 - Скажи, а что такое круг?

 - Не местная?

 - Нет, прилетела сегодня.

 - Курортница. Понял. Круг – дискотека у моря. Классное место. Хочешь оттянуться – лучше и не ищи…. Где остановилась?

 - В «Бристоле»… Сколько с меня?

 - По первому разу бесплатно.

 - А по второму?

 - Это как сговоримся.

Роза Петровна молча достает из кошелька бумажку в пятьсот рублей и кладет ее на столик.

 40. Центральный зал краеведческого музея. Раньше было здесь и Дворянское собрание и Купеческий клуб. Следы былой роскоши сохранились. На стенах старая, портретная живопись. Большая, хрустальная люстра украшает лепнину потолка.

 Витрина стекол стены выходит в небольшой сад музея, уставленный каменными, степными бабами.

 Здесь и проходит репетиция камерного оркестра. Дирижирует оркестром Герман. Он рад приходу Розы Петровны.

 Стараясь не шуметь, она занимает место в углу зала. Стоит, слушает музыку.

 Роза Петровна умеет слушать музыку.

 Потом они гуляют по саду мимо каменных баб.

- Ваша мама звонила.…Она вас любит, – говорит  Герман.

- Кого ей еще любить, - не спорит Роза Петровна.

- Себя, - усмехается Герман. – Дело надежное…. Ну, что там? Нашли Катерину?

 Роза Петровна кивает.

 - Нашла…. Она рыжая – ее дочь.

 - Не понял.

 - Она рыжая, как Боря, - почти кричит Роза Петровна. - Она похожа на него! Всем похожа! Даже голос Борин…. Это его дочь…. Аленой зовут.

 - Алена, знаю, - подумав, отзывается Герман. – Рыжая, точно, хромает немного…. Она у нас чемпион какой-то, на яхтах… Знаменитость.

 - Герман Александрович! – зовут дирижера. – Мы готовы!

 - Еще минут тридцать, - говорит Герман. - У нас концерт скоро. Подождите меня, ладно? – он уходит.

41. Некоторое время Роза Петровна гуляет по саду, даже притрагивается к одной из каменных баб, но затем решительно направляется к выходу.

42.  Гостиничный номер. Роза Петровна открывает сумку, достает привезенные тряпки, ищет во чтобы переодеться. Находит джинсы, кроссовки. Стук в дверь.

 -Войдите!

 Входит знакомый официант. Он достает из кармана деньги, кладет их на столик.

 - Вот сдача. Мы люди бедные, но честные… Меня, между прочим, зовут Вадимом. Будем знакомы?

 - Вадим, ты мне не нравишься, - пристально смотрит на официанта Роза Петровна.

 - Это почему?

 - Усики у тебя.

 - Я сбрею.

 - Не поможет.

 - Жаль, - вздыхает Вадим. – Что делать…. Заходите, накормим, будем рады.

 - Ты зачем пришел? – вдруг спрашивает Роза Петровна.

 - Так сдача, - растерянно отзывается Вадим.

 - В душ иди, - вдруг приказывает Роза Петровна.

 - Это можно, - рад продавец пиццы. – Это мы быстро.

 Роза Петровна сидит на кровати и тупо смотрит на дверь ванной комнаты, за которой шумит вода… Шумит недолго.

 Дверь распахивается. На пороге стоит голый Вадим. Стоит и улыбается победителем.

 Смотрит на продавца пиццы Роза Петровна. Тупо смотрит, как перед этим на дверь смотрела. Один шаг вперед делает продавец пиццы.

 - Нет, - говорит женщина. – Одевайся.

 - Да ты чего? - обижен Вадим. – Я тебе чего «модный показ»? Оделся, разделся.

 - Оглох, да! – кричит  почти в истерике Роза Петровна. – Одевайся.

 - Ненормальная, - бормочет Вадим, но слушается, снова исчезает за дверью ванной комнаты.

 Роза Петровна снова роется в привезенных тряпках.

 Одетый Вадим выходит из ванной, направляется к двери.

 - Погоди! - останавливает его уже у порога  Роза Петровна. – Этот круг, покажешь где?

 - Любите танцевать?

 - Люблю.

 - Ну вот, - рад маленькой победе Вадим и сразу же переходит на «ты», – А  говоришь усики.

43. Дискотека. Все обычно: грохочет попса, мечутся световые пятна, в пятнах пляшущая публика. Народ, впрочем, солидный. На эту дискотеку «мелочь» разная не ходит. У «мелочи» своя площадка.

 На периферии круга столики. За одним из них Роза Петровна и Вадим. Перед Розой Петровной бокал, перед Вадимом банка с пивом.

 - Подвигаемся? – встает он.

 Роза Петровна согласна. Они «двигаются», но партнер Розу Петровну не интересует. Ищет она  глазами Алену, но не находит. Поняв, что нет здесь рыжей девушки, к танцу сразу остывает и, молча, бросив Вадима, возвращается к столику. Кавалер плетется следом. По дороге его перехватывают знакомые для разговора. 

 Некоторое время Роза Петровна сидит одна, но недолго. Подсаживаются к ней две лохматые девицы.

 - Ты кто? – спрашивает одна.

 Роза Петровна не отвечает.

 - Кто, кто, - говорит вторая. - Вадим на бабулю запал, не видишь?

 - Пошли отсюда! – вернувшись, продавец пиццы гонит девиц.

 Девицы послушны. Тут и пауза музыкальная. В тишине слышен шум моря.

 Тут  только Вадим замечает странность в поведении своей дамы.

 - Ищешь, кого?

 - Не придет уже, наверно, поздно, - бормочет Роза Петровна.

 - Кто не придет?

 - Алена.

 - Слушай, - настораживается Вадим. – Ты это, чего? Это…. как его, не той ориентации? Мужской пол не признаешь?

 - Признаю, успокойся, но не всякий, - успокаивает продавца пиццы Роза Петровна.

 Тут снова грохочет попса и вместе с грохотом появляются  Алена и Валерий. И сразу в круг, в танец. Пляшут они так здорово, что толпа вокруг невольно редеет. Хромоты Алены будто и нет в помине.  Солистам нужно пространство. Впрочем, один парень – тоненький и кудрявый – желает быть третьим. Алена не против. Понятно, что Валере это совсем не нравится. Он привык решительно расправляться с соперниками. Толчок –  кудрявый летит в сторону, но сдаваться он не намерен. Лезет в драку. Дело, впрочем, обычное, драчунов разводят по углам, успокаивают.

 - Пацан малахольный, - комментирует Вадим. – На кой он Алене, а лезет.

 - Любовь, - решает Роза Петровна.

 - Любовь, - усмехается Вадим. – Знай свою печку, там и парься…. Ну, так чего тебе Алена, по делу?

 - По делу, - не спорит Роза Петровна. 

 - Понял, - говорит, допив пиво, Вадим. – Сманить чемпионку хочешь. Куда? У вас в Москве моря нет. Одни болота. Ты тренер по яхтам?

 - Тренер, почему? – Роза Петровна глаз отвести от Алены не может. А у рыжей девицы серьезное объяснение с Валерой.

 - Тогда журналистка, точно? – решает Вадим.

 - Вроде того, - не спорит Роза Петровна. – Ты познакомь нас, хорошо?

 - Нет проблем, - поднимается продавец пиццы, довольный простым решением вопроса. – Пошли!

 Роза Петровна танцевать не собирается, но кавалер начинает крутиться перед ней.

 - Ну, ножками, ножками! - так, в танце, он и подводит Розу Петровну к рыжей девице. – Алька, тут тебя из газеты, из самой Москвы, интервью брать!

 - Нам поговорить нужно, - пробует улыбнуться Роза Петровна.

 - Можно, - согласна Алена.  Рада она, что есть повод уйти от разговора с кавалером – Вы из какой газеты?... Стоп! Я же вас дома видела, а потом у Вадима. Точно?

 - Точно, - не спорит Роза Петровна.

 Вадим  мешает, крутится между ней и Аленой. Валерию тоже помеха в танце и разговоре ни к чему.

 - «Спорт – экспресс» приезжал, - сообщает Алена. – Толстый такой дядька, смешной жуть.

 - Я не из этой газеты, - честно признается  Роза Петровна, тщетно пытаясь избавиться от корчей Вадима.

 Здесь попса обрывается. Стоят Роза Петровна и Алена, смотрят друг на друга. Кавалеры вроде бы не у дел оказываются. Обидно им это. Валерий властно уводит свою девушку. Алена на прощание улыбается Розе Петровне.

 - У нас регата завтра, дети! – кричит она. – Приходите, поговорим.

 Вновь Роза Петровна и Вадим за столиком.

 - Ну, как тебе у нас?

 Роза Петровна молча поднимается, уходит. Кавалер топает следом.

 - Валим ко мне? – предлагает он. – Квартира отдельная.

 Роза Петровна останавливается, поворачивается к Вадиму.

 - Ты не понял. Я же сказала – ты мне не нравишься.

 - Совсем?

 - Ну, ни капельки.

 - Привет! – ошарашен Вадим. – Зачем тогда пошла?

 Роза Петровна не намерена объяснятся. Уходит в ночь, на шум волн, к морю.

 Вадим и не знает, как вести себя дальше. Попса за спиной, рядом возникают знакомые девицы. Сразу видно – скучать ему не дадут. Машет продавец пиццы рукой и возвращается в круг.

 44. Ночь. Брусчатка набережной у самой воды. Тихий накат волн. Огни города.

 Разговор Розы Петровны по сотовой связи.

 - Я знал, что ты не спишь… Где ты?

 - У моря. Была на дискотеке, танцевала.

 - Молодец, Рыжик! С кем танцевала?

 - Есть тут один с  усиками.

 - Старый козел?

 - Нет, молодой. Он продает пиццу.

 - Это хорошо.

  - Хочешь послушать море?

 - Хочу.

 Роза Петровна опускает мобильник прямо к смолистым волнам залива.

 Выдержав паузу, поднимает аппарат к уху.

 - Слышал?

 - Спасибо. Спокойной ночи.

 Роза Петровна бежит по набережной, краем моря. Бежит долго, из последних сил. Море и редкие парочки не обращают на бегунью внимание. Они заняты друг другом…  

 45. Утром Герман ждет Розу Петровну у гостиницы в своем рыдване. Увидев ее, жмет на сигнал.

 - Это хамство, - говорит Герман, когда Роза Петровна садится рядом с ним. – Выхожу, а вас нет…. Вы, девушка, плохо воспитаны.

 - Ужасно, - не спорит Роза Петровна.

 - И куда едем?

 - Регата… Алена пригласила… Дети, регата сегодня.

 - Понял, - заводит мотор Герман. – Это замечательно! Море и дети…. Сейчас музыку подберем к яхтам, - он перебирает диски. – Вот, Вивальди.

46. Яхт-клуб. Солнечный, ветреный день. Море есть, детей пока что немного, у стапеля малометражные суденышки. Там же покачивается на волнах палубный катер.

- Этот, мой поход за  почкой… Что-то в нем мерзкое, - говорит Роза Петровна.- Здоровую, красивую девку хочу сделать инвалидом…. Она и так хромает.

- Вы спасаете мужа…. Свою любовь спасаете.

- Это вам мама доложила насчет любви?

 - Да я и сам вижу.

 - Что вы видите? Мой муж мразь, предатель! Он ничтожество! Зачем ему жить?!

 - Я вам не верю, - помолчав, отзывается Герман. – Я тут навел справки.  Можно жить с одной почкой. Сколько угодно можно жить. Даже инвалидность не дают.

  - Бог дал человеку про запас пару легких, две почки, - бормочет, успокоившись Роза Петровна. - Почему одно сердце?

 - Действительно, - удивлен Герман. – И голову одну – тоже странно. Надо две головы, четыре руки, четыре ноги. Вот будет красавец.

 - Человек - дракон, - уходит вперед, к морю, Роза Петровна.

  Герман плетется следом за ней.                                                         .

 - Вы один живете? – поворачивается к нему Роза Петровна.

 - Один.

 - Почему?

 - Длинная история…. Так получилось.

 - Можно человеку жить одному? - пристально смотрит на Германа Роза Петровна.

 Молчит Герман.

 - Я вас спрашиваю – можно?!

 Только плечами пожимает старый дирижер.

 - Вот… живу.

 Среди мальчишек оживление. Появляется Алена в компании судей. Германа она знает, Герману она рада.

 - Музыка, привет! – и Розе Петровне. – Ну, плывем?!

 47. Яхты - малышки выстраиваются,   будто для старта. Катер на якоре. Мотористом судна тот самый парень – тоненький и кудрявый. Глаз он с Алены не сводит, а рыжая девушка  решает с судьями какие-то проблемы, заполняет бланки, поднимает глаза на Розу Петровну.

 - Вы спрашивайте, не стесняйтесь, - подсаживается к ней. – Все статьи по яхтам начинаются так: парусный спорт – это не увлечение, не хобби – это образ жизни. Ну, что-то вроде. Вы тоже так начнете?

 - Нет, - отзывается Роза Петровна. – Этот Валера – ваш жених.

 - Точно. Зовет под венец. Осенью свадьба… Он третий помощник капитана на  «Буге».

 - У вас любовь? – тихо спрашивает Роза Петровна.

 - Наверно…Он парень хороший, надежный. Да и пора уже. Я старая. Тридцать лет скоро…. Потом хромаю…. Это родовая травма…. До трех лет совсем не ходила…. Мне волейбол очень нравился, только не вышло, а с парусом нет проблем. Вот пират Сильвер вообще был одноногий.

 Один из судей пускает в небо ракету. Регата начинается. На первый взгляд ничего не меняется: море, волны, ветер, скользят по волнам парусные суденышки.

 - Я потому танцевать люблю и бегать, - возвращается к разговору Алена. – Тогда, вроде как, и не хромаю…. Давайте я вам о нашем клубе расскажу?

 - Ваш отец в милиции работает? – спрашивает Роза Петровна.

 - Ну, папка – мужик мировой, но он жуликов-бандитов не ловит. Он по кадрам…. Ну вот, еще два года назад у нас ничего не было: три доски, четыре яхты…. Вам неинтересно?

 - Нет, - честно признается Роза Петровна.

 Алена будто не слышит ее. Подняв мегафон, кричит кому-то из яхтсменов:

 - Купцов, в линию! В линию, Купцов!

 - Вы кто? – возвращается к Розе Петровне Алена.

 - Курортница, - с усмешкой вспоминает Роза Петровна.

 - Не из газеты?

 - Нет.

 - Выходит, я вас даром катаю?

 - Даром, - не спорит Роза Петровна.

 Алена смеется. Хорошо смеется – звонко, заразительно. Строго смотрят на рыжую девушку судьи, а влюбленному мотористу смеющаяся Алена нравится еще больше.

 - Ты очень похожа на одного человека, - негромко говорит Роза Петровна. – Даже улыбка похожа.

 Будто не слышит ее Алена. Смеяться она перестает, потому что ей вновь приходится наводить порядок в линейном построении регаты.

 48.   Герман над пианино, играет что-то свое: тихое, неспешное…

 Роза Петровна перелистывает тяжелые страницы фото - альбома. На всех страницах одна и та же молодая женщина, иногда она в компании.

 - Узнала? – чуть поворачивается к гостье Герман. – Извини, можно на «ты»?

 - Попробуем.

 Герман поднимается, подходит к Розе Петровне.

 - А это я рядом. Июль 1967 года…. Пошли.

 Он открывает дверь в соседнюю комнату. За дверью и спальня, и библиотека. На стене, над кроватью, висит большой портрет маслом все той же юной красавицы.

 - Мама, надо же, - удивлена Роза Петровна.   - Сколько лет вы не виделись?

  - Лет сорок, - Герман закрывает дверь, как занавес. Вновь он подсаживается к инструменту, но не играет, только пальцы опускает на клавиши.

 - Долго не виделись, почему? – спрашивает Зоя Петровна.

 - Боюсь… Телефон – другое дело, голос с годами не меняется…. Страшно, а вдруг все кончится… Все, что было…. Увижу старушку – и все кончится.

 - Мама курить стала много, голос охрип.

 - Не заметил, - Герман начинает играть.

 У пианино странное украшение на стене: грамота, а к ней разлаписто прицеплены боксерские перчатки.

 - Что это? – подходит к грамоте Роза Петровна.

 - Были когда-то и мы драчунами, - не переставая играть, покачивает головой в такт музыке Герман.

 - Пойду, - направляется к дверям Роза Петровна. – Поздно уже.

 - Погоди, отвезу, - поднимается дирижер.

  49. Он останавливает машину перед гостиницей.

 - Я ради себя самой  с этой почкой, – говорит Роза Петровна. – Он умрет, и я жить не смогу. Не знаю, что это: любовь – не любовь, а не смогу.

 - Это только кажется, - вздыхает Герман. – Было и у меня…. Крюк нашел, петельку пристроил, мыльцем запасся, а не смог. Себя, дорогого, ненаглядного, все равно любишь больше.

 - Я себя ненавижу, - говорит Роза Петровна.

 - За что? – удивлен Герман.

 - Не знаю…. Все как-то… Все пошло, глупо… Все не так…. Были бы у нас дети, наши… Мы их вырастили, воспитали, тогда хоть как-то понятно… А здесь, чужой по сути человек…. Что кровь? Что она значит? Пустой звук.

  Герману  разговаривать на эту тему не хочется. Он выбирает диск, включает радиолу: «Американец в Париже».

 - Гершвин, - говорит он. – Веселая музыка…. Он думал, что будет жить вечно, а прожил всего сорок лет.

 50. В холле гостиницы ждут Розу Петровну Екатерина Лымарь и ее муж. Судя по всему, ждут  долго (мужчина дремлет, удобно устроившись в мягком кресле.) Роза Петровна проходит мимо, не заметив мало знакомых людей.

 51. В номере включает телевизор, начинает переодеваться, но тут стук в дверь.

 - Открыто!

Входит уже отмеченная пара из холла. Оба в растерянности, да и Роза Петровна не сразу догадывается, чем вызван этот визит. Пауза затягивается.

 - Ты кто? – наконец резко и грубо спрашивает Екатерина.

 - Вам паспорт показать? – сухо интересуется Роза Петровна.

 - Не надо… Ты почему?… Зачем здесь?.. На кого это Алена похожа?

 Роза Петровна выключает телевизор, прячет халат на прежнее место, потом она молча опускается в кресло у телевизора, спиной к гостям.

 - Гражданка, - подает голос мужчина. – Вас спрашивают.

 - Уйди, Федя, - говорит Екатерина. – Подожди там.

 - Кать, мы ж, - сопротивляется мужчина.

 - Выйди!

 Роза Петровна слышит стук двери. Женщины остаются вдвоем.

 - Мой муж Слоним Борис, - говорит Роза Петровна.

 - Ну?

 - Вы были когда-то знакомы.

 - Не помню…. Много их …. Борисов разных…. Гуляла по молодости…. Был грех.

 - Ваша дочь очень похожа на моего мужа, - поднимается Роза Петровна, роется в сумочке, достает фотографию, показывает Екатерине. – Вот он…. Тридцать лет назад.

 Екатерина берет фотографию, слишком долго рассматривает ее, опускается в кресло.

 -Может, и был такой… студент?

 - Да, он тогда учился в физкультурном… Здесь какие-то соревнования проходили.

 Екатерина отдает фотографию Розе Петровне.

 - Живешь, значит, с ним?

 - Живу.

 - И как, хорошо живете?

 - Не в этом дело…. Только он болен, тяжело болен, очень тяжело.

 - Помирает? – спрашивает Екатерина.

 - Плохо все, - не сразу отзывается Роза Петровна.

 - Своих-то детей нет? – спрашивает Екатерина.

 - Нет.

 - Так… Тебя, значит, послал чужих искать? Забогател Борька-то рыжий. Нынче в Москве все при деньгах. Наследство оставить хочет?

 - Я бы все отдала, чтобы он жил, - говорит Роза Петровна.

 - Не надо нам, - поднимается Екатерина. – Федя давно знает, что Алена не его дочь, а любит ее больше своего сына…. На руках ее три года носил по докторам…. Простил он мне, все простил….  А ты, значит, хочешь всю нашу жизнь разбить, в осколочки…. За деньги, так?

 - Нет! – кричит Роза Петровна.

 - Ты уезжай, - идет к двери Екатерина. – Не нужно нам… Ничего вашего нам не нужно…. К Алене, чтобы не смела  боле…. У нее своя жизнь, замуж скоро, - резко поворачивается. – Откуда ты такая на нашу голову?

 - Послушайте, - пробует остановить Екатерину Роза Петровна. И гостья резко поворачивается к ней.

 - Что слушать-то. Был грех, затянула по лени…. К врачам кинулась, а они говорят – поздно. Вот и родила. Федя за мной ходил по любви. Рожай, говорит, мой будет ребенок и ты моя. Вот и все! Чего теперь-то? Что было, то прошло, - уходит Екатерина.

 Роза Петровна стоит, тупо смотрит на пейзаж настенный: море, пляж, птички…

 Дверь резко распахивается. Появляется муж Екатерины, решительно проходит к прикроватной тумбочке, вытаскивает ящик. Наружу из ящика извлекает тюбики, флаконы хорошей женской косметики. Одну из баночек резко отодвигает в сторону.

 - Наркота тут у вас, - говорит он.

 - Что?

 - Наркотики возим.

 Роза Петровна подходит к тумбочке.

 - Это крем.

 -  Будет наркота…. Посажу  тебя, глухо, лет на пять… билет есть обратный?

 -  Есть…. На вторник.

 -  Вот и лети перышком, а то посажу.

 - Мне сказали, что вы честный мент, - вспоминает Роза Петровна.

 - Был, весь вышел.

 - Хорошо, - покорна Роза Петровна. – Я уеду.

 Но не уходит милиционер, садится плотно.

 - Тебя как звать?

 - Розой… Розой Петровной.

 - А чего приезжала, Роза Петровна? Ты колись, легче станет.

 - Колись?

 - Ну… Я в эти сказки про наследство не верю.

 - Наследство? – переспрашивает Роза Петровна. – Ну да… Нет… Мой муж болен…. Тяжело…. Нужна пересадка почки, срочно…. Донор нужен, лучше всего родной человек.

 - Так, - помолчав, продолжает Федор Лымарь. – Это похоже. Это по-вашему… Он кто – муж твой? Чего делает?

 - Тренер… Коньки, детей тренирует.

 - Ценный, значит, кадр для общества и государства…. А мы тут мелочь пузатая, на запчасти и годимся, так?

 - Нет! – кричит Роза Петровка. – Все…. Уходите. Я же сказала, что уеду.

 Но не торопится оставить ее в одиночестве Федор Лымарь.

 - Почку им, - бормочет он. – А ты не подумала как ей, Алене, замуж, без органа, как рожать потом?

 - Хватит! Завтра уеду, что еще?

 - Счастливый путь, - поднимается Федор Лымарь. – Спокойной ночи пока.  

 Роза Петровна остается наедине с тихим и солнечным пейзажем на стене. Вдруг, как в лихорадке, начинает швырять вещи в сумку, собирает кремы и мази…. Останавливается, звонит по телефону.

 - Герман! Я хочу улететь. Да, сейчас, завтра… Ничего не случилось…. Не знаю… Наверно, есть самолет…. Извините  меня, ради Бога, просто кроме вас… - все, трубка брошена, разговор закончен, сидит на кровати Роза Петровна, сборы продолжаются, но недолго.

 На спину она падает, закрывает глаза.

 52. Снится Розе Петровне отмеченный прежде каток в супермаркете. Борис Слоним в одиночестве режет лед фигурными коньками, но со всех сторон налетают на немолодого фигуриста юные девы. Не меньше дюжины прекрасных дев. И с ними он вынужден демонстрировать новый, мучительный танец.

 И вот уже нет сил у Слонима, и падает он на лед, и девицы окружают упавшего, скорбно склонившись над ним. И слышит Роза Петровна свой крик, и от крика этого просыпается.

53.  Утром, открыв глаза, она видит Германа. Дирижер сидит в кресле, читает газету.

 - Нет в жизни справедливости, - говорит Роза Петровна.

 - Это почему? – спрашивает Герман.

 - Вобла есть, а пива нет.

 - Шутим, - одобряет Герман. – Это хорошо. Значит, не все потеряно. Хотя… Спим в одежде, дверь нараспашку… Это называется – смятение чувств.  Что случилось?

 Отвечает Роза Петровна не сразу, уходит в ванную комнату. Слышен шум душа.

 – Домой! - кричит Роза Петровна.- Домой хочу.

Роза Петровна возвращается в халате, садится напротив Германа.

 -  Что с билетом?

-         Плохо. Лето, сезон… Улетишь, девушка, завтра….  Я все хотел спросить …. Что твой отец?… Как он?

-         Папа? Он хороший человек. Тихий и хороший человек… Мастер на все руки… Делает оградки для могил… Художественно… отлично зарабатывает.

-         И маме твоей это нравится?

-         Наверно… Она человек громкий, папа – тихий… Отличная пара.

Герман некоторое время осмысливает услышанное, потом произносит:     - Говоришь, мама курить стала?... Не  могу себе представить Машу с сигаретой.

 - Она папиросы курит, - сообщает Роза Петровна.

 - Ужас, - поднимается Герман. – Пошли, позавтракаем. Тут отличная пиццерия рядом.

 

54. Пиццерия. Вадим мрачен. Не по сердцу ему приход Германа и Розы Петровны. Он сейчас всего лишь обслуживающий персонал, продавец пиццы.

 Ест Роза Петровна с аппетитом.

 - Вкусно, - смотрит на нее Герман. – Это правильно. Время и география все лечат…

 - Что лечат? – поднимает на дирижера глаза Роза Петровна.

 - А все…. Даже любовь великую, неземную.

 - Чистая правда, - подает голос Вадим.

 - Я, Горелов, тебе голоса не давал, - поворачивается к нему Герман, потом Розе Петровне. – Учился он у меня в музыкальной школе, плохо учился…. Здесь человек на месте. Хороший ты повар, Горелов.

 - Налоги давят, - сообщает на это  Вадим.

 - Терпи. Миллионером будешь.

Мотороллер останавливается за стеклами пиццерии рядом с рыдваном Германа. В седле Валера – жених Алены. Внимательно смотрит он на Розу Петровну, затем решает оставить своего «ишака» и открыть дверь заведения Вадима.

 Входит, занимает место у соседнего столика.

 - Есть разговор, - говорит он Розе Петровне.

 Молчит женщина, будто не слышит.

 - Здороваться надо, - подсказывает Герман. – Причем с улыбкой. Доброе утро, дорогие сограждане.

 - У меня к ней дело, - смотрит на Розу Петровну Валера. – Насчет Алены.

 -   Завтра я улетаю, - говорит Роза Петровна. – Никаких дел.

 - Есть разговор, - упрямо повторяет Валера.

 - Ну, говори, - разрешает Герман.

 - Без свидетелей.

 - Мне уйти? – спрашивает у Розы Петровны Герман.

 Она только пожимает плечами. Дирижер расплачивается с Вадимом.

 - Подожду в машине, - говорит он Розе Петровне и уходит.

Из пиццерии видно, как Герман возится с замком двери, потом садится в свой драндулет.

 - Вали отсюда! – поворачивается к продавцу пиццы Валера.

 - Хамим, - определяет ситуацию Вадим.

 Тогда моряк подходит к нему, что-то шепчет на ухо. Шепота достаточно. Вздохнув, Вадим покидает место у кассы, а Валера подсаживается к столику Розы Петровны. Молча на нее смотрит. В паузе Роза Петровна наблюдает за Германом.

 Дирижер выползает из своей «клячи», чтобы проверить баллоны.

 - Свадьба у нас осенью, - наконец говорит Валера.

 Молчит Роза Петровна.

 - Я говорю, поженимся  законным браком…. Говорят: хромую берешь, а мне до фонаря.

 - Что дальше? - отзывается Роза Петровна.

 - А живем второй год, - продолжает Валера, – живем, говорю, вместе второй год.

 - Что тебе нужно?

 - Насчет вашей проблемы я в курсе. Есть идея…

 Тут в пиццерию вваливается шумная и голодная компания, заполняя собой и без того тесное пространство. Вадима не видно.

 - Хозяин! – басит один из посетителей. – Есть кто живой?

 Вадим тут же выползает из подсобки.

 - Не дадут здесь, - хмурится  Валера. – Пошли.

 55.  Гранитный столб на набережной, мощенной брусчаткой. К столбу этому и пристает Валера. Роза Петровна не торопится покидать сидение. Пусто на набережной – подходящее место для разговора.

         Валера отходит к воде, подбирает камень. Бросок – далеко летит голыш. Сильный, красивый парень Валера. Возвращается он к Розе Петровне.

 - Я говорю, есть идея, - напоминает он.

 Молчит Роза Петровна.

 - Тебе орган нужен от родного человека, - говорит Валера. – Алена, значит, родной. Так?

 Молчит Роза Петровна.

 - Иначе мужик твой помрет, - продолжает Валера. – Так я понимаю.

 - Так, - покидает сидение мотороллера Роза Петровна.

 - Я тебе прямо скажу, - подходит к женщине Валера. – Какая семейная жизнь без бабок. Есть бабло - все в ажуре. Нет, начинается всякое. Я уж насмотрелся. Так?

 - Так, - снова не спорит Роза Петровна.

 - В общем, чего темнить…. Скажи, сколько за почку дашь?

 Роза Петровна уходит к морю, к яхтам на горизонте, к чайкам.

 - Алену уговорю, нет проблем, - догоняет ее Валера. – Нам квартира нужна, свое жилье, так? Тачка нужна в прикиде, - бьет ногой по колесу мотороллера. - Пятый год на этом ишаке катаюсь. Одна стыдоба… Так?

 - Она знает? – спрашивает Роза Петровна. – Ну, насчет почки?

 - Так Федя-мент все да всем, как на духу.

 Роза Петровна уходит вдоль берега. Валера ее снова догоняет.

 - Я так думаю, тысчонок двести в баксах, нормаль?

 - Уговоришь, значит? – поворачивается к моряку Роза Петровна.

 - Зуб даю!

 - Ты зуб, она – почку?

 Валера смеется. Нравится ему эта шутка.

 - Ну, едем? – говорит Роза Петровна, снова забираясь на сидение мотороллера.

 - Куда? – настораживается Валера.

 - К Алене, спросим - согласна она?  Дело серьезное. Так?

 - Ну, - не спорит Валера, взявшись за «рога» своего ишака.

  56. Ангар клуба. Мальчишки заняты ремонтом снастей. За качеством работы следит Алена. Здесь и тоненький моторист, влюбленный в рыжую девицу.

 Увидев Валеру и Розу Петровну, Алена поднимается им навстречу. И сразу мальчишки тоже перестают заниматься ремонтом.

 - Вот, - говорит моряк. – Дело у нее к тебе.

 Роза Петровна останавливается в шаге от Алены.

 - Он – урод, - говорит Роза Петровна, показывая на Валеру пальцем, – Не выходи за него.

 Валера словно в нокдауне, даже отступает на шаг, но берет себя в руки.

 - Чего?! – почти кричит он. – Ты чего лепишь?

 - Сволочь он, Алена, не выходи - и все.

 Моторист смотрит на Розу Петровну, как на Бога.

 Дети инстинктивно собираются вокруг рыжей девицы, а Роза Петровна поворачивается и уходит….

57. На выходе из яхт-клуба ее догоняет Алена. Некоторое время они идут рядом.

  - Не выходи, сволочь он, - повторяет Роза Петровна.

 -  Сволочь? Нет… дурак.

 -  Еще хуже.

  - Фотография у вас есть? – спрашивает Алена.

  - Чья?

  - Мужа вашего.

 Роза Петровна останавливается, достает из сумочки бумажник, раскрывает его. Алена осторожно берет бумажник в руки.

 На фото Борис Слоним: сильный, здоровый, улыбающийся.

 Алена отдает бумажник Розе Петровне. Идут дальше. За оградой рыдван Германа и сам дирижер у машины.

 - Веселый он? – спрашивает рыжая девица.

 - Был.

 - Зовут как?

 - Борисом.

 - Вы завтра в Москву?

 - Да.

 - Можно с вами?

 Роза Петровна снова останавливается, пристально смотрит на Алену.

  - Зачем?

  - Не знаю, - не сразу отзывается Алена. – Отец все-таки… Как все это… Ведь никто не виноват, да?

 - Наверно, - кивает Роза Петровна.

 - Он же не знал, что я есть… Мама не виновата, Федя… И вы… Никто не виноват, а так все вышло…

 - Он не знал, - говорит Роза Петровна. – Он не знал точно.

 - Что, плохо совсем? – помолчав, спрашивает Алена. – Может умереть?

 - Может.

 - И я его никогда не увижу…. Нет, я поеду.

 Молчит Роза Петровна. Они уже совсем близко от машины.

 Догоняет их Валера, но останавливается поодаль.

 - Это она сволочь! – кричит он. – На халяву хочет. Алька, ты ей не верь. У них бабок немерено. Сволочь она!

 Здесь место для соло Германа. Идет он навстречу Валере. Мужчина он хоть и не молодой, но тяжелый и удар у него не легкий. Моряк такого поворота не ожидал, летит он на землю, но поднимается и готов дать сдачи, но тут налетает на него тоненький моторист, да с такой отчаянной яростью и успехом, что приходится Герману, обняв, оттащить парня от поверженного врага.

 - Я тебя достану! – орет на тоненького, поднимаясь, Валера. Вытирает ладонью кровь с подбородка.

 Герман делает один шаг навстречу Валере. Достаточно одного шага – бежит враг с поля боя.

58. В машине Герман и Роза Петровна. У ворот яхт-клуба Алена сердито выговаривает что-то тоненькому мотористу.

 - Драться нехорошо, - говорит Роза Петровна.

 - Раз в год приходится, - бормочет дирижер. - Вообще-то я трус. Жениться сдрейфил, детей завести…. Струсил композитором стать. А был шанс, был… Нет ничего страшнее страха. Вот только кулаками махать и научился.

 Мелодия мобильника. Роза Петровна лихорадочно ищет сотовый. Все – аппарат прижат к уху.

 - Да…. Нет, не танцую.

 - Хочешь анекдот?

 - Хочу. Только не больничный.

 - Ипподром. Жена спрашивает мужа: - А в чем смысл этих скачек? - Лошадь, пришедшая первой, получит приз. - А зачем же бегут остальные?

 Герман разворачивается, выезжает на трассу.

 - Ну, смешно?

 - Очень…. Твою дочь зовут Аленой.

 - Что ты сказала?

 - Алена…. Твоя дочь…. Она рыжая…. Она хорошая…. Ну, что молчишь?

 - Я не молчу…. Я кричу.

 - Что-то тихо.

 - В больнице нельзя кричать…. Все, потом позвоню.

Герман ставит диск в радиолу.

Роза Петровна слушает музыку и плачет бесшумно.

 - Ничего, - бормочет Герман. – Это полезно.

 59. Краеведческий музей. Зрители приходят, будто каждый со своим стулом. Немного их собирается – человек сорок…

 Камерный оркестр Германа настраивает инструменты.

 Роза Петровна занимает место поближе к двери. И на дверь эту она обращает больше внимания, чем на все остальное.

 Но вот еще один, меломан, еще одна пара стариков – и все.

 Дирижер выходит к оркестру под шум аплодисментов.

 Он дирижирует без палочки. Ему достаточно рук – легких и живых, будто существующих отдельно от грузного тела Германа.

60. Вечер. Вечер. Горят фонари. Герман отвозит Розу Петровну к гостинице.

   - Она не пришла, - говорит Роза Петровна.

  - Кто?

  - Алена.

  - Не любит музыку?

  - Она любит музыку, но не пришла.

 Герман тормозит у «Бристоля». Он готов выпустить Розу Петровну.

 - Завтра заеду. Рейс в половине первого, помнишь?

 - Это хорошо, что она не пришла, - говорит Роза Петровна. – Это правильно. Зачем ей человек, которого она ни разу в жизни не видела? Зачем?

 - Не знаю,- честно признается Герман. – Чем старше становлюсь, тем меньше понимать начинаю что почем и зачем?

 - Мама сказала, что ты мог стать моим отцом.

 - Твоей маме можно верить, - говорит Герман.

  Роза Петровна выходит из машины.

  Дирижер ждет, пока за ней не сомкнутся тяжелые двери отеля.

60.  Утро. Двор дома 102 на улице Чехова. Федя, его сын и Екатерина  убирают импровизированные столы. Растаскивают все это добро молча и дружно. Берутся вдвоем за длинную доску, готовы ее нести, но останавливаются, увидев Розу Петровну.

 Не рады они этой гостье, даже очень не рады. Екатерина  спиной к ней поворачивается.

 - Я улетаю, - говорит Роза Петровна. – Хотела бы попрощаться.

 - Счастливый путь, - не опуская доску, говорит Федя. – Даст Бог, больше не увидимся.

 - Я бы хотела с Аленой попрощаться.

 - Нет ее! – вдруг тоненько, со злостью, кричит демобилизованный воин.

 - Уехала Алена, - поворачивается к Розе Петровне Екатерина.

 - Уехала? Как? Куда? – по инерции спрашивает гостья.

 - Адреса не оставила.

 Семья продолжает уборку так, будто и нет во дворе Розы Петровны.

61.  Ангар яхт-клуба. Мальчишки возятся со снастью. Помогает им тоненький моторист.

 Роза Петровна останавливается в воротах.

 Моторист прекращает работу. Выпрямившись, поворачивается в ее сторону. И дети молча смотрят на Розу Петровну.

 Затем моторист  возвращается к делу. Видно, что сказать ей он ничего не может, но, возможно, и не хочет. 

 Дети продолжают молча и строго смотреть на Розу Петровну.

62.Аэропорт. Герман провожает Розу Петровну.

 - Маме скажи, пусть бросит курить, - говорит он.

 - Не послушает.

 - Все будет хорошо, - говорит дирижер.

 - Наверно, - Роза Петровна рассеянна. Смотрит по сторонам. Она и сейчас будто ждет Алену.

 - Объявляется посадка на рейс 512. Ростов – Москва! – объявляет гнусный голос.

 - Скажи все-таки, чтоб не курила, - говорит Герман. – А вдруг и в самом деле голос измениться.

 Роза Петровна обнимает дирижера. Они прощаются, как родные люди.

63. Москва. Аэропорт Домодедово. Розу Петровну встречает Мария Захаровна. Встреча получается деловой и молчаливой. Поцелуй мельком – и все.

Автомобильная стоянка. Мария Захаровна помещает сумку в багажник, садится за руль.

 - Утром была в больнице, - говорит она. – Твой старый козел в полном порядке. Анекдоты травит. Ждет тебя…. Ты нашла его дочь?

 - Нашла и потеряла.

 - Это как? – закуривает Мария Захаровна.

 - Так, не мучай ты меня! – не до разговоров Зое Петровне. – И бросай курить!

 - Что это с тобой? – удивлена мать.

 - Ничего. Бросай и все.

64. На экране видеокамеры Алена и тоненький моторист. Смотрит на экран Борис Слоним. Кресло в его больничной палате. Слоним сидит в этом кресле и смотрит на свою дочь. Один раз просматривает изображение, второй. Наконец отдает камеру Розе Петровне.

 - Хочешь анекдот? – спрашивает он.

 Молчит Роза Петровна.

- Двое приятелей выпивают. Один лысый, как колено. Другой рыжий-рыжий. Он и пожалел лысого. «Не дал тебе, Вася, Бог волос». «Он давал, только рыжие, да я отказался».

  Даже не улыбается Роза Петровна. Только спрашивает:

 - Это все?

 - Нет, почему?.. У меня, наверно, будут внуки. Одного пусть Борькой назовут в честь деда…. Ты похлопочи, ладно…. Дай еще посмотреть.

 Роза Петровна снова отдает мужу видеокамеру.

 И снова рыжая девушка из Азовска улыбается, обнимает тоненького моториста и машет кому-то рукой.

-         Прихрамывает, почему?

-         Немного, - говорит Роза Петровна. – Когда бежит или танцует, не видно.

Борис отдает жене камеру, помолчав, говорит:

-         Знаешь, о чем подумал? Человек не зря железом лед резал всю жизнь, если хоть кто-то, хоть один человек над его могилкой заплачет.

-         Перестань!

-         Вот ты и заплачешь, - продолжает Борис Слоним. – Точно заплачешь… Твой папашка оградку сварит. Памятник поставите, а на нем ты попросишь выбить всего два слова: старый козел.

 Розе Петровне не до смеха, а  больной смеется. Из последних сил смеется, но так заразительно, что и жена его не может скрыть улыбку.

65. Экран компьютера. На экране ничего, кроме списка фамилий по номерам и диагноза.

 Говорит доктор – Роман:

 - Борька пятый. Ждем донора. Живого, мертвого – все равно, только бы…. Да что я тебе…. Все поняла?

 - Как это мертвого? – не понимает Роза Петровна.

 - Так. Нет человека, а органы его живы: почки, сердце….

 - Нет, это невозможно…. Давай лучше я! Я здоровая, очень.

 - Мы все проверили. Ты не годишься, совсем….

 - Ромка!

 - Хватит! Перестань меня мучить. Хуже нет, чем лечить родных и друзей.

66. Реставрационная мастерская. На стендах светлое будущее реставрационного объекта. Лохматый Зайчик колдует над макетом. Ему помогает Роза Петровна. Неловкое движение: ограда вокруг усадьбы падает.

 - Растяпа! Да что с тобой сегодня? – раздражен Зайчик.

 Роза Петровна молча отходит к окну. Лохматый провожает ее взглядом. Бросает работу над макетом. Приблизившись к Розе Петровне, говорит:

 - Извини…. Вырвалось.

 - Ничего, - бормочет Роза Петровна.

 - Слушай, - говорит Зайчик. – Мне на площадку, а тебе, может,  домой. Я справлюсь, ты же знаешь…. Мы с тобой замечательный дворец построим. И стоять он будет тысячу лет.

 - Зачем? – пристально смотрит на Зайчика Роза Петровна и вдруг начинает кричать: - Зачем все это, если мы завтра подохнем?! Зачем?.... Кому?…

 - Иди домой, - повторяет Зайчик. – И не ори на меня.

 - Нет, дома совсем не могу, - Роза Петровна приходит в себя, возвращается к макету, собирает в тубус эпюры.

 Она и верный помощник идут к двери, но выйти не успевают.

 Дверь открывается. На пороге Мария Захаровна и Алена.

 Мать Розы Слоним, по обыкновению, серьезна. Рыжая девица сияет.

67.В машине все и разъясняется. За рулем Мария Захаровна, на заднем сидении Роза Петровна и Алена.

 - Я честно сказала, что лечу с вами, а он меня обманул и в КПЗ запер, - рассказывает рыжая девушка. – Там глухо, как в танке: ори не ори. А потом я сказала, что ладно, что не нужен мне новый папа – он меня и выпустил. Он не злой – Федя – просто любит меня и ревнивый, как черт.

 Роза Петровна взгляд от Алены отвести не может.

 - Адрес, как ты адрес узнала?

 - У Германа… Я подумала, если вопрос жизни, я согласна… Все-таки отец.

 - Согласна, на что? – не понимает Роза Петровна.

 - Ну, у человека две почки… Одна запасная, можно и без нее жить.

 - Нет! – словно пугается Зоя Петровна. – Не нужно… Не смогу я… И он никогда не согласится.

 - Тогда зачем вы приехали, зачем вы меня искали?

 - Не знаю, - говорит Роза Петровна. – Когда не видишь живого человека – одно, а потом…

 - Вот две идиотки сопливые, - ворчит Мария Захаровна, выбивая из пачки папиросу. – Дуры две.

 - Я Валеру послала, - помолчав, говорит рыжая девица. – Костя… Может за него и пойду. Костя – он хороший.

 - Даже очень, - согласна Роза Петровна.

68. Они быстро идут по больничному коридору: Роза Петровна, Мария Захаровна и Алена. Все трое рады предстоящей встрече.

      Двери палаты Бориса Слонима распахнуты настежь.

     У койки больного врачи, медсестры.

    Слоним без сознания. Он лежит, как на кресте: к ногам и рукам присоединены клеммы электрошока.

 Роза Петровна пробивается к мужу. Она видит, как удар тока пробует вернуть больного к жизни.

 - Боря! –  вопль, не крик.

 - Уйди отсюда! – кричит доктор Роман. – Уберите ее!

 Розу Петровну почти насильно уводят из палаты…

 Они сидят на узкой скамье в больничном коридоре: все три женщины. Алена обнимает Розу Петровну, прижимает ее к себе, будто защитить хочет.

 Мария Захаровна крошит в пальцах папиросу.

 Из палаты выходит доктор – Роман.

 Говорить ему ничего не нужно. И так все ясно. Только головой отрицательно покачивает доктор.

69. Улица. Нет слез у Розы Петровны. Лицо искажено болью.

Плачет небо, плачет сильно и шумно – гроза.  Она торопится под дождем мимо автомобильной стоянки, к трамвайным путям.

 Спешит за Розой Петровной, прихрамывая, Алена. Тормозят с визгом машины, на которые Роза Петровна не обращает внимание. Алене тоже плевать на автомобильный транспорт. Она моложе и сильней, бегает, даже по проливным дождем прекрасно и никакой хромоты в беге.

  Настигает Розу  Петровну за несколько секунд до промчавшегося мимо трамвая. Рыжая девица толкает самоубийцу на асфальт, прижимает ее к себе и кричит что-то.

 Что кричит мы не слышим, потому что лежащие под дождем женщины перекрывают движение на узкой улице и вокруг них собирается разгневанные, ничего не понимающая шоферня и так потерявшая последние нервы в безнадежных пробках.

ПРОЙДУТ ГОДЫ. ВДОВА БОРИСА СЛОНИМА   НЕ ВЫЙДЕТ СНОВА ЗАМУЖ, НО КАЖДОЕ ЛЕТО, ОНА БУДЕТ ЕЗДИТЬ В АЗОВСК, ЧТОБЫ НЯНЧИТЬ БЛИЗНЕЦОВ, ДЕТЕЙ АЛЕНЫ И КОСТИ, КОТОРЫХ ОНА СЧИТАЕТ СВОИМИ ВНУКАМИ.

Примечание. Все чужие материалы в моём блоге обозначены. Если этого нет - они мои. Отмечаю это, так как часто спрашивают: "Кто это написал?"