The New Yorker: Сестринская любовь
В нашем вечно меняющемся культурном пейзаже почти невозможно проследить, каким образом одни движения (за равноправие женщин) уступают место движениям противоположного толка («силовому» феминизму, не заявляющему особых требований), а их в свой черед оттесняют сметливые студентки, сумевшие заключить договор на издание дипломной работы с консервативными идеями (стиль «новая скромность»), а им на смену приходят свежие тенденции модной индустрии (стиль «гейша шик»).
Бетти Фридан? Это имя доносится до нас как далекое эхо, так, словно она — суфражистка, сражающаяся за право носить брюки, а не женщина, которая совсем недавно стояла у истоков современного американского феминизма. Еще до Венди Шалит, или Кэти Ройфе, или Наоми Вульф, или Сьюзен Фалуди, до Жермен Грир, предложившей свой вариант женской мужественности в форме театра идей, до Глории Стайнем , ослепившей нас с обложек журналов зовущей в полет улыбкой, Бетти Фридан (1921–2006) обратила внимание на сообщество домохозяек, живущих в пригородах, и пришла к заключению, что под видимостью благополучной, но довольно праздной жизни они буквально сходят с ума.
В 1963 году, на излете погруженных в дремоту 1950‑х, Фридан разразилась «Загадкой женственности» (The Feminine Mystique), и в том же году Стайнем, тогда еще не увлеченная политикой вполне светская девушка опубликовала «Пляжную книгу» (The Beach Book), где попыталась наделить богатеев, загорающих на модных курортах, некой вычурной глубиной. («С яхты Аристотеля Онассиса сходит компания и приглашает вас присоединиться к ней. Вы отказываетесь».) Книга Фридан начинается с анкеты, распространенной на встрече выпускников колледжа Софии Смит через 15 лет после окончания (Бетти поступила туда в 1942‑м). Эта анкета через пять лет стала основанием для горячей, а местами до крайности резкой полемики с культурой, как ей представлялось, Донны Рид своего времени. Отчасти труд по социологии, отчасти страстный манифест, «Загадка женственности» посвящена «безымянной проблеме» — неясной тревоге, овладевшей американками с университетским образованием, которые слишком квохтали над своими детьми, чересчур многого — вопреки реальности — ожидали от мужей, а потом пытались унять чувство тихого отчаяния, принимая таблетки или заводя безрадостные романы. А происходило это оттого, утверждала Бетти Фридан, что общество навязывало им косный и в значительной мере неосознанный взгляд на женственность.
Обложка первого издания книги Бетти Фридан «Загадка женственности».
W. W. Norton, 1963
Посвятив немало страниц разбору легковесного содержания женских журналов (где упомянутый недуг «лечат, либо перекрасившись в блондинку, либо родив очередного ребенка»), приводя скучную статистику и цитируя психологические исследования, Фридан формулирует — по возможности масштабно — проблему так: «просто дело в том, что американской женщине не дают развить ее человеческие качества в полном объеме». Книга, изданная первоначально тиражом 3 тыс. экземпляров, со временем стала бестселлером номер один среди нехудожественных изданий в мягкой обложке 1964 года. А ее автор, в свою очередь, стала знаменитостью, завсегдатаем только‑только родившихся телевизионных ток‑шоу и объездила всю страну с лекциями, имевшими успех. Летом 1966 года Фридан стала сооснователем Национальной организации женщин (National Organization for Women), широко известной по аббревиатуре NOW, и предложила своим приверженцам внушительную программу радикального изменения status quo.
Сегодня уже трудно вспомнить, что именно Фридан была инициатором революционных изменений в обществе: это она боролась за равную с мужчинами оплату труда, равные права, доступность детских садов и легальные аборты, чтобы другие женщины могли по‑прежнему изучать шейку матки в просветительских кружках и с грустью размышлять об ушедшем в доисторическое прошлое матриархате на страницах журнала Ms. . Для женщин под сорок, из поколения «я не феминистка, но…», которые знают, что Фридан сделала нечто важное, но имеют об этом лишь смутное представление, она предстает туманной фигурой без конкретного наполнения. Учитывая нашу короткую коллективную память, вклад Фридан представляется не таким уж значительным.
Удивительно, однако, как быстро ее оттеснили на периферию того самого движения, которое она и основала. В 1972 году, когда свежеиспеченное Национальное политическое собрание женщин участвовало в Демократической национальной конвенции в Майами‑Бич, Фридан отказали в праве выступить официальным докладчиком по проблеме женщин. Между первыми эпизодами борьбы за права женщин и все более радикальными выступлениями против мужчин и в защиту лесбиянок, которыми отмечено женское движение, набиравшее силу в начале 1970‑х, на смену Фридан пришли другие лидеры феминизма — прежде всего Глория Стайнем и ненадолго Белла Абцуг . «Репортеры фотографируют Глорию, — отмечала Нора Эфрон в полной точных наблюдений статье о конвенции в Майами‑Бич, опубликованной в “Эсквайре”, — и тут в кадр врывается Белла, сопровождаемая толпой телевизионщиков, а Бетти оказывается в стороне, объективы ее не видят».
Как и по какой причине это произошло? И как это связано с внутренним конфликтом, который вызвал раскол в движении за права женщин на этапе его подъема? Именно загадка стремительного ухода Фридан в тень стала основной темой ее биографии «Жизнь Бетти Фридан» (Betty Friedan: Her Life), написанной Джудит Хеннесси. Внимание читателя останавливается на носу Бетти, который явно не мешало бы укоротить, ее привычке надрывать горло, предпочтении масштабных социальных перемен политике идентичности и нежелании демонизировать семью и мужской пол. (Кстати, сразу после завершения работы над «Загадкой женственности» Фридан собралась было укоротить нос, но побоялась, что операция изменит ее неподражаемый хриплый голос.)
Judith Hennessee
Betty Friedan: Her Life
[Жизнь Бетти Фридан
]Random House, 1999
Итак, Бетти Наоми Фридан (урожденная Голдстайн) появилась на свет в 1921 году (через год после того, как женщины в США получили право голоса) в Пеории, штат Иллинойс. Ее семья занимала трехэтажный кирпичный дом в лучшем районе города. Для евреев Голдстайнов, пусть и ассимилированных, доступ в престижный Пеорийский загородный клуб был закрыт, и общались они преимущественно с другими евреями. Мириам, мать Бетти, любила развлечения и занималась своей внешностью. Ее отцу Гарри, владельцу ювелирного магазина, нравилось испытывать сообразительность своих детей. «Он задавал им математические задачи, которые Бетти решала в мгновение ока, — пишет Хеннесси, — и обсуждал с ними свежие политические новости». Бетти унаследовала нрав отца и горячо спорила с матерью, проявляющей крайнюю строгость, когда речь шла об уходе за собой («Мириам считала, что Бетти умышленно старается выглядеть неряхой») и манерах («там, где Мириам вела себя дипломатично, Бетти высказывалась без обиняков; если Мириам неизменно была сама любезность, то Бетти рявкала в ответ на комплимент»). В школе одноклассницы не приняли Бетти в женский клуб, и она считала это неявным проявлением антисемитизма, а вовсе не следствием своего заносчивого характера или притязания — не вполне обычным путем — на лидерство благодаря незаурядному уму. «Возможность как‑то скрыть свой интеллект, — пишет Хеннесси, — или хотя бы не так явно выставлять его напоказ, уступить в чем‑то мальчикам просто не приходила ей в голову».
Хеннесси довольно прямолинейно пытается связать будущие проблемы Фридан с неудачами, пережитыми в юности. Сложности, с которыми она столкнулась, оказавшись во главе движения за женские права, и особенно ее пренебрежительное отношение к другим женщинам рассматриваются автором как повторение ее конфликтов с матерью, ее соперничества с Эми — младшей и более привлекательной сестрой, ее склонности чувствовать себя неоцененной по достоинству, чужой. Так или иначе, Фридан приступила к учебе в колледже Софии Смит с ощущением уязвимости, сплошь и рядом свойственным умным, но непривлекательным молодым девушкам. Ее тревожное состояние обычно проявлялось в приступах астмы, которые начались уже в первый год обучения в колледже, однако в целом она была полна энергии и честолюбивых устремлений. Бетти выбрала основным предметом психологию, усердно посещала занятия по писательскому мастерству, затем стала редактировать студенческую газету и затеяла издание литературного журнала. Именно в Смит у нее сформировались вполне умеренные и даже популярные среди богатеньких студенток взгляды левого уклона, которые позже презрели ее более радикальные сестры. Она запоем читала марксистские сочинения и публиковала сочувственные рассказы о рабочих пеорийских заводов и уборщицах своего колледжа, которые объявили забастовку в последний год пребывания там Бетти.
В 1942 году Фридан с отличием закончила колледж членом ФБК и получила стипендию для годичного обучения в Беркли под руководством знаменитого психолога Эрика Эриксона. Следующей весной ей дали еще одну стипендию («самую желанную в этой области»), благодаря которой она могла в результате получить докторскую степень. Но Бетти от стипендии отказалась, следуя древней (и, думаю, широко распространенной и в наши дни) убежденности женщин, будто, сосредоточившись на карьере, они лишатся того, что в «Загадке женственности» она назвала «теплым центром жизни», то есть семьи и детей. В одном из более поздних интервью она упрекала своего друга: «Он сказал: “Ты, конечно, можешь принять эту стипендию, но ведь ты понимаешь, что мне такой никогда не видать. Сама знаешь, чем это для нас закончится”». Этот пересказ мог быть удобным способом описать более значимый конфликт между ними, но его смысл не оставлял сомнений: ты женщина, и поэтому не можешь полностью реализовать себя одновременно в личной жизни и профессии. «Мечтающие выйти за богатого» подруги по колледжу, или старые девы — библиотекарши из ее родного города, или по большей части незамужние преподавательницы колледжа Софии Смит — все только подтверждало, что иначе и быть не может.
Вскоре Фридан переехала в Нью‑Йорк и стала сотрудничать с «Федерейтед пресс», информационным агентством левого толка. Она стремилась «ни в чем не уступать мужчинам» и одновременно быть сексуально привлекательной в поисках романтических отношений. Весной 1946 года она отправилась на свидание с Карлом Фриданом — они были незнакомы, и он только‑только демобилизовался. Уже через два месяца он переехал к ней, а в июне 1947 года они поженились. Первый из их троих детей появился на свет осенью следующего года, и к 1951 году Бетти превратилась в одну из тех пригородных домохозяек, о бедах которых она поведает миру через десять лет в «Загадке женственности».
Соблазненные кооперативными яслями и более просторным жильем, Бетти и Карл (он работал в рекламном агентстве) перебрались из манхэттенской квартиры, где хозяйничали тараканы, в Паркуэй‑Виллидж, комплекс зданий, парков и садов в Куинсе, построенный изначально для персонала Организации Объединенных Наций. Казалось, для Фриданов американская мечта стала явью: «Они жарили гамбургеры на углях и окунали чипсы в самый популярный соус 1950‑х — сметану с “липтоновской” сухой смесью для лукового супа. Бетти готовила заправку для салата и управляла кухаркой». В то же время и Бетти, и Карл нередко перебирали лишку, и их семейная жизнь — а она продлилась 22 года — была бурной вплоть до рукоприкладства. (В 1969 году Фридан опоздала на одну из первых ею же организованных сидячих забастовок в ресторане «Оук‑рум» нью‑йоркского отеля «Плаза», куда с полудня до трех часов не допускали женщин, — поскольку ей понадобилось время, чтобы замазать косметикой синяки на лице прежде чем появиться на людях.) Сейчас ее назвали бы жертвой домашнего насилия, хотя она сама никогда так себя не называла и в долгу не оставалась.
Путь, пройденный Бетти Фридан от привязанной к дому свободной журналистки, пишущей, в частности, для журналов «Чарм», «Перентс» и «Редбук» , до одного из лидеров движения за равноправие женщин, представляет собой, как нередко бывает, историю самораскрепощения. Когда читаешь «Загадку женственности», подспудно обнаруживается, что Фридан пробивается в прошлое, к одаренной студентке, которой она некогда была, — честолюбивой молодой женщине на пороге блестящей карьеры в любимой профессии, которой она поступилась ради незаметной, более «женской» жизни. Возвеличение семейного очага — блистающие чистотой полы, непременная близкая «связь» супругов, сверхдобросовестное материнство и боязнь «маскулинизации» путем интеллектуального развития — вот против чего она восставала и чему иногда уступала. Даже сейчас, десятилетия спустя после выхода в свет, ее книга вызывает острый интерес. Несмотря на коренные перемены, произошедшие за эти годы, описанные Бетти Фридан психологические барьеры на пути самореализации женщин все еще не исчезли.
В «Загадке женственности» есть очевидно слабые места: она эклектична. Книга Симоны де Бовуар «Второй пол» повлияла на нее значительно сильнее, чем признает автор. Стиль книги нередко слишком уж пылкий. (Так, женщин, смирившихся с «положением домохозяйки», Бетти уподобляет узникам концентрационных лагерей.) И конечно же, «Загадка женственности» несет в себе черты времени и места создания. Кое‑какие использованные Фридан термины («проблема служанки») и выраженные в книге взгляды (она пишет о «гомосексуалистах, которые расползлись по Америке, накрыв ее мрачной пеленой») свидетельствуют о том, что Бетти не полностью рассталась с Пеорией и партиями в бридж ее матушки. И хотя она яростно нападает на СМИ, которые призывают женщин тратить лучшие годы жизни на то, чтобы вытирать пыль, гладить, печь пироги и поддерживать чистоту в доме — «Род занятий: домохозяйка», так она это язвительно называла, — остается неясным, кто с ее точки зрения должен был позаботиться об этих «мелочах жизни», если прогрессивные женщины перестанут ими заниматься: неужели менее прогрессивные? (Высокомерное отношение Бетти к домашней рутине, похоже, проявилось и в ее собственной жизни: Карл Фридан сетовал, что жена «за 20 лет брака не помыла и сотни тарелок».) Могу добавить, что решения этой проблемы никто не нашел до сих пор, и нам остается лишь гадать, не стало ли царство домашних дел, выстроенное для женщин Мартой Стюарт , еще более коварной и трудоемкой версией образа жизни, против которого Бетти выступала в «Загадке женственности».
При всех недостатках книги, мне кажется, было бы неразумно обвинять ее автора (как кое‑кто делает) в том, что «Загадка женственности» не обращена к женщинам всех социальных слоев, рас и сексуальных предпочтений. Парадоксально, но в том числе именно из‑за такого всеобъемлющего подхода движение за права женщин оказалось на обочине главного направления социальной активности. (В книге Маршии Коэн «Союз сестер», вышедшей в 1988 году, журналистка Сьюзен Браунмиллер вспоминает, что было, когда «встать, высказаться и не опасаться, что тебя освистают, могла только чернокожая лесбиянка мать‑одиночка, живущая на пособие».) Разумеется, Фридан писала для и от имени определенной группы — белых гетеросексуальных женщин среднего класса, типичных читательниц журнала «Макколлс» , которые ощущают, что в их жизни отсутствует нечто, но что именно, не могут понять. Она знала свою аудиторию — «современную американскую домохозяйку, которой сама помогла сформироваться своими статьями в женских журналах», — и соразмеряла собственные воззрения и позиции с ее нуждами. Хотя многие убеждения Фридан выросли из левых взглядов и сложились под влиянием связей с рабочими организациями в начале ее журналистской деятельности, мне представляется, что Дэниел Горовиц в своей книге «Бетти Фридан и создание “Загадки женственности”» допускает преувеличение, называя Бетти тайной марксистской, скрывавшей свои пристрастия, чтобы избежать преследования во времена маккартизма и остаться в основном русле общественной жизни.
Политический прагматизм Бетти Фридан был одновременно и слабостью, и сильной стороной: вместо того, чтобы свергать устоявшийся патриархальный порядок (на Капитолийском холме или в ресторане «Оук‑рум»), она искала возможности изменить положение женщин в рамках этого порядка. «По мнению Бетти, внимание к таким проблемам, как Вьетнам и социальные пособия, будет служить помехой для решения главной задачи, а именно избрания женщин на важные посты, — пишет Джудит Хеннесси. — Ее основные цели не изменились <…> это равная оплата, равные права и изменение положения рядовых работниц». Фридан никогда не была теоретиком вроде Кейт Миллет (чья «Политика пола» дала женскому движению серьезную интеллектуальную базу), или полубезумной пуристкой, как Ти‑Грейс Аткинсон (которую Фридан сместила с поста председателя нью‑йоркского отделения NOW после того как та выступила в поддержку Валери Соланас , стрелявшей в Энди Уорхола), или пламенной анархисткой, как Робин Морган (которая основала организацию WITCH — «Женский международный террористический заговор из ада», а потом стала одним из издателей журнала Ms.) . По мере того как в 1970‑х годах протесты становились все более бурными, Бетти неизменно держалась центра, даже когда тот теснили радикалы.
Можно, разумеется, утверждать, что твердая приверженность Фридан взглядам большинства вопреки растущему давлению более радикальных групп — особенно воинствующих лесбиянок, которых она называла «лавандовой угрозой», — и послужила причиной ее поражения. «Лесбиянки выводили Бетти из себя, — вспоминает Жаклин Себаллос , в прошлом разделявшая взгляды Фридан. — Она закрывала лицо руками и говорила: “Я не желаю знать, чем люди занимаются в постели”». Было ли это просто узостью взглядов? Или Фридан предвидела, что, уделяя в первую очередь внимание маргинальным группам обделенных правами женщин (не только лесбиянкам, но и черным), движение отвращает от себя большинство обычных женщин, до которых Бетти надеялась достучаться, и феминизм в результате потеряет свою привлекательность для масс?
Влияние Бетти Фридан утратила и из‑за некоторых личных свойств. Если ей не удавалось добиться своего, она поднимала крик и во что бы то ни стало жаждала быть на виду. «Те, кто разочаровались в Бетти, — пишет Хеннесси, — как правило, видели в ней грубиянку с микрофоном в руках». Она демонстрировала «умопомрачительную невоспитанность, что вызывало гнев и возмущение», резко осуждала зацикленность женского движения исключительно на своих делах, а деятельность просветительских кружков презрительно называла «ментальной мастурбацией». А вот чего не было у Бетти, так это таланта Глории Стайнем находить эффектные оскорбления, выражающие пренебрежение к мужчинам и браку («Мы становимся мужчинами, за которых хотим выйти замуж» и тому подобные). Низкорослая, полная, измотанная, она не смотрелась на телеэкране. Длинноногая безмятежная красотка Стайнем (Фридан называла ее просто «Волосы»), укравшая у Бетти успех, была полной ее противоположностью: спокойная, бесстрастная до полной отстраненности, прибежище для неудачников. Как вспоминает одна из ее соратниц, Стайнем была словно «окружена непроницаемой оболочкой», она не стала притязать на лидерство, а повела дело так, что это лидерство ей словно бы навязали. Она получила пост официального представителя Национального политического собрания женщин, занять который так хотела Фридан, хоть и «заявила, что ей он не нужен, и демонстративно не пошла на собрание».
Разумеется, даже будь Фридан сама мисс Конгениальность , она все равно проиграла бы Глории Стайнем, образцовой феминистке, в наибольшей степени способной представлять движение. Во‑первых, она умела рассказывать о проблемах женского движения легко и без надрыва, так, словно ее призывы таили не больше угроз, чем надписи на майках. Во‑вторых, на ее призывы, какими бы они ни были, реагировали мужчины. Фридан нападала на Стайнем прилюдно и с глазу на глаз, еще в 1972 году она обвинила Глорию в том, что та «использует феминистское движение для своей выгоды», и, как отмечает Хеннесси, даже спустя двадцать с лишним лет продолжала говорить об «очевидном лицемерии» Стайнем. «Сама всегда прекрасно одетая, стильно, с шиком, — возмущалась Фридан, — она отговаривает других женщин пользоваться косметикой или брить ноги».
В истинно сестринском стремлении быть справедливой и беспристрастной Джудит Хеннесси упускает возможность дать в своей книге глубокий анализ причин, которые привели к постепенному сворачиванию женского движения. Стремительное возвышение и столь же быстрое падение Бетти Фридан свидетельствует о более общем и, по‑видимому, неизбежном процессе, при котором провидца, зачинателя, намечающего сценарий будущего, со временем признают ретроградом, застрявшим в прошлом, и низвергают. Так сторонников интеграции эпохи борьбы за гражданские права — типа Джеймса Фармера и Джона Льюиса — оттеснили пришедшие им на смену активисты движения «Власть черных» типа Стокли Кармайкла и Хьюи Ньютона . Вот и над некогда неистовой Фридан, выступавшей от имени благополучных предместий, вскоре стали глумиться радикалы крайнего толка из «Красных чулок», «Радикальных женщин Нью‑Йорка» и тому подобных организаций. Новое, более агрессивное поколение беззастенчиво высмеивало Бетти, представляя ее кем‑то вроде Джоан Кроуфорд феминизма, стареющей кинозвезды, натужно улыбающейся на рекламной афише. Революции — справедливо это или нет — пожирают своих ветеранов.
Хеннесси осторожно обходит эти острые углы; она выступает в роли пресловутого миротворца, улыбаясь то златокудрой кокетке, то умной дурнушке, которая вынуждена утверждать свое превосходство над коллегами и потому ими отвергается. У читателя остается ощущение, что страницы книги кишат примадоннами (и их поклонницами), которые заняты беспощадной борьбой друг с другом за место на авансцене. А тем временем жернова средств массовой информации, жадных до прибыльного продукта, не прекращают крутиться, перемалывая и выплевывая и новые темы, и новых кумиров. Фридан с самого начала оказалась негодным для медиа продуктом, а вот Стайнем продержалась до конца: ее образ устоял и против назойливого внимания СМИ, и перед критиками. Однако положение собственно женского движения стало более шатким: попытки Стайнем скорректировать буржуазный уклон Фридан и привлечь наиболее бесправные слои оказались слишком радикальными для умеренного феминизма и слишком умеренными для радикального. Тем не менее книга Джудит Хеннесси представляет значительный интерес, и не в последнюю очередь благодаря тому, что обнажает полную ожесточения и злобы изнанку деятельности женских организаций. Клокотавшие под прикрытием утопических надежд и высоких принципов зависть и враждебность не станут полной неожиданностью для читательницы, которая прошла через среднюю школу, но бесчисленные внутренние распри непременно заставят ее задуматься: по праву ли прекрасный пол считается воплощением доброты.
Было бы очень кстати, по крайней мере когда речь идет о трудах по истории культуры, изображать частную жизнь общественных деятелей в соответствии с их публичным образом: тогда праведные идеалисты будут неизменно добры к своим детям, радикальные феминистки не забудут отстаивать свои права и в гостях, а революционеры не станут опускаться до мелочного чванства. Однако основная привлекательность такого занятия, как чтение биографий, конечно же, заключается как раз в несоответствии изображаемого и реального. «Образ на публику возобладал над ней, — так пишет Хеннесси о Фридан. — Он защищал Бетти от соперничества, но требовал постоянного внимания и подпитки, отдаляя ее от того, к чему она на самом деле стремилась, — любви и семейного тепла».
А это обстоятельство приводит нас к мужчинам, которые, как утверждала Фридан, были не врагами, а просто частью уравнения. Отношения с мужчиной, с «другом‑джентльменом», если пользоваться ее несколько старомодным выражением, и после развода оставались важной частью ее жизни. В книге «Вторая стадия», вышедшей в 1981 году, мужчины у Бетти Фридан чуть ли не на пике внимания нового этапа феминизма, а прежний его этап она обвиняет в излишнем эгоизме. Все это привело некоторых критиков к мысли, что Фридан отрекается от многого из того, о чем она говорила в «Загадке женственности». На самом деле она уже давно пропагандировала мысль, что мужчинам необходимо измениться, освободиться от их собственной «загадки».
Тем не менее вопреки Роберту Блаю, Сэму Кину и другим мир в своей необъятности не склонен изменяться, и теперь, когда мужчины согласились предоставить женщинам большее равноправие, к власти женщин они относятся с не меньшей опаской, чем прежде. Изменения политического толка никак не касаются собственно личности: в лучшем случае, борьба за равенство приведет к повышению заработной платы, в худшем — оставит женщин на мели, лишив алиментов. Иногда кажется, что мы просто поменяли один костюм на другой, вместо передника надели юбку с пиджаком, и результаты этой борьбы часто далеки от того, о чем мечталось. А прежние проклятья — одиночество и переутомление — сохраняются в новом обличье. Само собой разумеется, женщина стала свободнее в выборе, кто она и как ей взаимодействовать с другими людьми. Но политическое или общественное движение, которое могло бы удовлетворить изменчивые требования женщин, стремящихся к личной самореализации, а они всегда индивидуальны и не соотносятся с политическим курсом, — такому движению еще только предстоит появиться. «Люди не уполномочили ее выступать от имени движения, — сказала Стайнем о Бетти Фридан. — Она всегда говорила только от себя». В словах Глории Стайнем звучит укор, но их можно считать и данью уважения неукротимой личности Фридан — и неуловимой природе женских желаний. Чего хотят женщины? Спросите у них, у каждой в отдельности.
Оригинальная публикация: Sister Act
